Глава 3 Под личиной «Топ-Хэта» в ФБР

Глава 3

Под личиной «Топ-Хэта» в ФБР

Прежде чем говорить о работе Полякова на ФБР, необходимо хотя бы кратко остановиться на истории, структуре и задачах этого правоохранительного органа США.

Федеральное бюро расследований (ФБР) является подразделением министерства юстиции США и подчиняется непосредственно главе этого ведомства, который одновременно обладает статусом и генерального прокурора США.

Предшественником ФБР было созданное 26 июня 1908 года президентом Теодором Рузвельтом Бюро расследований (БР). Идею возникновения такого органа, вобравшего в себя элементы политического и уголовного сыска, подал тогдашний генеральный прокурор — внук младшего брата Наполеона Бонапарта Жерома и старый знакомый президента Рузвельта. Он выступил с этим прожектом весной 1908 года на Конгрессе США.

А уже 1 июля того же года приказ генерального прокурора утвердил сам президент, еще до одобрения Конгрессом. В первые годы существования «специальные агенты» БР занимались в основном уголовными преступлениями, а также выявлением правонарушений в области экономики.

В годы Первой мировой войны руководство США возложило на Бюро расследований дополнительные задачи — оказывать помощь военным контрразведывательным структурам.

Начиная с 1918 года на сотрудников БР уже возлагается задача борьбы с диверсиями и шпионажем. Однако, не преуспев на поприще ловли немецких шпионов, Бюро расследований сосредоточило свои усилия на борьбе с инакомыслящими согражданами. В самом деле, вряд ли тогдашнее американское политическое руководство всерьез верило в возможность победы Германии над Россией в Первой мировой войне. А вот страх перед экспортом большевистской революции в Соединенные Штаты у руководителей этого контрразведывательного органа, несомненно, присутствовал. Идеи красных вождей о неизбежности пожара мировой революции распространялись по миру, тем более после надвигающегося краха мировой колониальной системы.

Напуганные «красным медведем» янки в срочном порядке 1 августа 1919 года для борьбы с политическим радикализмом в составе Бюро расследований создают специальное подразделение, получившее в следующем году название — Управление общих расследований. Возглавил его энергичный 24-летний Джон Эдгар Гувер.

В декабре 1924 года он уже становится директором контрразведывательного органа США. К августу 1933 года БР переименовывается в Управление расследований. И только с июля 1935 года чехарда «смены вывесок» была, наконец, приостановлена, и этот орган стал называться так, как называется до сих пор, — Федеральное бюро расследований.

Гувер стал его первым директором и находился на этой должности почти полвека — 48 лет, вплоть до 2 мая 1972 года.

С 1939 года ФБР официально становится головным контрразведывательным органом США.

Директор ФБР назначается президентом США, после чего утверждается сенатом. У него есть 3 заместителя и 11 помощников. Штаб-квартира ФБР расположена в Вашингтоне. На территории США имеется также 56 отделов и около 400 отделений ФБР. По характеру решаемых задач управления ФБР делятся на три группы: группа подразделений расследования, группа вспомогательных подразделений и служба контроля, планирования и оценок.

Первые встречи завербованного агента фэбээровцами проходили на конспиративной квартире (КК) в районе Мэдисон-авеню в периоды обеденных перерывов для агента. Эти условия предложил американцам сам предатель с замашками даровитого бизнесмена.

Поляков понимал, что теперь он работает на трех нанимателей — на МИД, ГРУ и ФБР, а поэтому все эти три дойные коровы, по его разумению, должны были приносить «молоко» в виде денег, подарков и купленных лично вещей.

Но то, что оно, это молоко, было с кровью, потому что за продаваемыми секретами стояли человеческие судьбы, его теперь совершенно не интересовало. О проданных и преданных коллегах он не беспокоился, так как был безразличен к ним, считая этот материал за товар, который надо выгодно продать. Он становился менеджером хлопотного и опасного личного предприятия.

Первая встреча на конспиративной квартире Полякову глубоко врезалась в память, потому что сотрудник ФБР повел себя совсем не так, как это было на предыдущих явках. В тональности задаваемых им вопросов появилось больше «стали» и даже наглости, что, естественно, не понравилось советскому предателю в звании полковника. Американец снова начал с перепроверки и доуточнения некоторых деталей его прошлых сообщений. Такая неадекватность и недоверие покорежили его, он даже готов был взорваться после того, как фэбээровец заметил: «Сами понимаете, как говорят у вас, — душой измерь, умом проверь, тогда и верь!»

«Что он из себя корчит, этот пигмей, я могу и пожаловаться, — размышлял про себя Поляков. — Не доверяете, отпустите, я найду других хозяев. Я же просил познакомить меня с разведчиками, а выходит, работаю с людьми, не разбирающимися в работе ГРУ. Создается впечатление — они не могут отличить КГБ от ГРУ».

