Глава 21 КАК ЛАВРЕНТИЙ БЕРИЯ ЗАСТАВИЛ НЕМЦЕВ ДЕЛАТЬ БОМБУ ДЛЯ СТАЛИНА[103]

Глава 21 КАК ЛАВРЕНТИЙ БЕРИЯ ЗАСТАВИЛ НЕМЦЕВ ДЕЛАТЬ БОМБУ ДЛЯ СТАЛИНА[103]

В течение почти шестидесяти послевоенных лет считалось, что немцы были крайне далеки от создания атомного оружия. Но вот в марте 2005 г. в издательстве «Deutsche Verlags-Anstalt» вышла книга немецкого историка профессора Райнера Карльша «Hitlers Bombe. Die geheime Geschichte der deutschen KemwafFenversuche» («Бомба Гитлера. Тайная история испытаний ядерного оружия в Германии»). Автор книги утверждает, что незадолго до окончания Второй мировой войны фашистская Германия была близка к созданию атомной и даже водородной бомбы. Карльш ссылается на отчеты советского Главного разведывательного управления и показания свидетелей проведения мощных взрывов в Тюрингии и на острове Рюген, в результате которых погибли несколько десятков или, может быть, сотен человек — узников концлагерей. Разведка считала эти взрывы ядерными. Поскольку радиус действия испытанных снарядов составлял всего 500 м, то И.В. Курчатов усомнился в их ядерной природе.

Профессор Карльш же утверждает, что испытаны были не настоящие атомные бомбы типа сброшенных на японские города, а комбинированные ядерные устройства. Устройство содержало количество урана-235 существенно ниже критического. Критическая масса, тем не менее, создавалась в ходе взрыва имплозивной схемой. Метод имплозии «взрыв вовнутрь», при котором развиваются чрезвычайно высокие температуры и давления, — немецкое изобретение.

Теория имплозии была разработана еще в начале 1940-х годов немецкими инженерами Г. Гудерлеем и К. Дибнером, а также К. Фуксом (конструктором американской А-бомбы, также выходцем из Германии). Американцы использовали две схемы: пушечную (движение двух кусков урана навстречу друг другу) в урановой бомбе и имплозивную в плутониевой. Немцы применили имплозию, но не на плутонии, а на уране (в этом случае для начала цепного процесса можно использовать не чистый, а 20 % и даже 14 % уран-235). Схема имплозии и наличие отражателей нейтронов (рефлекторов) позволяют существенно снизить требуемое количество урана-235.

Книга Карльша вызвала много споров. Выдвинуто множество аргументов и «за», и «против». Но сам характер споров показывает неразработанность темы о германских ядерных исследованиях.

Любопытно, что советская разведка еще в ходе войны отслеживала работы в рамках Уранового проекта в Германии. Советская разведка доложила руководству, правда, подстраховавшись по обычаю фразой «по непроверенным данным», о двух испытаниях каких-то сверхмощных бомб. До советского руководства была доведена также оценка их эффективности немецкой стороной: использование подобного оружия на Восточном фронте немцы считали бессмысленным. Начальник ГРУ Наркомата обороны генерал-лейтенант И.И. Ильичев писал в докладе в Кремль: «Эти бомбы могут замедлить темпы нашего наступления». Однако он не допускал возможности перелома в войне с помощью этих бомб.

С данными разведки был ознакомлен и И.В. Курчатов. В своем отчете 30 марта 1945 г. он дал краткое описание конструкции немецкой атомной бомбы, предназначенной к транспортировке на ФАУ-2.

Оставим в стороне спорный вопрос об испытаниях бомбы, но можно считать несомненным большие успехи германских ученых. Они, в частности, осуществили необходимые теоретические и экспериментальные исследования атомных реакторов. Были точно измерены пробеги и величины захвата нейтронов (как быстрых, так и медленных) в различных материалах, правильно оценена критическая масса урана-235. Промышленность освоила технологию производства металлического урана необходимой чистоты. Исследовались различные методы получения урана-235, были созданы опытные образцы ультрацентрифуг, опробованы пилотные установки всех существующих методов разделения изотопов. Значительно улучшена технология получения тяжелой воды, начато производство графита реакторной чистоты. Построены четыре циклотрона.

Со стратегической точки зрения правильно выбрана схема гетерогенного реактора на тяжелой воде, не требующего обогащения природного урана. Построен ядерный реактор и выведен на самоподдерживающийся режим. Немецкие ученые самостоятельно открыли плутоний и теоретически обосновали его способность к делению под действием тепловых нейтронов. Были начаты исследования по освоению энергии термоядерного синтеза[104].

Еще осенью 1943 г. в США было создано специальное секретное подразделение «Алсос», функциями которого стали поиск и захват германских физиков-ядерщиков, а также оборудования их лабораторий. Подразделением «Алсос» руководил американский разведчик полковник Борис Паш (Пуш), сын митрополита русской православной церкви в Сан-Франциско.

Представители «Алсоса» первыми буквально врывались в германские города, причем не брезговали вести поиски и в советской зоне оккупации.

В СССР еще 20 сентября 1942 г. ГКО обязал Академию наук СССР возобновить проводившиеся до войны «работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путем расщепления ядра урана» и через полгода представить доклад «о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива».

В феврале 1944 г. по распоряжению Берии был создан специальный отдел «С», в задачу которого входили сбор и обработка информации по атомной тематике. Начальником отдела был назначен разведчик П.А. Судоплатов.

Постановлением ГКО от 3 декабря 1944 г. персонально на Берию возложили «наблюдение за развитием работ по урану».

