МАКРОПОЛИТИКА

Как мы уже упоминали выше, подобие механизма развития общества в целом и его элиты означает распространение этого подобия и на все слои общества, в которых в силу их «троесущности» также повторяются эти же процессы. Но в элите и в остальной части общества скорость протекания социальных процессов различна. Элита, концентрирующая в себе информационный потенциал общества, более динамична. Если время прохождения цикла дисперсии-соединения элитой — период, то остальное общество проходит тот же круг за фазу (например, становления). Более того, поскольку структурные подразделения элиты (в силу ее информационной насыщенности и важности порядка доступа к ресурсам в ней) четче артикулированы и очерчены, чем подразделения населения, последнее имеет более аморфную структуру, в меньшей степени подверженную дисперсии. Развитие населения более эволюционно, и потому в его массе лучше сохраняются базовые культурные традиции народа, определяющие его культурный тип. В то же время элита, постоянно находящаяся в интенсивном общении с элитами других стран и, как правило, внутренне разобщенная, подвержена гораздо более сильным воздействиям других культур. Как отметил А. Афанасьевский, культурные стереотипы элиты часто не совпадают с теми социально-психологическими структурами, которые лежат в основе явления резонанса, упомянутого выше. Эти структуры базируются прежде всего на народной культуре или на тех элементах элитарной культуры, которые глубоко проникли в народную толщу. Элита в большей степени характеризует стадиальное состояние общества, а население — его культурный тип. Элита всегда немного инородна в стране, население — всегда отстает от элиты по уровню развития сознания. Это позволяет объяснить явление резонанса, который возникает в результате соответствия поведения элиты культурным стереотипам населения. Этот эффект возникает тогда, когда стадиальное состояние, определяющее поведение элиты, соответствует структуре культурного типа, определяющее реакцию населения. В этом случае поведение верхов и порядок вещей воспринимается как «справедливый», «правильный». В случае, если элита действует наиболее «чужеродно», это вызывает сопротивление населения, даже если его материальное положение ухудшается незначительно. Наибольшая вероятность «бунта» возникает в периоды или на стадиях конфронтации и импульса, так как тогда происходит быстрый перебор линий поведения элиты, одна из которых как правило «выводит из себя» население, которое в силу своей инерционности некоторое время не может успокоиться.

Каким образом можно определить базовые культурные стереотипы, чтобы была понятна их связь со стадиальным развитием? Очевидно, что в каждой социальной системе наиболее комфортно чувствуют себя люди, имеющие определенную социально-психологическую ориентацию. В коллективе себя лучше всего чувствуют коллективисты, в период распада общественных связей — индивидуалисты. Свои любимые времена есть у карьеристов и вольнодумцев, подвижников и прагматиков. Каждый из них (независимо от его политических взглядов) действует наиболее эффективно в соответствующей среде и получает от этого наибольшее количество положительных эмоций.

Мы полагаем, что базовыми инстинктами человека (как живого существа) является стремление к самосохранению и продолжению рода.[30] Можно предположить, что их трансформация под действием духа (сознания) может привести к определенному набору социально-психологических стереотипов. Стремление к самосохранению в духовной сфере преобразуется в стремление к самореализации, то есть к беспрепятственному расширению сферы своей деятельности и получения ресурсов. Но количество ресурсов и сфера самореализации ограничены и зависят от соотношения в индивидууме животного, косного и духовного начал, а также от внешних условий. Чем меньше ресурсов, чем острее конкуренция, тем чаще расширение сферы самореализации связано с подавлением других участников социума. В итоге стремление к самореализации приводит к формированию двух начал: свободы (беспрепятственная самореализация) и господства (самореализация за счет других и, как правило, — за счет своей свободы, так как подавление других подразумевает участие в «сильной» корпорации, в пользу которой требуется отчуждать часть своей свободы). Тот же эффект происходит и с инстинктом продолжения рода, который трансформируется в стремление к любви. Человек стремится к тому, чтобы общение с людьми вызывало у него положительные эмоции, но из-за нехватки ресурсов и это начало распадается на непосредственную форму — солидарность, и отчужденную форму — иерархию. Четыре «чистых» стереотипа (свобода, господство, солидарность, иерархия) могут образовывать еще четыре промежуточных (свобода+иерархия, свобода+солидарность, солидарность+господство, господство+иерархия). Каждый из этих восьми типов в своей развитой, артикулированной форме соответствует определенной идеологии: солидарность+господство (корпоративизм, государственный индустриализм), господство (деспотизм, авторитаризм), господство+иерархия (патернализм, ограниченная традицией монархия), иерархия (консерватизм), свобода+иерархия (индивидуализм, либерализм), солидарность (демократический социализм), свобода+солидарность (анархизм, безгосударственный коммунизм, «социализм-утопизм»), свобода (поскольку речь идет о неограниченной свободе, лишенной в то же время элементов господства, то пока можно говорить только о подвижниках, реализующихся в духовной сфере, о последовательных «хиппи» или об идеале «странников» у братьев Стругацких). Возможен еще один тип, в котором все эти направления приглушены. Возможно и полное отрицание социальной стратегии индивидуумом или группой людей. Своеобразный ноль всей этой системы координат. Его можно сравнить с «философским» взглядом на жизнь, восточной аполитичностью.

