Изменения в германской Европе

Изменения в германской Европе

Письменные источники содержат важные свидетельства, которые позволяют увидеть фундаментальные изменения, происшедшие за три с половиной столетия, отделявшие Арминия от Атанариха. В середине IV в. имена западных германских племен, известные из сочинений Тацита, неожиданно выплывают из наших источников. Херусков, хаттов и прочих вытесняют четыре новых племени: франки и алеманны на рейнской границе, саксы и бургунды — дальше на восток (см. карту № 4). Юго-Восточная Европа, земли к северу от Черного моря также претерпели серьезные политические изменения. К IV в. значительная часть территории от римской границы на Дунае до реки Дон оказалась под властью готов и других германоязычных племенных групп, сделав германский ареал позднеримского времени больше, нежели он был в I в.

Новую ситуацию за пределами Причерноморья породили перемещения германских племенных групп с северо-запада, во многом с территории нынешней Северной и Центральной Польши. В ходе небольших и независимых друг от друга миграций, имевших место между 180–320 гг., они появились у подножия Карпатских гор. В Северном Причерноморье кочевавшие группы боролись одна с другой, а также с местными племенами — такими как дакоязычные карпы и ираноязычные сарматы — и римскими гарнизонами. Как и следовало ожидать, этот процесс носил насильственный характер. Империя решила избавиться от находившейся к северу от Дуная провинции Дакия (275 г.), и в результате значительное число карпов переселились на римскую территорию около 300 г. На римские земли постоянно совершались набеги, во время одного из них и попали в плен родители Ульфилы. В итоге возникло несколько крупных политических объединений во главе с готами, из которых ближе всего к Дунаю находились тервинги Атанариха. К северу и востоку от них проживало неизвестное число иных племен{79}. Сказать что-либо об их численности трудно, однако очевидно, что эти объединения были смешанными, значительную их часть составляли даки и сарматы, не говоря уже о римских пленных, которые жили под политическим покровительством готских и иных германских переселенцев. Господство последних, однако, с очевидностью прослеживается благодаря римским нарративным источникам и лингвистическим свидетельствам перевода Библии, сделанного Ульфилой{80}.

Значение этнонимических перемен на рейнской границе и местном хинтерланде стало предметом горячих споров. Их причиной, по всей видимости, вновь оказалась иммиграция. Бургунды появляются в рассказе Тацита о Германии I в. н. э., но они жили намного северо-восточнее племени IV в., носившего то же имя. Весьма вероятно, что некоторые миграции выходили за рамки локальных перемещений, но, возможно, как и на востоке, они не принимали форму переселения целых народов{81}. В остальном же мы знаем, что под новыми именами продолжали существовать некоторые прежние племенные группы. О бруктерах, хаттах, ампсивариях и херусках в одном источнике сообщается, что все они принадлежали к франкской конфедерации племен, а подробные синхронные событиям свидетельства показывают, что алеман некие царьки всегда правили одновременно, каждый в своих владениях, обладавших значительной степенью самостоятельности. В сражении под Страсбургом, например, Юлиан столкнулся с семью царями и десятью князьками.

В то же время, однако, алеманнское общество к этому времени порождало полновластных царей, личностей, которые обладали куда большим могуществом, чем другие правители-соплеменники. Хнодомар, разгромленный Юлианом под Страсбургом в 357 г., был одним из них, так же как Вадомар, возвышению которого позднее противились римляне, и Макриан, которого Валентиниану пришлось признать в 374 г. Их власть не передавалась по наследству, и нет сообщений ни о том, как они стали столь могущественными царями, ни о том, какие выгоды это им приносило. Наши римские информаторы были не особенно расположены распространяться на сию тему. Не исключено, однако, что это подразумевало некоторую финансовую и военную поддержку, если таковая запрашивалась. Определенное развитие свидетельствовало о том, что этнонимические перемены III в. отражали политические реалии. На территории алеманнов, где существовали характерные для I в. независимые политические объединения, появились новые суперструктуры. Вполне возможно, хотя прямых свидетельств этому нет, что у тогдашних франков и саксов развитие шло тем же путем унификации институтов и общественных порядков. Если обратиться на восток, то то же самое, видимо, происходило на Дунае, у готов-тервингов. Атанарих возглавлял конфедерацию, в состав которой входило неизвестное число других царьков и князей{82}.

