Шикарный пилигрим

Шикарный пилигрим

Младших сыновей родовитых европейских семей отправляли либо служить в армию или во флот, либо в священники, причем чаще всего младшие отпрыски не имели склонности ни к тому ни к другому. В семействе Ротшильд таких случаев не было. Все сыновья находили дело по призванию и по душе. Пример Эдмонда Ротшильда показывает, насколько много они получали от семьи и как много отдавали взамен.

Эдмонд был младшим братом Альфонса. Он дожил до 1934 года и умер в возрасте 90 лет. Он начал свою трудовую деятельность так, как это было традиционно заведено в семье. Он сидел за столом в Партнерской комнате на улице Лафит (Эдмонд отвечал за добычу нефти, контроль над которой Ротшильды делили с компанией «Шелл» и «Стандард ойл»); как обычно, он построил большой дом в городе, женился на Адельхейд, урожденной Ротшильд из германской ветви Семейства, и жил достойно и спокойно, соблюдая религиозные обряды и традиции. Он, так же как и братья, был знатоком искусства и коллекционером. Его брат Альфонс собирал ювелирные изделия эпохи Возрождения, кузен Вилли во Франкфурте стал известным библиофилом, кузен Натаниэль в Вене собирал украшения конца XVIII века. Эдмонд собрал превосходную коллекцию гравюр (больше 20 000 образцов), которую впоследствии передал в Лувр.

Но вскоре у него появилась новая страсть, которой он отдавал всю свою неисчерпаемую энергию, массу времени и средств. Эта страсть называлась Палестина, она началась как благотворительное мероприятие и закончилась как исторический процесс.

Все началось со странного визита 28 сентября 1882 года. Великий раввин Франции, раби Хан, который в делах еврейской благотворительности выступал в роли советника Эдмонда, привел к нему раби Самуэля Мохилевера, который собирал средства для еврейских поселений в Палестине. Беседа началась с того, что раби попросил разрешения беседовать с Ротшильдом не как светский человек, а как раввин перед прихожанами. Эдмонд не возражал. Затем последовал схоластический вопрос – почему именно Моисей был избран для того, чтобы вывести евреев из Египта? Началась талмудичеекая дискуссия, которая, мягко говоря, не очень интересовала Эдмонда. Он готов был заплатить столько, сколько попросит раби. Собственно, он дал свое согласие еще до того, как тот назвал требуемую сумму. Но раби собирался затронуть тонкие струны души Ротшильда – ему нужно было гораздо больше чем просто пожертвование. Вскоре удивленный барон узнал, что Господь специально выбрал Моисея, который, как известно, заикался, для того, чтобы народ понял: то, что говорится, – это не сладкое красноречие смертного, это Глас Божий. Далее раби плавно перешел к Палестине. Может быть, Господь избрал его, слабого раби Самуэля Мохилевера, чтобы показать евреям Европы путь на земли Сиона? Он приехал в Париж, чтобы вложить в душу Эдмонда эту святую идею.

Эдмонд сказал, что готов платить. Но для раби Самуэля Мохилевера этого было недостаточно. Его черные глаза возбужденно горели и, казалось, прожигали насквозь. Наконец Эдмонд дал обещание обдумать все и принять решение. Великий раби Хан скрепил это решение своим присутствием. Теперь это уже не было простой вежливостью. Все последующие пятьдесят лет своей жизни Эдмонд посвятил Палестине.

Он стал главной движущей силой колонизации Палестины еще задолго до возникновения сионизма. Сначала он спонсировал организацию поселения евреев, прибывших из России, неподалеку от Яффы. Их был 101 человек. Так он начал финансировать нужды поселений и организовывать новые. Его деньги помогали осушать болота, находить воду, пахать землю, возводить дома и охранять территории. Из 7 еврейских колоний, существовавших в Палестине в середине 1880-х годов, три избежали банкротства только благодаря финансированию Эдмонда, четыре других также в значительной степени зависели от его пожертвований. Вслед за первыми поселенцами последовали сотни и тысячи других.

