ПАДЕНИЕ «ЗВЕЗДЫ» И ОБРАТНЫЙ «СКАЧОК»

ПАДЕНИЕ «ЗВЕЗДЫ» И ОБРАТНЫЙ «СКАЧОК»

17 февраля 1943 года в Запорожье, в штаб группы армий «Юг», прилетел верховный главнокомандующий и по совместительству командующий сухопутными силами Адольф Гитлер. Манштейн обрисовал ему сложившуюся обстановку и предложил свой план действий: сосредоточить танковый корпус СС в районе Краснограда, развернуть его на юго-восток и во взаимодействии с 4-й танковой армией, наносящей встречный удар от Красноармейского, разгромить глубоко вклинившиеся в немецкую оборону войска правого крыла Юго-Западного фронта и отбросить их за Северский Донец. После чего, если позволит погода, провести наступательную операцию в районе Харькова. Как обычно, не обошлось без споров. Фюрер в первую очередь, пока танки не застряли в грязи, хотел вернуть себе Харьков, а все остальное — потом. Манштейн твердил, что в случае потери днепровских переправ Харьков никому и даром не нужен. Первый раунд дискуссии закончился принятием решения направить танковый корпус Хауссера в район Краснограда, откуда он по желанию мог быть двинут либо на север, к Харькову, либо на юг. К этому времени полностью высадилась 3-я танковая дивизия СС «Мертвая голова» под командованием обергруппенфюрера Теодора Эйке.

А пока, без остановки продолжив наступление, дивизии 38-й и 40-й армий Воронежского фронта, тесня противника, продвигались к реке Псел. Вполне успешно шли дела у 69-й армии: «Противник оказывал лишь слабое сопротивление… мы не встречали ни малейших признаков присутствия своих «старых знакомых» — частей танкового корпуса СС». В общем, пропал куда-то немецкий танковый корпус, и бог с ним, никого особо не волнует — ура, мы ломим, гнутся шведы! Танковая армия Рыбалко совершала перегруппировку для броска на Полтаву.

Генерал Ватутин направил к переправам через Днепр 6-ю армию и свой последний резерв — 25-й и 1-й гвардейский танковые корпуса. 19 февраля их передовые части от Павлограда прорвались к Новомосковску, обороняемому штабными подразделениями и группой отпускников, и Синельниково, перехватив одну из двух основных линий снабжения группы армий «Юг». До Запорожья, где в это время находился Гитлер, оставалось пройти километров шестьдесят, до Днепропетровска — и того меньше. Противника впереди не было. Правда, случилась незадача: в 20 километрах от цели у наших танкистов кончилось горючее. Очень своевременно для немцев в Днепропетровск из Франции начали прибывать эшелоны с частями 15-й пехотной дивизии, которые сразу выдвинулись к Синельниково.

Теперь фюрер «более ясно понял опасность обстановки на Южном фронте». Он разрешил Манштейну использовать корпус СС по своему усмотрению и пообещал перебросить дополнительные войска с Кубанского плацдарма. Вечером Гитлер улетел, а штаб группы немедленно отдал приказ о переходе в контрнаступление. Фактически оно уже началось.

Всего в группе армий «Юг» на 700-километровом фронте имелось 30 дивизий, в том числе 11 танковых и моторизованных. К контрнаступлению привлекались 7 танковых, одна моторизованная и 3 пехотные дивизии, около 800 танков и штурмовых орудий, которые обеспечивались сильной авиационной поддержкой.

Были созданы три ударные группировки. Танковый корпус СС двумя дивизиями наносил удар из района Краснограда по правому флангу армии Харитонова. 48-й корпус 4-й танковой армии (6-я и 17-я танковые, 336-я пехотная дивизии) должен был включиться в операцию через несколько дней и наступать с юга на Павлоград. 1-я танковая армия наносила удар силами 40-го танкового корпуса (7-я и 11-я танковые, 333-я пехотная дивизии, мотодивизия «Викинг») из района Красноармейское на Барвенково с целью разгрома подвижной группы генерала Попова.

Манштейн не стал ожидать полного завершения перегруппировки.

