Споры с митрополитом

Споры с митрополитом

Покушение на церковное имущество всегда считалось на Руси святотатством. Церковное руководство имело случай выразить свое отношение к попыткам мирян завладеть землями Святой Софии.

Проводя конфискации церковных земель и имуществ, Иван III не мог рассчитывать на сочувствие митрополита и высших иерархов церкви.

Духовенство пыталось отстоять свои традиционные права. Прежде московские митрополиты-греки проводили достаточно независимую от великих князей политику, пользуясь влиянием в Литве и опираясь на поддержку константинопольского патриарха.

Завоевание Византийской империи «неверными» в 1453 г. было воспринято в Москве как знак крушения греческой церкви, наказание Божие за отступничество и унию с католиками. Поставив на митрополию русского епископа Иону, Иван III воспретил ему принять послов патриарха Симеона, пояснив, что не нуждается более в благословении «того самого патриарха, чюжа и отреченна…».

Когда константинопольский патриарх утвердил в сане митрополита киевского и всея Руси Григория, ученика низложенного в Москве Исидора, и объявил о смещении московского митрополита как незаконного и избранного без поставления в Константинополе, Иван III отказался подчиниться его решению. В своих грамотах монарх многократно подчеркивал, что константинопольский патриарх живет «в бесерменских руках, в чюжой неволе», а православие под игом турок «изрушилось»; «большие церкви Божьи соборные турецкий царь в мизгиты (мечети) починил, а которые церкви оставил патриарху, на тех крестов нет, ни звону у них нет, поют без звону». Общерусская церковная организация распалась окончательно. Киевская митрополия утратила связь с московской.

Московские великие князья стремились заручиться поддержкой митрополита, закрепить превращение Москвы в церковную столицу Руси. С этой целью они щедро жаловали земли митрополичьему дому. Однако в XV в. пожалования из казны прекратились.

Иван III был первым московским государем, именовавшим себя самодержцем. Новый титул подтвердил огромную власть, которой стали пользоваться государи всея Руси. Вмешательство монарха в церковные дела усилилось. Однако московские митрополиты не сразу осознали и приняли новые исторические условия. Они продолжали отстаивать традиционную независимость церкви, что неизбежно приводило к раздору и столкновениям.

В официальных московских летописях сведения о конфликтах такого рода замалчивались. Что касается независимых летописцев, их голоса звучали все глуше. Исключение составляли две летописи, вышедшие из церковных кругов. Одна из них была составлена в Москве, другая — в Ростовской земле.

Ростовская летопись была составлена в церковных кругах, близких к Ивану III. Московский книжник отстаивал старину и поэтому сурово порицал великого князя за бесчисленные нарушения права и традиции.

Игумен Кирилл, основатель Кирилло-Белозерского монастыря, вверил опеку над обителью местному белозерскому князю Андрею. Сын Андрея Михаил наследовал право опеки как удельный князь Белозерский.

Когда ростовский архиепископ Трифон назначил без его согласия и одобрения игуменом монастыря монаха Филофея (1470 г.), Михаил изгнал его из обители, «велел поимати и оковать». В 1478 г. старцы Кирилло-Белозерского монастыря отказались подчиниться суду нового ростовского архиепископа Вассиана Рыло. Видимо, они действовали по указке Михаила. На стороне удельного князя Михаила и старцев выступил митрополит Геронтий, особой грамотой подтвердивший незыблемость удельной старины.

Ростовский архиепископ Вассиан Рыло обратился с жалобой к Ивану III. На созванном в Москве соборе мнения разделились. Многие иерархи протестовали против вмешательства государя в церковные дела. Но Иван III стоял на своем. Он вытребовал у двоюродного дяди, князя Михаила, митрополичью грамоту и разорвал ее в клочья. Кириллов монастырь должен был признать власть Вассиана Рыло.

Среди монахов Кирилло-Белозерского монастыря не было единодушия. Влиятельный кирилловский старец Паисий Ярославов решительно встал на сторону великого князя.

В 1478 г. Иван III распорядился по-своему вотчинами новгородской церкви. В том же году он призвал к себе Паисия и после долгих уговоров убедил его принять пост игумена Троице-Сергиева монастыря. По замыслу Ивана III назначение нестяжателей на высокие посты позволило бы практически осуществить поучения Паисия и его учеников.

