При одном условии

При одном условии

Простая, в общем, история. На фоне Устима Якимовича с его «карманами», Фра Дьяволо или, допустим, Юрая Яносика, даже тусклая. Вроде как с Маанчары. Без любовных интриг и таинственных смертей. Но, какая бы ни была, для ненцев – своя, а значит, ближе и дороже всяческих Робин Гудов, сколь бы кинематографичны, в отличие от «самого главного старшины», они ни были. Потому и назван мыс на реке Полуй, где он, по преданию, делал привал, Ненянг-Саля, а гора на Полярном Урале, куда уходил от погони, Вавлё-хой. Ничего нового. Все как обычно. Даже нежелание народа верить в исчезновение главного героя. Спустя 15 лет, когда несколько молодых «самоедов» украли у старшин десяток оленей, тотчас пошел слух, что главарь, некто Иани Ходин – вовсе не Иани, а вернувшийся с каторги Ваули, и паника из Обдорска докатилась аж до Невы. И еще 27 лет спустя, когда вдруг вновь заговорили о возвращении сына Ненянгов, который, дескать, идет на Обдорск, десятки купцов и старшин, побросав скарб в нарты, кинулись наутек, хотя досужая болтовня ни в какой мере не соответствовала истине.

А потом, как водится, пошли варианты с нюансами. В трудах «до 1917 года» Пиеттомин, ясно, уголовник, шарлатан и «подстрекатель». Каковым, глядя сквозь определенную призму, безусловно, был. После того, опять ясно, народный герой и лидер одного из ярких эпизодов классовой борьбы угнетенных с угнетателями. Что тоже, конечно, верно, что бы он сам на сей счет ни думал. С недавних пор появились новые версии: то ли вождь ненцев в борьбе с угнетателями-хантами, то ли вообще сознательный борец с «российским колониальным игом». А есть и такое мнение, довольно обоснованное, что имели место купеческие терки вокруг Обдорской ярмарки на предмет передела сфер влияния и так далее, самоедского же каторжанина просто использовали вслепую. За, – по Остапу Ибрагимовичу, – болвана в старом польском преферансе. В общем, что нужно в данный момент, то и предлагают. На любой вкус. Помнится, какой-то прыткий деятель даже накатал на сию тему авантюрный роман с отчетливым русофобским духом.

Но интерпретации интерпретациями, а факты вперед. События в далеком, нищем, диковатом крае всерьез заинтересовали Николая Павловича, велевшего разобраться досконально и при всей занятости за следствием следившего. Так что разобрались по совести. Двадцати двум бунтовщикам, ждавшим кнута, приговор смягчили до минимума, по факту, подарив жизнь, а по отбытии наказания и свободу. Раскручивать аресты не стали, «поелику те самоеды основным числом в скопище шли, надеясь семья пропитание добыть», а оленей, отданных «самым главным старшиной» бедноте, велено было «не разыскивать и хозяевам не возвращать, а убыток им списать на ясак». Из казны, значит. А старшина Садоми Ненянгин, – помните такого? – за убийство младенца и «бабы инородки» пошел на вечную каторгу, как миленький, хотя и был ближе близкого Тайшиным. Да и самому Ивану Матвеевичу, дворянину и князю российскому, не слишком поздоровилось. Все, собранное сверх нормы, пришлось вернуть подданным, князиньке же (за попытку скрыть убийство и коррупцию) вынесли строгое взыскание с указанием на неполное служебное соответствие «под опасением за повторение неизбежного строго по законам наказания». И, наконец, получил на всю катушку, – за пьянство, за халатность, за «обиды инородцам», за «интерес к Тайшиным», – пресловутый заседатель Соколов. Вылетел со службы с «волчьим билетом», и кердык.

В общем, называя вещи своими именами, в конечном итоге все наиболее причастные так или иначе, но получили по заслугам. Не в отвлеченном смысле, а в самом что ни на есть земном. Восторжествовал закон. Думается, сделать больше не под силу было и государю. Но, если честно, большего и не надо…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.