— Что, вы мне не доверяете? — взорвался Поляков.

— Откуда вы взяли?

— Из ваших дотошных одних и тех же вопросов, задаваемых уже третий раз подряд.

— Я вынужден это делать. Мы с вами готовимся играть по-крупному и серьезно. Так и реагировать на наши вопросы попрошу ответственно.

Поляков сдался.

Предательство, как сам процесс, нравится тем, кто на нем делает политику, деньги, состояние, но в душе они ненавидят изменников, считая их способными продаваться любому в зависимости от обстановки и обстоятельств.

Предатели ненавистны всем, потому что, как правило, они шкурники по натуре и по понятию. Ничего святого за душой у них не бывает — бамбуковая пустота.

Полякову не раз приходилось терпеть и катать крутые желваки при неприятных, оскорбительных, как он считал, вопросах, задаваемых ему сотрудниками ФБР. И он сдерживался, потому что это качество обеспечивало получение им так понравившихся дополнительных к зарплате денег, подарков, приобретение желаемых инструментов. Он теперь за свой сданный товар купцу, а скорее ловцу, мог заказывать любой заморский понравившийся ему в магазине товар, который на очередной встрече доставлялся офене.

А еще он цепко держал в памяти слова, сказанные однажды слушателям преподавателем разведывательного факультета Академии имени Фрунзе в далекие послевоенные годы: «Запомните, мои дорогие, эти слова, у разведчика терпение должно быть, как у рыбака. Терпение — это дитя силы, упрямство — плод слабости, а именно слабости ума. Терпение — опора слабости, нетерпение — гибель силы. Все придет к тому, кто умеет ждать».

Поляков, как опытный рыбак и охотник, умел ждать.

Он подавлял в себе реакцию на оскорбление глупостью и подлостью преступления и этим самым возвышал себя сам в своих глазах и заряжался энергией для продолжения дальнейшей работы с американцами.

Ему не терпелось, как и всякому торгашу, быстрее продать товар и поскорее получить деньги, чтобы за них купить понравившуюся вещь. В дальнейшем он стал осторожней относиться к деньгам и просил американцев приобретать самим ему дорогостоящие предметы, в том числе модные ювелирные украшения для жены в магазине «Тиффани» и других подобных торговых точках, где он выглядел то, что будет к лицу жене на представительских приемах.

Янки соглашались со всеми прихотями и условиями, выставляемыми советским полковником-«оборотнем». Поляков понимал, его персоной противник дорожит и на этом можно и нужно активно играть всем, вплоть до капризов. Таким образом, успех в черных делах, вместо того чтобы давать человеку свободу выбора, становился для Полякова в Америке, а потом вплоть до ареста, образом жизни.

Интересная деталь — в период сотрудничества Полякова с ФБР американцы в основном выпытывали у него информацию по структуре, задачам и деятельности советской миссии. Интересовала их и вероятная агентура, известная «кроту» или находящаяся у него на связи. Собака и в собачьей шкуре ищет блох. Янки его призывали к полному откровению, то есть искать блох и в близко лежащей служебной шкуре. Получалось, как в пословице: любви, огня и кашля от людей не спрячешь — лучше откройся.

Но он, как настоящий торговец, не спешил продавать дешево дорогой товар фэбээровцам. В меру осторожничал, согласуя свои поступки с выгодой. Сдавал, как правило, легковесную информацию, лежавшую почти на виду, но он умел заворачивать ее так красиво, что покупатель был доволен. Другие материалы могли еще полежать в холодильнике оперативной памяти для разделки в дальнейшем. Он их предусмотрительно хранил для черного дня, когда может обнаружиться дефицит материала в силу отсутствия доступа к нему по разным причинам, а поэтому и не открывался полностью.

Однако упорство американцев нарастало с каждой встречей. Иуду стали прессинговать острыми вопросами, и он, наконец, сломался — начал сдавать работающую агентуру, доверенных лиц, кандидатов на вербовку, изучаемых и разрабатываемых, списки офицеров резидентур КГБ и ГРУ, обстановку на службе, тексты шифротелеграмм, указания Центра и прочее и прочее.

Первым в лапы американской контрразведки попал особо ценный агент ГРУ Д. Данлап, проходивший службу в должности штаб-сержанта Агентства национальной безопасности (АНБ). Есть разные версии этого провала, но наиболее вероятная сдача его агентом «Топ-Хэтом», хотя Поляков и пытался открещиваться от первого греха с кровью. Но материалы оперативной разработки, следствия и суда неопровержимо доказали его причастность к сдаче нашего ценного агента.

