I. СВЕРЖЕНИЕ ХРУЩЕВА

I. СВЕРЖЕНИЕ ХРУЩЕВА

Люди, которые отказали Хрущеву в похоронах у Кремлевской стены, все без исключения были личными выдвиженцами Хрущева. Если бы не Хрущев, то мы никогда не слышали бы имен нынешних членов Политбюро и Секретариата, кроме разве одного Косыгина (он был выдвиженцем Жданова). Но и его вернул из опалы Хрущев. Даже Суслов выдвинут Хрущевым (в 1929–1930 годах Суслов был преподавателем Промакадемии; Хрущев, начавший здесь свою карьеру, и рекомендовал Суслова в аппарат ЦКК). В чем же причина того, что как раз эти люди отказали Хрущеву в посмертном почете быть похороненным в пантеоне коммунистических апостолов? Причина только одна: Хрущев — убийца бога КПСС, Сталина. Хрущев физически уничтожил головку НКВД, он политически уничтожил сталинское Политбюро, он закрыл концлагеря, он на двух съездах партии и от имени партии разоблачил не только Сталина, но и всю преступную систему его властвования на протяжении трех десятилетий. Отсюда — раскол в мировом коммунизме и начало духовной эмансипации в СССР. За все это ему мстят его ученики.

Но я хочу писать не об этом, а о том, как было подготовлено политическое убийство Хрущева 14 октября 1964 года. События, предшествовавшие этому, лучше всего характеризуют моральный облик нынешних владык Кремля.

* * *

Только Фуше и Талейран умудрялись оспаривать друг у друга рекорды приспособленчества к быстро сменявшимся режимам и главарям революционной и послереволюционной Франции, но сталинцы побили все их рекорды в условиях, когда приспособление к очередному режиму зависело не только от способности менять цвет и вкусы, на и от готовности нового, как правило, скептического повелителя поверить, что вы не такой же хамелеон, каким был он сам при своем предшественнике.

Делать карьеру у Ленина было просто: надо было лишь признавать его верховенство и обладать талантом политика и деловитостью практика. При Сталине условия делания карьеры резко меняются. Преданность режиму личной власти Сталина, талант нерассуждающего исполнителя, принципиальная беспринципность в политике, жестокость, доходящая до бездушия, — таковы были главные требования. Исходя из этого, Сталин подбирал всю иерархию партаппаратчиков сверху донизу. В числе их был и Хрущев.

При Хрущеве исчезли всякие критерии. При нем партийная бюрократия была озабочена не тем, чтобы делать карьеру, а тем, как бы удержаться на достигнутом уровне. На высшем уровне партийно-государственной олигархии это никому не удалось, кроме Микояна и Суслова.

Окружающие Хрущева имели дело утром — с одним, в обед — со вторым, а вечером — с третьим Хрущевым. Его постоянное непостоянство, его изумительный дар хаотического импровизатора, его болезненный зуд бесконечно организовывать и реорганизовывать, его властная безоглядность, умноженная на его незадачливость и беспечность, его опасная болтливость, его безосновательная амбициозность знать все, видеть все, делать все самому, его вероломство в дружбе и самоуверенность в политике, — это только некоторые черты столь богатого, красочного, динамичного характера Хрущева. Эти черты делали его исключительно опасным диктатором для окружающих.

Люди, которые великолепно умели делать карьеру у самого Сталина, растерянно оглядывались по сторонам и беспомощно разводили руками при Хрущеве: Сталину угодить было трудно, но карьеристы точно знали, как это сделать, а как угодить Хрущеву, не знал даже сам Хрущев. При случайной встрече он мог сделать из директора совхоза министра СССР, а из министра, в припадке гнева, — "пенсионера". На этом Хрущев даже еще зарабатывал политический капитал: "Хрущев — свой парень, мягкий правитель, он только снимает, а вот Сталин бы расстреливал!" Так оказались снятыми со своих постов все старые секретари обкомов, крайкомов и центральных комитетов партий республик, все министры СССР, руководители Министерства обороны и Генерального штаба, все секретари ЦК и все члены Президиума ЦК КПСС, кроме членов первоначального "триумвирата", — Микояна и Суслова.