Все мы в той или иной степени имеем свои социальные стереотипы, даже если далеки от политики. Мы ведем себя консервативно или либерально, по-анархистски (в том смысле слова, которое в него вкладывают сами анархисты) или деспотично. А иногда в нас борются консервативная и социалистическая партии, которые сами раскалываются на фракции. Не удивительно, что нам нравятся одни времена и раздражают другие. То же происходит и на уровне социальных групп. В конечном итоге целые культурно-социальные общности — этносы, получившие свою базовую культурную структуру во время своего возникновения — в зависимости от географической и культурной среды, начинают вести себя как люди — участники политической игры. Так возникает неповторимая палитра макрополитики (применяя удачный термин Д. Драгунского) — взаимоотношение социально-культурных общностей с различными стереотипами поведения.[31]

Смена мировых и региональных лидеров в ходе резонансов, ускорение и замедление развития тех или иных стран, соотношение уровней их развития создает неповторимую макрополитическую игру. Однако и в ней есть своя логика. «В мировом масштабе» эпоха начинается с революций в одной или нескольких странах, которые впервые реализуют принципы, соответствующие новой эпохе. (Собственно, под социально-политической революцией мы понимаем нелегитимную (то есть отрицающую прежний порядок принятия решений) борьбу широких социальных слоев по поводу принципов общественного устройства. В каждой эпохе эти принципы свои (религиозные, экономические, политические). Важно, чтобы сами массы считали принципиальными, определяющими общественное устройство именно эти принципы. Вырвавшиеся вперед страны-лидеры создают вокруг себя кольцо враждебности прежних гегемонов. По мере разрастания мировой революционной волны, несущей новые правила социальной организации, консервативный лагерь также реформируется. Образуются коалиции, во главе которых стоят страны, принявшие разные варианты новой социальной структуры. Затем выделяются группы стран, пошедшие дальше первых очагов «мировой революции» в своем следовании новым принципам общественного устройства (как правило, их основатели воспринимаются двумя первыми группами как еретики, исказившие первоначально верное учение). Позднее выделяются мировые организации, поддерживающие принципиально новые общественные отношения, которым в измененной форме предстоит определять развитие мира уже в следующую эпоху. Противостояние этих четырех групп макрополитических субъектов диктует логику мирового развития. (Как мы увидим ниже, выделение именно четырех групп вовсе не случайно.)

В каждую эпоху эти группы свои и соответствуют принципам резонансов. В Древности первую группу составляли ирригационные цивилизации, вторую — окружающие их народы, создавшие собственные деспотии, третью — античные цивилизации, четвертую — христианство. В эпоху патернализма очагом стала Восточная Римская империя (Византия), второй группой — Запад, третьей — мир Ислама, четвертой — движения за рационализацию христианства (гуситство, гуманизм и другие истоки реформации). Все это время Дальний Восток и Америка развивались почти независимо от лидирующего очага цивилизации, а православная цивилизация в России защищает Европу от разрушительного воздействия Великой степи.

В эпоху равновесия очагом становятся протестантсткие государства, второй группой — католические, третьей — страны, превратившиеся в арену кальвинистской (пуританской) революции, а четвертой группой — движение просвещения. Эта «мировая революция» в связи с развитием мореплавания действительно охватила весь мир. Европа, пользуясь своим стадиальным преимуществом, превратилась в элиту мира и принялась эксплуатировать всех, кто не успел от нее «закрыться» (обрекая себя тем самым на еще большее отставание). Некоторые страны попытались играть роль «среднего класса», подчинившись правилам игры, диктуемым лидерами (в частности, Россия).

В эпоху конфронтации вперед вырывается Франция. Второй группой становятся все абсолютистские государства. Третьей — выдвинувшиеся на мировую арену в 60-70-е гг. Германия, Италия, США и Россия, вскоре потребовавшие передела мира в свою пользу. Четвертую группу составило мировое социалистическое движение. В ХХ веке очаг «мировой революции» смещается в Россию, ей сопротивляется Запад. Третью группу составляют появляющиеся одна за другой «ереси» государственного «социализма» — фашизм, нацизм, маоизм. Четвертую группу, которая зримо заявила о себе в 60-е гг., представляет антиавторитарное альтернативное движение от «новых левых» и «хиппи» до россыпи альтернативных поселений и обилия гражданских инициатив конца ХХ века, отрицающих сами принципы существующей цивилизации.

Иллюстрации