Глава 11. Штурм Батурина – мифы и реалии

Глава 11.

Штурм Батурина – мифы и реалии

27 октября Петр, стоявший в местечке Погребки на реке Десне в двух милях от Новгород-Северского, получил извещение Меншикова об измене Мазепы. На следующую ночь царь ответил Алексашке: «Мы получили письмо ваше о не чаянном никогда злом случае измены гетманской с великим удивлением. Надлежит трудиться, как бы тому злу забежать и не допустить войску козацкому переправляться через реку Десну по прелести гетманской: немедленно пошли к тем местам, где они, несколько полков драгун, которые бы им помешали. А полковников и старшину вели сколько возможно ласково призывать и говорить им, чтоб они тотчас ехали сюда для избрания нового гетмана. А буде полковник миргородский где поблизости обретается, то прикажи его, сыскав, к нам прислать, обнадежа его милостию нашею, потому что он великий был неприятель Мазепе. И вы немедленно приезжайте». В тот же день был написан манифест: царь извещал все казацкое войско, стоявшее у Десны и в других местах, а также все духовные и мирские чины в Малой России, что гетман Мазепа куда-то безвестно пропал и возникает сомнение, нет ли тут неприятельских «факций». Поэтому всем генеральным старшинам и полковникам и прочим приказывалось немедленно ехать в царский обоз для совета, а если окажется, что гетман изменил, то и для выбора нового гетмана. Видно было, что царь до такой степени доверял гетману, что и теперь еще сомневался и не решался заявить, что гетман изменил. Этот манифест разослали во многих списках по всем полкам с собственноручною царскою подписью, а на обертке было означено приказание рассылать его от сотни до сотни как можно скорее.

На следующий день явился к царю убежавший из Батурина канцелярист Андрей Кандыба и сообщил, что гетман с некоторыми генеральными старшинами и полковниками ушел к шведам, а для защиты в Батурине оставил сердюков и казаков.

Тогда Петр издал другой манифест, где уже прямо заявлялось: «Гетман Мазепа, забыв страх Божий и свое крестное целование, отъехал к неприятелю, шведскому королю, по договору, заключенному прежде с ним и с Лещинским, дабы при их содействии поработить малороссийский край по-прежнему под польское владение и отдать в унию церкви Божия и славные монастыри». Приглашались все старшины генеральные и полковые съезжаться в город Глухов для выбора нового гетмана вольными голосами, сообразно старинным казацким правам.

29 октября Петр разослал пригласительные письма к полковникам обеих сторон Днепра и к кошевому атаману в Сечу. Царь убеждал всех их «отвращаться от прелестей изменника», который имеет замысел поработить малороссийский народ полякам и ввести унию, каждого приглашал в Глухов для выбора гетмана, а тех, которые за отсутствием настоящих полковников были наказными, заранее давал обещание произвести в настоящие.

Тогда же Петр послал письмо полковнику Чегелу, начальствовавшему в Батурине. Нисколько не показывая и тени сомнения в верности Чегела, царь указывал впустить в замок один полк великороссийской пехоты для безопасности от неприятеля и обещал скоро сам лично приехать в Батурин.

30 октября к царю в Погребки приехал Меншиков. Петр устроил военный совет, положивший взять Батурин и, в случае сопротивления, истребить его как «главный притон силы, неприязненной царю Малороссии». Ранее Меншикова приехал к Батурину князь Дмитрий Михайлович Голицын и послал в замок царский указ. Бывшие там старшины и товарищи дали такой ответ: «Без нового гетмана мы не пустим в замок москалей, а гетмана выбрать надлежит общими вольными голосами. Теперь же, когда неприятель швед стоит в нашей земле, невозможно выбирать гетмана».

К полудню 31 октября прибыл к Батурину Меншиков с 5 тысячами драгун и солдат и послал в замок сотника Андрея Марковича.