Вначале Эдмонд предпочитал, чтобы вместо него действовали его деньги. Он не чувствовал призвания к новой деятельности. Но огненный взгляд раби Мохилевера преследовал его, и он сам не заметил, как оказался втянутым в дела переселенцев. Сначала он провел переговоры с турецким правительством относительно организации еврейских поселений. (В то время Палестина находилась под управлением Турции.) Затем ему пришлось разрешать конфликты внутри колонии. Постепенно из стороннего наблюдателя он превращался в отца, благодетеля, а иногда – тирана.

Когда к нему явилась депутация русских сионистов и призвала его провести реформы в поселениях, он впал в бешенство. Покраснев, как Давид, возмущенный предательством Авессалома, он закричал: «Это мои колонии, и я буду делать там то, что захочу!» В этот момент друзья по Жокей-клубу вряд ли узнали бы сдержанного и изысканного барона. Соединение автократии и патернализма иногда приводило к чудовищным спектаклями. Эдмонд часто грозил одним росчерком пера уничтожить колонии, прекратив их финансирование. Насколько его угрозы были серьезны, можно судить по следующему случаю. Эдмонд узнал, что кто-то из членов клана хочет принять участие в финансировании колоний и проявляет к ним настойчивый интерес.

«Что?! После того как я вложил десятки миллионов в этот проект, – зарычал он, – они хотят сделать меня посмешищем! Они хотят дать жалкие сотни тысяч и разделить со мной мою славу! Если вам нужны деньги, вы должны приходить ко мне!»

Ссоры и конфликты достигли своего трагикомического апогея в 1889 году, который, согласно иудейской традиции, назывался «Шмита», или «год Субботы», то есть каждый седьмой год, когда Закон запрещает евреям обрабатывать принадлежащую им землю. Эдмонд прекрасно понимал, что за целый год бездействия все, что было достигнуто такой большой ценой, будет уничтожено. Он пытался втолковать это иерусалимским раввинам, но они его не слышали. Он забросил скачки, банк, коллекционирование – и целиком погрузился в религиозный спор. Фанатизму раввинов он противопоставил свой фанатизм. Он убеждал, собирал тайные конференции верных ему раввинов, и, наконец, решение было найдено. Можно пережить Шмиту, не нарушая традиций и не разрушая хозяйства. Все принадлежащие евреям земли в Палестине должны быть проданы на этот год людям другой веры – тогда перед взором Господа евреи будут работать на чужой земле, что не возбраняется.

Иерусалимские раввины возмутились. Нарушаются священные принципы! Это святотатство, они отлучат от веры каждого, кого застанут работающим во время Шмиты. Они обещали оказывать материальную поддержку тем, кто воздержится от работы.

Раввины не учли одного – они имели дело с Ротшильдом. Он обратился к величайшему авторитету в вопросах веры, признанному во всем мире, раби Исааку Элханану из Ковно (ныне Каунас, Литва). После длительных дискуссий и глубокого изучения вопроса раби Исаак вынес свой вердикт – при тех предосторожностях, которые предложили раввины Эдмонда, землю Сиона можно обрабатывать во время Шмиты. Эдмонд победил, но глубокая обида осталась. Его вдохновитель, раби Мохилевер, не выступил на его стороне. Не желая обращаться с упреками прямо к нему, Эдмонд написал Великому раввину, используя тот самый язык гетто, на котором тот впервые завел с ним речь о Палестине, и с трудом выводя непривычные буквы ивритского алфавита:

«…господин Великий раввин… знаете, что я думаю? Я скажу Вам всю правду… эти колонисты хотят забрать у меня землю и дома, а потом насмеяться надо мной… скажите раби Мохилеверу… я отправлю всех этих колонистов и их семьи обратно к нему, и посмотрим тогда, что он с ними будет делать. И, кроме расходов на дорогу, я не дам им ни цента».

Не стоит говорить о том, что эти угрозы так никогда и не были претворены в жизнь. Раби Мохилеверу удалось убедить Эдмонда, что он всегда был на его стороне и скрытно предпринимал различные действия, чтобы было принято то решение, которое было необходимо Эдмонду.

