МГБ - всадник без головы

МГБ - всадник без головы

А теперь пришло время заполнить купюры в «письме Рюмина Сталину» от 13 ноября 1952 года.

«При расследовании дела Абакумова, а особенно дела террористов врачей я понял, что крайние меры в таких случаях необходимы и что мой взгляд, укреплявшийся мнением товарища Игнатьева С. Д., неправильный.

После этого я вынашивал мысль о том, что мне необходимо написать в ЦК свои предложения, так как товарищ Игнатьев такого вопроса не решал и не хотел идти с ним в ЦК. В данном случае из-за боязни того, что мой поступок кому-то не понравится, я не осуществил своих намерений, но, как и всегда бывает, нас не стали ждать и справедливо поправили».

То, что письмо - подделка, ясно и так, а теперь понятно и зачем она, эта подделка, понадобилась. С ее помощью главным противником пыток в МГБ представляли Игнатьева - который-де пошел на крайние меры лишь под нажимом ЦК. Датировать этот документ трудно, но поскольку, вразрез с общепринятой легендой, Рюмин в нем выставлен противником пыток, он довольно ранний. Может быть, с его помощью на июльском пленуме восстанавливали Игнатьева в ЦК? Должны же были для этого предъявляться какие-то основания!

Ну, а дальше все пошло просто. Рюмина сделали ответственным за применение пыток, а Игнатьева изобразили невинной жертвой, вынужденной подчиняться грубому насилию со стороны Сталина и обманутой подлыми чекистами - все сразу! 27 марта 1953 года он «написал объяснительную записку» на имя Берии. Возможно, записка действительно принадлежит перу Игнатьева - почему бы и нет? Его докладные и фабриковать не надо, после

года Семен Денисович был вполне доступен, так что мог написать и подписать любые бумаги.

Записка эта, кажется, так и не опубликована, известна лишь в отрывках - но и отрывки впечатляют.

Цит. 8.10.

Например, когда речь заходит о Егорове, Сталин спрашивает: «Надели ли на него наручники? Когда я доложил, что в МГБ наручники не используют (???!!! - Е. П.), Сталин пришел в ярость, проклял меня на грубом языке, которого я до сих пор никогда не слышал (ну прямо анекдот про поручика Ржевского: "Папа, кесь ке се жопа?" - Е. П.), назвал меня идиотом, добавив: "Вы политически слепы, вы не чекист, вы никогда не сделаете это с врагами (но мы ведь сделаем это, ребята?! - Е. П.), и вам не следует действовать так, как вы действуете ", и потребовал, чтобы все, что он приказывает, выполнялось без вопросов, точно и аккуратно, и что ему следует докладывать об исполнении его приказов незамедлительно».

Вот «отзыв» Сталина о Рюмине:

«Я неоднократно говорил, что Рюмин - честный человек, коммунист, он помогает Центральному Комитету раскрыть серьезные преступления в МГБ, но он, бедный парень, не нашел у нас поддержки, и это из-за того, что я назначил его вопреки вашему протесту (тогда за что же бедняжку из "органов" выгнали? Поставили бы министром, раз Игнатьев не справляется! - Е. П.)».

Сталин о «деле врачей».

«С конца октября 1952 г. тов. Сталин все чаще и чаще в категорической форме требовал от меня, тов. Гогчидзе и следователей (А Рюмина куда дели? - Е. П.) применять меры физического воздействия в отношении арестованных врачей, не признающихся во вражеской деятельности. "Бейте! - требовал он от нас, заявляя при этом, - вы что, хотите быть более гуманными, чем был Ленин, приказавший Дзержинскому выбросить в окно Савинкова? (А мы-то, по серости своей, полагали, что Савинков был арестован уже после смерти Владимира Ильича. Но товарищу Сталину, конечно, виднее... - Е. П.) У Дзержинского были для этой цели специальные люди-латыши, которые выполняли такие поручения. Дзержинский не вам чета, но он не избегал черновой работы, а вы, как официанты, в белых перчатках работаете. Если хотите быть чекистами, снимите перчатки. Чекистская работа, - это мужицкая, а не барская работа" (Я че-то не поняла: у официанта что - барская работа? Потому что в перчатках? Как не вспомнить Честертона, в одном из рассказов которого посетители элитного клуба носили зеленые фраки, чтобы их не перепутали с лакеями. - Е. П.)».