«Замок был отовсюду заперт, ворота засыпаны землею, но сотнику дали возможность туда проникнуть, втащивши его по стене. Сперва Маркович подвергся трепке от мятежной толпы и не без труда добился, чтоб его провели к сердюцкому полковнику Чегелу. Кроме Чегела и Фридриха Кенигсена, арматного асаула, которым Мазепа поручил охрану Батурина, там были в те дни влиятельными лицами: Левон Герцик, бывший полтавский полковник, генеральный асаул Гамалея, реент (делопроизводитель) Мазепиной канцелярии, батуринский сотник и батуринский городничий. Маркович от княжеского имени убеждал отворить ворота и впустить царское войско в Батурин. Ему отвечали: “Этого мы не смеем сделать, потому что гетман не приказал”.

“Но гетман ваш изменил, переехал к неприятелю, – представлял им Маркович. – Вы же верные подданные люди государя, а князь Меншиков министр нашего государя, так как же можно вам перед ним затворяться?” Ему отвечали: “Мы не смеем без региментарского приказания, а чтоб наш гетман изменил и отъехал к неприятелю, тому поверить мы никак не можем”.

Напрасно сотник уговаривал их не прикидываться незнайками, напрасно представлял им доводы, что в царском войске уже все довольно об этом знают, – все убеждения остались безуспешны»61.

После полудня царские генералы стали готовить полки к переправе через реку Сейм: там раньше были мосты, но перед приходом царских сил осажденные их разобрали, теперь надо было заново наводить их. Вдруг мазепинцы из замка выставили шесть пушек и направили их дула на царское войско.

Тогда русские полки двинулись вниз по берегу и выстроились в боевые порядки. Начальство решало, что там удобнее – строить мосты или переходить реку вброд. Но, увидев движение русского войска, из замка выехали пять мазепинцев и прокричали через реку: «Не ходите, а если пойдете силою, то станем вас бить».

Из царского войска им ответили: «Пусть придут к нам человека два-три на разговор». Но мазепинцы на это только выругались.

Тогда на двух лодках на другой берег переправились 50 гренадеров, и тотчас те батуринцы, которые были высланы из замка с пушками, «с великою тревогою» побежали в город, а русские свободно стали наводить мосты, чтобы ночью перебраться через реку. «Ни малейшей склонности к добру у них не является, и все говорят, что хотят до последнего человека все держаться», – писал Меншиков в донесении царю вечером 31 октября.

Наступила ночь. Меншиков разместился в хате в поселке за рекой. Туда к нему явились депутаты из Батурина: они уверяли, что если бы в самом деле гетман изменил царю, то они остаются в прежней верности и готовы впустить царские военные силы в батуринский замок, только просили дать им на размышление три дня сроку. Меншиков понял, что это говорилось «с звычайною политикою», и батуринцы думают выиграть время, чтобы шведы успели подойти к ним на выручку. «Довольно с вас времени намыслиться одной ночи до утра», – сказал им Меншиков, но письменного ответа не дал. С тем депутаты и ушли.

Наступило утро. Не получивши письменного ответа, батуринцы стали палить из пушек и подожгли посад (подворку) Батурина. Это показывало, что, собираясь защищаться и согнавши жителей в замок, мазепинцы готовы стоять до последней капли крови и истребляют жилища около замка, чтобы не дать там укрытия своим противникам.

Меншиков в ответ на их письмо, принесенное ночью, послал к мазепинцам письменное предложение. Письмо было послано с каким-то Зажарским. Батуринцы впустили его в замок, собрали Раду и хотели читать письмо Меншикова, но тут раздались крики: «Некогда чинить нам отповеди». Самого же Зажарского мазепинцы чуть не разорвали на куски, с трудом удержались от убийства и выгнали его с таким единогласным решительным ответом: «Все здесь помрем, а президиума не пустим».

«В ночь на 2 ноября все изменилось. В батуринском замке между козаками была часть Прилуцкого полка; один из полковых старшин, Иван Нос, явился к Меншикову и указал ему тайный способ добыть Батурин. По преданию, Нос указал в батуринской стене незаметную ни для кого калитку, через которую возможно было во время ночи гуськом царским людям проникнуть в замок. Меншиков отрядил туда солдат. Тайный вход был открыт; за первыми, туда вошедшими, последовали другие, а с другой стороны был начат приступ, и батуринцы, отбивавшись в продолжение двух часов, наконец сдались»62.

