Польский вопрос. Британский ответ
Польский вопрос.
Британский ответ
Поводом для вторжения в Польшу и, собственно, для всей Второй мировой войны послужил немецкий ультиматум о так называемом данцигском коридоре. Поляки отвергли ультиматум, опираясь на гарантии, которые Польше предоставили союзники, в первую очередь англичане. Здесь надо напомнить, что Польша на тот момент имела договор с Германией, практически аналогичный пакту Риббентропа — Молотова, и, вообще, отношения практически союзнические.
Министр иностранных дел Польши в предвоенные годы Юзеф Бек прямо говорил немецкому послу в Варшаве фон Мольтке, что это он нанес Восточному пакту «смертельный удар». 14 января 1939 года, будучи принят Гитлером и Риббентропом, тот же Бек «не скрывал, — как пишет Риббентроп, — что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Черному морю». Он обещал немцам помощь в завоевании Украины, если Гитлер согласится на Польшу «от моря до моря».
«Расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке… Поэтому наша возможная позиция будет сводиться к следующей формуле: кто будет принимать участие в разделе? Польша не должна остаться пассивной в этот замечательный исторический момент. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно… Главная цель — ослабление и разгром России»[209].
Из доклада 2-го (разведывательного) отдела главного штаба Войска Польского, декабрь 1938 года
Пакт с Германией вдохновил поляков на исторические свершения. В 1938 году по примеру старших товарищей они были готовы осуществить аншлюс Литвы, предъявив ей ультиматум и сосредоточив на границе войска. В Польше заговорили о необходимости «расширения жизненного пространства для великой польской нации» за счет африканских колоний, и в 1939 году была даже опубликована госпрограмма по колониальному вопросу.
Как только Гитлер отнял у Чехословакии Судеты, Польша оккупировала Тешинскую область Силезии.
«Польша с жадностью гиены приняла участие в ограблении и уничтожении чехословацкого государства»[210].
Уинстон Черчилль
«Вплоть до весны 1939 г. она являлась для него (Гитлера. — Ред.) антибольшевистской преградой на случай войны с Францией, с нападения на которую он намеревался начать конфликт. После победы на западе Польша должна была быть ценным и необычайно важным партнером в походе на Советский Союз. В последнем разговоре с Беком в Берхтесгадене Гитлер напрямую сказал, что каждая польская дивизия под Москвой — это одной немецкой дивизией меньше. Глава рейха предлагал нам тогда участие в разделе Европы…
Мы могли бы найти место на стороне рейха почти такое же, как Италия, и наверняка лучшее, нежели Венгрия или Румыния. В итоге мы были бы в Москве, где Адольф Гитлер вместе с Рыдз-Смиглы принимали бы парад победоносных польско-германских войск»[211].
Павел Вечоркевич
Как тонко подметил в том же интервью польский историк, каплей, переполнившей чашу терпения Гитлера, стали именно английские гарантии. Британские гарантии Польше меньше всего адресовались самой Польше, которой Британия помогать не собиралась. Гарантии были даны для того, чтобы Польша не уклонилась от столкновения с Германией. А главной задачей было то, чтобы от столкновения с Германией не уклонился Советский Союз.
«Поляки — жалкая, ни к чему не способная хвастливая банда. Это так же хорошо известно англичанам, как и нам…»[212].
Адольф Гитлер, 3 сентября 1939 года
А теперь сравните.
«Чехи — свиноголовая раса, а президент Бенеш — самый свиноголовый в своем стаде. Великобритания не собирается рисковать ни одним своим матросом или летчиком ради Чехословакии»[213].
Невилл Гендерсон, посол Британии в Берлине, 1938 год
И вот пусть кто-нибудь назовет эти заявления Гитлера безосновательными. Основания, как мы помним, весьма вещественные. Это Мюнхен и сдача Чехословакии. Польшу сдали так же, как и Чехословакию, правда при этом заставив воевать.
«Господа британцы знают, что такое право сильного. В отношении низших рас они вообще наши учителя. Это неслыханно — представлять нам чехов и поляков — этот сброд, который ничуть не лучше, чем суданцы или индусы, как суверенные государства только потому, что на этот раз речь идет об интересах Германии, а не Англии. Вся моя политика с Англией исходила из обоюдного признания естественных реальностей, а теперь они хотят пригвоздить меня к позорному столбу. Это — неслыханная подлость!»[214].
Адольф Гитлер, 3 сентября 1939 года
Уже после начала войны англичане успели поставить 45 новейших истребителей в Венгрию, Румынию и Финляндию — и ни одного в Польшу, которой они предоставили «гарантии».
Опять же обратимся к профессору Вечоркевичу, которого уж точно никак нельзя обвинить в пророссийских симпатиях.
«О планах британцев лучше всего свидетельствует то, что они почти с самого дня подписания знали о тайном протоколе пакта Молотова — Риббентропа, который получили от сотрудника посольства Германии в Москве фон Герварта. Конечно, они не сообщили об этом полякам, чтобы случайно не воспрепятствовать началу войны… Англичане и французы, зная, что произойдет 17 сентября, списали Польшу в расход»[215]
Павел Вечоркевич
«Наша страна проявляет фарисейство в миг неотложного нравственного выбора… Нынешний культ империи мы переняли от немцев, тем самым хваля их и оправдывая»[216].
Из автобиографии Г.К.Честертона
Адекватной расплатой за предвоенную политику был блицкриг Гитлера, победа над Францией и бегство английских экспедиционных сил из Дюнкерка. Есть основания полагать, что Гитлер вообще не расценивал эти операции как в прямом смысле военные, вполне резонно называя эти приготовления политическими.
«В политике перед нами стоят далекоидущие планы. Положено начало сокрушению британской гегемонии. Я завершил политические приготовления, теперь дорога открыта для солдата»[217]
Адольф Гитлер, выступление перед генералитетом в Оберзальцбурге, 22 августа 1940 года
Данный текст является ознакомительным фрагментом.