Ливония накануне войны
Ливония накануне войны
Ливонский орден, а если точнее Тевтонский Орден в Ливонии (лат. domus sancte Marie Theutonicorum in Lyvonia; нем. Deutscher Orden zu Lyffland) был создан в 1237 году, когда Орден меченосцев, действующий в восточной Прибалтике, стал филиалом прусского Тевтонского ордена. Со временем он стал полноценным феодальным государством. Его территория включала две трети латвийских и все эстонские земли.
В начале XVI века прусский Тевтонский орден превратился в светское Прусское государство, вассальное Польше. А ливонский филиал Тевтонского ордена продолжил существование под названием «кавалерский тевтонский орден в Ливонии».
Во главе Ливонского ордена стоял пожизненно избираемый магистр с резиденцией в Риге или Вендене (Цесисе). Он правил при помощи совета из 5–6 чиновников. К высшим чинам ордена относились братья, полубратья и священники, числом в несколько сотен.
Непосредственно Ордену принадлежало 50 замков (из общего числа 150 ливонских замков), которыми управляли комтуры и фогты. Они отчитывались перед ежегодными собраниями (capitula) высших чинов ордена. Магистру принадлежала половина города Рига. Вторая половина Риги была владением архиепископа Рижского. Власть епископов дерптского, ревельского, эзельского, курляндского была не только духовной, но и светской.
Во время господства Ордена происходило активное заселение Прибалтики немецкими колонистами. Немецкие светские феодалы садились на земли Ордена и духовных владык как вассалы, на ленном праве, под условием несения военной службы. Крупные портовые города, во владениях Ордена, были членами немецкого ганзейского союза, имевшего монопольные позиции в торговле на Балтике и Северном море.
Орден выходил на войну с войском, в котором были орденские братья с отрядами вооруженной челяди (кнехты) и вассальные рыцари, которые приводили военных слуг и мобилизованных крестьян. С конца 14 века использовались отряды немецких наемников.
Начиная с 1520-х в Ливонии шла реформация. В результате, часть горожан перешла в лютеранство. А рыцари вышли из ленной зависимости от ордена и епископов и превратили условную земельную собственность (лены) в полную частную. Это сопровождалось расширением барщинного хозяйства и ростом вывоза сельскохозяйственной продукции на экспорт, благо у Ливонии имелось немало удобных портов — Нарва, Ревель, Рига.
Эстонцы и латыши были крепостными крестьянами на господской земле и подвергались национальному гнету, культурно-языковой ассимиляции. Все виды угнетения, надо заметить, осуществлялись с немецкой обстоятельностью — так что и несколько сот лет спустя сентименталист Карамзин находил эстляндских и лифляндских крепостных чрезвычайно покорными, дисциплинированными и работящими. Верхушка ливонских городов была полностью немецкая, в составе городского плебса преобладали выходцы из нижней Германии и германизированные прибалты.
Несмотря на внутренние конфликты, порожденные реформацией, Ливония не была легким противником для Руси. То, что она просуществовала до 1560 — ведя борьбу против Новгородского и Псковского княжеств, а затем и Московской Руси — показывает, что ее силы были не столь уж скромны.
Внешняя угроза могла легко сплотить ливонскую аристократию для защиты общих интересов.
Ливония входила в Германскую империю. И Орден, и города могли рассчитывать на финансовую помощь германских правителей и военную помощь европейской знати. Еще магистр Плеттенберг в начале XVI века нанимал большое число немецких ландскнехтов для наступательных действий против России.
Само географическое положение Ливонии на южном берегу Балтийского моря и Финского залива, в регионе, где начинался исторический путь «из варяг в греки», показывает, какие доходы она имела от морской торговли и транзита.
Ливонские города, хорошо зарабатывавшие на транзитной торговле между западной и восточной Европой, располагали большими финансовыми средствами для укрепления городских фортификаций и артиллерии.
Ливония обладала первоклассными каменными крепостями. Неудача с осадой Выборга в русско-шведскую войну 1554–1557 показала, что русские войска все еще не обладают достаточной осадной артиллерией для преодоления мощных фортификаций.
В 1540–1550-х ливонцы проигнорировали все шансы для налаживания мирных отношений с Московской Русью, поддерживая ситуацию постоянной пограничной войны, с обстрелами и захватами пленников. Но, более всего, ливонцев страшили попытки царя Ивана получить выход к торговым коммуникациям и установить культурно-технологический обмен с Западной Европой.
В 1551 г. ливонский представитель в рейхстаге составил для императора Карла V донесение, в котором умолял спасти от «великой и страшной мощи московита, исполненного жажды захватить Ливонию и приобрести господство на Балтийском море, что неминуемо повлечет за собой подчинение ему всех окружающих стран: Литвы, Польши и Швеции».
Ливонец, красочно расписывая религиозную опасность, идущую с Востока, упоминает о том, как бы в Москву «не устремились, под видом ремесленников, военных и техников самые отчаянные сектанты и еретики вроде духоборов, перекрещенцев и т. п., что доставит возможность московскому царю опустошить христианский мир и наполнить его кровавыми трагедиями». Ничего не скажешь, страшная получается картина. Ливонец неосознанно делает большой комплимент религиозной терпимости, царящей в Московском государстве, которая так отличает его от западных стран, где костры для еретиков являются обычным делом.
У шведского короля были плохие отношения с ливонцами из-за балтийской торговли, которая ушла в Ревель, Нарву, Дерпт, Ригу, Пернов. Поэтому ливонская знать, по крайней мере, на территории Лифляндии и Курляндии, склонялась к союзу с польским королем. В этом союзе Ливония хотела играть ту же роль, что и немецкие города польской Пруссии — заниматься вывозом сельскохозяйственной продукции, поставляемой польскими и литовскими панами-крепостниками на экспорт.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.