От редакции

От редакции

Предлагаемая вниманию читателя книга Николая Ивановича Ульянова «Происхождение украинского сепаратизма» — единственный научный труд во всей мировой историографии, специально посвященный этой проблеме. Созданный почти 30 лет назад, он представляет для нас интерес прежде всего тем, что не связан с сегодняшними политическими событиями, точнее — не ими порожден, и все же оглушительно современен. Такая судьба редко выпадает на долю академического исследования. Вряд ли следует удивляться и тому, что он появился в эмиграции: в нашей стране столь «несвоевременные» мысли просто не могли зародиться. Это в свою очередь побуждает нас задуматься над вопросом, что представляла собою российская эмиграция, что означает она для нас сегодня.

Мы долгое время были лишены мощного слоя культуры, созданного в эмиграции после октябрьского переворота 1917 года и гражданской войны. Волею судеб за рубежом оказалось более 3 миллионов человек. Точное число неизвестно, о нем спорят. Бесспорно лишь, что большинство эмигрантов были людьми образованными. Более того, там оказалась элита российской культуры, по творческому потенциалу сопоставимая с той частью, которая осталась в стране (не забудем при этом о потерях,_|VI: понесенных в годы гражданской войны от голода, эпидемии, а больше — от чисто физического уничтожения).

Другая волна, последовавшая за второй мировой войной, не уступая ей но численности, не могла тягаться с первой по другим статьям. Но и среди эмигрантов этой волны также были поэты и писатели, ученые и конструкторы, просто предприимчивые люди и просто неудачники…

Сейчас к нам возвращаются многие имена. В основном это писатели, философы-мыслители типа Н. А. Бердяева или Г. П. Федотова. Нельзя не признать, что примеры тут не могут не быть случайными. Мы еще плохо знаем то огромное наследие, которое нам оставлено. Его еще предстоит изучить, освоить. Ясно лишь, что оно в известной мере способно заполнить те зияющие бреши, которые образовались в нашей культуре, самосознании и самопознании за последние 70 лет.

Судьба каждого человека неповторима. За такой затертой фразой стоят, однако, совсем не банальные события и жизненные судьбы, редко заканчивавшиеся более или менее благополучно. Эмиграция — не подарок судьбы, а вынужденный шаг, связанный с неизбежными утратами. Такой путь проделал и Н. И. Ульянов, которого, можно сказать, сам ход истории вытолкнул за пределы страны.

Начало жизни было сравнительно благополучным. Николай Иванович родился в 1904 году в Санкт-Петербурге. По завершении среднего образования поступил в 1922 году в Петербургский университет на историко-филологический факультет. По окончании университета в 1927 году академик С. Ф. Платонов, ставший его учителем, предложил талантливому юноше аспирантуру. После он работал преподавателем Архангельского педагогического_|VII: института, а в 1933 году возвратился в Ленинград, став старшим научным сотрудником Академии наук.

За считанные годы выходят его первые книги: «Разинщина» (Харьков, 1931), «Очерки истории народа Коми-Зырян» (Ленинград, 1932), «Крестьянская война в Московском государстве начала XVII в.» (Ленинград, 1935), ряд статей. Ему была присуждена ученая степень кандидата исторических наук. Своего воплощения ждали многие научные замыслы. Но верстку очередной книги Ульянова рассыпали: летом 1936 года он был арестован… После убийства Кирова и в преддверии показательных процессов Ленинград чистили от интеллигенции.

Жизнь 32-летнего ученого была растоптана, а научная работа прервана на долгие годы. Отмеренный ему срок в 5 лет (сведущие люди знают — такой «мягкий» приговор с шаблонным обвинением в контрреволюционной пропаганде давался «ни за что») он отбывал в лагерях на Соловках, а затем в Норильске.