Почувствовав за собой плотную слежку, Данлап понял, что его предал кто-то, у кого он был на связи. Нигде он проколоться не мог, так как секреты, приобретаемые на службе, были связаны с многими сотрудниками АНБ, и выйти на него было можно только с персональной указки. Он, молодой и сильный, в расцвете лет мужчина, принял единственно правильное, как он считал в той обстановке, решение — покончить жизнь самоубийством, дабы не попасть в руки фэбээровцев. Он покончил счеты с жизнью в тот же день, когда обнаружил за собой скорее не «топальщиков», изучающих маршруты его движения, а группу захвата. В чем-в-чем, а в подобных тонкостях он хорошо разбирался.

Второй жертвой Полякова был тоже активный агент ГРУ — сотрудник министерства авиации Великобритании Ф. Боссард, информация которого докладывалась на самый верх и существенно влияла на некоторые аспекты использования наших ВВС в будущих театрах военных действий. Кроме того, от него были получены сведения о состоянии военно-воздушных сил Великобритании, в том числе с тактико-техническими характеристиками новейших самолетов и планировании отдельных операций на случай боевых действий.

За ними последовала сдача Нельсона Драммонда, служившего писарем в секретной части штаба ВМС США, а затем сержанта ВВС Герберта Бокенхаупта, работавшего с режимными материалами и секретной боевой техникой.

Чернокожий писарь военно-морского флота США Драммонд по кличке «Бульдог» был завербован сотрудником советской военной разведки еще в 1957 году в Лондоне. Он в течение пяти лет систематически снабжал Генштаб ВС СССР крайне важной информацией. По оценке американских специалистов, писарь нанес такой материальный ущерб, что США потребовалось затратить несколько сотен миллионов долларов, чтобы восстановить то необходимое состояние боеготовности частей и подразделений ВМС, которое было до этого и отвечало бы соответствующим требованиям командования. Это был неприметный объект для проявления к нему интереса со стороны американской контрразведки, что было по-умному использовано офицером-вербовщиком из ГРУ.

Специалист по связи, сержант военно-воздушных сил США Герберт Бокенхаупт инициативно установил связь с советскими представителями в Рабате в 1965 году и в течение года снабжал военную разведку СССР информацией о шифрах, кодах, криптографических системах Стратегического воздушного командования США. Очень высока цена этих материалов была для Генерального штаба ВС СССР. Так их оценивали многие специалисты-операторы, привлекаемые в качестве экспертов в ходе следственного и судебного разбирательств.

В 1966 году перспективный агент Герберт Бокенхаупт был тоже арестован по наводке Полякова и осужден при вердикте суда — на 30 лет тюрьмы…

За проданный товар офеня поначалу в запале хотел было сорвать приличный куш — взять большие деньги, но их в таком количестве, каком хотел получить предатель, не дали. На одной из встреч фэбээровец по имени Джон заметил, что большие деньги — демаскирующий признак. Он рекомендовал расплатиться иначе. Поляков составит ему список тех вещей, которые заинтересовали советского офицера в магазинах, и ему этот товар они приобретут и доставят.

— Вполне согласен. Это действительно избавит меня от улик перед женой и сослуживцами. Деньги ведь жгут карманы, и их очень хочется быстрее потратить в надежде, что будут новые, — хитро осклабился Дмитрий Федорович.

— Все правильно. Деньги — зло, особенно в ваших условиях.

— Когда вам составить список?

— Хоть сейчас! — согласился Джон. — Не забудьте указать в нем что-либо приличное для супруги.

— Ладно…

На следующий день Поляков отправился по магазинам составлять реестр товаров, оплачиваемых из оперативной кассы ФБР.

«Пусть немного раскошелятся, они богатенькие, — рассуждал агент. — Моя информация дорогого стоит. Буду заказывать то, что мне понравится».

И вот к исходу своей прогулки по магазинам в его черном кожаном блокноте появился длинный список. В нем были электрические дрели и ручные пилы, лобзики и рубанки, приемники и ружья, спиннинги и мебельные гвозди, клипсы и перстни для жены… Он сначала даже испугался своего аппетита и запросов к новым хозяевам.

Но когда на следующей встрече он передал список Джону, тот прочитал, хмыкнул и, посмотрев прямо в глаза своему агенту, тихо промолвил:

— Господин Поляков, все, что здесь указано, будет нами приобретено, но вручать придется дозированно. Сразу всего вам не унести.

Оба засмеялись.

Со всех последующих встреч «крот» под именем «Топ-Хэт» нес в свою норку-квартиру малогабаритные, но очень дорогие подарки от ФБР — плату за свою предательскую деятельность. Такой режим оплаты иуды будет продолжаться все четверть века его преступного ремесла. Конечно, когда он просил деньги, ему их давали, оговаривая вопросы их разумной траты.

