ГЛАВА 4 Добро и Зло распознаёт Россия Петра…
ГЛАВА 4
Добро и Зло распознаёт Россия Петра…
В 1714 ГОДУ по случаю спуска корабля «Илья Пророк» Пётр произнёс блестящую речь, в которой были и такие слова:
«Кому из вас, братцы мои, хоть бы во сне снилось, лет тридцать тому назад, что мы здесь, у Балтийского моря, будем плотничать, и <…> воздвигнем город, в котором вы живёте; что мы доживём до того, что увидим таких храбрых и победоносных солдат и матросов русской крови, таких сынов, побывавших в чужих странах и возвратившихся домой столь смышлёными; что увидим у нас также множество иноземных художников и ремесленников, доживём до того, что меня и вас станут так уважать чужестранные государи…»
Это говорилось уже не на топких берегах Невы, поросших кустарником, над которым одиноко парил орёл… Это говорилось в городе, величественный облик которого тогда вполне определился. И Пётр видел его будущее величие и будущее развитие России, когда говорил:
«Историки полагают колыбель всех знаний в Греции, откуда (по превратности времён) они были изгнаны, перешли в Италию, а потом распространились и по всем европейским землям… Теперь очередь приходит до нас, если только вы поддержите меня в моих важных предприятиях, будете слушаться без всяких оговорок и привыкнете свободно распознавать и изучать добро и зло…»
Какой монарх, в какой стране и в какую историческую эпоху мог публично обратиться к своим подданным с такими речами? Для того чтобы так говорить и мыслить, надо родиться, воспитываться и жить во вполне определённом духовном и интеллектуальном пространстве. Иными словами, для этого надо было быть выдающимся сыном Русской Вселенной, каким умница Пётр и был!
Пётр умел различать Добро и Зло. Он поставил Россию с пролёжанного бока на ноги. Он изменил и общеевропейскую ситуацию, введя в неё ранее небывалый в ней фактор — сильную Россию.
Шло время…
Русское Добро обретало кулаки.
И училось распознавать Зло.
Многие из тех, кто описывал эпоху Петра, — тот же историк Костомаров, например, — утверждали, что Пётр строил на непрочном фундаменте, что многие его начинания и реформы остались на бумаге и не имели успеха в жизни, что молодые русские люди, направляемые царём в Европу на учение, научились там только пить и сорить деньгами.
Профессор русской истории Дерптского университета Брикнер в своей истории Петра сообщал, что «ученики», отправленные за границу, обычно были «плохо приготовлены к учению», что «многие из них отличались грубостью нравов, нерадением к учению, равнодушием к вопросам науки», а некоторые даже были склонны «к преступным действиям».
Увы, не всё здесь неправда… Скажем, во французском Тулоне гардемарин Глебов «поколол» шпагою гардемарина Барятинского, напав на него неожиданно, предательски, и был посажен под арест. И это был не единичный пример. Приставленный к молодым русским в качестве своего рода «дядьки» князь Иван Львов в 1711 году просил не посылать новых навигаторов в Англию, потому что «и старые там научились больше пить и деньги тратить».
Это было…
Но если бы большинство «птенцов гнезда Петрова» было разряженными попугаями и драчливыми петухами, а не орлятами, то откуда бы у новой — петровской и послепетровской России появились молодые орлы? Откуда у новой России даже в недобрые времена Анны Иоанновны и её фаворита курляндца Бирона брались успехи? Уже после Петра!
Да ведь и сам молодой Пётр впервые отправился за границу в составе «великого посольства» не для гульбы, а для изучения наук, морского и корабельного дела. Он сам через много лет признавался, что ему было бы стыдно знать меньше тех, кого он направлял в Европу на выучку.
Вот указ царя навигаторам августа 1712 года:
«Его царское величество имянным своим указом указал сказать. Всем их милости господам, которые в науке навигаторской обретаютца, чтоб училися с самого матрозского дела и знали бы оснащивать суды сами».