19 февраля от. Краснограда на юг, по правому флангу армии Харитонова при массированной поддержке пикирующих бомбардировщиков нанесла внезапный удар танковая дивизия СС «Дас Рейх». За ней в прорыв последовала дивизия СС «Мертвая голова». На следующий день подразделения полка «Дер Фюрер», преодолев 90 километров, вышли к Новомосковску, отрезав от тылов передовые советские части. В ночь на 21 февраля немецкие штурмовые группы захватили мосты на реке Самаре, по которым колонны бронетехники устремились на восток — к Павлограду. К вечеру город был захвачен стремительной атакой дивизии «Дас Рейх». Немцев здесь,-что называется, вовсе не ждали. В районе Синельникова полк «Дойчланд» установил контакт с частями 15-й пехотной дивизии. Одновременно дивизия «Мертвая голова» атаковала с запада на восток, севернее реки Самара в направлении на Орелька — Вербки.

В районе Красноармейское с утра 20 февраля соединения 40-го танкового корпуса генерала Хейнрици начали охватывать с востока и запада подвижную группу ЮЗФ. Генерал Попов, оценивая положение как весьма опасное, в ночь на 21 февраля обратился к командующему фронтом с просьбой отвести войска группы на 40–50 км к северу от Красноармейского. Однако Ватутин, имея перед глазами сведения о крупной перегруппировке войск группы армий «Юг», любую поступившую информацию по-прежнему втискивал в рамки полюбившейся ему версии: противник создает бронетанковый заслон, наподобие ростовского, чтобы обеспечить отход своих главных сил за Днепр. Поэтому задачи 6-й армии и подвижной группы не менялись, они должны были продолжать наступление: дивизии генерала Харитонова — форсировать Днепр и овладеть Днепропетровском и Днепродзержинском, танковые корпуса Попова — городами Сталине, Запорожье, Мелитополь. В указаниях, переданных штабом фронта, утверждалось: «Создавшаяся обстановка, когда противник всемерно спешит отвести свои войска из Донбасса за Днепр, требует решительных действий».

«До сих пор остается загадкой, — удивляется генерал Штеменко, — как это Ватутин — человек, безусловно, осмотрительный и всегда уделявший должное внимание разведке противника, на сей раз так долго не мог оценить размеры опасности, возникшей перед фронтом. Объяснить такое можно лишь чрезвычайной убежденностью в том, что враг уже не в состоянии собрать силы для решительных действий. В действительности же до этого было еще далеко. Гитлеровские генералы не собирались уступать нам победы». Товарищ Сталин как-то назвал такое состояние «головокружением от успехов».

Не один Ватутин обманулся. А генерал Голиков? Ведь он, кроме всего прочего, — еще и «герой невидимого фронта», перед войной два года возглавлял Главное разведывательное управление, мог бы чему-нибудь и научиться. А маршал Василевский и весь его Генеральный штаб? Вообще-то, разведка у нас вроде бы была и на страницах романов из серии «Военные приключения» свершила немалое количество подвигов. Но почему-то буквально всю войну мы ничего не знали о замыслах противника, его силах, экономическом потенциале, а если и добывали что-то сугубо секретное, то оно оказывалось «дезой» (которую немцы, в частности, щедро скармливали Шандору Радо и всей «Красной капелле»). То ли наша разведка не умела добывать достоверные сведения, то ли не принимала их на веру, то ли «Юстасы» докладывали так, чтобы нравилось начальству, то ли начальство трактовало информацию так, как ему нравилось (когда, к примеру, по глупой случайности на столе у Сталина оказался план операции «Блау»).

«Какие имелись данные или признаки, которыми можно было бы объяснить убежденность командования Воронежского фронта в том, что противник «бежит за Днепр»? Пожалуй, никаких… — вторит маршал Москаленко. — Остается лишь считать, что у штаба Воронежского фронта в середине февраля не было ясного представления о противнике».

Манштейн 21 февраля впервые «испытал облегчение». В зоне проводимой им операции противник сам совал голову в намыленную петлю: «Мы, наконец, находились на пути к овладению инициативой. В сравнении с этим было бы не так уже важно, если бы за это время противник несколько продвинулся в направлении на Киев и севернее его». Стабилизировалась обстановка на правом фланге: «Вклинение советского 4-го гвардейского механизированного корпуса в центре Миусского фронта смято стремительной контратакой 16-й мотопехотной дивизии и частей 23-й пехотной дивизии. Советский корпус был окружен южнее Матвеева кургана й почти полностью уничтожен; весь личный состав взят в плен». В районе Дебальцево закончилась ликвидация 7-го гвардейского кавалерийского корпуса, его остатки «вынуждены были наконец сдаться». На восточном фланге группы армий немецкие дивизии прочно удерживали рубеж на реке Миус.

