Учет и контроль

Учет и контроль

Для правительства исход калмыков был крайне неприятной неожиданностью, поскольку в результате оголилась граница со Степью, и потому отреагировало оно оперативно, но без ненужной жесткости. Естественно, был заочно разжалован беглый Убаши, титул хана передан князю Алексею Дондукову, до крещения Додьби, старшему из живых сыновей Дондука-Омбо и полковнику русской армии, однако новоиспеченному монарху велели оставаться в Петербурге. А 19 октября 1771 года Матушка подписала Указ об упразднении должности «главного правителя калмыков» (должность хана была упразднена 10 лет спустя, когда после смерти Алексея Дондукова его брат-близнец Иона, до крещения Ассарай, отказался от всех наследственных прав в обмен на 3000 душ в Могилевской губернии). Также упразднялось «Калмыкское ханство» как автономная территориальная единица. Отныне все тайши и нойоны должны были управлять своими улусами независимо друг от друга, подчиняясь напрямую астраханскому губернатору с учетом мнения правительственных приставов, назначенных в каждый улус.

В рамках своих владений, правда, тайши и нойоны сохраняли автономию и право суда по «древним правилам и обыкновениям», а управление улусами оставалось наследственным; при отсутствии же потомства улус переходил уже не к хану, а в казенное ведомство. Короче говоря, как любят формулировать нынешние историки в Элисте, в это время «калмыки лишились своей государственности». Что, конечно, действительности никак не соответствует, поскольку «государственности» никогда, строго говоря, не было (кочевали выходцы из Монголии на «разрешенных» землях, а не на «подаренных»), – но сами степняки, скорее всего, восприняли новость именно так. И разумеется, параллельно с решением организационных вопросов, на всех парах шло ведомственное расследование дела о побеге. В принципе оставшихся калмыков, – около 13 тысяч юрт, то есть где-то 50 тысяч душ, не считая крещеных, служивших в казачьих войсках на Дону, Яике, Оренбурге, в крепости Ставрополь (на Волге), Тереке – никто ни в чем не упрекал, и тем не менее разбирательство учинили нешуточное, ибо факт был вопиющим. Репрессий не было, но и потачки тоже. Трех самых знатных и влиятельных нойонов из числа «верных», – тех самых, что пытались предупреждать правительство о замыслах Убаши, – вызвали в Северную Пальмиру для объяснений.

Одновременно тем же Указом от 19 октября «Калмыцкие дела» были упразднены, ее архивы переданы в учрежденную при канцелярии астраханского губернатора «Экспедицию калмыцких дел», а губернатору Бекетову предписывалось «…держать отныне всех калмыков на нагорной стороне Волги во все четыре времена года, а на луговую не перепущать». То есть перевести калмыков, кочевавших по левому берегу Волги, на правый. Смысл новеллы был очевиден: от греха подальше оставшихся отселяли подальше от открытой границы со Степью, но самим оставшимся такой поворот дела не понравился: левобережные теряли привычные угодья, а правобережным отныне приходилось сильно потесниться. Отменялось также патрулирование степных рубежей, вместо этого отряды калмыков прикомандировывались к войскам, действующим на Кизлярской линии, а в калмыцких улусах вводилось патрулирование силами яицких и донских казаков. Все это тоже не радовало, как не радовало и произвольное, без спросу, кто куда хочет, распределение «бесхозных» юрт, чьи природные господа ушли в бега, между оставшимися нойонами «в награждение за верность».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.