Меньшинству этот указ впрок не пошёл. Но большинство искренне воспринимало эти строки как жизненный принцип, потому что это был жизненный принцип самого российского верховного вождя!
Из первых пятидесяти молодых дворян, отправленных царём в 1697 году за границу (28 в Италию, 22 в Англию и Голландию), вышли такие выдающиеся деятели Петровской эпохи, как Борис Куракин, Григорий Долгорукий, Пётр Толстой, Андрей Хилков…
Особенно ярок пример Петра Андреевича Толстого (1645–1729). В 1697 году ему было уже 52 года… Семья, дети, обеспеченное положение… Тем не менее Толстой сам вызывается ехать за границу для изучения морского дела. Через Польшу и Австрию он едет в Италию, месяцами плавает по Адриатическому морю, изучает страны и языки. Получает свидетельство, что ознакомился «совершенно» с картами морских путей, с названием «дерев, парусов, верёвок и всяких инструментов корабельных».
Вместе с мальтийскими рыцарями Толстой воевал против турок, в Венеции с большим успехом занимался математикой. Всё это помогло ему позднее с честью выполнять труднейшие обязанности русского посла в Турции.
В год отъезда на учёбу Петра Толстого сыну небогатого новгородского дворянина Ивану Неплюеву было четыре года — он родился в 1693-м. С 1714 года учился в Новгородской математической школе, затем — в Петербургской Морской академии. В 1716-м, в 23 года, был направлен в Венецию и Испанию. Вернулся домой в 1720 году, вместе с другими был подвергнут экзамену самого императора, получил похвальный отзыв Петра и был назначен главным начальником над строящимися судами в Петербурге. Пётр тогда сказал Неплюеву:
«Видишь, братец, я и царь, да у меня на руках мозоли, а всё от того: показать вам пример и хотя б под старость видеть мне достойных помощников и слуг Отечеству».
Когда Пётр скончался, Неплюев более суток пролежал в беспамятстве и потом объяснял это так:
«Да иначе бы мне и грешно было: сей монарх Отечество наше привёл в сравнение с прочими; научил узнавать, что и мы люди; одним словом, на что в России ни взгляни, всё его началом имеет, и что бы впредь ни делалось, от сего источника черпать будут…»
За свою долгую жизнь Иван Иванович Неплюев был резидентом в Стамбуле, главноначальствующим на Украине, 16 лет — наместником в Оренбурге и главнокомандующим в Петербурге в первое время царствования Екатерины Второй. В Оренбургском крае он построил до семидесяти крепостей, основал ряд укреплённых линий, реорганизовал казачье войско. Неплюев скончался восьмидесяти лет, в 1773 году, и оставил по себе добрую память — о нём упоминается во всех трёх Больших Советских энциклопедиях.
Вот другой пример… Василий Дмитриевич Корчмин, генерал-майор. Один из деятельных сотрудников и любимцев Петра Великого. Обучался военно-математическим наукам за границей в 1697–1698 годах. Молодой Василий Корчмин отправился в Европу одним из первых и переписывался лично с царём. Он писал из Берлина так:
«Мы со Стенькою Бужениновым, благодаря Богу, по 20 марта выучили фейерверк и всю артиллерию, ныне учим тригонометрию…».
И выучился Василий Корчмин в Берлине хорошо, став одним из создателей новой русской артиллерии, крупным военным инженером. Сразу по возвращении в Россию он был назначен сержантом бомбардирской роты Преображенского полка, весной 1700 года под предлогом покупки пушек провёл разведку Нарвской крепости. При осаде Нарвы вёл апроши, в 1703 году участвовал во взятии Нотебурга, Ниеншанца.
Затем Корчмин командовал батареей на Васильевском острове. По преданию, сам этот остров был назван по Корчмину. Мол, Пётр часто писал Корчмину и для краткости адресовал письма: «Василью на остров». Однако более верно происхождение названия от владельца имений в устье Невы, новгородского посадника Василия Казимера, жившего в XV веке. По крайней мере, уже в книге Водской пятины за 1500 год этот остров именуется Васильевским.