2 мая 194S г. из Москвы вылетел «Дуглас», взявший курс на Берлин. На борту находились два десятка военных, включая двух генералов. На самом деле это были такие же ряженые, как Сергей Королев и Ке. На гражданских униформа сидела плохо, а главное, что бросалось в глаза — отсутствие орденов. В нашей зоне оккупации встретить боевого старшего офицера, я уж не говорю о генерале, без «иконостаса» орденов и медалей было невозможно, а на грудь «ряженых» наши особисты не догадались повесить хотя бы медальку «За спасение утопающего».

Среди «ряженых» в этом самолете были физики Ю.Б. Харитон, И.К. Кикоин, Л.А. Арцимович и др. Возглавлял группу А.П. Заве-нягин. Много позже Кикоин напишет: «Какого-либо точного плана действий у группы, похоже, не было. О предстоящей поездке участники узнали в самом конце апреля. Посвящен в предстоящую задачу из ученых был лишь Ю.Б. Харитон, да и то в самом общем виде, а именно: “…посмотреть каково же состояние [дел], что удастся найти [и] в какой мере немцы продвинулись в разработке ядерного оружия”»[105].

На самом же деле ни Кикоин, ни Харитон не были посвящены в планы Берии. Возглавлявший группу Завенягин был замнаркома внутренних дел, то есть замом Берии. Он отвечал за захват германских физиков-ядерщиков и специалистов по смежным отраслям. Руководить демонтажем и перевозкой оборудования с германских предприятий, связанных с ядерным проектом, был назначен замнаркома внутренних дел С.Н. Круглов. Непосредственно погрузкой и отправкой людей и оборудования занимался комиссар госбезопасности 2-го ранга И.А. Серов.

В Берлин группа прибыла 3 мая 1945 г., а уже на следующее утро наши ученые приступили к работе, затянувшейся на полтора месяца. Обследование группа начала с Института кайзера Вильгельма. Институт этот еще в феврале 1945 г. был эвакуирован в Тюрингию и там захвачен американцами. Однако часть оборудования и документации досталась нашим ученым.

Позже И.К. Кикоин писал: «Среди секретных документов мы нашли урановый проект. Мы не ошиблись, действительно Kaiser-институт был основным в этой проблеме. По просмотренным документам нам стало ясно, что немцы нас не обогнали, напротив, — они в интересующих нас вопросах находились на очень низком научно-техническом уровне. Правда, они экспериментально наблюдали начало цепной реакции (размножение нейтронов). В качестве замедлителя они использовали тяжелую воду, которую получали из Норвегии. Мы обнаружили два 5-литровых бидона с тяжелой водой, на которых были этикетки с надписью ‘"Norsk Hydro”. Там же мы нашли некоторое количество металлического урана и несколько килограммов окиси урана.

Кое-что из оставшегося в Kaiser-институте оборудования мы демонтировали и отправили в Москву (электрощиты, приборы). Несколько весьма наивных установок для разделения изотопов мы также отправили в Москву…

Судя по просмотренным документам, проф. Хартек в Гамбурге занимался центробежным методом разделения изотопов, но безуспешно.

Мы выполнили поручение Правительства и пригласили на работу в СССР профессоров Герца, Манфреда фон Арданне и Тис-сена. Другая группа наших ученых привлекла профессора Риля, крупного специалиста по металлургии урана, и других известных немецких ученых»[106].

Следует заметить, что Кикоин явно занижает достижения немцев, что весьма типично для советских специалистов, работавших по одной теме с ними.

Всего в 1945 г. было вывезено из Германии 70 специалистов, а к концу 1948 г. в советских лабораториях под опекой МВД насчитывалось около трехсот немецких ученых, инженеров и квалифицированных рабочих. Среди них были Вернер Цулиус, Гюнтер Вирт, Николаус Риль, Карл Зиммер, Роберт Депель, Питер Тиссен, Хайнс Позе и др. Американцев беспокоило то, что среди специалистов были люди, которые владели тайнами технологии обогащения урана, разделения его изотопов и трансурановых элементов. К их числу относился инженер Макс Штеенбек — главный «дока» по разделению изотопов методом газовой центрифуги.

В маленьком поселке Neustadt am Glewe Кикоин нашел и отправил в СССР свыше 100 тонн окиси урана. Поступал германский уран также и из ряда других мест.

27 сентября 1992 г. академик и трижды Герой Юлий Борисович Харитон рассказал: «Как-то, я помню, мы ехали куда-то на объект или в другое место вместе с Игорем Васильевичем [Курчатовым], и он сказал, что эти 100 тонн помогли примерно на год сократить срок запуска первого промышленного реактора. Лабораторный реактор, как известно, был сделан в 1946 г. в ИАЭ. А вот первый промышленный реактор [в 1948-м]. Так как с ураном было очень туго в России, то он [трофейный уран] пришелся очень кстати, позволил сократить срок запуска и получения плутония, соответственно»[107].

Еще раньше Игорь Курчатов сказал, что германский уран позволил на год раньше запустить наш первый реактор.

В середине января 1946 г. в официальном докладе Сталину приводились обобщенные данные, согласно которым найдено и вывезено из Германии и Чехословакии различных химических соединений урана «общим весом в пересчете на металл 220 тонн».

Американцы из «Алсоса» сбились с ног, разыскивая известного германского ученого барона Манфреда фон Арданне.