«К концу января 1952 года почти во всех разговорах с тов. Сталиным я слышал не только острую брань, но и угрозы приблизительно такого характера: "Если вы не раскроете террористов, американских агентов среди врачей, то вы будете там, где сейчас находится Абакумов", "Я не МГБ-шник. Я могу требовать и прямо заявлять вам об этом, если вы не выполняете моих требований", "Мы будем управлять вами как баранами" и т. д.»

Звучит-то как: боевые бараны партии! Оценили?

Та же цена и «заявлениям Гоглидзе» от 25 марта 1953 года.

Цит. 8.11.

«Почти каждый день товарищ Сталин проявлял интерес к ходу расследования дела врачей и дела Абакумова, Шварцмана, разговаривая со мной по телефону и иногда вызывал меня к себе в кабинет. Товарищ Сталин, как правило, разговаривал в сильном раздражении, постоянно выражал неудовлетворенность ходом расследования. Он ругался, грозился и, как правило, требовал, чтобы заключенных избивали: "Бейте их, бейте их смертным боем"».

Аналогичные вещи утверждал Игнатьев относительно «мингрельского дела»... но я уже устала приводить эти примеры. Клонировали их явно с помощью штамповки.

А теперь - о том, что было на самом деле. В реальности применение «физических методов» в ВЧК - ОГПУ - НКВД - МГБ было запрещено, всю дорогу и без всяких исключений. Сами методы, естественно, применялись. Время от времени жалобы по этому поводу пробивались сквозь низовой бардак и доходили до высокого начальства. Возникал очередной скандал, в ходе которого Сталин требовал карать виновных, «невзирая на лица». В качестве финального аккорда появлялся внутриведомственный документ, вроде следующего (подчеркивание принадлежит Сталину):

Док. 8.7. Из обращения начальника ОГПУ Генриха Ягоды к чекистам. Август 1931 г.

«За последнее время ко мне через ЦКК, прокуратуру, а также и непосредственно поступил ряд заявлений и жалоб на действия отдельных наших сотрудников, допускающих якобы такие приемы в следствии, которые вынуждают обвиняемых давать ложные показания и оговаривать себя и других.

При расследовании оказалось, что подавляющая часть заявлений представляет собой гнусную ложь... НО НЕСКОЛЬКО ЗАЯВЛЕНИЙ ВСЕ ЖЕ ИМЕЛИ ПОД СОБОЙ ПОЧВУ...

Применением недопустимых в нашей работе приемов следствия наши работники не только позорят органы ОГПУ, но и по существу запутывают дело, давая тем самым возможность ускользнуть подлинному врагу.

Допустившие эти действия работники заслужили самого беспощадного и жестокого наказания...

...Никогда партия и рабочий класс нам не простят, если мы хоть в малейшей мере станем прибегать к приемам наших врагов. Издевательства над заключенными, избиения и применение других физических способов воздействия являются непременными атрибутами всей белогвардейщины.

ОГПУ ВСЕГДА С ОМЕРЗЕНИЕМ ОТБРАСЫВАЛО ЭТИ ПРИЕМЫ КАК ОРГАНИЧЕСКИ ЧУЖДЫЕ ОРГАНАМ ПРОЛЕТАРСКОЙ ДИКТАТУРЫ.

Чекист, допустивший хотя бы малейшее издевательство над арестованным, допустивший даже намек на вымогательство показаний - это не чекист, а враг нашего дела.

Каждый наш работник должен знать и помнить, что даже малейшая его ошибка, сделанная хотя бы и не по злой воле, пятном позора ложится на всех нас.

Этим моим письмом я предостерегаю всех чекистов, каковы бы ни были их заслуги, что повторение подобных случаев встретит беспощадную кару».

Как видим, Ягода настроен чрезвычайно резко - если даже он и был неискренен, то выразить свои подлинные взгляды во всеуслышание не мог. Дисциплина в конторе была та еще (особенно в милиции), так что обвинения в фальсификации дел были в ОГПУ - НКВД расхожим оружием, типа «сам дурак»: «Липач!» «Сам ли- пач!» - дальше ругань, мордобой, а иногда и револьвер. Нравы в органах времен Ягоды были простые.