(По поводу кавалерийского корпуса генералы Лелюшенко и Хетагуров измышления немецкого фельдмаршала с негодованием опровергают и утверждают, что корпус они спасли. Командарм, по его словам, ночами не спал, все думал, как помочь конникам генерала Борисова, советовался с подчиненными и в конце концов понял, что корпус надо выводить из окружения. Однако командование фронта на просьбу разрешить вывести корпус на соединение с главными силами ответило, что если положение корпуса ухудшается, то пусть он переходит к партизанским действиям. Лелюшенко снова подумал, представил себе голую зимнюю степь, партизанствующую среди терриконов без боеприпасов и фуража кавалерию и пришел к выводу, что «такие действия были невозможны». Надо все-таки выводить. На этот раз начальство решение утвердило. И вот, то, что не получилось сделать всей 3-й гвардейской армии с тремя танковыми корпусами, легко удалось одному стрелковому корпусу: «На узкий участок фронта мы стянули все, что могли, из наших артиллерийских средств. Одновременно подготовили атаку 14-го стрелкового корпуса. С кавалеристами были согласованы по радио соответствующие сигналы, опознавательные знаки. И все удалось, как было задумано… В результате встречных ударов внешний и внутренний фронт окружения 7-го гвардейского кавалерийского корпуса был прорван, неприятель разгромлен (!) и корпус соединился с главными силами армии».)

22 февраля обстановка в полосе действий правого крыла Юго-Западного фронта еще более осложнилась. В контрнаступление включился 48-й танковый корпус генерала фон Кнобельсдорфа, наносивший удар из района восточнее Синельникова в общем направлении на Павлоград, навстречу танковому корпусу СС. Войска 6-й советской армии попали в крайне тяжелое положение. Ее правофланговые соединения, отражая яростные атаки вражеских танков и пехоты, вынуждены были отходить на восток. Некоторые из них — 267-я стрелковая дивизия и 106-я стрелковая бригада — оказались в окружении. 25-й танковый корпус, продолжая выполнять наступательную задачу, выдвинулся к Запорожью; его части оторвались от основных сил почти на 100 км, лишились возможности получать горючее, боеприпасы и продовольствие.

К исходу 23 февраля части 48-го танкового корпуса и 1-го танкового корпуса СС соединились в районе. Павлограда и перехватили пути отхода на восток. Одновременно головные подразделения дивизии «Дас Рейх» и «Мертвая голова» встретились в Вербках и, захлестывая петлю, двинулись на Лозовую, 40-й танковый корпус, подавив последние очаги сопротивления в районе Красноармейского, обходя с двух сторон Барвенково, — к Изюму, 48-й танковый корпус — на Тарановку. Таким образом, немецкие танковые соединения восстановили единый фронт и повели наступление на север и северо-восток.

Командование Юго-Западного фронта доложило в Москву о том, что противник, задействовав значительные силы, прорвался в полосе 6-й армии и подвижной группы. Однако решения на отход войск фронта ни в этот день, ни в следующий не последовало. Не замеченная вовремя угроза перерастала в катастрофу.

Войска 40-й армии Воронежского фронта продолжали «работать по плану» и 23 февраля освободили Лебедин и Ахтырку. Танковый корпус Кравченко достиг района Опошня. Штаб Голикова, «несколько опережая события», отрапортовал заодно об освобождении города Сумы, который якобы взяла 38-я армия. Об этом было объявлено в сводке Совинформбюро. 69-я армия форсировала реку Ворксла в 40 километрах севернее Полтавы. Ее 180-я стрелковая дивизия захватила плацдарм на западном берегу.

Тем не менее, все еще не желая отказываться от наступательных планов, Ставка приказала Воронежскому фронту оказать помощь генералу Ватутину. С этой целью главные силы 69-й и 3-й танковой армий получили приказ произвести перегруппировку и нанести удар на юг во фланг танковой группировке противника. Генерал Голиков уточнил задачи: армии Казакова повернуть на Карловку, армии Рыбалко — на Красноград. Однако удар не достиг поставленных целей, поскольку здесь неожиданно «нашлась» дивизия «Лейбштандарт», прочно ставшая в оборону севернее Краснограда.