Из всех ошибок, которые привели его к катастрофе, вероятно, самой страшной надо считать то, что Сталин называл "головокружением от успехов", а самым главным его упущением то, что Сталин называл "идиотской болезнью" беспечность. Хрущев настолько стал самоуверенным, возомнил себя настолько незаменимым, что делал то же самое, за что он критиковал Сталина: он начал управлять партией и государством, минуя не только Президиум ЦК, но, что страшнее всего, через голову Секретариата ЦК.

Коммунистический диктатор может не считаться с Президиумом ЦК и не созывать пленумы ЦК и съезды партии, и с ним ничего не случится, пока он опирается на Секретариат ЦК, но если он начал действовать через голову Секретариата ЦК, — он уже погиб. Секретариат ЦК непосредственно управляет партией, политической полицией и вооруженными силами. Величие власти первого секретаря в том и заключается, что он — глава этого всесильного учреждения. Но Хрущев игнорировал не только Секретариат ЦК, но и тех, кто его, собственно, сделал Хрущевым: Микояна и Суслова.

Хрущева считали великим мастером народного юмора.

Но иногда шутки Хрущева над его коллегами переходили границы дозволенного. Автору этих строк один западный дипломат, присутствовавший во времена Хрущева на очередном банкете в Кремле, рассказывал такой случай. В разгар банкета, при отличном настроении всех, исчерпав все свои бесконечные тосты, первый секретарь обратился к высокой публике с вопросом: знаете, почему мы до сих пор держим Микояна в составе руководства? На то есть важная причина: он отлично танцует лезгинку! Хотите убедиться? Разумеется, публика единодушно пожелала этого. Тогда Хрущев, недолго думая, заставил Брежнева накинуть на себя женский платок (лезгинку танцует пара — барышня и кавалер) и танцевать с Микояном лезгинку. Тут невольно припоминается жалоба Хрущева на Сталина, заставившего самого Хрущева танцевать гопак при совершенно оскорбительных обстоятельствах. Сталин, мастер читать душу человека по его глазам, вероятно, почуял в Хрущеве будущего предателя и поэтому публично унижал его. Неужели Хрущев, выучившись этому искусству у своего учителя, тоже увидел в Брежневе и Микояне будущих предателей, а потому и поступил с ними по-сталински? Увы, на коммунистическом Олимпе хорошо танцует тот, кто танцует последним!

Чем тщательнее засекречивают в Кремле то или иное событие, тем больше основания не верить официальному сообщению о нем. Отсюда множество версий о том, как произошло свержение Хрущева. Мы не хотим увеличивать число этих версий, а постараемся проанализировать объективные факты. Детали свержения Хрущева до сих пор покрыты мраком неизвестности. Но одно абсолютно бесспорно: если Хрущев начал свое правление с правды — объявив своих коллег из первого "коллективного руководства" такими же преступниками, как и Сталин ("антипартийная группа" — июнь 1957 г.), то новое, второе "коллективное руководство" начало свое правление с совершенно очевидной лжи: оно сообщило, что 14 октября 1964 года "Пленум ЦК КПСС удовлетворил просьбу т. Хрущева Н. С. об освобождении его от обязанностей первого секретаря ЦК КПСС, члена Президиума ЦК и Председателя Совета министров СССР в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья".

Вот эту партийную ложь в государственном порядке оформил Верховный Совет на следующий день. 16 октября советские газеты опубликовали официальное сообщение Президиума Верховного Совета СССР. В нем сказано: "15 октября сего года под председательством Председателя Президиума Верховного Совета СССР А. И. Микояна состоялось заседание Президиума Верховного Совета СССР. Президиум Верховного Совета СССР удовлетворил просьбу тов. Хрущева об освобождении его от обязанностей Председателя Совета министров СССР в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья".

Эта официальная версия была настолько лжива и настолько смехотворна, что ей никто не поверил не только за границей, но и в СССР. Заговорщики это тоже знали заранее. Если они, тем не менее, к ней прибегли, то это надо объяснить только тем, что насколько у них хватило мужества на риск переворота, настолько же у них не хватило мужества на риск правды. Сказать правду для них означало бы, во-первых, расписаться в собственной беспринципности по отношению к Хрущеву, а во-вторых, засвидетельствовать перед всей страной и миром, что все утверждения о восстановлении в СССР партийной и государственной законности — фикция.

