«Гражданин Никто»

«Гражданин Никто»

Михаил Рюмин уникален тем, что все известные сведения о нем являются фальшивыми - кроме дат рождения и смерти да послужного списка. Все - от рассказа о личности этого человека до его роли в делах МГБ. Начнем с начала - с личности.

Владимир Наумов со ссылкой на доклад МВД Берии, датируемый мартом 1953 года, пишет, что Рюмин был «полуобразован и глуповат, эгоист по натуре, обманщик, способный представить любой факт в выгодном для себя свете, не так, как есть».

Что касается обманщика - то покажите мне человека, который поступает иначе! Все трактуют факты в выгодном для себя свете, кроме святых - но, как в песне поется, «где ты святого найдешь одного, чтобы пошел в десант». А вот насчет первых двух эпитетов - извините...

Рюмин, по меркам того времени, имел неплохое образование - восемь классов и бухгалтерские курсы. Мало у кого в «органах» было за плечами что-то большее. Работу в НКВД он начинал в конце 30-х годов с отдела финансового планирования, куда дураков, в общем-то, не брали. Во время войны служил в СМЕРШе, потом в третьем главном управлении (военной контрразведке) МГБ, затем, с 1947 года, в следчасти по особо важным делам. Как видим, это типичный чекист «бериевского» призыва, к 1951 году насчитывавший десятилетний стаж работы в лучшей контрразведке мира. А ведь было ему всего тридцать восемь лет.

Рюмин действительно вел дело Этингера и провинился, за что ему вроде бы после окончания прокурорской проверки объявили выговор. Этингер, напоминаю, умер не от пыток, а от сердечного приступа, который, безусловно, был спровоцирован жестким следствием, по не более того. И едва ли Рюмину грозило что-то страшнее выговора. Так что, по некотором размышлении, я все же думаю, что подполковник был не орудием заговорщиков, а членом команды. Слишком важной и ответственной была его функция - составить донос и защищать его в сталинском кабинете - чтобы доверить ее постороннему, завербованному человеку. Тем более, с приходом Игнатьева он получает один из ключевых постов в МГБ - в июле 1951 года его назначают начальником следчасти по особо важным делам, а 19 ноября - еще и заместителем министра внутренних дел. На Рюмине держалось все игнатьевское следствие - нет, не может быть такого, чтобы он не входил в команду.

Но потом происходит нечто непостижимое. 13 ноября 1952 года Рюмина внезапно снимают со всех постов и увольняют из МГБ. Причем за что? Никогда не угадаете! За то, что не выполнил правительственных указаний при расследовании «дела Абакумова - Шварцмана» и «дела врачей», ограничившись «выяснением формально-юридической стороны дела, а нужно добираться до корней дела, до первоисточника преступлений».

В переводе на нормальный язык это означает, что Рюмин завалил расследование. За это, действительно, можно снять - но увольнять из «органов» контрразведчика с десятилетним стажем за го, что был выдвинут на руководящую работу и не справился? Любопытно...

Впрочем, все эти вопросы уместны до чтения постановления об увольнении Рюмина, ибо после вопросов уже не остается. Сей документ настолько замечателен, что не откажу себе в удовольствии привести его целиком. Даже в ряду хрущевских фальшивок он совершенно беспримерный, по сравнению с ним меркнет всё предыдущее.

Док. 8.1. «13 ноября 1952 г. Совершенно секретно

СОВЕТ МИНИСТРОВ СССР

Постановление правительства

Правительство несколько раз указывало, как Министру госбезопасности, так и особенно нач. следственной части по особо- важным делам МГБ СССР, что при расследовании таких важных, связанных с иностранной разведкой антисоветских дел, как дело о вражеской работе Абакумова - Шварцмана и дело о террористической деятельности врачей из Лечсанупра, нельзя ограничиваться выяснением частностей и формально-юридической стороны дела, а нужно добираться до корней дела, до первоисточника преступлений.

Однако, несмотря на эти указания Правительства, Следственная часть по особо важным делам ввиду порочной установки ее начальника тов. Рюмина, сводящей дело к выяснению формально-юридической стороны дела, - оказалась неспособной выполнить эти указания Правительства, и оба упомянутые выше дела все еще остаются не раскрытыми до конца.

В связи с этим Правительство приняло решение:

1) Снять т. Рюмина с поста начальника Следственной части по особо важным делам МГБ СССР и освободить его от обязанностей заместителя Министра Государственной Безопасности СССР с направлением его в распоряжение ЦК КПСС.

2) Обязать Министра Государственной Безопасности СССР т. Игнатьева лично проследить за тем, чтобы указания Правительства по делам Абакумова - Шварцмана и врачей из Лечсанупра проводились со всей точностью.

3) Предложить т. Игнатьеву представить кандидатуру на должность начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР, способную выполнять указания Правительства».