Но дело было не только в том, что политические структуры Германии IV в. отличались от ее политических структур I в. Новые археологические свидетельства проливают свет на глубокие социальные и экономические изменения, которые создали тот мир, где жил Атанарих. Все началось в грязных полях к востоку от северного участка римской границы на Рейне. В начале 1960-х гг. были проведены раскопки в двух сельских местечках — Вийстер в Нидерландах и Феддерсен в Германии. Находки имели поистине революционное значение. Оказалось, что это два крестьянских поселения, жители которых занимались пашенным земледелием и скотоводством. Оба относятся к I в. Особая важность данных открытий состоит в том, что на протяжении большей части своей истории это были сельские общины со значительным числом домов, где люди жили в одно и то же время: более пятидесяти в Вийстере и тридцать в Феддерсене Вирде. Кроме того, люди обитали в этих поселениях вплоть до V в. Значение изложенного в том, что речь идет о занятиях сельским хозяйством.

В последние столетия до н. э. в германских областях Европы господствовал скорее экстенсивный, чем интенсивный тип земледелия. Короткие периоды обработки почвы сменялись оставлением земли под паром на долгое время, и, чтобы прокормить наличное население, такой способ хозяйствования требовал больших земельных площадей. У народов раннего железного века отсутствовала техника поддержания плодородия полей на достаточно долгие отрезки времени, и поля могли использоваться всего лишь несколько лет перед тем, как их покидали. В целом вспашка принимала форму не столько проведения правильных борозд, сколько тщательной перекрестной зачистки, так что сорные травы перегнивали, обогащая плодородный слой почвы. Основным удобрением являлась зола.

Это то, чем выделялись поселения в Вийстере и Феддерсене Вирде. В начале римского периода германцы развивали совершенно новые методы, используя в качестве удобрения экскременты и более прогрессивную систему трехполья, что позволяло увеличить урожаи и сохранять плодородие земли на достаточно длительный срок. Впервые в Северной Европе, таким образом, стало возможным совместное проживание людей в более или менее постоянных, кучных (словно образующих сгустки) поселениях. На севере и востоке применение навоза началось позже. На территории современной Польши, в районе распространения Вельбаркской и Пшеворской культур германские поселения в течение первых двух столетий н. э. оставались небольшими, кратковременными и разбросанными на обширном пространстве. Однако к IV в. утвердились новые методы хозяйствования. Поселения в Северном Причерноморье, в краях, где властвовали готы, оказались, возможно, более жизнеспособными. Наиболее крупное из них, Будешты, занимало территорию площадью в 35 га. Было обнаружено значительное число плугов и деталей от них, и это доказало, что обитатели подвластных готам земель использовали железные сошники и лемехи для должной обработки земли, пусть и на небольшую глубину. В недавних работах показано, что такие поселения возникли также и в Скандинавии. Интенсивное пашенное земледелие развивалось вовсю, и анализ пыльцы подтверждает, что в период между началом нашей эры и V в. зерновые культуры, активно развиваясь, распространились в чрезвычайно широком ареале за счет пастбищ и древесных насаждений — на территории современных Польши, Чехии, Германии. Все новые и новые участки земли начинали подвергаться обработке и возделывались весьма интенсивно{83}.

Главным результатом всего этого стало то, что население подвластной германцам части Европы за века римского господства чрезвычайно выросло. Главным ограничением численности любого народа является возможность прокормиться. Переворот в земледелии у германцев резко повысил возможности для роста населения, и об этом росте свидетельствуют данные погребений.