Он был выпущен на свободу в самый канун войны и вскоре взят на окопные работы. Под Вязьмой вместе с другими попал в плен. Пригодилась зэковская сметка: бежал из немецкого лагеря, прошел несколько сот километров по немецким тылам и разыскал в дальних пригородах осажденного Ленинграда свою жену. Более полутора лет они жили по глухим деревням на оккупированной территории. От голода спасала профессия жены, Надежды Николаевны: врач нужен всегда и везде…

Осенью 1943 года оккупационные власти отправили Н. И. и Н. Н. Ульяновых на принудительные работы в Германию. Здесь, под Мюнхеном, Ульянов работал на автомобильном заводе автогенным сварщиком (не продолжил ли гулаговскую «специальность»?). После разгрома_|VIII: Германии этот район оказался в американской зоне. Забрезжила новая угроза насильственной репатриации. Минувшие голы лишили Н. И. Ульянова иллюзий: сталинский режим на родине не сулил возвращения к научной работе, скорее снова лагеря. Выбор был не велик. Но и на Западе никто его не ждал. После долгих мытарств в 1947 году перебрался в Касабланку (Марокко), где продолжил работу сварщиком на металлургическом заводе французского концерна «Шварц Омон». Он оставался здесь до начала 1953 года, что дало повод подписывать первые статьи, начавшие появляться в эмигрантской печати, псевдонимом «Шварц-Омонский», от которого веяло лагерным юморком.

Как только жизнь начала мало-мальски входить в нормальную колею, Н. И. Ульянов решил посетить Париж: французский протекторат над Марокко облегчал тогда такое путешествие. Поездка стала переломным моментом в жизни. «…Впервые за свою эмиграцию увидел настоящую культурную Россию. Это было глотком свежей воды. Буквально отдохнул душой»,— писал он своей супруге. Среди новых знакомых, приветливо встретивших его, были С. Мельгунов, Н. Берберова, Б. Зайцев и многие другие. За первой последовали другие поездки, появилась возможность пользоваться крупными библиотеками, возобновилась научная работа, открылась перспектива публикации трудов.

Конец 40-х — начало 50-х годов вошли в историю как глухая эпоха «холодной войны». Каждой войне нужны свои бойцы. Попытки втянуть H. И. Ульянова в их фалангу, предпринятые в начале 1953 года (он был приглашен Американским комитетом по борьбе с большевизмом в качестве главного редактора русского отдела радиостанции_|IX: «Освобождение»), не увенчались успехом. Борьба против большевистского режима была в тех условиях неотделима от борьбы против родины, ее единства, ее народов. Такие политические манипуляции были несовместимы с убеждениями Николая Ивановича. Заглянув за кулисы политической сцены, уяснив стратегические замыслы ее режиссеров, он решительно отошел от них. Весной 1953 года последовал переезд в Канаду (здесь он, в частности, начал читать лекции в Монреальском университете), а с 1955 года стал преподавателем Йельского университета (штат Коннектикут, город Нью-Хейвен).

Собственно, только с 1955 года возобновляется в полном объеме научная деятельность Н. И. Ульянова Лучшие и наиболее плодотворные в жизни любого ученого годы (с 32 до 51 года) были безвозвратно утрачены. Можно лишь удивляться, что 19-летний перерыв не притупил вкуса к науке. В то же время жесткие изломы судьбы развили у него критические оценки действительности, сделали его острым полемистом, что сказалось на всем последующем творчестве. В сочетании с энциклопедическим складом ума все это превратило его в последовательного ниспровергателя шаблонных схем, расхожих истин и схоластических концепций. Именно здесь коренится отгадка его особого места в историографии. Он по праву может быть назван историческим мыслителем, истинные масштабы которого уяснены нами далеко не в полной мере по причине почти полной неизвестности его трудов для российских научных кругов.