Старец Паисий пользовался большим влиянием при дворе. В 1479 г. он крестил первенца Ивана III и Софии Палеолог.

Вслед за раздором из-за Кирилл о-Белозерского монастыря последовал спор из-за обряда освящения главного храма государства.

Возведение нового Успенского собора в Кремле первоначально с благословения митрополита поручили православным русским мастерам. Их постигла неудача. Тогда Иван III выписал из Италии знаменитого архитектора Аристотеля Фиораванти. Руководство строительством перешло в руки еретиков-латинян. Собор был окончен к августу 1479 г. Именно церемония освящения и стала предметом раздора между светской и духовной властью. Верховный святитель, по мнению Ивана III, допустил ошибку — обошел собор крестным ходом против солнца. Великий князь остановил Геронтия и приказал идти по солнцу. Начался спор, в котором вместе с Иваном III против митрополита выступили некоторые из иерархов. Но они «свидетельство никоего не приношаху», иначе говоря, не привели никаких серьезных доказательств в пользу своей точки зрения. Глава церкви отстаивал одновременно и русскую старину, и византийскую традицию. «Егда преста диакон ходить в олтаре, — заявил он, — на правую руку ходить с кадилом». Так было принято на Руси. Правоту митрополита подтвердил игумен, совершивший паломничество на Афон. «В Святой горе, — сказал он, — видел, что так освящали церковь, а со кресты против солнца ходили». Власть была главным аргументом великого князя. Впредь до решения спора он строго запретил митрополиту освящать новопостроенные церкви столицы.

Вторжение Орды в 1480 г. на время приглушило распри. Но едва опасность миновала, конфликт вспыхнул с новой силой. Из-за запрета Ивана III вновь построенные в столице церкви оставались неосвященными более года. Недовольные этим священники и миряне склонны были поддерживать митрополита. Потеряв надежду переубедить Ивана III, Геронтий съехал с митрополичьего двора за город, в Симонов монастырь, и пригрозил сложить с себя сан, если государь будет настаивать на своем и не «добьет» ему челом.

Угроза открытого разрыва показала, что святитель готов прибегнуть к самым крайним мерам, чтобы добиться от монарха уважения к традиционному разграничению церковных и светских дел, обеспечивавшему церкви независимость в вопросах обрядности, имущественных правах и пр. В конце концов Иван III вынужден был уступить. Он послал к митрополиту своего сына и затем сам отправился в Симонов монастырь на поклон, обещая во всем слушаться святителя, а относительно хождения с крестами положился на его волю и старину. Геронтий пытался закрепить успех и добиться послушания от иерархов, не признававших его авторитет и выступавших приспешниками светской власти. Придравшись к нарушениям поста накануне Богоявления, митрополит заключил чудовского архимандрита Геннадия в ледник. Иван III постарался защитить своего «угодника» и «выпечаловал» архимандрита из ледника, указав на пример чудотворца, митрополита Фотия, который простил аналогичное прегрешение.

Попытка расправы с Геннадием обнаружила тот факт, что конфликт между светской и церковной властью разгорался все больше и больше. В ноябре 1483 г. глава церкви вторично покинул митрополичий двор. Желая при этом сохранить пути к отступлению, он указал в качестве предлога к отъезду на сбою болезнь. Как записал неофициальный летописец: «Геронтий митрополит хотел оставить митрополию и съеха в монастырь на Симоново, и с собою ризницу и посох взя, понеже болен». Поведение Геронтия доказывало, что он не желал расстаться со святительским саном.

Вот почему он забрал с собой в монастырь символ власти — митрополичий посох (при первом отъезде Геронтий оставил посох в Успенском соборе). Вместе с посохом глава церкви забрал ризницу с хранившимися в ней митрополичьими одеждами, церковной утварью и драгоценностями. Без «митрополичьего сана» ни один святитель не мог занять стол и служить митрополичью службу.

Глава церкви рассчитывал на то, что великий князь вновь, как и два года назад, посетит Симонов монастырь и заявит о своем послушании духовному пастырю. Однако он просчитался. Иван III попытался избавиться от строптивого владыки. Как повествует летопись, митрополит «оздраве и хоте опять на митрополию; князь же великий не восхоте его (Геронтия. — Р.С.) и (Геронтий. — Р.С.) неволею не остави митрополии; и посла (Иван III. — Р.С.) к нему Паисею и не може ввести его в то: (Геронтий. — Р.С.) многажды убегал из монастыря и имаша его и тужи много по митрополии».