В XXI веке взятие Батурина Меншиковым стало козырной картой самостийников, вторым «голодомором». Президент Ющенко заявил, что в Батурине русские убили 21 тысячу человек, а затем сбавил цифру до 15 тысяч. В иных же публикациях число убитых доходит до 30 тысяч человек. В школьном учебнике истории написано: «…всех казаков и жителей вырезали. Не пожалели ни стариков, ни женщин и девиц».

Особые надежды «оранжевые» историки возлагали на археологию. Но и она подвела. Искали 15—20 тысяч убитых. И что? В результате многолетних целенаправленных усилий совместной канадско-украинской экспедиции на месте разрушенной крепости удалось обнаружить всего около семидесяти «захоронений». Некоторые из них походили на то, что так трепетно ожидалось («погребение ребенка без гроба», «череп подростка в сгоревшем жилище», «останки женщины 20—30 лет с расколотым саблей черепом», «череп с пулевым отверстием в затылке подростка 9—12 лет, несколько десятков засыпанных пеплом скелетиков детей 1—5 лет»), но выдавать это за результат «геноцида в Батурине» просто неприлично. Тем не менее украинские археологи упорствуют: «Резня была тотальной, и в Батурине не осталось никого».

А что скажет на это неангажированный и серьезный историк? На основании полученных данных он лишь сделает вывод, что в Батурине люди умирали. Не всегда планово. Детская смертность была высокая. Кто может доказать, что женщина «с расколотым саблей черепом» не была убита пьяным казаком на бытовой почве? Или что деревянный дом, где было найдено несколько детских скелетов, не сгорел раньше в результате неосторожного обращения с огнем?

Понимая это, один из руководителей экспедиции доктор В. Мезенцев признает: «Мы не можем нашими исследованиями посчитать каждого человека, но уверены, что массовые захоронения были. Однако “История Русов” свидетельствует, что много трупов было потоплено в Сейме».

Замечательное оправдание! Из уст уважаемого археолога такая ссылка звучит как приговор его профессиональной компетентности. Но если бы он был один такой! Ведь есть утверждения похлеще. Так, известный украинский кинорежиссер Юрий Ильенко в одном из интервью выдал: «На раскопках Батурина не нашли ни одного скелета, потому что все жители были вырезаны, распяты, прикреплены к плотам и пущены по водам Сейма, Десны и Днепра для запугивания. … В той “реке мертвых”, между прочим, плыли и мои предки. И вы хотите, чтобы я, украинец, любил Петра?»

Надо сказать, что идея с плотами – одна из самых интересных. На ней, возможно, особенно видна вся иррациональность аргументации защитников «факта» резни.

Во-первых, о «распятых украинцах» и вообще о плотах, пущенных русскими по рекам Малороссии в ноябре 1708 г., не говорит ни один исторический источник.

Во-вторых, штурм Батурина был произведен 2 ноября (по старому стилю), а на следующий день русские войска ушли, опасаясь подхода шведов. Когда им было заготавливать бревна, связывать их в плоты, распинать там тысячи «щирых украинцев» и т. д.?

Самостийные мифотворцы не понимают, что болтают. Как, к примеру, 5 тысяч солдат и драгун Меншикова, не имея ни единой пушки, могли взять хорошо укрепленный Батурин, где имелось свыше 70 исправных орудий и гарнизон которого составлял 15—20 тысяч человек? Что, мазепинцы пьяные в стельку были? Да, кстати, и эта версия мелькает в украинской прессе. Мол, «украинское войско» отбило нападение москалей, а затем де казаки изрядно наклюкались. Тут-то злыдень Данилыч вернулся и учинил «батуринскую резню».

А серьезно, сколько пушек было в Батурине? Мазепа собрал туда лучшую часть артиллерии и огромные припасы пороха и ядер. Меншиков сумел вывезти из Батурина 70 пушек, а наиболее тяжелые были взорваны или заклепаны на месте. Замечу для сравнения, что Карл XII привез в Малороссию всего около 30 пушек.

Оперативные действия Александра Данилыча лишили королевские войска и артиллерии, и боеприпасов. Заодно были сожжены и многочисленные хлебные «магазины» (так до ХХ века именовали склады).