Произошли изменения и в других секторах экономики. Какой-либо всеохватный обзор их невозможен, однако железоделательное производство в Германии чрезвычайно расширилось. В Польше в двух крупнейших центрах (в Светокржиских горах и на юге Мазовии) за римский период было произведено 8–9 млн кг необработанного железа. Это было намного больше, чем могло потребить население ареала Пшеворской культуры. Было также обнаружено множество мест, где добыча и выплавка производилась в меньших масштабах, таких как примерно пятнадцать кузниц, в IV в. сгрудившихся на берегу реки в Синицах на территории контролировавшейся готами Украины. Нечто подобное наблюдается и с керамикой: в начале римского периода германцы всю ее изготавливали вручную, очевидно, по большей части в местных мастерских. К IV в. такая керамика была вытеснена изделиями, изготавливавшимися уже на гончарном круге. Они обжигались при куда более высоких температурах и потому были прочнее и затейливее. Их делали чрезвычайно искусные ремесленники. Зарабатывали ли германские гончары себе на хлеб именно своим ремеслом, неясно, но не приходится отрицать, что экономика становилась все более разнообразной. Перемены особенно заметны в производстве предметов, предназначавшихся для элиты. Исследования захоронений показывают, что стекло очень ценилось у германцев в первые века н. э. Вплоть до IV в. все стекло, найденное археологами у германцев, ввозилось из Римской империи. Именно это, видимо, являлось причиной того, что стекло столь высоко ценилось — подобно тому как итальянские дамские сумочки в наше время. Однако в 1960-х гг. у подножия Карпат, в Комарове, раскопки выявили остатки мастерских по изготовлению стекла. Качество их продукции, широко распространенной (от Крыма до Норвегии), было таково, что их поначалу сочли римским импортом. Но стекольная мастерская со всеми ее формами для изделий не оставляет сомнений в том, что речь должна идти о германском производстве.

То же можно сказать и о драгоценных металлах. До начала нашей эры в германских селениях идентифицировались лишь немногие объекты по обработке таких металлов, и в первые века нашей эры огромное большинство украшений производилось из бронзы. К IV в. замысловатые серебряные застежки (fibulae) разных типов стали обычным элементом одежды германцев. Сохранилось несколько предметов большего размера, особенно одно из серебряных блюд из знаменитого клада, найденного в Петроасе, в Румынии, в конце XIX в. Как именно изготавливались по меньшей мере некоторые из этих изделий, можно судить по данным раскопок в деревне Бырлад-Валеа Сеака (в современной Румынии), которая, вероятно, находилась на территории, подвластной Атанариху, вождю тервингов. Для погребений в подконтрольном готам Северном Причерноморье характерны составные гребни, сделанные из оленьего рога. Гребни имеют немалое значение для представления о культуре. Прически, принятые у некоторых германских племен, символизировали принадлежность к ним (как знаменитый свебский узел) или определенный социальный статус (длинные волосы меровингских королей у франков). Раскопки в Бырлад-Валеа Сеака позволили выявить примерно двадцать жилищ, где оказались гребни и их детали на различных стадиях изготовления. Очевидно, вся деревня занималась их производством{84}.

Нам бы хотелось знать гораздо больше. Производились ли эти гребни для коммерческих целей и обмена, или это была деревня, находившаяся в определенной зависимости, и с нее ежегодно требовали дань таким большим числом гребешков? При любом ответе на этот вопрос не вызывают сомнений масштабы и важность экономической революции, которая изменила германскую часть Европы к IV в. Развивались новые ремесла, и товары распространялись на все более обширных пространствах. Некоторые из этих изделий могли быть не предназначены для продажи, а являлись, например, дарами одного правителя другому, но мы знаем, что тервинги вели активную торговлю с римским миром, как это делали народы на рейнской границе. И хотя в Германии не чеканили монет, римские деньги имели там широкое хождение и легко могли употребляться как средство обмена (как сообщает нам Тацит, уже в I в. германцы, жившие на Рейне, использовали для своих целей высококачественные римские серебряные монеты).