В 1706 году Корчмин устраивал оборонительную линию между Смоленском и Брянском, укреплял Брянск. В 1707 году, в опасении шведского нашествия, Пётр направляет капитан-поручику Корчмину подробный указ об укреплении московского Кремля и Китай-города. Василий тогда уже прочно вошёл в число молодых сотрудников Петра. Никому из иностранных инженеров царь не писал так часто, как русскому инженеру Василию Дмитриевичу Корчмину.
В 1719 году Корчмин был послан для исследований по проведению канала из реки Мологи в реку Мету, для описания Волги, Мологи и Тверцы и вообще исполнял самые разнообразные поручения Петра.
Знаменитый русский историк и географ Василий Никитич Татищев, автор многотомной «Истории Российской с самых древнейших времён», родился в 1686 году и скончался в 1750-м. Направленный Петром в Швецию и Саксонию, Татищев жадно впитывал знания, покупал за границей множество книг по математике, истории, географии и военному делу. В возрасте 23 лет Татищев принимал участие в Полтавской битве, позднее по желанию Петра занимался географией России. В 30-х годах выступал против Бирона и немецкого засилья в России.
Крестьянин подмосковного села Покровское Иван Посошков, будущий мыслитель-экономист эпохи Петра, родился в 1652 году. Он был на два года моложе боярина Фёдора Головина, будущего генерал-адмирала и фельдмаршала, и ровно на двадцать лет старше самого Петра. В сорок пять лет Посошков, как недовольный царём и рассуждавший о его пороках и недостатках, был взят в Тайный Преображенский приказ по делу монаха московского Андреевского монастыря Авраамия. А кончил Посошков тем, что стал одним из горячих и убеждённых сторонников Петра. Он говорил о царе:
«Наш монарх на гору аще сам десять (то есть вдесятеро. — С. К.) тянет, а под гору миллионы тянут: то как дело его споро будет?»
Но ведь и сам Посошков тянул в гору, и другие сотрудники Петра — тоже. Потому в гору шла и Россия. За два года до смерти, в 1724 году, Иван Тихонович Посошков написал «Книгу о скудости и богатстве», где отстаивал всемерное развитие производительных сил страны за счёт расширения производства отечественных товаров, выступал за активный торговый баланс с заграницей.
Интересный и малоизвестный факт: при Петре одной из дворянских повинностей стала… учёба! Учиться дворянские дети начинали с девяти лет в специальных школах — до 15 лет. Затем юный дворянин обязан был идти служить. Причём специальными указами Петра определялось, что родовитость на продвижении не отражается. А тем, кто не мог освоить даже начальный курс наук, не выдавалась так называемая «венечная паметь» — разрешение на женитьбу.
Так что в петровские времена заявление фонвизинского недоросля Митрофанушки: «Не хочу учиться, а хочу жениться» было бы оставлено без внимания. Не выучившись, жениться было нельзя.
В 1704 году Пётр сам распределил детей «самых знатных персон» на службу. До шестисот молодых князей Голицыных, Черкасских, Хованских, Лобановых-Ростовских и прочих было расписано солдатами в гвардейские полки. Многие из них тянули лямку наравне с простолюдинами, и это давало хорошую физическую и моральную закалку.
Главное же — впечатляющими были результаты.
Известный историк эпохи профессор Николай Николаевич Молчанов сообщает, что в своё первое путешествие в Европу в 1698 году Пётр нанял для работы в России свыше тысячи человек. И подавляющее большинство приглашённых составляли офицеры. А в 1717 году, во время своего второго крупного официального визита на Запад, Пётр пригласил около пятидесяти человек, и это были архитекторы, скульпторы, ювелиры, учёные.