Теперь, после сдачи четырех агентов, за которых хорошо заплатили американцы, Поляков решил поднять еще выше планку своей преданности ФБР и предательства ГРУ. Он передал фэбээровцам информацию сразу на двух нелегалов нашей военной разведки — капитана Марию Доброву и Карла Туоми. На следствии и суде он полностью признался в содеянном. Автор этих строк, присутствовавший на заседаниях Военной коллегии Верховного суда СССР, зафиксировал реакцию «крота» при пояснении этого предательства. Поляков съежился, вобрал голову в плечи, словно ожидая удара кнута. Еще бы — он рассказывал, как не погнушался предать женщину, которую знал по многим документам. Она работала очень продуктивно.

Вот как описал этих двух бойцов невидимого фронта специалист по истории советских специальных органов Д. Прохоров в своей книге «Сколько стоит продать Родину»:

«Доброва, воевавшая в Испании, бывшая переводчиком, вернувшись в Москву, стала работать в ГРУ и после соответствующей подготовки была направлена в США. В Америке она действовала под прикрытием хозяйки косметического салона, который посещали представители высокопоставленных военных, политических и деловых кругов. После того как Поляков выдал Доброву, сотрудники ФБР попытались перевербовать ее на свою сторону, но она предпочла предательству Родины смерть. Мария покончила жизнь самоубийством».

Несколько по-другому описал жизнь и деятельность этой мужественной советской разведчицы известный писатель, сотрудник внешней разведки, задания которой выполнял долгие годы за рубежом, Игорь Дамаскин в главе «Шаг в пустоту» своей книги «Разведчицы и шпионы-2».

…Все произошло стремительно, как в гангстерском боевике. Пока толпа сбегалась к телу упавшей с двенадцатого этажа отеля женщины, из его дверей стремительно выскочило несколько субъектов в штатском, растолкали любопытных и окружили тело. Как раз в это время с громким воем сирены подъехала полицейская машина. Один из штатских сунулся в окошко к сержанту полиции, показал какой-то документ, что-то сказал, и полицейские, не дожидаясь приезда кареты «Скорой помощи», положили тело на заднее сиденье. Взвыла сирена, машина рванула с места. А за ней другая, стоявшая рядом, на запрещенном для парковки месте, в которую вскочили люди в штатском…

…Мария Дмитриевна Доброва родилась в 1907 году и с юности проявила необычные способности к языкам, легко овладела английским, французским и, получив музыкальное образование, стала выступать на профессиональной сцене. Ей, как талантливой певице, прочили блестящее будущее. Брак с любимым человеком, рождение сына — казалось, ее ждет безоблачная и счастливая жизнь. Но все рухнуло в течение нескольких месяцев: заболевает и умирает муж, а вслед за ним и ребенок. От горя она теряет голос.

Вскоре начинается война в Испании. Мария рвется туда и добивается своего: в 1937–1938 годах она в качестве добровольца участвует в войне. Вернувшись, учится и работает переводчиком.

Но с началом Отечественной войны идет работать простой санитаркой в один из ленинградских госпиталей. Иногда тихонько поет, а вернее, теперь уже рассказывает раненым любимые песни. Знакомый режиссер, услышав об этом, кладет ее историю в основу фильма «Актриса».

Окончилась война. Мария возвратилась к любимому делу — языкам и несколько лет проработала референтом-переводчиком в посольстве СССР в Колумбии.

Вернувшись в Ленинград, защитила диссертацию на степень кандидата филологических наук. Она была уже сорокачетырехлетней, когда ей предложили работать в военной разведке. В пользу этого говорили знание языков, опыт работы за рубежом, умение применяться к любой обстановке, коммуникабельность и, естественно, не квасной патриотизм. Мария сразу же дала согласие. После окончания специальных курсов она получила легенду, новое имя — Глен Марреро Подцески и псевдоним «Мэйси».

Вскоре американка Подцески, сменив несколько паспортов, через Вену добралась до Парижа. Там ей предстояло овладеть новой профессией. Она поступила в институт косметики Пьеторо и успешно закончила его. Получив диплом, вернулась в Москву, где завершила подготовку к работе в Соединенных Штатах.

В начале 1954 года в Нью-Йорке появилась гражданка США Глен Марреро Подцески, вдова, собирающаяся открыть на небольшие сбережения, оставшиеся после смерти мужа, косметический кабинет.

В июле того же года состоялась встреча с ее новым руководителем, резидентом Френсисом.