Иван III обращался с Геронтием совершенно так же, как Дмитрий Донской с Киприаном, плененным в Москве. «Тужа по митрополии», владыка пытался покинуть монастырь и вернуться на митрополичий двор в Кремле. Но каждый раз его задерживали и силой возвращали в обитель. Фактически Симонов монастырь стал местом заточения главы церкви. Пленение Геронтия продолжалось несколько месяцев.

Порвав с Геронтием, Иван III предложил старцу Паисию занять митрополичью кафедру. «Князь же великий, — повествует церковный писатель, — поча думати с Паисеею, пригоже ли его (Геронтия. —Р.С.) опять на митрополию, хотяше бо его (Паисия. — Р.С.) одного на митрополию, он же не хотяше…»

Вмешательство светской власти в духовные дела, которому сопротивлялся владыка, приобрело огласку. Не считаясь с волей церковного руководства, Иван III стал назначать своих угодников на высшие церковные должности. Прошло совсем немного времени с тех пор, как Геронтий посадил чудевского архимандрита Геннадия в ледник. Великий князь решил назначить последнего архиепископом Новгорода. Новгородский владыка был вторым после митрополита иерархом церкви. Посвящение Геннадия в сан состоялось 12 декабря 1484 г., но его выборы имели место раньше. За три дня до поставления Геннадия симоновский архимандрит Нифонт получил сан суздальского епископа. — Игумен Нифонт не перечил государю, превратившему его обитель в место заточения митрополита, и послушание игумена было щедро вознаграждено.

Нифонт происходил из кирилловских старцев и, по-видимому, поддерживал дружбу с Геннадием, который писал единомышленнику письма из Новгорода.

Современники хорошо понимали положение Геронтия, когда подчеркивали, что великий князь вторично, возвел его на митрополию. Глубокой осенью 1484 г. владыка смог наконец вернуться на свой двор в Кремле. «В тот же день, — записал летописец, — по Кузьме Демьянове дни по осеннем (после 1 ноября. — Р.С.) возведе князь велики того же митрополита Геронтия на стол».

Среди святителей одним из самых близких к особе монарха лиц был Паисий. Его карьера поначалу сложилась неудачно, невзирая на покровительство государя. Подчинившись воле Ивана III, Паисий возглавил Троице-Сергиев монастырь, но оставался там недолго.

Прошло столетие с того времени, как Сергий Радонежский основал Троицкий монастырь, положив начало московскому благочестию и духовности. За это время многое переменилось в жизни России и в жизни основанных Сергием и его учениками монастырей. Первый в русской истории опыт общины (коммуны, киновия) потерпел крушение. Попытки воплотить в жизнь принцип равенства, обязательного труда, самоотречения не привели к успеху. Князья и бояре, постригшиеся в Троице и пожертвовавшие села и деньги в монастырь, пользовались в общине такими же привилегиями, как и в миру. Когда Паисий попытался вернуть Троицкой общине (коммуне) ее первоначальный строй и порядок, он лишь навлек на свою голову озлобление знатных постриженников. В 1482 г. дело дошло до того, что Ярославов заявил о сложении сана.

Сообщая о решении Паисия, церковный писатель подчеркнул: «Принуди его князь великий у Троице в Сергееве монастыре игуменом быти, и не може чернцов превратити на Божий путь — на молитву, и на пост, и на воздержание, и хотеша его убити, бяху бо тамо бояре и князи постригшемся не хотяху повинутися, и остави игуменство».

Утратив чин игумена, Паисий сохранил влияние при дворе. Иван III предполагал возвести его на митрополию.

В свое время Дмитрий Донской попытался посадить на митрополичий престол Митяя, нимало не считаясь с волей священного собора. Иван III обладал большей властью, чем Дмитрий, но и ему не удалось навязать церкви своего ставленника.

Паисий уехал из столицы на Белоозеро. Тем временем в Россию вернулся самый выдающийся из его учеников — Нил Сорский.