За двадцать лет потребности России в командных, инженерных и промышленных кадрах возросли многократно. Однако теперь они удовлетворялись за счёт внутреннего, так сказать, «продукта». Одна эта деталь говорит о том, какими были масштаб и размах петровского преобразования России!
Думаю, многие из этих воспитанников эпохи Петра — если бы они оказались в СССР времён бурного и деятельного социалистического строительства — так же пригодились бы России Ленина и Сталина, как они пригодились России Петра Великого!
* * *
КАК МЕНЯЛОСЬ интеллектуальное (не официальное, а именно интеллектуальное) восприятие России в Европе второй половины XVII — начала XVIII века, можно понять на примере великого немецкого математика и философа Лейбница.
За два года до рождения Петра, в 1670 году, Лейбниц разработал план создания Европейского союза во имя вечного европейского мира. Каждая великая европейская держава должна была получить свою зону экспансии вне Европы. Ссориться друг с другом впредь не разрешалось, как не рекомендовалось и нарушать «эксплуатационные нормы».
Паниковский в романе Ильфа и Петрова «Золотой теленок» делил СССР на тридцать четыре эксплуатационных участка для такого же числа мошенников — «детей лейтенанта Шмидта». У Лейбница «участков» было шесть во всём мире.
Англии и Дании выделялась Северная Америка.
Франции — Африка и Египет.
Испании — Южная Америка.
Голландии — Восточная Индия…
А Швеции… Россия.
Проходит тридцать лет. В самом начале Северной войны русские терпят поражение под Нарвой. Лейбниц, с какого-то момента с интересом наблюдавший за Петром, теперь выражает надежду, что Карл XII овладеет всем Московским государством до Амура, и приветствует шведов одой.
Проходит ещё восемь лет, и над Россией восходит слава Полтавской победы.
Что же Лейбниц?
Теперь он оценивает Полтаву как достопамятное в истории событие, в письме русскому резиденту в Вене барону Урбиху настаивает на необходимости чеканки медали в память Полтавской битвы и выражает уверенность, что Пётр отныне будет принимать активное участие в делах мировой политики.
«Напрасно, — писал Лейбниц, — опасались чрезмерного могущества царя, называя его туркою севера. Что касается меня, то я очень рад водворению в России разума и порядка».
До водворения в России разума и порядка было ещё ой как далеко! Но то, что Русское Добро быстро училось познавать и распознавать каверзы внешнего Зла, было несомненным. В 1711 году Пётр жаловался Меншикову в письме из Померании:
«На твоё письмо кроме сокрушения ответствовать не могу… Что делать, когда таких союзников имеем… Я себя зело безсчастным ставлю, что я сюда приехал; Бог видит моё доброе намерение, а их и иных лукавство; я не могу ночи спать от сего трактования…»
Чем сильнее становилось Русское Добро, тем сильнее ненавидело его Мировое Зло. Вот, например, малоизвестная, но интересная деталь. После Ништадтского мира, завершившего в 1721 году Северную войну, Пётр по просьбе российского Сената принял титул Императора Всероссийского. Европу от этой вести как током ударило. Признать такой титул — значит юридически, официально признать Россию великой европейской державой. Так вот, уважаемый читатель, сводка по годам.
Сразу выступила с признанием новой империи только Пруссия. Даже любимая Петром Голландия колебалась год — до 1722-го.
Вроде бы «союзная» Дания признала за российскими самодержцами право именоваться императорами в 1723 году. Побеждённая Швеция — в 1733-м. «Германская» империя австрийских Габсбургов — в 1747-м.
Франция — в 1757 году. Испания — в 1759-м.
Рекорд тупой злости поставила Польша. Она признала новый статус России в 1764 году — через 43 года после принятия титула Петром!
Так что задача «свободно распознавать и изучать Добро и Зло», поставленная перед русскими Петром, оказалась навсегда актуальной. Увы, мы слишком плохо прислушивались к совету Петра Великого, и Мировое Зло слишком часто оставляло Русское Добро в дураках.
И оставляет по сей день.