Еще за шесть месяцев до смещения Хрущева главные заговорщики против него считали его возраст не "преклонным", а "средним", а самого Хрущева воплощением "ленинской мудрости".

Это было 17 апреля 1964 года в день семидесятилетия Хрущева. В роскошном Екатерининском зале Кремля утром состоялась пышная церемония объявления Хрущева уже четвертый раз "Героем" Советского Союза (он трижды "Герой Социалистического Труда"), а в 4 часа дня в не менее сказочном Георгиевском зале Кремля Президиум ЦК и Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР устроили торжественный обед в честь Хрущева. Главными ораторами были: на первой церемонии — Брежнев, а на второй — Микоян. Брежнев, тогда Председатель Президиума Верховного Совета СССР и секретарь ЦК КПСС, сказал, между прочим, следующее:

"Дорогой Никита Сергеевич! Не могу скрыть своей радости и волнения в связи с поручением ЦК и Президиума Верховного Совета СССР вручить вам в знаменательный день вашего 70-летия заслуженную награду — орден Ленина и Золотую Звезду Героя Советского Союза (бурные аплодисменты)".

Из далее сказанного Брежневым заслуживают внимания следующие слова: "Советские люди всегда будут вам благодарны за то, что, став у руля партии, вы проявили мужественную инициативу в разоблачении культа личности Сталина… в стране были восстановлены ленинские нормы партийной и общественной жизни, возродился бессмертный дух Ленина…"

Микоян высказался так: "Дорогие друзья! Мы сегодня собрались здесь, в стенах древнего Кремля, чтобы воздать должное Н. С. Хрущеву в связи с его 70-летием. За крепкое физическое здоровье и ясный ум должное воздаем родителям юбиляра… Раньше считалось у нас, что 70 лет — это возраст старика. Достижения нашей революции показали, что это неправильно. В России средний возраст человека считался 32 года. Естественно, что 70 лет — был возраст старика. Теперь же победа социализма в нашей стране так подняла благосостояние народа, что средним возрастом теперь у нас является 70 лет. Таким образом, мы сегодня отмечаем юбилей человека среднего возраста, находящегося, как сами видите, в расцвете своих сил и способностей… Каждый из нас, членов Президиума ЦК, кандидатов в члены Президиума, секретарей ЦК, питает одинаково хорошие, братские чувства к товарищу Н. С. Хрущеву. Позвольте поэтому мне огласить наше общее совместное слово по сегодняшнему случаю:

"Дорогой Никита Сергеевич! Мы, Ваши ближайшие соратники, особо приветствуем и горячо поздравляем Вас, нашего близкого друга и товарища, в день Вашего семидесятилетия. Мы видим в Вашем лице выдающегося марксиста-ленинца, виднейшего деятеля Коммунистической партии и Советского государства, международного коммунистического и рабочего движения, мужественного борца против империализма… Ваша кипучая политическая и государственная деятельность, огромный жизненный опыт и мудрость, неиссякаемая энергия и жизненная воля, стойкость и непоколебимая принципиальность снискали глубокое уважение и любовь к Вам всех коммунистов, всех советских людей. Мы счастливы работать рука об руку с Вами и брать с Вас пример ленинского подхода к решению вопросов партийной жизни и государственного строительства… От всей души желаем Вам доброго здоровья, много лет жизни и новых успехов в Вашей огромной и чудесной деятельности.

Мы считаем, наш дорогой друг, что Вами прожита только половина жизни. Желаем Вам прожить еще по меньше мере столько же" (весь курсив в этих цитатах мой. — А. А.).

Идут 25 подписей членов и кандидатов Президиума ЦК и секретарей ЦК, то есть всех тех, кто сейчас сидит в Политбюро и Секретариате ЦК.