— В ближайшие два-три года оперативными делами не занимайтесь, — говорил он. — Ваша основная задача — прочная легализация в Нью-Йорке. Следует по свидетельству о рождении получить настоящий американский заграничный паспорт и американский диплом косметолога, так как французский диплом здесь недействителен, хотя и может служить хорошей рекомендацией для обучения в США. Изучите юридические, финансовые и налоговые условия открытия собственного бизнеса. Центр обеспечит оплату учебы. Ведите обычный светский образ жизни женщины, сохранившей деньги после смерти мужа, — подробно инструктировал ее резидент. — Чаще бывайте в престижных салонах красоты, где заводите знакомства с женами солидных деловых людей и политических деятелей, особенно с теми, кто впоследствии может стать вашими клиентами и представить интерес для нас. Но своим поведением вы не должны вызывать ни малейшего подозрения.

«Мэйси» добросовестно и умело выполнила все указания. В ноябре 1956 года Мария Доброва — Глен Марреро Подцески получила американский диплом и лицензию на открытие косметического салона.

Вскоре в одной из нью-йоркских газет, в трех номерах подряд, появилось рекламное объявление об открытии нового салона. Троекратное повторение означало, что у нее все в порядке и она приступила к оперативной работе.

«Мэйси» сама оказалась талантливым косметологом и не поскупилась на то, чтобы нанять двух-трех первоклассных специалисток. Салон, носивший название «Глене Визитинг Бьюти Сервис», был оснащен дорогостоящим оборудованием и соответствовал самым современным стандартам. Место расположения, качество обслуживания, высокие цены и желательность рекомендаций для посетительниц сделали его посещение делом престижа и создали нечто вроде «женского клуба» для дам из нью-йоркского истеблишмента и артистической богемы.

Статную, женственную и всегда элегантную миссис Подцески они считали женщиной своего круга, достойной уважения и откровенности. Слушая разговоры клиенток, лично обслуживая какую-нибудь высокопоставленную леди или сидя с ней за чашечкой кофе, «Мэйси» получала интересную, иной раз очень важную разведывательную информацию.

В одном из документов, оценивающих работу «Мэйси», говорилось:

«Источниками были жены политических деятелей, военных, журналистов и бизнесменов. Информация, получаемая „Мэйси“ в женских разговорах во время обслуживания клиентов, часто подтверждала, а иногда и утверждала данные, добываемые по другим каналам военной разведки…»

Важной оказалась информация «Мэйси» о подготовке США к первому официальному визиту Н.С. Хрущева в 1959 году. Речь шла, в частности, о пределах уступок, на которые может идти американская сторона в ходе переговоров. А также о тех требованиях, на которых американцы будут стоять до конца, невзирая на возможные конфликты.

Еще более ценной была информация, поступившая осенью 1962 года, в период кубинского кризиса, которая сыграла не последнюю роль в решении советского правительства убрать ракеты с Кубы.

Но еще до этого, в июне 1961 года, от «Мэйси» была получена информация, что ее салоном интересуется налоговая инспекция Нью-Йорка. Это был тревожный сигнал — ведь под видом налоговой инспекции вполне могло выступать ФБР. «Мэйси» просила разрешения срочно выехать на родину.

По указанию Центра Френсис проверил положение разведчицы и установил, что особых оснований для беспокойства нет: «Мэйси» действительно проверялась налоговой инспекцией за то, что по незнанию законов допустила ошибку в уплате налогов за 1960 год.

Разведчицу успокоили и дали указание продолжать работу.

Френсис, закончив срок командировки, вернулся домой. И вот тут-то и случилось непоправимое — «Мэйси» попала в подчинение другой резидентуры, которой руководил шпион и изменник Дмитрий Поляков. Над ней нависла угроза разоблачения и провала. Поляков сдал отважную женщину врагу.

Американская контрразведка буквально «обложила» «Мэйси». Вскоре был задержан и выдворен из страны полковник Маслов, ее оператор, которому при задержании янки показали фотографию его встречи с «Мэйси». После этого «Мэйси» получила приказ немедленно покинуть страну. Это было в 1963 году. Разведчица выполнила приказ незамедлительно, направившись из Нью-Йорка через Чикаго в Канаду.

Но о маршруте ее побега, к сожалению, знал предатель Поляков. В Канаде она так и не появилась. Поиски «Мэйси» продолжались почти четыре года — до 1967 года. Однако они были безуспешными. Преследуя двойную задачу: замаскировать деятельность Полякова и посмертно дезавуировать «Мэйси» как разведчицу и как человека, ФБР пошло на проведение нескольких дезинформационных ходов.

В 1975 году в одной из нью-йоркских газет появилась заметка о советской «шпионке-нелегале», работавшей в США в 50-х — начале 60-х годов. Сообщалось, что американской контрразведке удалось успешно осуществить перевербовку советской гражданки. Имени, естественно, не называли. Она якобы активно стала сотрудничать с ФБР и работала около двух лет, но, не выдержав душевного напряжения из-за двойной игры, покончила с собой.