Арданне был изобретателем цветного телевидения. Еще в годы войны он выдвинул идею создания сети разведывательных спутников Земли, снабженных телевизионными камерами, передающими информацию на Землю. Больших успехов Арданне добился и в работах над урановым проектом.

Сотрудники МВД отыскали частную научно-исследовательскую лабораторию Арданне и лабораторию Г. Герца в фирме «Сименс» и вывезли оттуда все, от циклотронов (три из четырех, работавших в Германии), опытных установок, высоковольтного, горногеологического оборудования до химпосуды, инвентаря, реактивов и материалов.

Реакцией Сталина на бомбежку Хиросимы и Нагасаки стало решение о реорганизации структуры управления нашим ядерным проектом. Постановлением ГКО от 20 августа 1945 г. был создан Специальный комитет правительства с чрезвычайными полномочиями. Берия как член Политбюро и заместитель председателя ГКО был назначен его председателем, Первухин — заместителем, генерал Махнёв — секретарем.

Важную, хотя и не решающую роль в работе Специального комитета Берия отводил германским специалистам.

На НКВД (МВД) возлагалась задача по использованию немецких специалистов, за которых персонально отвечал Завенягин. Осенью 1945 г. начали работать лаборатория «А» для группы фон Арденне и лаборатория «Г» для группы профессора Герца, а также организованы группы работников, руководимые профессорами Рилем и Доппелем.

Спецкомитет при Совнаркоме СССР утвердил для этих лабораторий задания Техсовета. К каждой лаборатории были прикреплены члены Техсовета, задачей которых являлось наблюдение за работой немецких специалистов, а именно изучение их отчетов, заслушивание докладов руководителей групп, выезды на место для личного ознакомления и участия в испытаниях и экспериментах. На основе этого члены Техсовета делали заключение о ходе работ, после чего формировались дальнейшие планы.

19 декабря 1945 г. вышло постановление Совнаркома СССР об образовании в составе НКВД 9-го Управления специальных институтов, задачей которого являлось управление создавшимися научными подразделениями. Начальником Управления назначили А.И. Завенягина. Лаборатории «А» и «Г» передали в это Управление и переименовали их в «Институт А» и «Институт Г». Были также организованы «Институт Б», «Лаборатория В» и экспериментальный завод «для осуществления конструкций, разрабатываемых специальными институтами и лабораториями». А для снабжения, охраны и соблюдения режима секретности были созданы административно-хозяйственные подразделения.

«Институт Б» несколько раз менял свое название. Приказом № 118 с от 17 августа 1950 г. запрещалось при переписке и разговорах упоминать названия: «Сунгуль», «Санаторий Сунгуль», «Объект Сунгуль», «Лаборатория Б», «Институт Б», «Объект Б». Был установлен условный адрес: г. Касли Челябинской обл., п/я 0215 (для личной переписки — п/я 33/6). Коммутатор объекта получил условное наименование для связи — «Сокол».

Директором лаборатории в 1946–1952 гг. был полковник А.К. Уралец, в 1953–1955 гг. — кандидат химических наук Г.А. Середа.

В состав «Лаборатории Б» входили два научных отдела: биофизический и радиохимический, вспомогательные подразделения и подсобное хозяйство, поставляющее различную сельскохозяйственную продукцию.

Общее количество работников «Лаборатории Б» достигало 400–500 человек. В состав «Лаборатории Б» входили русские научные сотрудники (заключенные и вольнонаемные), а также немецкие специалисты, работающие по контрактам. Биофизический отдел возглавлял биолог широкого профиля Н.В. Тимофеев-Ресовский, радиохимический — химик профессор С.А. Вознесенский.

В «Лаборатории Б» работало 30–40 германских специалистов: Карл Гюнтер Циммер, Ганс Иохим Борн, Александр Зигфрид Кач и др. Несколько немцев до этого работало на урановом заводе № 12 в городе Электростали (Ногинске)[108]. Среди них Циммер и наиболее известный германский специалист профессор Николаус Риль. После закрытия в 1950 г. уранового производства на заводе № 12 (завод производил по 1 тонне урана в сутки) Николаусу Рилю предложили работу в «Лаборатории Б».

Среди советских специалистов были и зэки: С.А. Вознесенский, Н.В. Тимофеев-Ресовский, С.Р. Царапкин, Я.М. Фишман, Б.В. Кирьян, И.Ф. Попов, А.С. Ткачев, А.А. Горюнов, И.Я. Башилов и другие.

Наиболее интересной фигурой был «русско-немецкий» профессор Тимофеев-Ресовский, получивший среди нашей либеральной интеллигенции широкую известность после выхода в 1987 г. романа Даниила Гранина «Зубр». Мне очень понравилась строка из аннотации на «Зубра»: «Тема Даниила Гранина — нравственный выбор ученого в эпоху научно-технической революции».

Ну что ж, попробуем выяснить, что это за выбор. Тимофеев-Ресовский в 1925 г. был приглашен на работу в Германию, в Институт мозга (Институт кайзера Вильгельма в Бухе-225). В 1937 г. советское посольство отказало ему в очередном продлении визы, что означало требование вернуться в СССР.

Собственно, что в этом удивительного? Советское правительство сворачивало связи с фашистской Германией. Шла война в Испании, немцы лихорадочно готовились к войне. Мой дед Широкорад Василий Дмитриевич, работавший в советском торгпредстве в Германии, в 1934 г. тоже был отозван на родину.

Но Тимофеев-Ресовский предпочел остаться в фашистской Германии и работать там на благо Третьего рейха.