Вот эти самые "ближайшие соратники и друзья", считавшие, что Хрущев "в расцвете своих сил" и "среднем возрасте", мудрый и "выдающийся марксист-ленинец", через шесть месяцев "единодушно" объявляют его не только стариком "преклонного возраста", но и волюнтаристом, субъективистом, то есть антиленинцем. В чем дело, что же произошло с Хрущевым за полгода? Апогея своей власти Хрущев достиг на XXII съезде партии (1961 г.). Но как раз на этом съезде Хрущев продемонстрировал самым наглядным образом, как он мало считается со своими соратниками по Секретариату и Президиуму ЦК. Хрущев открыл съезд, произнес вступительное слово, Хрущев сделал первый доклад — о работе ЦК. Хрущев сделал второй доклад — о новой Программе партии. Хрущев закрыл съезд, выступив с заключительным словом (впрочем, эту "традицию" Хрущева целиком воспринял и нынешний генсек). Сталин, которого Хрущев разоблачает и на этом, XXII, съезде как узурпатора власти партии, однако, в таких случаях формально поступал корректно. Открывал съезд один член Политбюро, закрывал съезд другой член Политбюро. Сталин делал свой обычный отчетный доклад, а другие доклады на съезде делали соответствующие члены Политбюро или ЦК. После XXII съезда Хрущев вообще перестал считаться с Секретариатом и Президиумом ЦК.

На всех пленумах ЦК после XXII съезда (кроме одного, идеологического 1963 г.) единственным докладчиком бывал только сам Хрущев.

Причем и пленумы он созывал не для обсуждения своих предложений, а для демонстрации своего величия и прокурорского допроса членов пленума, даже членов Президиума ЦК (так, на одном из пленумов ЦК он публично оскорбил члена Президиума ЦК Подгорного и даже велел это оскорбление опубликовать в печати). Пленум ЦК, избранный на XXII съезде, состоял из примерно 350 человек, а Хрущев созывал на пленум ЦК с правом голосования до 6 тысяч человек "актива". Предложения Хрущева, которые, вероятно, не проходили через Президиум ЦК, на таких "демократических" пленумах принимались при "бурных аплодисментах". Причем Хрущев считал себя настолько осведомленным не только в большой политике, но и в конкретных вопросах технологии, промышленности, сельского хозяйства, литературы, живописи, военного искусства, что вмешивался во все отрасли материальной и духовной жизни страны, давал личные советы, которые надо было понимать как директивы.

Сталин считался "корифеем всех наук", Хрущев претендовал на "корифея всех практик", а Брежневы, Косыгины, Подгорные уверяли его, что оно так и есть. Однако еще с древности известно: что подобает Юпитеру, не подобает быку! Сталин действительно был "корифеем" одной известной науки и одного известного искусства — науки и искусства властвования. Сталин создал аппарат личной власти и поставил его над аппаратом партийной и государственной власти (знаменитый "Личный Секретариат т. Сталина" во главе с генералом Поскребышевым).

Через этот личный аппарат власти Сталин не только контролировал партию, армию и политическую полицию, через его универсальную шпионскую сеть он следил за каждым шагом своих соратников. Чем ближе к Сталину стоял соратник, тем больше и основательнее он был окружен шпионами. Хрущев уничтожил этот аппарат личной власти первого секретаря ЦК, не создав ему никакой замены. Тем самым судьба Хрущева оказалась в руках высшего аппарата ЦК Секретариата ЦК. Когда в 1957 году Президиум ЦК взбунтовался против Хрущева, он, опираясь на Секретариат, разогнал этот Президиум ЦК. Однако теперь, когда против него восстал не только Президиум ЦК, но и Секретариат ЦК, Хрущев погиб.

Роковое решение о свержении Хрущева было продиктовано самим Хрущевым, правда, не ведавшим того, что он делает. Это произошло ровно за три месяца до его свержения-15 июля 1964 года. В этот день на сессии Верховного Совета СССР Н. Хрущев выступил со следующим предложением:

"Товарищи депутаты! Вы знаете, что товарищ Брежнев Леонид Ильич на пленуме ЦК в июне 1963 года был избран Секретарем ЦК партии. ЦК считает целесообразным, чтобы товарищ Брежнев сосредоточил свою деятельность в ЦК, как Секретарь ЦК КПСС. В связи с этим ЦК вносит предложение освободить товарища Брежнева от обязанностей Председателя Президиума Верховного Совета СССР. На пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР ЦК рекомендует товарища Микояна Анастаса Ивановича. Я позволю себе до голосования выразить сердечную благодарность товарищу Брежневу за его плодотворную работу на посту Председателя Президиума Верховного Совета, а товарищу Микояну от всей души пожелать больших успехов в его деятельности на посту Председателя Президиума Верховного Совета".