В 1979 году вышли в свет мемуары Уильяма С. Селливана — бывшего заместителя директора ФБР. Вот что в них, в частности, говорилось:

«Мне памятно одно дело, связанное с агентом-женщиной, действовавшей в Нью-Йорке в начале 60-х годов. Ее прикрытием была работа косметологом. Сотрудники нью-йоркского отделения были убеждены в том, что она работает на русских, однако они не могли разоблачить ее, применяя традиционные методы. Нам удалось получить согласие Гувера, и я приказал сотрудникам в Нью-Йорке похитить ее из квартиры, где она проживала, и привезти на конспиративную виллу, расположенную в пригородном районе.

Сначала она утверждала, что является американской гражданкой и располагает документами, подтверждающими это. Официально заявляла, что намерена обратиться с жалобой в полицию. Однако наши сотрудники не позволили ей покинуть виллу. Они находились при ней день и ночь: задавали вопросы, представляли ей доказательства ее виновности, вынуждали ее сделать признание.

Наконец она убедилась, что сотрудники ФБР действительно располагают против нее серьезными уликами, во всем призналась и рассказала правду.

Она была подполковником ГРУ — советской военной разведки — и дала согласие работать на нас в качестве агента-двойника. Мы разрешили ей вернуться домой, в Бруклин (Нью-Йорк).

В течение многих месяцев мы поддерживали с ней связь ежедневно. Однажды, когда один из наших агентов попытался связаться с ней по телефону, дома никого не оказалось. Ее не было и на работе. Тогда он позвонил мне.

„Единственное, что мы можем сделать, — сказал я, — это проникнуть в ее квартиру“.

Я сразу же позвонил Гуверу, чтобы получить согласие на эту операцию. К моему удивлению, он немедленно согласился. Наши сотрудники проникли в квартиру, обнаружили ее там, но она была уже мертва. Она оставила записку для агентов, написанную в простой и вежливой форме, в которой благодарила их за корректное отношение к ней и объяснила, что у нее не было больше сил играть роль агента-двойника; что она занимала высокое положение среди женщин — сотрудниц советской разведки и гордилась этим.

Она знала, что в том случае, если она вернется в Россию, не выдержит допроса, подобного тому, которому мы ее подвергли, и расскажет о своем сотрудничестве с нами.

„У меня нет иного выбора, и я его делаю“, — писала она в записке, и почерк ее слабел с каждым словом. Ее записка оборвалась на полуслове, перо прочертило линию до конца листа бумаги, ручка лежала на полу.

Сотрудники ФБР обыскали ее квартиру и изъяли находившиеся там коды, фальшивые документы, в том числе паспорт, большую сумму в валюте, которая была передана нами министерству финансов.

Затем один из моих сотрудников позвонил в полицию, назвавшись жителем этого дома, который якобы не видел ее уже несколько дней и начал „испытывать беспокойство“. Полиция обнаружила ее тело, и так как оно никогда не было востребовано, ее похоронили на кладбище „Поттерс-филд“».

В этих сообщениях все ложь, от начала до конца, от факта ее вербовки и до погон подполковника на ее хрупких плечах. Руководством ГРУ ей было присвоено лишь звание капитан. Ложной являлась и трактовка обстоятельств ее смерти.

Только после разоблачения, ареста и признаний Полякова стала известна ее действительная судьба, о чем он давал показания на суде.

…Отъезд «Мэйси» оказался настолько поспешным, что ни о каком солидном легендировании его не могло быть и речи. Единственное, что она успела сделать, — предупредила свою помощницу по салону, что направляется на «длинный уик-энд» в Атлантик-сити. Разведчица намекнула ей, что у нее есть «друг», с которым она намерена провести несколько дней. Кроме того, она попросила, чтобы коллеги не волновались, даже если она немного задержится.

Затем она тщательно просмотрела все оставшиеся дома вещи — нет ли каких-нибудь улик, и сожгла все свои заметки, могущие даже косвенно свидетельствовать о ее принадлежности к советским спецслужбам.

Она вышла из дома, тщательно проверяясь. Все было спокойно. Машину оставила в гараже. На автобусе и метро добралась до вокзала, а оттуда на ночном экспрессе — до Чикаго. Она не знала, что там, на перроне, ее уже ждут сотрудники наружного наблюдения.

На такси поехала в отель «Мэйфлауер» в центре города.

Там, чтобы не «светиться», решила провести весь день в номере, а вечером снова на поезде выехать в Канаду.

В апартаменте отеля было душно: старая гостиница еще не была оборудована кондиционерами. Мария подняла фрамугу окна и выглянула вниз. С высоты двенадцатого этажа людишки казались ничтожными, а машины игрушечными. Внизу кипела жизнь.