Нил, в миру Николай Федорович, происходил из московской семьи, близкой к великокняжеской фамилии. Старший брат Нила Андрей Федорович Майкобыл дьяком Ивана III. Подобно брату Николай поступил в приказ как «скорописец, рекше подьячий». Служба сулила почести и богатство, но все это не прельщало юношу. Он отказался от мирской карьеры. Служил Богу, писал инок позднее, «от юности моея». В монашестве Николай принял имя Нил. Прожив в Кирилло-Белозерском монастыре не менее 20 лет, Нил отправился в паломничество в Византию и побывал на Афоне. Первый русский монастырь был основан там при Ярославе Мудром. В XIV в. афонские монастыри стали одним из центров развития религиозной мысли Востока, колебавшейся между схоластикой и мистицизмом. Теоретик мистицизма Григорий Синаит учил, что человек может общаться с Богом посредством веры. Лишь чистой душе, свободной от земных помыслов и страстей, открывается сияние божественной славы. Последователем Синаита был Григорий Палама. Противниками исихастов выступали приверженцы Варлаама Калабрийского, одушевленные рационалистическими идеями. Отвергая силлогизмы как путь познания истины, исихасты утверждали, что разум убивает веру, что человек совершенствуется не через размышление, а через самоуглубление и безмолвие. На Константинопольском соборе 1341 г. афонские монахи предложили следующую формулу: «Достойно Бог дает благотворящую благодать, которая, будучи не создана и всегда существуя в присно-сущном Боге, есть самобытный свет, явленный святым мужам». В XIV в. мистические идеи исихастов получили широкое распространение на Балканах. Русь не была подготовлена к восприятию учения исихастов в момент его возникновения. Но столетие спустя положение переменилось.

На Афоне Нил Сорский получил возможность близко познакомиться с теорией и практикой исихастов. По возвращении на Русь он выступил с идеей возрождения русской духовности через исихазм. С благословения учителя Нил окончательно покинул Кирилло-Белозерский монастырь и основал скит на реке Сорке, в 15 верстах от Кириллова. Сорка протекала в низменной заболоченной местности и сама больше напоминала болото, чем текущую реку. Над ней постоянно вились тучи комаров. Нилова пустынь не была поселением отшельника-анахорета. Нил отверг общину ради скита, «еще со единым или множае со двема братома жити». Скиту не нужен был ни игумен-управитель, ни учитель-наставник. Служение ближним приобретало чистый вид: «брат братом помогает».

Нил звал к отказу от богатств, к пустынножительству. Все телесное должно служить лишь приготовлением к погружению в духовную жизнь. «Телесное делание» — листья, тогда как духовная жизнь — плоды дерева. Без «умного делания» телесное — лишь «сухие сосцы».

Свое мистическое учение, по замечанию историка церкви Г. П. Федотова, Нил излагал преимущественно словами греков, за которыми он следовал также и в практических делах. Общение с Богом достигается внутренним озарением, состоянием Фаворского света. Для такого общения надо погрузиться в себя, достигнуть внутреннего безмолвия, повторяя: «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя». Молящемуся следует задержать дыхание, «да не часто дышеши». Истинному духовному «деланию» чужды зримые видения, даже если это видения горнего мира. «Мечтаний же зрака и образа видений, — наставлял Нил, — отнюдь не приемли никако же, да не прельщен будеши». В духовном труде подвижник достигает блаженства. «Вжигается воистину в тебе радость, — говорил Нил словами Исаака Сирина, — умолкает язык… и впадает во все тело пища пьяная и радование». Но блаженное состояние, как считал Нил, не должно отнимать у подвижника все его время, потому что часть его нужно посвящать ближним, «да имут время и о братии упражнятися, и промышляти словом служения».

В массе черное духовенство осталось глухо к проповеди Нила. Лишь немногие избранные откликнулись на его призыв. В дремучих вологодских лесах, среди озер и болот возникли скиты пустынножителей, отправившихся в Заволжье по стопам Нила Сорского. Число заволжских старцев было невелико. Но сторонники новых идей имели важное преимущество перед традиционалистами.

Паисий и его ученики пользовались покровительством монарха. Они отстаивали принципы нестяжательного жития монахов и тем самым оправдывали деяния государя в отношении новгородских монастырей и церкви. Иван III готов был передать в руки Паисия кормило управления русской церковью. Однако поборники мистических идей исихазма не на словах, а на деле стремились к уединенной жизни и категорически отказывались прикасаться к рычагам власти.