Лес

Приключения также могли начинаться на опушке леса, не только «заброшенного», как ланды, но и «пустынного», как море и океан. Литературный лес мало напоминает природу как таковую. Авторы делают его труднопроходимым, истинным местом убежища отшельников, изгнанников или несчастных любовников, таких, например, как Тристан и Изольда. Это место засад и нехороших встреч, мир, полный опасностей и зловещих предзнаменований, где почти нет разницы между реально существующей и сверхъестественной угрозой. Совершенной моделью такого леса предстает Броселианский лес, находившийся в сердце армориканской Бретани, где соседствовали дикие звери и чудовища, разбойники и волшебники, куда рыцари Круглого стола (например, доблестный Колгревас) направлялись искать приключения и общаться с тайнами, чудесами и феями. «Это было почти семь лет назад. Я был один и ехал по дороге в поисках приключений, вооруженный с головы до ног, как подобает всякому рыцарю. Случай привел меня в чащу густого леса, где дорожки, заросшие колючими кустами и терновником, таили множество опасностей. Мне с трудом удавалось продвигаться по какой-то тропинке. Я ехал почти целый день и, в конце концов, все-таки выбрался из леса. Этот лес был Броселианским лесом» [32].

Подобные общие места у поэтов нисколько не передают действительности. Лес XII века уже совсем не такой, как в каролингскую эпоху. Его пересекали тропинки, там работали люди, туда приходили пастись стада. Отшельники и люди вне закона не скрывались в самой чаще леса, а жили на полянах или опушках. Ни во Франции, ни даже в Англии (в то время более заросшей лесами, чем материковые страны) уже не осталось совершенно девственных лесов. По большей части леса эти не были враждебными или непроходимыми, а скорее – доступными и активно используемыми. Леса являлись важным элементом экономической жизни, обеспечивая самые широкие потребности. Прежде всего речь шла о дереве – основном богатстве Запада и опоре цивилизации; зачастую оно заменяло камень, железо, уголь. С его помощью обогревались, подпирали виноградники и подземные галереи, производили домашнюю утварь, орудия производства, сосуды и всевозможные инструменты, делали мебель, дома, сараи, изгороди, корабли, телеги и повозки. Кроме того, кора использовалась для дубления кож; смолистые продукты – для изготовления клея, свечей, факелов; из лесных растений извлекали целебные и красящие вещества; съедобные «дары» леса – мед, грибы, дикие травы и фрукты – для большинства крестьян значили нечто большее, чем просто дополнительная пища. Наконец, лес был втройне ценен тем, что снабжал мясом, шкурами и мехом; правда, охота на дичь ограничивалась и предназначалась для более влиятельных особ [33].

С другой стороны, леса представляли собой огромные пастбищные территории для выпаса стад, принадлежавших сеньору или поселению. Лошади, рогатый скот, овцы и козы приходили туда щипать траву под деревьями или листья кустов; свиней приводили к подножиям буков и дубов, чтобы они могли вволю поесть плодов букового дерева или желудей. Это играло настолько важную роль в жизни деревни, что почти во всех областях Англии существовал обычай определять размер какого-либо места в лесу по числу свиней, которые могут откормиться на нем за год. Например, известно, что лес в Пакенхеме (современный Суффолк) в конце XI века мог дать пищу ста свиньям, а в 1217 году – лишь пятидесяти.

Лес, конечно, изобиловал разнообразными и необходимыми продуктами, но повсюду существовали суровые обычаи, ограничивавшие права крестьян на пользование древесиной, плодами и дичью. Браконьерство и тайное собирательство зачастую оставались для крестьян единственным способом обойти закон, ставивший в неравное положение вилланов и сеньоров, личность и общество. На всех уровнях феодальной системы, в том числе и на самых высоких, нередко происходили тяжбы и споры из-за привилегий в пользовании лесом. Причем настолько серьезные, что в 1216 году Иоанну Безземельному, королю Англии, собственнику практически всех лесов королевства, пришлось по образцу знаменитой Великой хартии [34] даровать своим взбунтовавшимся баронам Лесную хартию, ограничивавшую протяженность его лесных владений и его права на охоту.