Обед она заказала в номер. Его приготовили почему-то подозрительно быстро, так как буквально через несколько минут послышались шаги официанта. Этот момент несколько обеспокоил нашу разведчицу. Затем в дверь громко постучали:

— Вам обед, миссис!

Но из коридора она услышала еще какие-то приглушенные голоса людей, явно стоявших недалеко от двери. На цыпочках она подошла поближе к двери и отчетливо услышала перешептывание.

— Подождите… подождите, я еще не готова, — спокойно ответила Мария, а сама поняла: «Все. Это конец».

О чем думала она в эти последние секунды своей жизни? Наверное, о детстве, семье, ушедших в мир иной муже и сыне, малой родине, друзьях, а может, о чем-то другом. На этот вопрос теперь никто не сможет ответить.

— Откройте немедленно, это ФБР, — раздался зычный мужской голос. — Будем ломать дверь! Быстро открывайте!

Почему они так спешили? Трудно сказать. Может быть, опасались, что она за этот короткий промежуток времени уничтожит какие-то доказательства своей преступной деятельности, которые, как считали фэбээровцы, находились при ней? Или эти провинциальные шерлоки холмсы торопились скорее выполнить приказ своего высокого руководства?

— Немедленно откройте! — уже не орал, а визжал один и тот же человек. Затем тяжелое тело бухнуло в дверь — раз, два, три… Она затрещала и, казалось, несколько подалась…

Мария лихорадочно оглянулась по сторонам. В последний раз обвела взглядом комнату и разбросанные вещи. Окно! Вот оно, решение! Одним прыжком подскочила к нему, быстро влезла на подоконник и, согнувшись, выбралась из-под фрамуги наружу. Встав на металлический козырек отлива, она посмотрела в последний раз на дома, улицу со сновавшими внизу машинами и тротуар с людьми. Ее тело удерживала только правая рука, крепко ухватившаяся за кромку оконной рамы.

И в тот момент, когда дверь, поддавшись очередному мощному удару извне, рухнула, и вслед за ней ворвались люди, Мария, прижав обеими красивыми руками недавно купленную модную юбку к ногам, смело сделала шаг в пустоту…

Это была очередная жертва ненасытного корыстолюбца и предателя Полякова.

Туоми был сыном приехавших в 1933 году в Советский Союз американцев. Это было время фактического признания Соединенными Штатами. Советского Союза. Налаживались дипломатические, экономические, в меньшей степени политические отношения. В Германии пришли к власти нацисты, активно готовившиеся к завоеванию европейских стран, в том числе и Советской России. Войну Туоми застал в СССР…

После войны он привлекается Министерством государственной безопасности СССР к сотрудничеству как осведомитель. Сначала иностранец использовался в качестве доверенного лица, а потом, после соответствующей проверки на конкретных поручениях, был завербован в агентурный аппарат органов госбезопасности. С учетом благоприятно складывающейся оперативной обстановки в 1957 году руководство одного из оперативных отделов органов КГБ передало его в ГРУ для использования в качестве нелегала за рубежом. После соответствующей подготовки в новом ведомстве он как бизнесмен из Чикаго в 1958 году с документами на имя Роберта Уайта через Канаду благополучно выехал в США.

В Соединенных Штатах он успешно легализовался и стал активно работать. От него начали поступать материалы, представляющие серьезный оперативный интерес для военной разведки. Центр чувствовал, что агент честен, вышел на интересный информационный пласт…

Но, к сожалению, в 1962 году по наводке Полякова наш агент был внезапно арестован ФБР, а затем успешно перевербован.

Став двойным агентом, Туоми продолжал поддерживать связь с Центром Главного разведывательного управления Генштаба СССР, но, когда в 1963 году его вызвали в Москву, он категорически отказался возвращаться в Советский Союз.

Военным разведчикам стало ясно, почему он ответил отказом на предложение прибыть в столицу…

Поляков продолжал жировать на крови своих коллег. Основой секретного товара у него были люди. Он был безразличен и равнодушен к их судьбам. Главное для него теперь было носить на явочные и конспиративные квартиры ФБР нужные порции собранной информации и новые списки понравившихся вещей. На одной из встреч фэбээровец припер Полякову электролобзик фирмы «Блэк энд Деккер», значившийся последним в предыдущем списке желаемых товаров. Потом таким же образом он получил электрический рубанок, дрель, новое ружье и очередной спиннинг с инерционной катушкой — бобины отходили в прошлое.

На одной из встреч Джон, получив от «Топ-Хэта» слабенький, почти газетного свойства материал, набычился и заметил:

— Господин Поляков, мы так не договаривались. То, что вы принесли, это я могу прочитать и в наших газетах. Нам нужна информация глубокого залегания. Мы же вам достойно платим.