Разговор о творчестве Н. И. Ульянова — большой и сложный. Помимо научных работ ему принадлежат два исторических романа — «Атосса», повествующий о войнах_|X: Дария со скифами, и «Сириус», описывающий последние годы Российской империи, события Первой мировой войны и Февральской революции. С известной долей условности можно сказать, что оба они как бы символизируют верхнюю и нижнюю хронологические планки его научных интересов. Его статьи рассеяны по страницам журналов «Возрождение» (Париж) и «Новый журнал» (Нью-Йорк), газет «Новое русское слово» (Нью-Йорк) и «Русская мысль» (Париж), а также многих других зарубежных периодических изданий, сборников статей, английской «Энциклопедии России и Советского Союза», англоязычной научной периодики. Бурную полемику вызывали в свое время его статьи о роли русской интеллигенции в судьбах России, характеристики отдельных исторических деятелей («Северный Тальма» об Александре I и «Басманный философ» о взглядах П. Я. Чаадаева), о славянофобстве Маркса («Замолчанный Маркс») и др. Широкий отклик вызвал его доклад «Исторический опыт России», произнесенный в Нью-Йорке в 1961 году на праздновании 1100-летия российской государственности.

Но, пожалуй, центральное место в его исторических изысканиях занимает «Происхождение украинского сепаратизма». Работа над этим исследованием заняла более 15 лет. Отдельные его части публиковались в различных изданиях задолго до появления монографии в целом. Они сразу же привлекли к себе внимание. По мере прояснения масштаба замысла и мастерства исполнения росло не только внимание, но и противодействие. Чем иначе объяснить тот факт, что эта книга, не имеющая себе равных в освещении избранного предмета исследования, не смогла быть опубликована в США? Пусть читателя не вводит в заблуждение обозначение на титульном листе_|XI: «Нью-Йорк, 1966». Книга была набрана и отпечатана в Испании, в Мадриде, где для этого не было, собственно, подходящих условий, о чем свидетельствует архаичная уже к тому времени дореволюционная орфография и грамматика, которой не пользовался и сам автор. Видимо, архаичны были и наборщик, и сама типография, что обусловило также наличие многочисленных опечаток.

Весьма странной была последующая судьба книги. Она довольно быстро разошлась. Лишь впоследствии обнаружилось, что большая часть тиража попала не к читателям, а была скуплена заинтересованными лицами и уничтожена. Монография вскоре стала библиографической редкостью. Тем не менее второго издания не последовало. Научный труд дохода не приносит, издан он был на личные средства автора (ушедшего в 1973 году на пенсию), а спонсоров, видимо, не нашлось…

Не будем касаться здесь содержания книги или давать ей какую-то окончательную оценку. Читатель найдет в ней и сильные стороны, и отдельные недоработки. Что-то, вероятно, вызовет у него возражения и желание поспорить. Да и трудно ожидать иного, когда речь идет о столь острой проблеме. Не исключено, что найдутся и такие читатели, на которых ознакомление с книгой подействует как прикосновение к обнаженному зубному нерву. Но такова природа объекта исследования. Важно, однако, что автор нигде не оскорбил чьего-либо национального чувства. На аргументы же надо отвечать контраргументами, а не вспышками страстей.

К сожалению, автор уже не сможет возразить своим оппонентам или поговорить с людьми, воспринявшими его взгляды (хотя бы и частично). Н. И. Ульянов умер в 1985 году и похоронен на кладбище Йельского университета._|XII: Думается все же, что сам он с огромным интересом выслушал бы конструктивные замечания и объективно аргументированную критику. В таком подходе нуждается любое научное исследование. Эти принципы исповедовал и сам автор, свидетельством чему служит все его творчество.

Мы полагаем, что труд Н. И. Ульянова — такой памятник исторической мысли, знакомство с которым необходимо даже тем, кто стоит на иной точке зрения. А кто может — пусть напишет лучше.

В предисловии были использованы материалы книги: Отклики. Сборник статей памяти Н. И. Ульянова (1904—1985) / Под ред. В. Сечкарева. Нью-Хейвен, 1986._|3:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.