Укатали сивку

Впрочем, с годами Аюка помудрел. После шерти Федору Алексеевичу, принесенной в 1684-м, он начал вести себя осторожнее, без ненужных проволочек выполнял требования и поручения российского правительства и практически прекратил (хотя рецидивы случались и много позже) вредные для здоровья контакты с врагами России, перенеся свою жажду деятельности в направлении Бухары, Хивы и туркменских оазисов. Эта тема в те времена Москву не занимала, так что активность шустрого подданного серьезными международными осложнениями не грозила, да и вообще о ней центральным властям становилось известно далеко не всегда. Так что суровые послания, ранее направляемые Москвой в калмыцкие степи, понемногу сошли на нет, тем паче что московские дипломаты, разгадав особенности характера Аюки, нашли способ успокоить честолюбца. Скажем, к получению Аюкой патента на ханский титул и печать от Далай-ламы, – от чего, как мы помним, не желая сердить Москву, отказался Дайчин, – Кремль отнесся спокойно, типа, ну хан и хан, все равно же не для нас, а как он там себя титулует среди своих, какая разница. А с какого-то момента изменили и церемонию принесения клятвы: шерть с участием мелких чиновников, которую Аюка считал унизительной, заменила практика личных встреч с первыми лицами уровня казанского губернатора Апраксина, а то и с людьми из ближнего круга Петра I, – и это стареющему степному вождю грело душу. А Петру Алексеевичу, в свою очередь, очень по сердцу было то, что хан исправно посылает воинов на все войны России, включая подавления мятежей, и потому всякого рода «чудачества и шалости азияцкие» Аюке неизменно сходили с рук.

Проблемы, однако, подстерегали стареющего хана в собственной ставке. Подросшие сыновья требовали поделиться властью, мать, скончавшаяся в 1699-м, их уже не удерживала, а новая женитьба хана на совсем молодой джунгарской княжне обострила обстановку до предела. В 1701-м Чакдоржаб, старший сын Аюки, открыто выступил против отца, объединив вокруг себя недовольных нойонов и создав своего рода «ханство в ханстве», силой не уступающее улусам, сохранившим верность отцу. Дошло до воруженной конфронтации, с трудом прекращенной после вмешательства самого Бориса Голицына, но и после того мятежный сын, хотя официально, опасаясь русского вмешательства, не отделялся, но распоряжения отца исполнял только в тех случаях, когда был с ними согласен, а все остальное игнорировал, – и все это тянулось достаточно долго. Собственно, аж до 1714 года, когда Аюка, стараясь успокоить строптивого старшего сына, по рекомендации из Петербурга официально объявил Чакдоржаба своим наследником и передал ему малую ханскую печать, признав соправителем. Правда, очень скоро стало ясно, что в тандеме первую скрипку играет все же отец, мудрый и очень опытный, но главным залогом его власти оставалось все же доброе отношение царя, в связи с чем былые амбиции пришлось понемногу забыть. Такого рода переживания не лучшим образом сказались на характере хана: все, имевшие возможность сравнивать, отмечали, что характер хана быстро портился, он, ранее веселый и жизнерадостный, стал ворчлив, придирчив и подозрителен, хотя в делах политических по-прежнему проявлял и гибкость ума, и хватку, и острое чутье.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.