Либералы оправдывают Тимофеева-Ресовского, он-де боялся, что в СССР его арестуют. Так это мог сказать любой человек в 1930-х годах, да и сегодня. Мой дед в 1934 г. был беспартийным, сам из дворян, жена по матери немка из рыцарского рода фон Бастианов. И нисколько не побоялся вернуться, и его никто пальцем не тронул. Зато дед всю войну работал на военном заводе, а оба его сына добровольно пошли в армию. Но сотни таких людей наши либеральные СМИ по понятным причинам не интересуют.

Замечу, что в 1937–1944 гг. Тимофеев-Ресовский неоднократно бывал на научных семинарах в разных странах и мог оттуда уехать в Англию или США, как это сделали десятки знаменитых немецких и австрийских ученых. Да и вообще выезд из Германии, например, на отдых или по личным делам, всегда был довольно прост, даже в первые военные годы.

Увы, Тимофееву-Ресовскому нравилось в Третьем рейхе. «Во время войны с СССР отдел, возглавлявшийся Тимофеевым-Ресовским, принимал участие в реализации военных программ Германии, в том числе в изучении влияния радиационного излучения на человеческий организм. Согласно утверждению Павла Мешика и заключению профессора-радиобиолога Г. Середы, из материалов дела Тимофеева-Ресовского и из публикаций его работ в 1943–1944 гг. в Германии следовало, что в его лаборатории производились опыты над людьми — им вводили в вену торий-х (радий 224), для изучения воздействия радиации на человеческий организм. В июне 1944 года заместитель директора института профессор Халлерфорден обратился к Тимофееву-Ресовскому с предложением возглавить программу стерилизации славянской расы при помощи радиации. Впрочем, согласно показаниям того же В. Пютца, Тимофеев-Ресовский “лично при приближении Красной армии дал приказания об уничтожении секретных документов, которые хранились у меня в сейфе”»[109].

13 сентября 1945 г. Тимофеев-Ресовский был задержан опергруппой НКВД города Берлина, этапирован в Москву и помещен во внутреннюю тюрьму НКГБ. 4 июля 1946 г. Военная коллегия Верховного суда РСФСР приговорила его к 10 годам лишения свободы по обвинению в измене Родине. Он отбывал срок в одном из уральских лагерей ГУЛага, а затем его перевели в «Лабораторию Б».

Нынешние либералы всячески оправдывают деяния Тимофеева-Ресовского в Германии. Мол, торий в организме человека совершенно безвреден. Но на предложение оппонентов ввести себе в вену торий-х (радий 224) пока никто из лгунов и русофобов не откликнулся.

Главными задачами «Лаборатории Б» были: изучение воздействия радиоактивности на живые организмы; определение способов ускорения выведения радионуклидов из организмов, защиты их от радиации; разработка методов очистки радиоактивных промышленных сбросных вод. Кроме того, в «Лаборатории Б» производились радиоактивно и химически чистые изотопные препараты путем выделения их из растворов осколков деления урана, получаемых с реактора завода № 817 (Челябинск-40).

Это сведения из официальных документов. Но я подозреваю, что «Лаборатория Б» занималась и боевыми радиоактивными веществами, а также их действием на человеческий организм.

Еще в начале 1990-х годов я обнаружил документацию о специальных боеголовках баллистических ракет Р-2 и Р-5, имевших шифр «Герань» и «Генератор». Обе снаряжались боевыми радиоактивными веществами. Нетрудно догадаться, что для Советской армии и отдельно для КГБ разрабатывались и иные виды радиологического оружия.

Вопрос на засыпку: господин Тимофеев-Ресовский в Германии использовал людей для проведения опытов, ну а в СССР все обошлось кроликами и мышами?

В «Лаборатории Б» для работы ученых были созданы комфортабельные условия. Тимофеев-Ресовский вспоминал: «Жили мы, как у Христа за пазухой. Прекрасная лаборатория. Прекрасный санаторий». Ученым ежедневно по карточкам выдавалось 1 кг мяса, 500 г рыбы, 125 г сливочного масла, пол-литра сметаны, сливки, шоколад, крупы. Замечу, что в ближайшем городке Касли на «рабочую» карточку выдавали только 450 г хлеба.

Лучше всех обеспечивались 15 ведущих научных сотрудников. Сами они проживали в особом корпусе, а семьям предоставили отдельные коттеджи. Их дети ходили в школу. Зарплата, по сравнению с другими специалистами, была намного выше, от 4 до 6,5 тыс. рублей. А у Николауса Риля — 14 тысяч, то есть больше, чем получал начальник Первого Главного управления.

С началом работы «Лаборатории Б» существенно расширилось транспортное сообщение, поскольку требовалось обеспечение объекта оборудованием и различными материалами. Между Лабораторией и Касли ежедневно по твердому графику ходил автобус, проезд в один конец стоил 3 рубля. При производственных поездках в Касли автобус сначала останавливался возле Дома заезжих по ул. Комсомольская, затем, по мере необходимости, отправлялся на железнодорожную станцию. Для бесплатной доставки учащихся 8—10 классов в школу в Касли выделялся специальный автобус или автомобиль ГАЗ-67.

Секретность доходила до маразма. Так, старшей дочери Николауса Риля, Инге, которая училась в школе в Каслях, велели, если спросят ее об отце, отвечать, что он врач. Однажды у одноклассницы Инги тяжело заболела мать, и она обратилась к Инге. Девочке пришлось ответить, что ее отец — зубной врач.