— Не каждый раз попадают материалы экстра-класса, — с обидой проговорил советский офицер. — Вам кажется, что я должен постоянно купаться в разведывательной информации. Нет, Джон, такого в жизни разведчиков не бывает. Понятно — вы же контрразведчик. Вам только давай, давай…

— Не обижайтесь, Дмитрий Федорович, — впервые Джон обратился к нему таким образом. — Не приносите больше подобной туфты, вы способны на большее и это уже доказали своим профессиональным трудом.

«Туфта, туфта… Если бы ты знал, как добывается уголек, то так бы не говорил со мной, — взорвался в глубине души полковник. — О, эти пылесосы… вам лишь бы качать данные разведки, превращая затем их в пыль».

После этого разговора Поляков старался дозировать информацию. Получая два или три солидных материала, он их разбивал на части и только одну нес на встречу. Одна или две были в запасе для следующего свидания.

Более ощутимый удар по деятельности ГРУ нанес Поляков, когда предал одного из самых перспективных агентов. Он находился близко к руководству вооруженных сил США. Имя его — подполковник Уильям X. Уален (по другим данным — Вален. — Прим. авт.). Американец занимал достаточно высокую должность — советника по вопросам разведки в аппарате советников Объединенного комитета начальников штабов, и в течение нескольких лет — с 1959 по 1961 год — он снабжал Москву совершенно секретной информацией.

За этот период агент передал представителям советской военной разведки несколько солидных документов. В частности, данные о состоянии хранения ядерного оружия в арсеналах США и планы его применения в случае возникновения войны или даже локальных конфликтов для устрашения.

Он сообщил сведения по реальным перемещениям войск, военно-стратегическим планам и оценкам вероятных театров военных действий, по возможностям спутниковых систем, а также о системах управления и связи американской армии.

Его информация докладывалась на самые высокие уровни советского военного и политического руководства. О ценности информации этого негласного источника ГРУ говорит тот факт, что материалы Уалена направлялись напрямую в Генеральный штаб ВС СССР и лично Первому секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущеву. Не этими ли материалами хвастался Хрущев во время визита в США?

Но для ответа на этот вопрос необходимо другое, более детальное исследование специалистами архивов, как ГРУ, так и ФСБ.

Его данные учитывались Кремлем при принятии важнейших внешнеполитических решений, включая решение о прекращении блокады Западного Берлина в 1961 году. Надо заметить, что Берлинский кризис 1961 года был одним из наиболее напряженных моментов «холодной войны». После того как СССР фактически согласился с передачей своей части Берлина ГДР, западный сектор в нарушение Потсдамских соглашений 1945 года по-прежнему оставался под властью оккупационных войск Великобритании, США и Франции. С точки зрения руководства Советского Союза, эта ситуация ставила под сомнение государственный суверенитет ГДР и тормозила вхождение Восточной Германии в международное правовое поле. В связи с этим СССР потребовал окончания четырехдержавного управления Западного Берлина и превращения его в демилитаризированный свободный город. Однако бывшие союзники не согласились с идеей Москвы. Уровень жизни в Западном Берлине не шел ни в какое сравнение с социалистической частью города. Эмиграция из Восточного Берлина усиливалась. Власти ГДР не могли конкурировать с искусственно созданным процветающим оазисом. В ответ на это восточногерманские власти сначала создали из мобилизованных рядовых членов партии живое оцепление вдоль границы, а потом соорудили бетонную стену и поставили ряд контрольно-пропускных пунктов (КПП).

Советская военная разведка получила данные, что на 28 октября 1961 года американцы запланировали акцию по сносу пограничных заграждений, разделивших Берлин. В день «X» к КПП у Бранденбургских ворот со стороны американцев двинулась колонна дорожной и военной техники: три джипа, бульдозеры и десять танков. С советской стороны к ограждению подошли два батальона мотострелков и до полка танков. Кроме этого, западноберлинский аэродром Темпельхоф был полностью блокирован советскими истребителями. Советские и американские танки всю ночь простояли с наведенными друг на друга орудиями, а наутро бронетехнику развели. Запад признал де-факто границы ГДР.

Именно Уален впервые получил сведения о том, что президент Кеннеди для прорыва блокады готов пустить в ход танковые части. Упреждающая информация агента тут же была доложена военному и политическому руководству страны, в связи с чем советской стороной были срочно приняты соответствующие меры по локализации мероприятий командования США.

И вот в 1966 году Уален был арестован и осужден. Он стал самым высокопоставленным американским офицером, которого когда-либо осудили за шпионаж в пользу Советского Союза. Это тоже дело рук «оборотня» или «крота» в погонах военного разведчика.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.