Сейчас нет никакого сомнения, что это решение было принято по настоянию заговорщиков, чтобы создать легальные и организационно-технические предпосылки для будущего переворота. Брежнев должен был "сосредоточить свою деятельность в ЦК" в качестве его второго секретаря, чтобы подготовить заговор и для этого взять под свое непосредственное руководство аппарат ЦК, вооруженные силы и политическую полицию, которые в отсутствие первого секретаря ЦК автоматически подчиняются второму секретарю ЦК. Тем самым создавались не только предпосылки, но и гарантия успеха заговора. Назначение Микояна Председателем Президиума Верховного Совета СССР было призвано легализовать государственный переворот от имени номинального верховного законодательного органа — советского парламента. Поскольку Хрущев был не только первым секретарем ЦК, но и одновременно председателем правительства и Верховным главнокомандующим Вооруженных Сил, то для узаконения переворота требовалась подпись Председателя Президиума Верховного Совета Микояна под указом Верховного Совета об освобождении Хрущева от его постов. Уже одно это обстоятельство указывает на активную роль Микояна в свержении Хрущева, но Микоян, как обычно, создает себе и алиби в случае провала заговора: в конце сентября он выезжает в отпуск из Москвы вместе с Хрущевым, вместе с Хрущевым же проводит свой отпуск в Сочи, на даче по соседству с ним. Последнее сведение о совместном пребывании Хрущева и Микояна в Сочи относится к 12 октября 1964 года, когда они оба разговаривали по радиотелефону из кабинета Хрущева с экипажем космического корабля "Восход". В эти часы, когда торжествующий Хрущев поздравлял космонавтов, а Микоян, как выражается сам Хрущев, "буквально вырывал" у него трубку из рук, в Москве заговорщики решали его судьбу. В свете последующих событий можно предположить, что Микоян был приставлен к Хрущеву с тем, чтобы, во-первых, держать его под постоянным своим надзором и по возможности в изоляции от Москвы, а во-вторых, держать заговорщиков в курсе поведения и местонахождения Хрущева. Эта роль вполне устраивала бы Микояна. В случае провала заговорщиков он невозмутимо мог бы сказать: "Никита Сергеевич, чего же ты от меня хочешь, я же ведь вместе с тобой здесь был, а не в Москве".

Классический мастер алиби, Микоян знал и на этот раз, какую роль на себя взять. Заговорщики и в другом отношении действовали более основательно, чем молотовцы 18 июня 1957 года. Когда молотовцы, сняв Хрущева, хотели опубликовать это решение Президиума ЦК КПСС в партийной печати и передать по московскому радио, то им, в полном согласии с существующей субординацией, идеологические чиновники ответили: мы подчиняемся не Президиуму ЦК, а первому секретарю и его аппарату. Предъявите распоряжение первого секретаря ЦК о напечатании вашего коммюнике! Заговорщиков на этот раз, в 1964 году, такие трудности не ожидали: главный редактор "Правды" Сатюков и председатель Комитета радиовещания Харламов были заранее посланы в заграничные командировки, главный редактор "Известий" Аджубей и идеологический секретарь ЦК Ильичев были направлены во внутренние "командировки". Все более или менее ненадежные члены ЦК и маршалы были тоже отправлены в провинцию для проведения разных праздников и кампаний, наоборот, надежные члены ЦК и маршалы были вызваны в Москву под разными предлогами.