Не забывали немцы и об отдыхе. Они регулярно совершали вечерние прогулки, купались в озере, иногда ездили не только в Касли, но и в Свердловск, где посещали театры, музеи, концерты. Субботние вечера, которые начинались у них уже после обеда, немцы любили проводить дома в кругу семейном. При этом они начинали рабочие дни на полчаса раньше.

Согласно общеизвестным данным, по проведенным в «Лаборатории Б» работам было выпущено более 400 научных отчетов. Именно в Сунгуле было положено начало некоторым направлениям экспериментальной радиобио-геоценологии (радиоэкологии), разработаны методы устройства биологической и химической дезактивации почвы, проведены серьезные исследования в области дозиметрии и определения предельно допустимых норм облучения человека. В «Лаборатории Б» были впервые проведены работы по анализу зависимости цитогенетического эффекта от времени после облучения, что привело к открытию явления восстановления клеток от радиационных генетических повреждений. Кроме того, была выявлена возможность уменьшения эффекта облучения с помощью некоторых препаратов (протекторов). В «Лаборатории Б» также были проведены обширные исследования по изучению явления радиостимуляции ряда культурных растений.

Ну а о работах с боевыми радиоактивными веществами наша «свободная» пресса помалкивает. Этого не было потому, что не мопю быть никогда!

Для «Лаборатории Б» министр внутренних дел С.Н. Круглов лично выбрал помещение бывшей детской трудовой воспитательной колонии на 110-м километре (от Москвы) Варшавского шоссе недалеко от станции Обнинское. В эту старинную дворянскую усадьбу в конце июля 1946 г. направили из Германии группу профессора Позе. Там была организована научно-исследовательская группа 9-го управления МВД (106 сотрудников, в том числе 30 немецких специалистов), которая по программе Лаборатории № 2 Академии наук занялась «теоретическими, экспериментальными и проектными работами по разработке установки типа 5», то есть реактора на слабообогащенном уране. Эта «шарашка» позже получила название НИИ-9, а затем — «Плутониевый завод».

В своем отчета Сталину 23 декабря 1946 г. И.В. Курчатов сообщал, что всего в 9-м Управлении МВД СССР работает 257 немецких специалистов, из которых 122 доставлены из Германии, а 135 — из лагерей для военнопленных:

«на заводе № 12 (директор докт. Риль) в Ногинске — 14; в Институте «Г» (директор проф. Герц) в Сухуми — 96; в Институте «А» (директор Арденне) в Сухуми — 106; в Лаборатории «В» (проф. Позе) в г. Обнинске — 30». Несколько слов стоит сказать о немцах, работавших на Ногинском заводе № 12. Один из проектов был профессора Риля.

О заводе № 12 Наркомата боеприпасов стоит сказать особо. Его ввели в строй весной 1916 г. для производства снарядов полевой артиллерии.

Решением Спецкомитета ГКО от 24 августа 1945 г. завод № 12 стал первым предприятием в подчинении Первого Главного Управления и первым по переработке урановых руд и выпуску металлического урана. В 1945 г. завод имел более 400 промышленных зданий.

Вывезенное из Германии оборудование при участии немецких специалистов во главе с Рилем смонтировали в нескольких цехах. В IV квартале 1945 г. завод получил первые 137 кг металлического урана. По плану производство металлического урана должно было составлять 100 т в год свежего и 200 т регенерированного (отработанного в котлах). Пуск первой очереди на 100 т планировался на 1 июля 1946 г., а второй (200 т дополнительно) — на 1 июля 1947 г. Однако это были лишь планы, на самом деле все сложилось иначе.

В начале апреля 1946 г. Л.П. Берии доложили, что профессор Риль закончил разработку технологического процесса получения металлического урана, опираясь на опыт германской промышленности. На основе этих данных разработан проект опытного завода, построен цех и освоен на мощность в 20 т металлического урана в год по сравнению с 10 т, которую он имел до демонтажа в Германии.

На данный момент, апрель 1946 г., Рилем разрабатывался технологический процесс получения чистого урана применительно к более прогрессивной, американской, практике — эфирный метод очистки урановых солей, восстановление урана при помощи кальция и магния из четырехфторной соли, плавка в высокочастотных индукционных вакуумных печах.

Всего за 1946 г. завод № 12 произвел 36,4 т кондиционного металлического урана и 12 т чистой двуокиси урана.

К началу 1948 г. завод № 12 передал все требуемые 170 т урана, чем полностью обеспечил и по качеству, и по количеству ввод промышленного реактора на объекте № 817 (ПО «Маяк» в Челябинске-40).

В октябре 1949 г. после взрыва первой советской ядерной бомбы профессор Риль был награжден Сталинской премией первой степени — 350 тыс. рублей и автомобилем «Победа», а также новым коттеджем на 25-м километре Волоколамского шоссе. Мало того, Риль был представлен к званию Героя Социалистического Труда. Два других германских специалиста — Г. Вирту и Г. Тинге — получили ордена Трудового Красного Знамени, звания лауреатов Сталинской премии второй степени и премии в 35 тыс. рублей.

В августе 1945 г. профессор Курчатов подал Л.П. Берии доклад-ную записку с предложением организовать «Лабораторию А» в Сухуми. Там же была организована и «Лаборатория Г».

Задачи «Лаборатории А»:

— разработка ионного (магнитного) способа разделения изотопов урана и масс — спектрометрия тяжелых атомов;

— работа над усовершенствованием электронных микроскопов и участие в организации их выпуска;

— разработка вспомогательной аппаратуры для ядерных исследований.

В «Лаборатории А» работал профессор Тиссен — крупный ученый в области физической химии, который занимался с бароном фон Арданне исследованием коллоидов.