С одной стороны — это удручает. Но в то же время это доказывает, что русский народ в основе своей привержен Добру. Ведь Добро всегда немного простодушно. Добрый человек судит по себе, он склонен верить другим и поэтому нередко обманывается. Злого обмануть нельзя — он не верит никому и не любит никого, кроме самого себя. Зло если во что и верит, так в силу Зла. И поэтому Зло нельзя убедить. Его можно только сломить!
И сломить Зло — это право и долг Добра. Разрушение Зла — это первый шаг к созданию нового Добра.
Вот ещё один — удивительный и малоизвестный факт!
В своей «Истории Петра Великого» французский просветитель и философ Вольтер написал о Полтавской битве, что это единственное во всей истории сражение, следствием которого было не разрушение, а счастье человечества, ибо оно позволило Петру идти дальше по пути преобразований.
Оценка, лестная не только для Петра, но и для любого русского! Битва, и вдруг — созидательная! Парадокс?
Нет! Просто особенность русской судьбы!.. Если Россия воевала, защищая себя — а она почти всегда воевала только так! — то тем самым Россия защищала общечеловеческие идеи вселенского Добра. Война никогда не была для русских забавой или поживой. Она всегда была для России тяжкой ношей.
Россия воевала много, но она всегда воевала во имя созидания и укрепления своей собственной Державы, а не в целях разрушения и уничтожения чужих государств. Россия всегда воевала на стороне Добра. А Пётр, пусть сам того и не зная, следовал давней традиции легендарных праславянских Кузнецов-змееборцев, готовых к войне со Злом, но внутренне ориентированных на Добро и Мир.
Историк Костомаров — относившийся к Петру нелицеприятно и склонный к показу неблаговидной стороны Петровской эпохи, тем не менее признавал, кроме прочего, гигантский чисто человеческий масштаб Петра. Костомаров писал:
«…Пётр, как исторический государственный деятель, сохранил для нас в своей личности такую высоконравственную черту, которая невольно привлекает к нему сердце: та черта — преданность той идее, которой он всецело посвятил свою душу в течение своей жизни. Он любил Россию, любил русский народ… За любовь Петра к идеалу русского народа русский человек будет любить Петра до тех пор, пока сам не утратит для себя народного идеала…»
О каком монархе, в какую историческую эпоху и в какой стране можно было сказать так, как это сказал о Петре Костомаров? Но только ли заслуга в том Петра? И не рождение ли великого нашего Реформатора в Русской Вселенной стало основной причиной того, что Пётр стал тем, кем он стал?
Петровское Добро, познавая Зло, воспитывало в себе и новое чувство национального и человеческого достоинства. Это хорошо проявилось уже у юного Петра, во время великого посольства в Европу и как в капле воды отразилось в одной вроде бы мелкой, а на самом деле очень существенной детали.
В Лондоне Пётр познакомился со смотрителем Лондонского монетного двора. Английское монетное производство размещалось в замке Тауэр, который служил также государственной тюрьмой. А смотрителя звали… Исаак Ньютон. Великий физик не гнушался заниматься прозаическими проблемами, да и жить на что-то надо было.
Общий язык юный царь и великий учёный нашли быстро. В частности, Пётр проявил живой интерес как к самому оборудованию двора, так и к принципам проводимой в Англии монетной реформы.
А вскоре денежная реформа началась и в России. К 1700 году в Москве действовало — в дополнение к Кремлёвскому — ещё два монетных двора, в Китай-городе и в здании Земского приказа. Чеканилась серебряная монета, медная монета, а с 1701 года начали чеканить русский золотой червонный, равный по весу и пробе европейскому дукату.
В Европе все надписи на монетах (их называют легендами) делались на латыни. Однако на всех русских деньгах легенды были на русском языке. Так решил царь. Когда вопрос обсуждался, кое-кто возражал Петру: мол, монеты с одной лишь русской легендой не будут приниматься за границей. Предлагалось хотя бы на одной стороне делать латинскую надпись.