Что говорил по этому поводу Ежов официально - неизвестно, а неофициально, устно он фактически вынуждал подчиненных применять пытки. Берия, придя в сентябре 1938 года в НКВД, вызывал сотрудников и спрашивал: кто, по их мнению, ведет себя «не но-человечески». Палачей он наказывал действительно беспощадно: Ягода, несмотря на все громогласные обещания, их всего лишь ссылал на периферию, в крайнем случае сажал на пару лет; Берия без всяких громких слов сажал лет на десять-пятнадцать и расстреливал. Позицию Абакумова по этим вопросам мы уже рассматривали. Пристрастие Сталина к допросам «третьей степени» также не подтверждается ничем, кроме одного сомнительного документа (той самой шифровки) и усилий хрущевских пиарщиков.

Кстати, кроме моральных, у такой позиции были и практические причины.

«Надо твердо помнить, что среди попадающих к нам противников есть элементы, готовые дать любое показание с целью добиться своего освобождения, а иногда сознательно стремятся навести наши органы на ложный след. Со стороны руководящих работников обязательна критическая проверка материалов следственного производства фактами и действенное руководство агентурной и следственной работой».

Опытный контрразведчик, Сталин прекрасно понимал, что добытые таким путем показания сомнительны. Постоянной перепроверки показаний требовал по своим каналам и генпрокурор Вышинский.

При Ягоде иной раз возникали связанные с «недопустимыми методами» скандалы, в ходе которых Сталин требовал наказать виновных. После того как Берия навел порядок в НКВД, эта тема на высоком уровне не обсуждалась - если выплывет что-нибудь подобное, разберется сам нарком, без привлечения Политбюро. Поэтому хрущевским пиарщикам очень удобно было вбрасывать в это пустое пространство любые измышления - опровержений- то нет...

Однако в 1952 - 1953 гг., при Игнатьеве, «физические методы» применялись - это стократно доказано, в том числе и самими хрущевцами. Неясно, как долго и в каких масштабах - но факты были. Ну, и какую долю ответственности за это авторы наших фальшивок возлагают на плечи министра ГБ? В фальшивой «записке о деле врачей», которую я уже цитировала, роль эта такова:

Док. 8.4. Продолжение.

«Бывший министр государственной безопасности СССР т. Игнатьев не оказался на высоте своего положения, не обеспечил должного контроля за следствием, шел на поводу у Рюмина и некоторых других работников МГБ, которые, пользуясь этим, разнузданно истязали арестованных и безнаказанно фальсифицировали следственные материалы».

Аналогичные положения содержатся и в другой записке - по «мингрельскому делу» (тоже, само собой, фальшивой).

Док. 8.8. «И. В. Сталин, будучи неудовлетворен результатами следствия, требовал применения к арестованным физических мер воздействия, с целью добиться их признания в шпионско-подрывной работе.

Бывший министр государственной безопасности СССР т. Игнатьев, несмотря на получаемые им чуть ли не с начала следствия... сигналы о недопустимых методах следствия и о провокационном характере всего этого дела, занял по меньшей мере непонятную позицию невмешательства (именно "непонятная позиция невмешательства", конечно, заставила Берию рассвирепеть до того, что Игнатьев с треском вылетел из ЦК и еле-еле остался в партии. - Е. П.) - в произвол и беззаконие... За время следствия по этому делу, длившегося выше 15 месяцев, арестованными было подано общей численностью свыше 145 заявлений с жалобами на применяемые к ним преступные методы. Все эти заявления МГБ Гоузии представляло т. Игнатьеву, однако ни в одном случае т. Игнатьевым не было принято мер к проверке жалоб арестованных».

МВД (бывшее МГБ) Грузии помогло Хрущеву с «делом Берии», сфабриковав документы об участии бериевской команды в репрессиях тридцать седьмого года, так что ссориться с ним не было резона. Тем более, что следствие по «мингрельскому делу» вели не местные кадры, а московская команда - грузинское же МГБ, согласно данной легенде, честно «передавало» Игнатьеву жалобы, а неопытный министр «не реагировал». Вот только неумелые фальсификаторы подставили своему подзащитному неслабый капкан. Что, неужели все эти 145 заявлений были на его имя? Или какие-то из них адресовались Сталину, Берии, Генеральному прокурору, и вскрывать их кому-либо другому, согласно правилам того времени, было строжайше запрещено? Ну, и что делал с ними Игнатьев? Читал и не принимал мер или не передавал адресатам?

Ах да, передавал, но Сталин велел: «Бить их смертным боем».

Наконец, последнее «доказательство» - «записка Игнатьева Сталину», датированная 15 ноября 1952 г.

Док. 8.9. «Во исполнение Ваших указаний от 5 и 13 ноября с.г. сделано следующее...