* * *

Экономический рост сопровождался социальной революцией. В германской части Европы не всегда существовала господствующая общественная элита, или по крайней мере ее присутствие не прослеживается по захоронениям, которые являются лучшим источником наших знаний. В Северной и Центральной Европе значительную часть I тысячелетия почти повсеместно практиковалась кремация как основная форма погребального обряда, и содержимое могильников в целом одно и то же: несколько предметов грубой керамики, изготовленной вручную, и своеобразно украшенные застежки. Только в III в. погребения стали богаче (наиболее значительные из них часто атрибутируются по их германским признакам, F?rstengraber, «княжеские погребения»), они немногочисленны и встречаются редко. Также в римский период впервые в могилы людей из одних и тех же общин начинают класть совершенно различное количество предметов. На западе богатые погребения хронологически концентрируются, одна группа относится к концу I в. н. э., другая — к концу II в. Однако весьма маловероятно, что «князья» существовали только в эти изолированные отрезки времени, так что нелегко выявить соотношение между богатыми погребениями и социальным статусом. На востоке погребения образуют нечто подобное для римского периода, хотя и по-иному, например, огромные каменные холмы, чтобы обозначить особый статус, впервые использованы германцами во II в. Необычно богатые или большие погребения скорее всего говорят о притязаниях и. намерениях похороненных в них людей; предполагают, что они маркируют скорее момент острого соперничества, нежели какого-то особого богатства{85}.

К счастью, в нашем распоряжении есть менее расплывчатые сведения, в том числе и письменные, которые помогают нам понять их значение в долгосрочной перспективе. Хотя мало признаков того, что в I в. политическое первенство передавалось по наследству, и лидерство даже в рамках небольшой группировки носило скорее коллективный, чем индивидуальный характер, в IV в. главенство у тервингов передавалось в течение трех поколений одной и той же семьи (в обратном порядке): Атанарих, его отец-заложник и вождь тервингов, который вел переговоры с Константином. Наиболее осведомленные из наших греческих и латинских авторов единогласно называют этих предводителей «судьями», но мы не знаем, какой титул переводился таким образом. Есть все основания предполагать, что власть второстепенных царьков и князей, стоявших ниже верховных вождей, была также наследственной. Подобный порядок господствовал у алеманнов. Положение верховного вождя, как мы отметили выше, не было наследственным — не в последнюю очередь потому, что римляне стремились устранять тех, кто добивался этого статуса; однако статус младших вождей у алеманнов именно наследственным и был. Медерих, высокопоставленный алеманнский заложник, который сменил имя своего сына на имя Серапион в честь египетского бога, был братом Хнодомара, приведшего алеманнов к поражению под Страсбургом в 357 г. Серапион также правил в качестве царя и в сражении командовал правым крылом армии — вероятно, признак того, что к нему не испытывали особых симпатий за его экзотическое средиземноморское имя. Преемственность могла не носить характера прямой передачи от отца к сыну, но Хнодомар, Медерих и Серапион являлись представителями царского клана и имели право передавать свою власть из поколения в поколение. То же самое, по-видимому, действительно в отношении других алеманнских царей. Когда римляне устранили верховного царя Вадомара, сочтя, что он представляет слишком большую угрозу, они также убрали со сцены его сына Витникабия — они полагали, что власть отца может быть унаследована по меньшей мере потенциально{86}.