И тут великий Реформатор ответствовал, что за такой совет он спасибо никому не скажет. Зато охотно поблагодарит того, кто подскажет, как сохранить монету внутри государства, а не как поскорее выпустить её из страны.
Надо ли комментировать этот ответ Петра в «России» президента Медведева и премьера Путина? Сегодня на «россиянских» почтовых марках вместо ёмкой и весомой надписи «СССР» рядом с надписью «РОССИЯ» мы видим написанное на неведомом языке, но — латиницей слово «ROSSIJA».
Интересно, что сказал бы по этому поводу незабвенный царь Пётр?
* * *
ЧЕРЕЗ сто пятьдесят лет после смерти Петра историк Николай Костомаров в своём очерке «Пётр Великий» заявлял:
«Нового человека в России могло создать только духовное воспитание общества, и если этот новый человек где-нибудь заметен в деяниях и стремлениях русского человека настоящего времени, то этим мы обязаны уже никак не Петру».
Конечно, Костомаров написал глупость. На самом деле всё обстояло, как говорят математики, «с точностью до наоборот». Достаточно вспомнить наказ Петра: научиться «свободно распознавать и изучать добро и зло». Тираны и деспоты к такому не призывают!
Уже в наше время злобствующие антисоветчики говорят примерно то же, что Костомаров написал об эпохе Петра, об эпохе Ленина и Сталина. Они хотят представить эту эпоху как чёрную, бездуховную полосу нашей истории.
Как подло!
И как — в конечном счёте — глупо!
Петровскую эпоху мало определять как эпоху открытий. Она сама — вся открытие, потому что лишь с неё начинается соединение русской смётки и отваги с европейским знанием. И одним из главных достижений этой эпохи надо считать новый массовый тип русского человека, созданного волей и гением Петра.
Деятельные русские люди были в России и до Петра… А вот образованные деятельные русские люди… Такие в массовом количестве появились лишь в петровской России, и с годами их число умножалось, стремление к знаниям не глохло, а росло.
Так, новые учёные, петровские геодезисты, начали огромную работу по научной съёмке территории восточной России. Они приступили к освоению северных пространств Тихого океана. Их надо было обойти в вёдро и в ненастье. Обойти, изучить и положить на карты.
Пётр Чичагов, Алексей Кушелев, Михаил Зиновьев, Пётр Скобельцин, Пётр Чаплин, Василий Шетилов, Иван Свистунов, Дмитрий Баскаков, Иван Евреинов, Фёдор Лужин…
Всё — молодые ребята.
Все имена — русские.
И все — петровские питомцы.
Два последних из этого списка, Евреинов и Лужин, в июне 1721 года впервые достигли центральной группы Курильских островов до Симушира включительно. И четырнадцать из них нанесли на карту. В конце 1722 года Евреинов в Казани лично представил царю-труженику сводную карту Сибири, Камчатки и Курильских островов. Это было почти триста лет назад!
На Дальний Восток их послал непосредственно Петр. Он приказал, чтобы геодезисты Иван Михайлов Евреинов и Фёдор Фёдоров Лужин досрочно сдали экзамен за полный курс Морской академии, в которой они обучались, и во главе отряда из двадцати человек отправились на выполнение дальнего секретного задания.
Кормщиком у них был архангельский помор Кондратий Мошков, посланный по распоряжению опять же Петра из Архангельска в Охотск. Позднее Мошков плавал с Берингом и Чириковым, а в 1732 году вместе с Фёдоровым и Гвоздевым достиг северо-западного «носа» Америки.
Маршрут Евреинову и Лужину определил сам царь:
«До Камчатки и далее, куды вам указано, и описать тамошние места, где сошлася ли Америка с Азией…»
Знаменитый Витус Беринг впервые был отправлен туда, к океану, тоже прямым наказом Великого Петра. И 1-я и 2-я камчатские экспедиции Беринга сыграли немалую роль в освоении русской части Тихого океана, в будущей судьбе Русской Америки.