По моим расчетам, в Батурине на 2 ноября 1708 г. находилось от 4 до 6 тысяч комбатантов, из которых большинство составляли сердюки и «компанейцы», то есть наемники. А их даже националист Микола Грушевский называл «всяким сбродом». Действительно, малороссы составляли в них меньшинство. Там в основном служили поляки, молдаване, татары и те же «клятые москали».

Вполне допускаю, что при штурме часть комбатантов была перебита. Естественно, пострадали и батуринские обыватели. Как уже говорилось, посад, то есть основную часть города, сожгли сами мазепинцы, а строения в батуринском замке – русские. Не оставлять же замок шведам?!

Но приказа специально убивать мирных жителей не давали ни Меншиков, ни сам Петр.

22 декабря 1708 г. новый гетман Скоропадский выдал батуринскому атаману Даниилу Харевскому универсал, разрешавший жителям Батурина селиться на прежних местах. Любопытно, мертвецам, что ли, он давал сей универсал – ведь самостийные мифотворцы перебили всех батуринцев еще 2 ноября.

Мало того, Скоропадский упоминает об «изменничем универсале» князя Меншикова, согласно которому большая часть взятых в Батурине сердюков и городовых казаков была распущена по домам.

Спору нет, заводчики обороны Батурина были четвертованы или колесованы по приказу царя. Замечу, что главнейший из них – Чегел – сумел уйти из города, но в ближайшем же селении его узнали казаки и отвели к Меншикову.

Но в том же ноябре 1708 г. специальным царским указом были отменены «аренды [отдача на откуп винной, дегтярной и табачной торговли. – А.Ш.] и многие иные поборы», которые, как говорилось в указе, Мазепа «наложил на малороссийский народ, будто на плату войску, а в самом деле ради обогащения своего». Царь увеличил жалованье запорожским казакам, приказывал великороссийским военачальникам обращаться с казацкой старшиной «сколько возможно ласкаво» и т. п.

Еще до обнаружения гетманской измены Петр І принял меры по недопущению в Малороссии конфликтов между войском и населением (такие конфликты во время войн являлись обычным делом в тогдашней Европе). «Надобно драгунам учинить заказ под потерянием живота, дабы они черкассам [так иногда называли малороссиян. – А.Ш.] обид не чинили; и ежели кто им учинит какую обиду, и таковых велите вешать без пощады», – предписывал Петр своим генералам. Предписания не оставались пустым звуком. «Мы войскам своим великороссийским под смертною казнью запретили малороссийскому народу никакого разорения и обид отнюдь не чинить, за что уже некоторые самовольные преступники при Почепе и смертью казнены», – объявлялось в указе от 6 ноября 1708 г. С начала XIX века «украинствующие» политиканы пытаются доказать, что Мазепа заключил с Карлом XII какой-то договор. Появилось даже несколько текстов подобного договора. Но, увы, все они оказались фальшивыми. Поэтому даже Грушевский, неоднократно шедший на подлог в своих исторических трудах, был вынужден констатировать: «В каком смысле было установлено между ними [гетманом и королем. – А.Ш.] соглашение, об этом не имеем никаких точных сведений и только из позднейших актов можем заключить, чего хотели Мазепа и старшина, присоединяясь к шведскому королю:

“Украина по обе стороны Днепра с войском Запорожским и народом малороссийским должна быть навеки свободной от всякого чужого владения”. Швеция и другие союзные государства “ни с целью освобождения, ни с целью опеки, ни с какими иными видами не должны претендовать на власть над Украиной и войском Запорожским или на какое-нибудь верховенство, не могут собирать каких-нибудь доходов или податей. Не могут захватывать или занимать своими гарнизонами украинских крепостей, какие были бы оружием или трактатами добыты у Москвы. Должны сохранять Украину в целости и не позволять кому-нибудь другому поработить ее. Должны свято сохранять целость границ, неприкосновенность свобод, прав и привилегий, чтобы Украина на вечные времена пользовалась свободно своими правами и вольностями безо всякого ущерба”»63.