Как видим, здесь изобретен совершенно новый орган власти, до сих пор в СССР не существовавший - Правительство. В сборнике «Лубянка» сей опус значится как «Постановление Совмина о М. Д. Рюмине» - но на самом деле это не так, речь идет о постановлении не Совмина, а «Правительства», а что это за зверь такой? Кабы знать...

Слово «Правительство» действительно употреблялось в советских документах. Так, в постановлении о Госплане СССР говорится: «Госплан СССР вместо того, чтобы честно выполнить директиву Правительства, встал на путь обмана Правительства...», поскольку председатель Госплана обманывал не только Совмин, но и его бюро, и министерства... он обманывал всех. Но вот постановить или же принять решение может лишь существующий орган - то есть Совет Министров. Что же касается «указаний» по поводу ведения следствия - то покажите мне хотя бы одну совминовскую бумагу по этим вопросам. В особо важных случаях ход следствия обсуждался на Политбюро, и то не в полном составе. А обычно указания давал лично Сталин - и не имел обыкновения прятаться за спину какого-то безымянного органа.

Второй любопытный момент - то, что подделывали постановление не Президиума ЦК, как обычно в подобных случаях, а хоть и непонятной, но явно государственной структуры. Почему, интересно? Следствие XIX съезда? Но что-то не припомню, чтобы там принимались такие эпохальные решения, как вывод МГБ из-под контроля ЦК. Скорее уж Хрущев, который входил в Политбюро, но не имел отношения к Совмину, таким образом отмазывается от «дела врачей» - мол, это все «правительственные», сталинские дела, а мы в ЦК и не знали ничего... Ну, и заодно топит Маленкова, который к тому времени стойко ассоциировался именно с правительством, а не с партией.

Впрочем, «объяснение Рюмина», будто бы написанное им 13 ноября и адресованное Сталину, ничуть не уступает данному шедевру. Михаил Дмитриевич, никогда не блиставший литературным талантом, вдруг научился писать! До сих пор он был усредненно-косноязычен:

Док. 8.2. Из «письма» М. Д. Рюмина Сталину. 2 июля 1951 г.

«Во время "допроса", вернее, беседы с Этингером, тов. Абакумов несколько раз намекал ему о том, чтобы он отказался от своих показаний о злодейском убийстветов. Щербакова. Затем, когда Этингера увели из кабинета, тов. Абакумов запретил мне допрашивать Этингера в направлении вскрытия его практической деятельности и замыслов по террору, мотивируя тем, что он - Этингер - "заведет нас в дебри". Этингер понял желание тов. Абакумова и, возвратившись от него, на последующих допросах отказался от всех своих признательных показаний, хотя его враждебное отношение к ВКП( б) неопровержимо подтверждалось материалами секретного подслушивания и показаниями его единомышленника арестованного Ерозолимского, который, кстати сказать, на следствии рассказал и о том, что Этингер высказывал ему свое враждебное отношение к тов. Щербакову» и т. д., и т. п.

И вдруг товарищ Рюмин обрел слог газетных передовиц и разразился поэмой в прозе.

Док. 8.3. Из «письма» Рюмина Сталину. 13 ноября 1952 г.

«Дорогой товарищ Сталин, я понимал и понимаю государственную важность этих дел, поэтому суровые, но в то же время справедливые выводы, сделанные в отношении меня Правительством, я принимаю как должное.

Вместе с тем прошу поверить, товарищ Сталин, что я всегда был честным перед партией идо предела отдавал все свои силы, способности и опыт делу любимой партии, Родине.

Ваше учение, ваши личные указания, каждое слово, а их я получал немало, для меня были ежеминутно путеводной звездой в практической работе.

Для того, чтобы выполнить свой долг перед партией, выполнить Ваши, товарищ Сталин, указания, я никогда не жалел своих сил, но этого, как я глубоко сейчас осознаю, оказалось недостаточно.

В чем причины, где корни, что я не обеспечил полностью порученного мне партией, лично Вами серьезного и исключительно ответственного участка работы?

В данный момент я несколько потрясен и нервничаю, поэтому не смогу всесторонне осветить обстановку, существующую в Министерстве государственной безопасности, и сформулировать некоторые свои предложения, с моей точки зрения, полезные для будущего...»

Нет, право, я всерьез начинаю верить, что фальшивки для хрущевской команды делал какой-то саботажник. Уж очень он презирает своих хозяев!

Но зачем вообще понадобился этот «почтовый роман»?

Посмотрим на проблему с другой стороны.

Хрущевская команда не имела чувства меры. На Рюмина вылили столько грязи, что по этому показателю он, наверное, следующий после Сталина и Берии. А между тем фигура по масштабу вроде бы и невелика...

Цит. 8.1.

«Низкого роста, лысеющий, с округлившимся животом... Рюмин был жесток, узок умом, груб и злобен. Его коллеги по МВД боялись и ненавидели его за надменность» - так охарактеризовал Рюмина Сергей Кондрашов (не знаю, кто это) в интервью Джонатану Бренту.