Герцль предпринял массу усилий, чтобы попасть на прием к барону Эдмонду, но тот захлопнул перед ним двери. В Палестине Эдмонд занимается благотворительностью, а не националистической политикой. Впоследствии Герцль предложил через Великого раввина Франции отказаться от поста лидера сионистов в пользу барона Эдмонда, если тот согласится этот пост занять. Эдмонд согласился на встречу, и она состоялась 18 июля 1896 года, но результатов не последовало.

Впоследствии Герцль встретился с лордом Ротшильдом и его братьями, но встреча не имела никакого успеха. И Натти, и Лео, и Альфреду понравился сам Герцль (когда он умер, братья оказали существенную поддержку его семье), но их категорически не устраивали его идеи.

«Как можно вести переговоры с этим сборищем идиотов?!» – писал Герцль в своем дневнике.

Действительно, Нью-Корт организовал крайне антисионистскую организацию – Лигу британских евреев. Поэтому чрезвычайно странным кажется тот факт, что появилось нижеприведенное письмо министра иностранных дел Британии, ныне известное во всем мире как Декларация Бальфура.

«Форин Офис[6], 2 ноября 1917 года

Дорогой лорд Ротшильд!

С большой радостью сообщаю Вам, что по поручению правительства Его Величества, нижеследующая декларация в поддержку надежд еврейских сионистов была представлена в Кабинет министров и утверждена им:

«Правительство Его Величества с удовлетворением отмечает факт создания в Палестине национального дома для еврейского народа и предпримет возможные усилия для облегчения достижения этой цели, при этом следует отчетливо понимать, что ни в коем случае не должны нарушаться гражданские и религиозные права проживающих на территории Палестины нееврейских сообществ, а также права и политический статус евреев, проживающих в любой другой стране».

Буду благодарен, если Вы доведете содержание этой декларации до сведения Сионистской Федерации.

Искренне Ваш Артур Джеймс Бальфур».

Упомянутый здесь лорд Ротшильд – это уже, конечно, не Натти, а его наследник, Лайонел Уолтер, которого в семье считали чуть ли не диссидентом за его слабость к мечтам Герцля. Но даже он не сделал для создания Государства Израиль и десятой части того, что совершил несионист барон Эдмонд. Так странно отозвались в истории позиция Эдмонда и декларация Бальфура.

В своих мемуарах Хайм Вейцман, первый президент Израиля, вспоминает о таком высказывании «неизвестного жертвователя»: «Без меня сионизм был обречен, но без сионизма и моя работа была бы обречена на провал».

Эдмонду приписывают авторство анекдота о сионисте: «Сионист – это американский еврей, который дает деньги английскому еврею, чтобы он перевез польского еврея в Палестину». Палестинские евреи для барона были не политической силой, а семьей, любимой, но порой непокорной, которая требовала заботы и внимания и, в свою очередь, должна была любить и почитать своего отца и благодетеля. Но сионизм? К чему он нужен?

Национальные цели, пропагандистский аппарат, официальные ловушки – все это было чуждо барону. Он готов был помогать и заботиться о новых поселениях, но только добровольно и не афишируя этого.

– Зачем ваши люди путешествуют по миру, произносят речи и привлекают к себе внимание? – спросил как-то барон Менахема Усыскина, сионистского лидера из России.

– Отдайте нам ключи от ваших сейфов, барон, и мы перестанем ездить и произносить речи, – ответил он.

Они и в самом деле получили ключ от сейфа Ротшильдов, по крайней мере ключ от одного из самых больших сейфов. Денежная река не пересыхала на протяжении всей жизни барона.

В 1931 году в разгар депрессии сионистское движение осталось без средств, и доктор Вейцман оправился к Ротшильду. Едва прибыв в Париж, он слег с высокой температурой в приступе тяжелого гриппа. И вот когда самый рьяный проповедник сионизма лежал в жару, к нему в номер, окруженный взволнованной прислугой, ворвался восьмидесятишестилетний барон Эдмонд. Он положил на грудь Вейцману чек на сорок тысяч франков со словами: «Это должно понизить вам температуру» – и вышел так же стремительно, как и вошел.

Никогда еще идеологический противник не был так щедр к идеологии, от которой хотел бы отойти.