Археологические свидетельства дают много важных сведений о германской элите IV в. Археологи сумели идентифицировать рассеянные по всей Германии некоторые центры и места проживания, из которых осуществлялось господство. На окраинах долины Рейна, там, где начиналась страна алеманнов, раскопки холма, известного как Рундерберг в городе Урахе, выявили мощные бревенчатые укрепления, окружавшие территорию в форме яйца 70 на 50 м. Внутри ее находилось несколько зданий, в том числе большая бревенчатая усадьба и несколько домов поменьше, разбросанных по склонам холма. Эта усадьба являлась одним из мест, где предводители алеманнов оказывали гостеприимство один другому и, несомненно, пировали со своими слугами. Занимали ли более скромные жилища их слуги, ремесленники или простые алеманны, неясно (данные раскопок опубликованы не полностью). Далее, к востоку, на контролировавшихся готами территориях несколько укрепленных центров идентифицированы и частично исследованы. В большинстве пунктов в Северном Причерноморье обломки римской керамики составляют от 15 до 40 процентов всех находок. В Александровке остатки римских амфор (по большей части из-под вина) насчитывают до 72 процентов; очевидно, здесь происходило немало мероприятий, где их использовали. Что должна была представлять собой вилла другого готского вождя, показывает находка в Каменке-Анчекрак. Она состояла из четырех каменных домов с пристройками и внутренним двором, занимая территорию в 3800 кв. м. Обширные хозяйственные помещения и большое количество римской керамики (более 50 процентов, на этот раз — обломки амфор из-под вина и великолепной столовой посуды) демонстрируют, что это был крупный центр потребления. В румынской Петроасе находки керамики и склада инструментов показывают, что вождь готов в IV в. использовал старое римское укрепление в тех же целях, что и римляне. Такой вид отдельного жилья для элиты был новым явлением{87}.

Ясно, однако, что добытое в результате экономической революции у германцев богатство не распределялось равномерно, а сосредоточивалось в руках отдельных групп. Всякий новый приток богатства, подобный тому, которое породили в более поздние времена индустриальная революция или глобализация, неизменно порождает активное соперничество в деле контроля над ним; и если масштабы нового богатства достаточно значительны, то его обладатели создают принципиально новые властные структуры. В Западной Европе, например, индустриальная революция в конце концов разрушила социальное и политическое господство землевладельческого класса, который правил со времен Средневековья, поскольку по сравнению с состояниями промышленников те деньги, которые можно было нажить на занятии сельским хозяйством, выглядели смешными. Поэтому едва ли неожиданным оказалось то, что экономический переворот в Германии породил также и социально-политический, и археологические находки проливают свет на некоторые из этих процессов.

В древности значительную часть Ютландского полуострова покрывали заводи и торфяные болота, ныне осушенные в ходе осуществления современных мелиоративных проектов. Недавние раскопки показали, что эти и подобные участки североморского хинтерланда благодаря способности болот и заводей поглощать столько вещей долгое время использовались соседними народами в качестве хранилища их сакральных предметов. Были извлечены из земли предметы, принадлежавшие конкретным людям, от колесницы до золотой посуды, которые можно датировать различными периодами. В римский период, с конца II по IV в., было изготовлено немало оружия, посвященного богам: значительная его часть обнаружена в заводях и трясинах по всей указанной территории — в Вимозе, Торсбьерге, Нюдаме близ Остерсотрупа и Эйсбель Мосе. Немало оружия и снаряжения больших свит — целых армий — в порядке совершения ритуального обряда было испорчено. Более всего удивляет положение находок III в. в Эйсбель Мосе на юге Ютландии. Они дают нам представление об отряде, которому первоначально принадлежало вооружение. В ходе этих раскопок археологи обнаружили оружие маленькой армии из 200 человек — копья, дротики, щиты (как минимум 60 из них имели мечи и ножи); неопределенное число лучников (найдено 675 стрел) и от 12 до 15человек с особым вооружением, 9 из них — конные. Это был хорошо организованный отряд с четкой иерархией и высоким уровнем военной специализации: предводитель и его свита, а не толпа деревенских ополченцев{88}.

На основе изложенного мы видим, как предводители могли создавать дистанцию между собой и своими соплеменниками и делать свою власть наследственной. У германцев I в. н. э. власть быстро приходила и уходила, но если в течение одного поколения те или иные семьи могли использовать приобретенное богатство, чтобы создавать организованную вооруженную силу вроде той, которая известна по находкам в Эйсбель Мосе, и передавать состояние и слуг наследникам, их возможности сохранять власть на протяжении нескольких поколений значительно возрастали. Организованная вооруженная сила оказывалась тем средством, с помощью которого честолюбивые помыслы, дающие о себе знать в богатых погребениях, воплощались на практике. К IV в. свиты стали важнейшим атрибутом власти. Хнодомар, вождь алеманнов, разбитый Юлианом под Страсбургом, располагал свитой из 200 воинов{89} — напрашивается сравнение с находками в погребении в Эйсбель Мосе.