2. К Егорову, Виноградову и Василенко применены меры физического воздействия, усилены допросы их, особенно о связях с иностранными разведками...

3. Абакумов переведен из Лефортовской в Бутырскую тюрьму и содержится в ручных кандалах (может, все же в наручниках? Ах да, наручники в НКВД не применялись... - Е. П.)...

4. Подобраны и уже использованы в деле два работника, могущие выполнять специальные задания (применять физические наказания) в отношении особо важных и особо опасных преступников. ..»

То, что документ фальшивый - ясно. Но насколько он врет по датам и фактам? Ведь фальшивки, как правило, делаются на основе подлинных событий и хоть какой-то след их содержат.

Согласно показаниям Рюмина, указание о применении пыток было получено 12 ноября, и он его выполнил. Однако Игнатьев называет другие даты - 5-е и 13-е. Брент и Наумов пишут, что 13 ноября он будто бы получил от Сталина резкий выговор на заседании какого-то органа, который назван «ЦК» - скорее всего, здесь подразумевается Бюро Президиума ЦК, примерно по составу адекватное Политбюро. Однако об этом выговоре известно лишь из той же сомнительной «записки Игнатьева Берии», так что поставим знак вопроса - то ли было, то ли не было... Тем же числом датировано и «постановление» о снятии Рюмина - но там речь идет не о «ЦК», а о «правительстве». Похоже, фальсификаторы сами запутались в своих сюжетах.

Пункт 4 «записки» явно совпадает с показаниями Миронова, где он рассказывает об избиениях подследственных уже по «делу

Абакумова». Получается, что и рассказ начальника тюрьмы относится к ноябрю?

Игнатьев утверждает, что он «ни разу не был информирован, что кто-то из следователей принимал непосредственное участие в пытках заключенных или назначал им ужесточение режима содержания. И не получал никаких жалоб от арестованных врачей. Это было сделано только после очень жестких требований товарища Сталина», и что именно Сталин приказал привлечь для избиений двоих работников тюремной охраны.

Кто приказал - это еще вопрос. Может быть, и сам Игнатьев. Нас в данном случае интересует дата. Если верно, что пыточная бригада Миронова была сформирована лишь в ноябре, стало быть, и чекистов до ноября не били (остальных способов допроса мы не касаемся). Еще один аргумент в уменьшение виновности Рюмина...

...Итак, перед нами целая гора самых разнообразных фальшивок, разного времени изготовления и уровня профессионализма, но сделанных с одной целью - отвести от ответственности за пытки министра ГБ Игнатьева. Да кто же он такой, в конце-то концов? Не знаю, но всяко не второстепенная фигура. Думаю, не ошибусь, поместив его в самую верхушку заговора.

И самое главное: подняв невероятный шум вокруг пыток, хру- щевцы, а вслед за ними и все остальные, как-то совершенно упустили из виду, что основная вина Игнатьева со товарищи была не в этом. Основная их вина в фальсификации следственных дел - что, кстати, можно делать, вообще не вызывая арестованных на допросы и даже вовсе не имея никаких арестованных - «дело Берии» тому примером.

Напоследок слово тому же Рюмину. После прихода в МГБ Берии он был арестован. Ничего удивительного - как бы он ни повел себя осенью 1952 года, однако до этой осени успел заработать хороший срок. После прихода Хрущева его оставили в тюрьме, в 1954 году судили и расстреляли. Но вот судебные протоколы подделать куда труднее, чем протоколы допросов. Когда Рюмина спросили, почему он фальсифицировал направляемые Сталину материалы, он ответил: «Я боялся, что Игнатьев сделает со мной то же, что я в свое время сделал с Абакумовым. Близко работая с Игнатьевым, я узнал, что это умный и лицемерный человек, способный на любой поступок».

...Все же переход МГБ в новое качество и сопутствующие тому события отразились и на Игнатьеве: 14 ноября он попал в больницу с сердечным приступом и на работу вышел только 27 января, о чем доложил Сталину (документ опубликован и вроде бы даже подлинный). Получается, что практически все пытки проходили без него, так что Игнатьева тоже нельзя осуждать за «недопустимые методы допроса». Если, конечно, и тут нет какого-нибудь вранья.

Так кто все-таки отвечает за царивший в МГБ беспредел? Рюмин, покинувший органы на следующий день после начала пыток? Игнатьев, отлеживавшийся в кремлевской больнице? Или, может быть, Миронов со своими сержантами-надзирателями?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.