Палестина процветала благодаря финансовым вливаниям барона. Они обеспечили возможность насаждения новых сельскохозяйственных культур. Появились рощи миндальных деревьев, плантации тутовых деревьев, жасмина, табака, мяты. Барон не только способствовал разведению виноградников, он также закупал – по самой высокой цене – весь урожай палестинского винограда.

Барон уделял много внимания развитию промышленности того, что должно было стать Государством Израиль. Он финансировал образование Палестинской электрической компании, компании по производству портленд-цемента, «Нешер», Палестинской соляной компании и Самаритской компании по водоснабжению.

Но и это было еще не все. Он следил за тем, чтобы участки земли, которые он покупал для будущих колоний, располагались стратегически выгодно, через Иудею, Самарию и Галилею, а сами колонии становились форпостами на случай необходимости. И такая необходимость возникла – спустя десятилетия.

Эдмонд организовал археологические раскопки на горе Сион и тратил на них значительные суммы в надежде найти Ковчег Завета. На вопрос Вейцмана, чего он ожидает при успешном окончании раскопок, барон ответил: «Проклятые раскопки, – мне важно обладание».

Арабским армиям повезло, что был всего один такой несионист на свете.

Вслед за деньгами Ротшильдов на Святую землю явились и они сами, самые богатые паломники, путешествующие на роскошной яхте, которая поднимала якорь в Марселе и опускала его в Яффе. Барон и баронесса Эдмонд начали приезжать в Палестину.

5 мая 1887 года «неизвестный жертвователь», барон Эдмонд, впервые ступил на землю Сиона. Один обозреватель назвал это событие «исторической встречей принца с его народом». Барон направился к Стене Плача, сопровождаемый толпами народа. Помолившись, он понял, что нужно сделать в первую очередь. Он выкупил Стену у арабов. И не только это. Барон подготовил проект выкупа прилегающих кварталов и превращения их в район компактного проживания еврейской общины. Чтобы преодолеть сопротивление мусульман, он предложил купить другой, равноценный участок земли и построить там комфортабельные жилища для тех мусульман, которым придется сменить место жительства.

Эдмонд выделил на этот проект три четверти миллиона франков. Иерусалимский паша дал свое согласие на его осуществление – но по какой-то таинственной причине против него восстал главный раввин Иерусалима, и он не был претворен в жизнь.

Тем не менее, визиты барона не прекращались. Его видели всюду – и в школах, и в больницах, на фермах и на промышленных предприятиях. Особым вниманием барона пользовались те предприятия, в работе которых он хорошо разбирался. Его интересовали винные заводы, парфюмерные фабрики. С интересом он относился и к конным соревнованиям юных колонистов. В 60-х годах XX века внук Эдмонда, барон Эдмонд нового времени, вместе с английским лордом Ротшильдом продолжили эту традицию. Они превратили Кесарию в прекрасный курорт с полями для гольфа.

Как бы ни был занят Эдмонд, он никогда не забывал о духовной основе своей деятельности. Однажды во время визита в Тель-Авив он с горечью сказал: «Никогда я так не жалел о том, что не знаю иврита».

В другой раз, обращаясь к колонистам, он произнес фразу, достойную тогда уже покойного раввина Мохилевера: «Если вы отойдете от иудаизма, весь наш народ окажется на грани катастрофы… ибо вы – гордость и надежда еврейства».

Через два дня после этой речи барон устроил званый обед на своей яхте. Все было сделано так, как и подобало у Ротшильдов. Огромная современная кухня была прекрасно оборудована для приготовления кошерных блюд, повара готовили бесчисленное количество изысканнейших – разумеется, кошерных – яств, не уступающих тем, которыми царь Соломон угощал Хебу. Обтянутая шелком молитвенная комната находилась в наиболее устойчивой части яхты. И на всех дверях роскошных кают были развешаны походные Торы.

Говорят, один из гостей так увлекся осмотром яхты, что не заметил, что остальные гости уже сходят на берег.

– Разве вы не собираетесь вернуться в Сион? – спросили у него.

– Вы возвращаетесь на Землю обетованную, – ответил он, – а я остаюсь! Остаюсь на обетованной яхте.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.