«Враг легко отражал все трудные попытки продвинуться вперед, — вспоминает М.И. Казаков. — Мы только еще больше ослабляли себя, растрачивая и без того скудные силы… 25 февраля наступление 69-й и 3-й танковой армий выдохлось и замерло на рубеже Рублевка — Чутово — Староверка. Но штаб фронта не хотел мириться с этим. Через несколько дней 69-я армия получила приказ о возобновлении наступления в юго-западном направлении с целью овладения Полтавой… На какой успех могла рассчитывать 69-я армия при наступлении на Полтаву? Рискованно было предпринимать такое наступление, имея на фланге в районе Карловка и Красноград крупную танковую группировку противника». Задачу на овладение Полтавой получил и генерал Москаленко. В переданном ему боевом распоряжении утверждалось, что для этого сложилась самая благоприятная обстановка, а «значительные силы противника» уже начали отход. 40-я армия все больше «проваливалась вперед» с необеспеченными флангами, полоса ее наступления перевалила уже за 200 километров, а разрывы фронта слева и справа достигли 50 километров: «Это было только началом целой серии трудновыполнимых приказов… Нет слов, замыслы командования фронта были хорошие, но, к сожалению, нереальные. Они не могли быть осуществлены имеющимися в наличии силами и средствами… К сожалению, даже в условиях резко усилившегося давления противника с юга и юго-запада командование фронта продолжало верить в то, что к западу и северо-западу от Харькова он отводил свои войска за Днепр. Это видно хотя бы из того же боевого распоряжения от 26 февраля, требовавшего от 40-й армии максимального продвижения на запад, овладения г. Сумы и затем г. Полтава». Правофланговая 60-я армия упорно двигалась к Рыльску.

Пока в советских штабах предавались иллюзиям, эсэсовские дивизии 27 февраля, после ожесточенного трехдневного сражения, отбили Лозовую, сутки спустя — Отрадово и Алексеевку. (В этих боях нашел свою погибель один из самых одиозных и жестоких эсэсовских командиров, инспектор концентрационных лагерей, командир сформированной из отрядов лагерной охраны дивизии СС «Мертвая голова» обергруппенфюрер Эйке. Самолет, на котором вождь нацистских вертухаев облетал поле боя, был сбит зенитным огнем у деревни Артельное. Новым комдивом был назначен Макс Зимон.) 333-я пехотная дивизия захватила Красноармейское. В руках немцев вновь оказались Славянск и Краматорск. 7-я танковая дивизия фон Франка вышла к Северскому Донцу южнее Изюма. Слева к реке выкатывался 57-й танковый корпус Кирхнера.

Войска правого крыла Юго-Западного фронта под непрерывными ударами с земли и с воздуха беспорядочно отходили на левый берег Донца. Это был разгром. От подвижной группы Попова осталось 20 танков, значительный урон понесла 1-я гвардейская армия. Но в нашей военной истории, операция «Скачок» трансформировалась в Ворошиловградскую наступательную операцию, поскольку вышло так, что не выполнившая поставленную задачу армия Лелюшенко добилась наибольшего территориального успеха. И датой окончания операции считается 18 февраля 1943 года. На эту же дату подсчитаны потери. Все, что имело место быть после этого, никакого названия не удостоилось, и потери никто не считал.

Поэтому обратимся к докладу командования 4-й танковой армии от 28 февраля: «По истечении недели тяжелых наступательных боев против мощного и очень решительного врага части 4-й танковой армии не только способствовали уничтожению угрозы, существующей в тылу группы армий, но и захватили сектор в 120 километров глубиной и 100 километров по фронту. 25-й русский танковый корпус с тремя танковыми и одной моторизованной бригадами, 35-я гвардейская дивизия, 41-я гвардейская дивизия, 244-я и 267-я стрелковые дивизии и 106-я стрелковая бригада были жестоко потрепаны, некоторые из их подразделений уничтожены… Среди прочего, с 21 по 28 февраля были захвачены или уничтожены: 156 танков, 24 разведывательные бронемашины, 178 артиллерийских орудий, 284 противотанковые пушки, 40 орудий противовоздушной обороны. Захвачено 4643 пленных и насчитано около 11 000 трупов врага».