Вроде бы Мазепа оказывается борцом за «вильну Украину». Увы, сей «позднейший акт» – грубая фальшивка, и далеко ходить за доказательствами не надо. Есть сотни неопровержимых свидетельств того, как круто обращался Карл с польскими магнатами и самим королем Стасем. Так что даже после четырех «Полтав» самовлюбленный и презирающий всех король никогда бы не подписал подобного договора с Мазепой. После присоединения Мазепы к шведам главная шведская квартира была переведена в Дехтеревку – местечко в четырех верстах ниже Горок по течению Десны, в 14 верстах от Новгород-Северского. Оттуда Мазепа отправил письмо к стародубскому полковнику Скоропадскому. Гетман выставлял причины, побудившие его пойти на измену: «…издавна враждебная власть московская в последнее время возымела намерение отобрать в свою область малороссийские города, ограбить и выгнать из них обывателей и наполнить их своими войсками. Так поступали москали не только в полках Стародубском, Черниговском и Нежинском, под лживым предлогом будто делают так ради наступления шведов, но и в других, более отдаленных полках, где шведов никак не ожидали. “Нас предостерегли по секрету приятели, что москали хотят прибрать в свои руки гетмана, генеральных старшин, полковников и запровадить в тиранскую неволю, затем всех казаков обратить в драгуны, изгладить совершенно со света имя запорожское и поработить навеки весь малороссийский народ”»64.

«С этой целью де Меншиков и Голицын заманивали гетмана в московский обоз. Но гетман, с согласия генеральных * особ, полковников и всех старшин Войска Запорожского, прибегнул к покровительству шведского короля в надежде, что он оборонит малороссийскую их отчизну от тиранского московского ига и не только возвратит казакам отнятые права и вольности, но еще умножит и расширит их, и в этом король дал свое слово и письменное удостоверение». Гетман убеждал Скоропадского в союзе с переяславским и нежинским полковниками перебить московский гарнизон в Стародубе, а если у него не хватит сил на это, то убегать в Батурин, стараясь не попасться к русским в плен. 31 октября король подвинулся еще ниже по Десне к селу Игнатовке65 и в сопровождении генералов своего родственника принца Вюртембергского и Аксель-Спарре, а также своей гвардии близ села Мезина66 наметил место, удобное для переправы через Десну. Переправиться удалось с большим трудом 4 и 5 ноября.

Русские войска охраняли противоположный берег и устроили батареи, с которых палили на готовившихся переходить реку шведам. Это вынудило Карла XII начать переправу там, где русские никак не могли ожидать ее – в очень неудобном месте. Берег там был настолько крут, что солдаты и офицеры сползали к воде, а лошадей приходилось стаскивать веревками. На отмели шведы наскоро нарубили деревьев, наделали колод, связывали их веревками и на таких плотах переправлялись на другой берег. Первым там высадился отряд генерал-майора Стакельберга, прокладывая себе путь ружейным огнем и штыками.

Установленные на крутом берегу двенадцать шведских орудий осыпали русских картечью, что заставило их отступить. Тогда шведы навели два моста, через которые уже свободно переправилось все их войско. Во время этой переправы Мазепа находился рядом с королем.

5 ноября день выдался холодный. Король же, по своему всегдашнему обычаю, был одет очень легко. Гетман заметил ему: «Вы, государь, надеетесь на свою молодость. Я понимаю, в молодости есть огонь, который греет, но он с летами проходит. И мне когда-то холод был нипочем, а теперь вот, как пришла старость, так нелишнею оказывается и шуба. Ваше величество вынесли уже долговременную войну, от которой немало потерпело и ваше государство, и ваши подданные. Настоящая война может еще затянуться на многие годы. Вашему величеству необходимо сохранять свое здоровье, чтоб вы могли жить еще долгое время для счастия ваших подданных, тогда как Бог пошлет мир».

Карл отвечал: «Не привык я к мехам и никогда их не носил». Однако Мазепа на другой день преподнес королю в дар несколько шкур дорогих чернобурых лисиц. Король, уверенный, что это подносится от искреннего сердца, принял дар и приказал подбить себе мехами сюртук. Но скоро до короля дошел слух, что в его войске какой-то весельчак сказал: «С чего это наш король так потолстел?» Карл сбросил с себя обновку и уже никогда не надевал меховых одежд.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.