В задачу «Лаборатории Г» входило:

— разработка методов разделения изотопов урана посредством диффузии (руководитель Герц);

— разработка методов получения тяжелой воды (руководитель Фольмер);

— разработка методов анализа изотопов урана при небольших обогащениях;

— точная методика измерения энергии нейтронов.

«Лаборатории Г» выделялся циклотрон, изготовленный фирмой «Сименс», высоковольтная установка и большая часть лабораторий физической химии, вывезенной из Германии из Института Кайзера Вильгельма.

В июле — августе 1945 г. из Германии в Сухуми были перевезены архивы, оборудование, техническая документация и библиотеки четырех физических институтов и одного химико-металлургического института, занимавшегося проблемами урана.

В декабре 1945 г. в составе НКВД СССР было создано новое управление — Управление специальных институтов (9-е управление НКВД СССР со штатом в 5 человек). Начальником Управления был назначен А. Завенягин, а его замом стал В. Кравченко.

Из ведения Первого Главного Управления при Совнаркоме СССР в новое Управление перевели «Лабораторию А» и «Лабораторию Г», которые с 19 декабря стали там именоваться «Институтом А» и «Институтом Г». Также были организованы специальные объекты «Сином» и «Агудзеры», в задачу которых входило снабжение, охрана, обеспечение режима и другие административно-хозяйственные функции.

«Институт А» помещался в роскошном парке «Синоп», где находился одноименный санаторий. С 1891 г. садом владел великий князь Александр Михайлович.

В конце августа 1945 г. барон фон Арденне, Герц и Фальмер отправились в Сухуми. Позже Манфред фон Арденне писал: «Для путешествия нам был предоставлен спальный вагон самой новейшей конструкции. На вокзале мы встретили Г. Герца и М. Фальмера с женой — в Сухуми мы должны были ехать все вместе»[110].

Под лаборатории и жилье германским ученым отвели большую территорию на холме у моря. Со стороны суши ее окружала запретная 30-метровая зона. Здание лаборатории окружили еще одним проволочным забором.

Для каждой семьи германских специалистов был выстроен отдельный финский домик со всеми удобствами. Техники проживали в отдельном здании, солдаты — в казарме. Таким образом вскоре появился целый изолированный автономный городок. Благоприятный климат, теплое море и роскошная природа скрашивали жизнь немецких специалистов.

С ними вместе трудились 120 советских физиков из Московского и Ленинградского университетов. Немцы получали намного большую зарплату, чем советские сотрудники. У них были все условия для работы, комфортной жизни и отдыха. В мастерских работали военнопленные — отличные мастера. Проживали они в отдельном бараке.

В «Аудзерах» между Герцем и Фальмером произошел разрыв, и Фальмер добился своего перевода в Москву. Вместе с ним в столицу отправились ученые Виктор Байерль и Густов Рихтер, а также техник Шрайбер.

Любопытна служебная записка, отправленная в конце февраля 1946 г. Берии: «Летом прошлого года были привезены из Германии 3 циклотрона. До сих пор не только ни один из них не работает, но даже не построены помещения, где их можно было смонтировать. Крайне необходимые для этих работ две высоковольтные установки, привезенные также в то время, до сих пор лежат на складе»[111].

Вместе с группами Риля, Арденне и Герца из Германии отправили много оборудования из тамошних НИИ — Института Ауэра по химии и металлургии редких земель и урана, Физического института Министерства почт, Физического института Им. Кайзера, Физического института Арденне, Института физической химии им. Кайзера Вильгельма, Элетротехнической лаборатории Сименса.

«Институт Г» возглавил профессор Герц. Институт разместился в Сухуми в бывшем санатории «Агуджеры». Главный корпус санатория был кардинально переоборудован, а также построены механические мастерские, электростанция, газовая станция, литейный и химический корпуса.

В «Институте Г» вместе с советским обслуживающим персоналом насчитывалось 173 сотрудника, в том числе 96 немецких специалистов — 13 научных работников, 13 инженеров и 70 человек вспомогательного персонала и квалифицированных рабочих.

«Институту Г» поручалось теоретическое исследование регулирования каскада диффузионных машин. Этот вопрос имел важное значение для проектирования и наладки диффузионного завода, который состоял из 3 тысяч машин, располагавшихся последовательно в своей работе, зависящих одна от другой.

В марте 1947 г. вышло первое Постановление Совмина СССР о премировании немецких и советских специалистов за научно-технические достижения в области использования атомной энергии. Так, барон фон Арденне получил 50 тыс. рублей с 50 % установленной премии за разработку конструкции и изготовление электронного микроскопа. Принимавшие участие в этой работе инженеры Егер и Райбендарц получили 25 тыс. рублей (50 % премии). Для премирования остальных сотрудников, занятых в этой работе, директору «Института А» Завенягину было выдано 25 тыс. руб. (50 % премии).

Немцы также были отмечены за разработку конструкции и изготовление масс-спектрометра. Заместитель директора института Шютцу получил 50 тыс. руб. (50 % премии), группа инженерно-технических работников — 25 тыс. руб., хотя в состав группы вошли научные сотрудники К. Орджоникидзе (10 тыс. руб.), И. Кварцхова (10 тыс. руб.) и Н. Шеховцев (5 тыс. руб.).

К концу 1947 г. «Институтом А» под руководством барона Манфреда фон Арденне были проведены работы:

1. электромагнитное разделение изотопов (руководитель Арденне);

2. разработка методов изготовления диффузионных диафрагм (руководитель профессор Тиссен);

3. разработка молекулярных методов разделения изотопов (руководитель доктор Стеенбек).