Между 1-й и 2-й экспедициями Беринга — 23 июля 1732 года от берегов Камчатки отошёл много повидавший бот «Святой Гавриил». За четыре года до этого на нём плавал сам Беринг. Теперь плаванием руководил геодезист Михаил Гвоздев, а штурманом был Иван Фёдоров. С ними было на борту ещё 37 человек.
15 августа «Гавриил» вошёл в Берингов пролив, а 21 августа с попутным ветром он подошёл к Большой земле… Гвоздев на ней высадился, осмотрел и собрал все материалы, нужные для того, чтобы позднее положить эти берега на карту.
Сегодня эта крайняя на запад земля Америки называется мысом Принца Уэльского. 9 августа 1778 года её так назвал знаменитый английский мореплаватель капитан Кук. Но Кук был в тех же местах, что и Иван Фёдоров с Михаилом Гвоздевым и Кондратием Мошковым, через пятьдесят шесть лет после них. Причём он знал о приоритете русских. Да и картами пользовался русскими, в том числе — картой беринговского мичмана Петра Чаплина.
На карте, напечатанной, в Лондоне в 1761 году, там, где мы привыкли видеть мыс имени английского наследного принца, чёткими английскими буквами было написано: «Coast Discovered by surveyor Gvozdev in 1730 г.», то есть: «Берег, открытый геодезистом Гвоздевым в 1730 г.». Ошибочной была лишь дата! Редчайший случай, Запад не только признавал русский приоритет, но даже датировал его двумя годами ранее, чем это было на самом деле!
Вспомним ещё несколько фамилий…
Будущий генерал-адмирал Фёдор Матвеевич Апраксин был старше царя на девять лет — он родился в 1661 году. Участвовал в организации «потешного войска», строил корабли, возглавлял Адмиралтейский приказ, стал одним из основателей Навигацкой школы. Это яркий представитель старой гвардии Петра.
А будущий генерал-адмирал Михаил Михайлович Голицын был на девять лет младше царя. Голицын родился в 1681 году и был определён в морскую службу лично Петром. Учился в Навигацкой школе, на голландских судах пять раз плавал в Архангельск, Балтийское и Средиземное моря. В 1717 году лично проэкзаменован Петром и удостоен чина унтер-лейтенанта. В 1721-м командовал отрядом галер в Гренгамском сражении, через год назначен советником Адмиралтейств-коллегий. Это яркий представитель уже молодой гвардии Петра.
Будущий соратник Витуса Беринга, будущий капитан-командор Алексей Ильич Чириков родился в начале «петровского», XVIII века — в 1703 году. Службу начал тоже учеником Навигацкой школы в 1715-м, через год, как один из лучших, переведён в Академию морской гвардии и закончил её в 1721 году. Служил на корабле «Пётр» Балтийского флота. По приказу Адмиралтейств-коллегий в сентябре 1722-го назначен преподавать навигацию в Академию морской гвардии. В декабре 1724 года Чириков по личному распоряжению Петра произведён в чин лейтенанта и назначен помощником Камчатской экспедиции Беринга.
Это яркий и полноправный представитель и продукт уже чисто петровского времени. Такие люди, как Чириков, и вытянули Россию после Петра через всю трясину фаворитизма и своекорыстия элиты… В 1746 году Чириков был назначен директором Академии морской гвардии, а позднее возглавил Московскую контору Адмиралтейств-коллегий.
Адмирал, учёный-мореплаватель, гидрограф Алексей Иванович Нагаев — погодок Чирикова. Он родился в 1704 году. Как и Чириков, учился в Академии морской гвардии, как и Чириков, преподавал там навигацию, командовал фрегатами «Кавалер» и «Меркуриус», воевал со шведами в русско-шведскую войну 1741–1743 годов.