Зато в документальной повести Демидова и Кутузова «Первый удар» авторы, со слов побывавших в тюрьме бывших героев «ленинградского дела», дают такое описание Рюмина:

Цит. 8.2.

«Все, кому выпадала горькая доля встречаться с этим негодяем, отмечали: стройный щеголеватый, в глянцевых сапогах-красавец. Более наблюдательные... женщины уточняли: "Красавец, а красота какая-то змеиная, порочная, ужасающая". Оскалится в усмешке - страшно становится...»

Дальше - больше. Выясняется, что этот высокий человек маленького роста, стройный «роковой красавец» с брюшком, лысиной и улыбкой вампира вместе со Сталиным являлся главным антисемитом Советского Союза. Эта линия прослеживается на очной ставке Рюмина и арестованного работника МГБ Маклярской го. Очная ставка эта состоялась 1 февраля 1954 года и, согласно Бренту и Наумову, Маклярский утверждал, что Рюмин делал следующие беспримерные заявления:

Цит. 8.3.

«Рюмин часто говорил, что евреи - нация шпионов, что он уже* покончил с евреями в МГБ и теперь получил разрешение правил тельства на разоблачение всех евреев в Советском Союзе. Он... хотел, чтобы я дал подробные показания против всех евреев, за-* нимавших ответственные посты в аппарате партии».

По словам Маклярского, Рюмин «копал» под Эренбурга, Жемчужину и даже Кагановича. Кроме того, он говорил, что собирается поставить перед правительством вопрос об изгнании всех евреев из Москвы. Также он будто бы заявлял следующее:

«В Москве проживают около полутора .миллионов евреев. Они захватили посты в медицине, в области права; они входят в союзы композиторов и писателей. Я уже не говорю о торговой сфере. В то время как эти евреи представляют пользу для страны, все остальные являются потенциальными врагами народа. Особенно если принимать во внимание, что в Москве расположены иностранные посольства...»

Не совсем понятно: то ли у Рюмина неладно с головой, то ли Маклярский издевается над следствием. Кто имеется в виду под «остальными евреями»? Остальные «традиционные» еврейские профессии примерно следующие: портной, парикмахер, часовщик, ювелир... Какие тайны они могли передавать иностранным посольствам? Покрой костюма Кагановича? Кроме того, было достаточно евреев на заводах, в школах, больницах, в милиции и пр.

Они что же, пользы для страны не приносили?

Следующее заявление оставим без комментариев:

«Факт вашего ареста доказывает вашу виновность, и я не хочу слышать никаких разговоров на эту тему. Уже долгое время вы и ваши сподвижники были объявлены вне закона. Вы арестованы по распоряжению правительства, и если не признаете это, вам вряд ли удастся выжить».

И все это, конечно, сопровождалось потоком ругани. Продолжим цитировать повесть «Первый удар»:

Цит. 8.4.

«А говорить начнет, рот только откроет - сразу понимаешь, к кому попала: "сука"- это еще приличное слово в его крайне скудном лексиконе...»

Впрочем, согласно данным официальной истории, матерились не переставая все - Берия, Кобулов, Абакумов... Один Игнатьев был образцом корректности.

А вот на Льва Шейнина, тоже чекиста и тоже писателя, Рюмин почему-то не ругался, наоборот, был чрезвычайно вежлив.

Цит. 8.5.

«Вы, Лев Романович, несомненно, человек, имеющий огромный опыт в розыскной деятельности. Кто, как не вы, должен понимать, что признания в МГБ должны быть направленными и политически острыми, ведь нужно принимать во внимание политическое положение страны и международное положение». В разговоре он употреблял не грубый мат, а поэтические выражения - например, «сердце проблемы».

Удивительно талантливый стилист этот Михаил Рюмин. Вы не находите, что его литературная одаренность - на грани гениальности? Он умеет изображать из себя косноязычного служаку, умеет писать и высоким стилем оды, и утонченным языком политолога. А «сердце проблемы»? Да это уже поэзия!

Впрочем, есть и еще один (какой уже по счету-то?) образчик стиля.

Цит. 8.6.

«В заключение я хочу сказать, что если в результате какой-то чудовищной ошибки я попаду в лапы абакумовщины и они посадят меня на кол, то мои последние слова будут: в 1951 году я пришел в Центральный Комитет с верой. Когда я должен буду умереть, независимо от того, кто и какие обстоятельства станут этому причиной, мои последние слова будут звучать так: я верен партии и Центральному Комитету. А сейчас я верю в мудрость Л. П. Берии и в ведущую роль МВД в России и я надеюсь, что мое дело будет иметь справедливое завершение».

Это цитата из «признания Рюмина», датируемого 27 марта 1953 года. Давайте на этой высокой патетической ноте закончим обзор его многогранного литературного стиля и перейдем к конкретным обвинениям.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.