Помимо этого, в «Институте А» велись работы по усовершенствованию электронных микроскопов, по созданию измерительных аппаратов для анализа изотопного состава урана и работы по исследованию биологического влияния радиоактивных излучений на растения и животные организмы.

По электромагнитному разделению главной задачей института была разработка ионного источника, который являлся наиболее важной частью в установке электромагнитного разделения. Исследовательские работы по ионному источнику прошли две стадии. Вначале был разработан и сконструирован дуговой ионный источник для работы с четырехфтористым соединением" урана. Этот источник прошел испытания в декабре 1946 г. в «Институте А» и в январе 1947 г. в Лаборатории № 2 Академии наук СССР.

Помимо ионного источника для электромагнитного разделения изотопов «Институт А» разработал ионный источник для циклотрона. Схема этого источника была доложена Научно-техническому совету Первого Главного управления при Совмине СССР и на специальном семинаре в Лаборатории № 2 Академии наук СССР, где получила высокую оценку.

«Институту А» было поручено сконструировать и изготовить рабочие чертежи этого источника для большого циклотрона Лаборатории № 2.

На 1 сентября 1947 г. в «Институте Г» под руководством профессора Герца были выполнены основные работы:

1. Разделение изотопов методом диффузии против потока инертного газа (руководитель профессор Герц). Проведены испытания метода на лабораторной стеклянной модели разделительной ступени.

2. Разработка конденсационного насоса для отделения воздуха от алива (руководитель доктор Мюленпфорд). Разработана конструкция непрерывно-действующего прибора на принципе конденсационного насоса для отделения от алива воздуха, попадающего в диффузионный каскад во время его работы. Построен прибор и испытан в «Институте Г» с хорошими результатами.

3. Разработана теория устойчивости и регулирования диффузионного каскада с учетом помех, действующих в реальной установке (доктор Барих и профессор Крутков).

Несколько слов стоит сказать о жизни и быте германских ученых и конструкторов.

Поскольку не было исключено, что кто-то из сотрудников сообщит своим родственникам в Германию (Западную и ГДР), над чем они работают на объекте, вся их переписка контролировалась официально, и немецкие специалисты были об этом предупреждены.

Для «Института Б» в 1946 г. был выделен санаторий НКВД «Сунгуль» со всеми постройками и прилегающей территорией. Санаторий находился на перешейке между озерами Сунгуль и Силач в 20 км от городка Касли.

Немцы пользовались относительной свободой. Так, профессор фон Арденне описывал свое путешествие по Грузии в октябре 1950 г.: «Через несколько километров по шоссе сворачивает дорога с южной на северную сторону Ингури. Недалеко от моста мы разбили свой первый ночной лагерь под открытым небом. Незадолго перед сном я заметил у скалы три человеческих фигуры. Они внимательно оглядывали нас, когда мы сидели вокруг костра. Двое сопровождающих спали неподалеку, и их не было видно.

Я тихонько сказал своей жене: “Там три человека смотрят на нас. Что им надо?” Она по-спортивному выскочила из спального мешка и позвала наших спутников. Почти одновременно бросились на нас три дерзкие фигуры, которых после войны немало развелось во всех странах, с громкими криками, tlx совсем не мирные намерения тотчас же изменились, когда из темноты выросли наши сопровождающие и подошли к ним»[112].

Для преодоления языкового барьера и «мягкой слежки» за немецкими специалистами-атомщиками Берия решил использовать девушек-радисток, ранее готовившихся в НКВД для заброски в тыл противника. В такие спецшколы набирали семнадцатилетних девушек. По приказу генерал-лейтенанта П.А. Судоплатова около 50 наиболее симпатичных разведчиц прошли соответствующее обучение и были направлены в «шарашки». Кто-то из особистов в шутку назвал их «немецкими Танечками». Это название прижилось и даже появилось в секретной документации.

«Танечки» переводили и «стучали», а в свободное от работы время скрашивали досуг немцев. Кстати, последнее тоже весьма помогало работе — мужчина может свихнуться, сидя под замком и занимаясь исключительно ядерной физикой. Об ударных темпах «Танечек» можно судить по тому, что за время пребывания немцев, работавших над атомной тематикой, в СССР было заключено 23 русско-германских брака и родилось 14 детей.

Ну а у поселка Михайловка севернее Сухуми на склоне кладбища осталось 10 немецких могил.

Рассказ об участии немцев в создании ядерной бомбы будет неполным без упоминания о деятельности советско-германского общества «Висмут».

Государственное акционерное общество цветной металлургии «Висмут» было образовано 10 мая 1947 г. под эгидой Главного управления советского имущества за границей (ГУСИМЗ) на основании Постановления Совмина СССР № 1467—393с. Другим

Постановлением Совмина СССР № 1919—491 ч от 6 июня 1947 г. Советское акционерное общество (САО) «Висмут» было подчинено управлению металлургической промышленности.

Головной офис САО «Висмут» находился в Москве, а его представительство в Германии — сначала в Ауэ, а с 1948 г. — в Хемнит-це. Целью своей хозяйственной деятельности общество заявило «добычу цветных металлов», под которыми подразумевался уран.

«Всего из различных мест было доставлено 250–300 тонн урановой руды и около 7 тонн металлического урана, которые сберегли для СССР один-два года в рамках атомного проекта. В будущем, однако, СССР нуждался в еще больших запасах урана. Важнейшим в советской зоне оккупации источником урановых ресурсов стали Эрцгебирге.