Всего, по оценкам немцев, в битве между Донцом и Днепром Красная Армия потеряла 23 тысячи убитыми, было захвачено 615 танков, 423 орудия и 9000 пленных. Поскольку Северский Донец был еще скован льдом, немецкие танковые дивизии не имели возможности создать сплошной фронт, поэтому многие советские подразделения и отдельные группы, минуя населенные пункты, смогли перебраться на восточный берег, где перешли к обороне. Отход Юго-Западного фронта ухудшил оперативное положение Воронежского фронта, войска которого действовали в 100–150 километрах западнее Харькова.

У Манштейна был соблазн, преодолев Северский Донец, продолжить преследование противника. Но наступала весна, приближалось таяние снегов, скоро должен был начаться ледоход, препятствующий наведению понтонных переправ, а еще предстояло разбить советскую группировку под Харьковом. Поэтому 28 февраля командование группы армий «Юг» поставило своим войскам задачу перейти ко второму этапу операции — развитию удара непосредственно на Харьков. В нем должны были принять участие 4-я танковая армия Гота, усиленная тремя дивизиями, и оперативная группа «Кемпф». Всего против левого крыла Воронежского фронта были задействованы 10 пехотных, 6 танковых и одна моторизованная дивизия.

Замысел заключался в том, чтобы ударами танкового корпуса СС и 48-го танкового корпуса, обходя Харьков с севера и, если получится, с востока, окружить и разгромить войска Воронежского фронта. Армейский корпус «Раус», обеспечивая действия танковых корпусов, должен был развивать наступление на Богодухов — Белгород. После овладения районом Харькова германское командование намеревалось, опять же если позволят обстановка и погодные условия, нанести удар на Курск с юга силами группы армий «Юг», а с севера из района Орла — группы армий «Центр».

Соединения Воронежского фронта в ходе непрерывных, почти двухмесячных наступательных боев понесли крупные потери в личном составе — до 100 тысяч человек убитыми и ранеными, причем 34% составили безвозвратные потери — и в материальной части. К примеру, танковый парк армии Рыбалко насчитывал 590 боевых машин, но исправных — лишь 88. Противник выбил в боях 302 танка, из них 135 были потеряны безвозвратно, остальные либо ремонтировались, либо «требовали ремонта»; еще 200 танков вышли из строя по техническим причинам (кстати, о технических причинах: согласно статистике до 35% машин выходили из строя по вине личного состава, еще 25% давал заводской брак, остальные проценты приходились на естественный износ).

Количество дивизий и корпусов в составе фронта практически не изменилось, численность личного состава в них даже увеличилась. Так, в 6-й армии Харитонова в начале января вместе с приданным ей кавалерийским корпусом имелось более 60 тысяч бойцов и командиров. К началу марта потери составили более 20 тысяч человек, однако численность войск, даже без кавкорпуса, превысила 64 тысячи. В войсках Воронежского фронта в середине января насчитывалось 347 тысяч человек, а в начале марта — 376 тысяч.

3-я танковая армия в феврале потеряла около 19 тысяч человек, но с момента ввода в бой получила 22,5 тысячи пополнения. Но вот качество!

В соответствии с постановлением ГКО советские воинские части, едва ступив на освобожденную территорию, приступали к мобилизации всего мужского населения. Этих призывников, запятнавших себя жизнью под немецкой оккупацией, подвергшихся нацистской пропаганде, ничему не учили, а использовали в качестве «пушечного мяса», давая шанс «искупить вину» перед Советской властью. Форму им, как правило, не выдавали, как и личного стрелкового оружия. К примеру, в 13-й мотострелковой бригаде числилось 300 мотострелков, «из них не менее 90% были вновь призванные, неодетые, необутые», а всего в армии Рыбалко числилось почти 10 тысяч таких «бойцов».

Немцы еще в начале февраля, в боях на подступах к Харькову, отмечали «шокирующую» особенность русских атак: «После того как первые волны солдат, располагавших винтовками, были сметены пулеметами, солдаты следующих волн подбирали оружие погибших, чтобы продолжать бой». Вряд ли жизни этих одноразовых ополченцев учтены в каких-либо статистических исследованиях.