В других источниках подчеркивается, что такие отряды использовались, и весьма часто, не только в сражениях. Преследования христиан, которые Атанарих развернул после частичного освобождения тервингов от римского господства в 369 г., вызвали к жизни такое великолепное свидетельство, как «Мученичество св. Сабы», историю преследования и гибели готского мученика с таким именем. «Саба» было именем собственным у тервингов, а не принадлежало отпрыску римских пленников. «Мученичество» было написано на римской территории, где оказалось найдено тело святого после его смерти. Среди множества конкретных подробностей мы находим сведения о том, что предводители среднего уровня у тервингов располагали собственными свитами и использовали их для осуществления своих намерений. Именно парочка головорезов, отправленных неким Атаридом, и отправила в конце концов на тот свет Сабу, утопив его (Pass. St. Sabae. 4. 4; 7. 1–5).

Свиты помогают понять, на чем основывалась власть в IV в. Они, как мы видели, создавались и действовали в центрах потребления — таких как Рундерберг или Петроаса в Румынии. Из раннесредневековых текстов мы узнаем, что роскошные угощения были главной добродетелью, которая ожидалась от германских вождей в обмен на верную службу, и нет оснований предполагать, что это было новое явление. Требовалось не только большое помещение, но и неиссякающее изобилие продовольствия и закупка таких продуктов, которых не производило местное хозяйство, — вроде римских вин. Как показывает наличие специалистов-ремесленников, германская экономика уже достаточно преодолела старые ясторфские рамки, чтобы обеспечивать значительное число производителей, не занятых в сельском хозяйстве.

Находки в болотах позволяют сделать еще один важный вывод. Это были жертвы богам, а именно благодарственные приношения за победу: находки в Эйсбель Мосе знаменуют уничтожение 200 человек, чье оружие брошено в глубину. Нам не узнать, кем они были. Являлись ли они одним из небольших племен, разгромленным другим? Тацит дает комментарий по поводу хаттов и тех, кто разбил их в ходе борьбы за источники соли — гермундуров: «Обе стороны заранее посвятили, если они победят, Марсу и Меркурию войско противника, а по этому обету подлежат истреблению у побежденных кони, люди и все живое» (Ann. XIII. 57. Пер. А. С. Бобовича). Ритуальное жертвоприношение побежденных врагов, очевидно, не было делом новым. Даже одна из этих небольших племенных группировок к I в. н. э. могла выставить на поле боя более двух сотен людей, так что находки в Эйсбель Мосе свидетельствуют об уничтожении отряда падких до наживы бродячих воинов — возможно, перебитых во время рейда в южную Ютландию за добычей или с целью установления какой-то формы господства, которая позволила бы им более регулярно собирать дань и продовольствие. Так или иначе, находка показывает, что если новые потоки богатств в конце концов распределяются неравномерно, то это никогда не обходится без конфликтов.

Другой чертой, присущей большей части Германии римского периода, являлся заметный рост числа погребений с оружием. Военные свиты были не только порождением социально-политической революции, но и тем локомотивом, который влек ее, и разгул насилия внутри Германии был, вероятно, свойственной ей со II по IV в. чертой. Наследственные правители, которые возглавляли конфедерации алеманнов, франков и саксов, устанавливали свою власть в результате энергичного соперничества. То же самое справедливо с небольшими поправками и в отношении готского мира, располагавшегося дальше к востоку. Здесь куда большую роль играли миграции, но, чтобы создать конфедерации, подобные тервингам Атанариха, нужно было подчинить местные народы и установить наследственную иерархию. И на западе, и на востоке рост богатства порождал жестокую борьбу за контроль над ним, при которой допускалось применение специально подготовленной вооруженной силы в качестве средства для обретения такого контроля. Результатом этих процессов стало появление более крупных конфедераций, характерных для Германии IV в.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.