Впоследствии Нагаев много занимался организацией и проведением гидрографических работ, описью берегов, составлением карт, реорганизовывал Академию морской гвардии, был директором Морского шляхетского кадетского корпуса, исполнял должность командующего Балтийским флотом уже при Екатерине Второй.
Будущий адмирал, герой Чесменской битвы 1770 года в Эгейском, море Григорий Андреевич Спиридов родился в 1713 году и начал службу в десять лет волонтёром флота в 1723-м — за два года до смерти Петра. Через пять лет после смерти императора произведён в гардемарины — пятнадцати лет от роду. Служил на Каспийском море, мичманом — на Балтике, воевал на Азовском море против турок, командовал придворными яхтами и линейными кораблями, занимался заготовкой корабельного леса в Казани, командовал гардемаринской ротой Морского кадетского корпуса, командовал Балтийским флотом.
В 1770 году Спиридов разбил турок в Хиосском заливе при Чесме, уничтожив и пленив все 16 линейных кораблей противника.
Для таких русских парней, как Григорий Спиридов, даже Полтава была уже историей — Спиридов начал служить России после заключения Ништадтского мира. Для него могущество и первоклассное мировое значение России были чем-то само собой разумеющимся!
А что говорить о воспитанниках самого Спиридова — например, о будущем адмирале Василии Яковлевиче Чичагове, исследователе Арктики! Чичагов родился через год после смерти Петра — в 1726-м. В 1774 году он — младший флагман Донской флотилии и герой сражений с турками у приазовского берега Крыма. Плоть от плоти Петровской эпохи, Чичагов поднялся до поста командующего Балтийским флотом. В Ревельском сражении 2 мая 1790 года — со всё теми же шведами — эскадра под командованием Чичагова с десятью линейными кораблями разгромила шведскую эскадру, в которой было 22 линейных корабля.
А 22 июня шведы попали в ловушку, спланированную Чичаговым, и потеряли 64 корабля — сгоревшими, потопленными и пленёнными. Екатерина Вторая удостоила Чичагова за эти победы ордена Андрея Первозванного, ордена святого Георгия 1-й степени и шпаги с алмазами.
Генерал-фельдмаршал Румянцев — тёзка Петра Великого родился в год смерти императора Петра. Он блестяще воевал при «дщери Петровой» Елизавете и при Екатерине, получил почётную приставку к фамилии «Задунайский», развивал передовые взгляды Петра на тактику и воспитание войск, был учителем и другом великого Суворова, родившегося на пять лет позже — в 1730 году.
В 1744 году родился «морской Суворов» — адмирал Фёдор Фёдорович Ушаков, великий флотоводец, создатель нового военно-морского искусства. Ушакову завидовал сам адмирал Нельсон.
С эпохой Петра прямо и тесно связан и гений Михаилы Васильевича Ломоносова. Гениальный учёный-энциклопедист, он родился в семье помора-архангелогородца в 1711 году — через два года после Полтавы и за десять лет до заключения Ништадтского мира. Как крупный учёный Ломоносов начал при Елизавете Петровне, и имя её отца было для Ломоносова свято.
Ломоносов как личность — это прямая линия от Петра. И не случайно, а символично, что именно «Полтавская баталия» была увековечена Ломоносовым в его знаменитой мозаике из смальты.
Придёт время, и лучшие имена всей предшествующей русской истории будут возвеличены и прославлены в обновлённой России — в Союзе Советских Социалистических Республик. На груди граждан СССР появятся ордена Александра Невского, Суворова, Ушакова, Кутузова, Нахимова. Подвиги русских чудо-богатырей и их вождей будут рождать восторг у советских мальчишек, жадно смотрящих горящими от волнения глазами не только на мчащихся в бой Чапаева, Пархоменко, Щорса, но и на торжествующего Петра, на тех, кто пришёл в русскую историю на смену ему и благодаря ему.
До этого должны были пройти ещё два века, но орбиты Русской Вселенной расширялись и расширялись, вовлекая в себя народы, события, идеи и свершения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.