(После повторного взятия Харькова оккупационная администрация обнаружила, что за один месяц численность населения города уменьшилась на 100 тысяч человек, в том числе:

«— 15 000 жителей, или 15% населения, от 15 до 45 лет были немедленно отправлены на фронт в гражданской одежде. У них была одна винтовка на 5–10 человек. На замечание о том, что у них нет опыта, им отвечали: «Потяните затвор налево, затем направо, затем стреляйте в направлении врага и, может быть, во что-нибудь попадете…»

При немцах 700-тысячное население города за полтора года сократилось вдвое, но сейчас речь не об этом, а о радостях освобождения.)

Кроме того, тылы фронта растянулись на 250–300 километров. В войсках не хватало боеприпасов и горючего, особенно автобензина, из-за чего простаивало свыше трети машин. На армейских складах полностью отсутствовали 37-мм зенитные выстрелы и патроны к противотанковым ружьям. Наконец, у генерала Голикова не было никаких оперативных резервов, наличие которых позволило бы парировать контрмеры противника, которых, впрочем, «быть не могло». В целом при взгляде на карту позиция Воронежского фронта похожа на чрезмерно раздувшийся мыльный пузырь. Достаточно ткнуть иголкой!

28 февраля директивой Ставки 3-я танковая армия была передана Юго-Западному фронту с прежней, по сути дела, задачей: нанести фланговый удар по наступающему противнику. Генерал Рыбалко принял решение тремя дивизиями занять оборону на достигнутых рубежах, а для нанесения удара создать оперативную группу из танковых и стрелковых соединений под общим руководством командира 12-го танкового корпуса генерал-майора М.И. Зиньковича. В состав группы включались оба танковых корпуса (без 195-й танковой бригады), 111, 184, 219-я стрелковые дивизии, шесть артиллерийских полков и один-полк гвардейских минометов. Группа, сосредоточившись на левом фланге армии в районе Чапаево — Шляховая — Кегичевка, должна была во взаимодействии с 6-м гвардейским кавкорпусом с утра 2 марта перейти в наступление на Петровское, Краснопавловку, Грушеваху, фактически в восточном направлении, в свою очередь подрезая острие немецкого танкового клина. К назначенному сроку сосредоточить всю ударную группировку не получилось. Так, кавалерийский корпус при выходе в назначенный район столкнулся с возвращавшимися из «рейда» к Павлограду частями дивизии «Дас Рейх» и перешел к обороне южнее Охочего. Задерживались средства усиления. Кроме того, оперативная группа Зиньковича не могла перейти к решительным действиям по причине отсутствия горючего и боеприпасов: и танкисты, и артиллерия, и пехота имели от одного до 0,2 боекомплекта и от одной до 0,1 заправки.

В результате нашими войсками, действовавшими безотносительно к замыслам противника, был исполнен очень удачный для немцев «маневр»: два советских танковых корпуса с полусотней исправных танков и три стрелковые дивизии по собственной инициативе оказались на дне готового «мешка», образованного тремя дивизиями танкового корпуса СС. Оставалось только накинуть петлю, что Хауссер и сделал 2 марта, отрезав оперативную группу от коммуникаций. Дивизии «Лейбштандарт» и «Дас Рейх», отбросив на север части 350-й стрелковой дивизии (ее командир генерал-майор Гриценко за самовольное оставление позиций пошел под трибунал), продвинулись вперед и сомкнули фланги, а дивизия «Мертвая голова» приступила к зачистке местности.

Вечером 2 марта генерал Зинькович сообщал в штаб армии:

«Еще раз докладываю, ГСМ совершенно нет. Вся артиллерия и малые танки стоят. Доставить колесным транспортом невозможно. Дорога Медведовка — Шляховая противником отрезана. Без обеспечения горючим перейти в наступление нельзя. Противник ведет с утра наступление из Павловска — Краснополье. Обеспечение горючим во всех соединениях тяжелое… Считаю наиболее целесообразным идти на присоединение к своим войскам».