Чтобы поддержать у Хрущева чувство полного благополучия, большинство членов Президиума и Секретариата ЦК находились либо в официальных служебных командировках (Брежнев — в Восточной Германии, Подгорный — в Молдавии), либо на отдыхе (Суслов, Кириленко, Шверник). Однако утром, в понедельник 12 октября, все члены Президиума ЦК, кроме Хрущева и Микояна, по уже состоявшемуся сговору, собираются в Москве и открывают заседание Президиума ЦК для обсуждения только одного вопроса: снятие Хрущева. Свое единодушное решение снять Хрущева заговорщики выносят на формальное утверждение пленума тех членов ЦК, которые уже были заранее завербованы или критическое отношение которых к Хрущеву было вне сомнения. В этот же день в Москву прилетает и Микоян, подпись которого теперь и нужна для оформления снятия Хрущева через Президиум Верховного Совета СССР. Обо всем этом Хрущев узнал не ранее утра 13 октября. Это устанавливается по дате и времени приема Хрущевым французского министра Гастона Палевского. Этот прием, назначенный на 11 часов, был внезапно перенесен на необычное для дипломатических приемов время — на 9 часов 30 минут. Палевскому было сообщено, что это вызвано тем, что Хрущев должен лететь по срочному делу в Москву. Если бы Хрущев знал, что речь идет не о "срочном деле", а о катастрофе, то едва ли он стал бы вообще разговаривать с французским министром. Однако Палевский заметил, что Хрущев, хотя и был в добром здоровье, но находился в несвойственном ему "нервном и угнетем ном состоянии". Вероятно, уже во время этой беседы к Хрущеву начали поступать тревожные сигналы из Москвы (официальные или частные неизвестно), так как он прерывает беседу на полчаса раньше и летит в Москву. Летел ли он один и добровольно — неизвестно, но надо полагать, что он улетел уже не в качестве первого секретаря и председателя правительства.

Совершенно неизвестно также, происходило ли оформление снятия Хрущева на пленуме избранных членов ЦК в присутствии самого Хрущева. Благоразумие и обеспечение максимальной гарантии успеха должны были подсказать заговорщикам полную изоляцию Хрущева, пока страна, партия и мир не узнают, что отныне первого секретаря ЦК КПСС зовут Брежнев, а председателя советского правительства — Косыгин. Все признаки говорят за то, что заговорщики так и поступили. Заговорщики, учитывая урок поражения молотовцев 18 июня 1957 года, пришли на пленум избранных членов ЦК не с динамичным и взрывчатым первым секретарем Хрущевым, а с кусочком бумаги, на которую была занесена вынужденная или фальсифицированная просьба Хрущева об освобождении его от занимаемых постов. Обычно хорошо осведомленные американские журналисты Стюарт Олсон и Эдмунд Стивенс писали в ноябрьском номере (1964 г.) "Сатурдей ивнинг пост", что с пятичасовым обвинительным докладом на пленуме выступил тот, кто с таким же большим защитительным докладом за Хрущева против молотовцев выступал на июньском пленуме ЦК КПСС в 1957 году — Суслов!

Хорошо ориентирующийся в советских делах корреспондент газеты "Монд" в Москве Мишель Тату приводил рассказ одного из членов ЦК КПСС о том, как произошло снятие Хрущева. Этот рассказ тоже подтверждает, что главным и единственным оратором на пленуме ЦК против Хрущева был Суслов. Согласно этому рассказу, Хрущев был на пленуме. Безмолвный и мрачный, он сидел не в президиуме пленума ЦК, а в стороне, на отдельной скамье. То была скамья подсудимого. В официальном коммюнике пленума ЦК бросается в глаза отсутствие обязательной дежурной фразы "решение принято единогласно", зато в коммюнике от имени Президиума Верховного Совета подчеркнуто, что "указ об освобождении т. Хрущева Н. С. от обязанностей председателя Совета министров СССР принят единогласно".

Организатором нового заговора против Хрущева явился тот, кого молотовцы и маленковцы выбросили из Секретариата и Президиума ЦК после смерти Сталина, а Хрущев после их ликвидации пригласил обратно — как своего старого друга Л. Брежнев. Долго Брежнева считали именно учеником и другом Хрущева. Но новоявленному московскому Цезарю не дали даже крикнуть Брежневу — "и ты, Брут!".

Данный текст является ознакомительным фрагментом.