В феврале 1946 г. в окрестностях Йоханнгеоргенштадта и Шнееберга, как и в некоторых других местностях Саксонии, был найден уран. 4 апреля 1946 г. СМ СССР выпустил по этому поводу предписание № 740–294 о разработке этих урановых месторождений. Руководить ими призван был НКВД. 1 апреля 1946 г. (т. е. задним числом) саксонская поисково-разведочная экспедиция НКВД была преобразована в саксонскую экспедицию по разработке и разведке, которая подчинялась 1-му Главному управлению НКВД; а предписанием СМ СССР № 9372 от 29 июля 1946 г. окончательно переименована в Саксонское горнодобывающее управление НКВД. Добычу урана, к которой наряду с немецкими фирмами были привлечены советские армейские инженерно-строительные бригады (до конца 1946 г. из СССР в Саксонию прибыло около 130 специалистов), представили как разработки месторождений висмута и кобальта. Приказом СВАТ № 0360 от 30 октября / 4 ноября 1946 г. Саксонское горнодобывающее управление было подчинено начальнику Управления горнодобывающей и металлургической промышленности СВАТ.

Правительство земли Саксония приняло 8 мая 1947 г. закон, согласно которому все горнодобывающие предприятия были национализированы и переведены в его собственность. Однако конфискованные до того оккупационной властью шахты и предприятия отрасли не перешли в распоряжение земельных властей. И среди прочих часть предприятий “Ферайнигг Фельд” (Фастенберг) саксонских горнорудных заводов под Йоханнгеоргенштадтом, а также шахты в окрестностях Шлемы, Шнееберга и Аннаберга. В документах немецких учреждений эти рудники проходили как “советские горнорудные предприятия в Эрцгебирге”.

На базе части предприятий бывшего АО Саксонские горнорудные заводы возник первый объект будущего САО “Висмут” (объект № 1) в Йоханнгеоргенштадте. Там в течение трех лет с момента начала разработок были введены в строй 26 шахт, а в 1949 г. объект № 1 достиг своей максимальной производственной мощности. Количество жителей Йохангеоргенштадта возросло с 7 тыс. человек в 1939 г. до почти 33 тыс. в 1950 г.»[113].

16 мая 1947 г. на основе германского акционерного права было образовано САО «Висмут». 26 мая 1947 г. Главнокомандующий СВАТ издал приказ № 128 о переводе шести рудников и одного обогатительного предприятия в собственность Советского Союза.

Уставной капитал немецкого филиала САО «Висмут» состоял из активов двух акционеров — Главного управления советским имуществом за рубежом (ГУСИМЗ) при Совмине СССР и советского государственного АО цветной металлургии «Медь». Получается, что САО «Висмут» был чисто советским государственным предприятием.

5 июня 1947 г. на проходившем в Москве 1-м заседании правления САО цветной металлургии «Висмут» генеральным директором был назначен генерал-майор МВД Михаил Мальцев.

Объем работ САО «Висмут» характеризует число его сотрудников на 31 декабря 1950 г. — 195 906 немцев и 897 советских граждан. Замечу, что в 1950 г. около 60 % всего урана для советского атомного проекта было поставлено из ГДР, еще 15 % — из Чехословакии.

22 августа 1953 г. правительство СССР объявило о прекращении с 1 января 1954 г. репарационных поставок со стороны ГДР. В протоколе о прекращении немецких репарационных выплат от 22 августа 1953 г. САО «Висмут» не упоминался. Позже лишь сообщалось, что на основе советско-немецкого соглашения от того же 22 августа 1953 г. было образовано смешанное советско-немецкое акционерное общество «Висмут».

В 1953–1956 гг. германские ученые-атомщики покинули СССР, причем им разрешили самим выбрать место нового жительства — ГДР или ФРГ. Многие уехали на Запад, но барон Манфред фон Арданне поселился в ГДР. В столице ГДР он основал первый и в ту пору единственный институт медицинской радиоэлектроники, где были созданы новейшие приборы для диагностики и лечения многих заболеваний. Барон стал одним из самых известных и популярных ученых ГДР. Он умер незадолго до слома Берлинской стены. Были объявлены национальные похороны. Манфреда фон Арданне провожали в последний путь многие сотни людей, в том числе его друзья и коллеги. Барона не забыли и в Сухуми — в городе воздвигли его бронзовый бюст.

Разумеется, не германские ученые и не советские разведчики, работавшие в США, внесли решающий вклад в создание современного ядерного оружия.

Ядерный меч СССР был создан сотнями наших ученых и десятками тысяч наших инженеров и рабочих. Главными же руководителями ядерного проекта являлись Сталин и Берия. Коммунистическая партия, роль которой раздували Хрущев и Брежнев, никакого отношения к проекту не имела. И практически все члены ЦК, включая Хрущева и Маленкова, до июля 1953 г. не имели никакого представления о ходе работ над атомной и водородной бомбами.

На июльском 1953 года пленуме ЦК КПСС Г.М. Маленков в своем докладе, «разоблачая» Берию, сказал, что он-де руководил «атомным проектом обособленно и стал действовать, игнорируя правительство». Вот тут-то Георгий Максимилианович поставил точку над «i» в вопросе, кто создал ядерный меч империи.

Что же касается Курчатова и других видных советских атомщиков, то они были лишь особо одаренными исполнителями в огромном оркестре, дирижируемом Лаврентием Павловичем. Не последними скрипками в этом оркестре были наши заокеанские разведчики и, конечно, германские ученые.