Около 22 часов от Рыбалко поступила шифровка с приказом: под прикрытием темноты пробиваться через Лозовую на север, в район Охочее — Тарановка, машины и артиллерию буксировать танками, все, что нельзя забрать с собой, — уничтожить. В ночь на 3 марта соединения группы сквозь разгулявшуюся метель тремя эшелонами двинулись на Медведовку и Лозовую, занятую батальонами дивизии «Дас Рейх». Однако попытка прорваться через населенные пункты сорвалась, их пришлось обходить восточнее по грудь в снегу:

«Противнику удалось сильным артминометным огнем вывести из строя большое количество автомашин и орудий частей группы. Большое количество автомашин, орудий и несколько танков было уничтожено в пути движения из-за отсутствия горючего. Попытка буксировать орудия и автомашины за танками не увенчалась успехом, так как глубокий снежный покров и целый ряд глубоких балок с крутыми подъемами не давал возможности двигаться ввиду перегрева моторов. Радиостанции соединений прекратили работу после первого боя с противником, так как часть из них была выведена из строя полным уничтожением, а часть имела повреждения. Попытки установить связь с соединениями группы через офицеров связи на танках также успеха не имели…»

Да, картина мало напоминает «организованный отход».

Оценив обстановку, которая «приняла зловещий характер», командование Воронежского фронта наконец решилось прекратить наступательные действия. Немец «драпал» как-то непонятно, совсем не в ту сторону, куда ему определили советские стратеги. Поэтому 2 марта войска левого крыла получили запоздалый приказ о переходе к обороне. В частности, 3-я танковая армия, которая вновь вернулась в состав фронта, должна была в оборонительных боях обескровить наступавшие войска и не допустить их выхода к Харькову с южного направления, с запада — 69-я и 40-я армии. Правое крыло продолжало наступать: 3 марта 60-я армия освободила Льгов, 38-я армия — Суджу.

Армия Рыбалко, полностью утратившая наступательные возможности, занимала рубеж от Змиева до Новой Водолаги. Остатки группы генерала Зиньковича выбрались к своим в районе Охочее — Рябухино к утру 5 марта: «Части потеряли в основном материальную часть транспортных машин и тяжелое вооружение. Соединения и части, вышедшие из боя, были небоеспособны и нуждались в доукомплектовании, для чего решением командарма были выведены в войсковой тыл, где и занялись приведением себя в порядок». Из состава 12-го танкового корпуса вышло 13 машин (1 KB, 10 Т-34 и два легких танка), из состава 15-го корпуса — ни одной. От трех стрелковых дивизий остались лишь «номера». По данным противника, советские потери в «Красноградском котле» составили 12 тысяч человек убитыми, 61 танк и 225 орудий. На поле боя немцы нашли тело командира 15-го танкового корпуса генерал-майора Копцова. После полного израсходования двух корпусов танковые войска 3-й армии были представлены 32 отремонтированными «тридцатьчетверками», переданными в 195-ю танковую бригаду, и 22 машинами 179-й отдельной бригады. Кроме них, в состав армии вошли 48, 62-я и 25-я гвардейские, 350-я стрелковая дивизии, 253-я и 104-я стрелковые бригады, 6-й гвардейский кавкорпус.

Одновременно в Харькове был создан штаб обороны, которому подчинялись войска Харьковского гарнизона и прибывавшие сюда части и соединения. Начальником обороны города был назначен заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант Д.Т. Козлов, годом раньше весьма и весьма, не меньше Манштейна, поспособствовавший разгрому Крымского фронта. В его непосредственное подчинение вошли 62-я гвардейская и 19-я стрелковые дивизии, 17-я бригада войск НКВД, 86-я танковая бригада, три истребительно-противотанковых полка, дивизион PC. (Вот еще вопрос: откуда и для какой надобности появилась в Харькове бригада НКВД? Немецкий источник утверждает, что занимались наследники Дзержинского чисто профессиональными вопросами:

«— 4000 жителей были казнены советскими войсками, в том числе молодые девушки, контактировавшие с немецкими солдатами, и особенно те, которые имели с ними интимную жизнь (достаточно было трех свидетелей, чтобы они были ликвидированы людьми НКВД). «Регулярное» НКВД еще не водворилось вновь в Харькове. Речь шла о пограничных частях НКВД. Эти люди угрожали «фундаментальной чисткой» после прибытия регулярного НКВД».

Ох, задрожат поджилки у фашистской милки!)

Фронтовая 42-я бригада особого назначения, которой командовал полковник В.П. Краснов, получила задачу срочно подготовить Харьков к обороне в инженерном отношении. С 3 по 8 марта на улицах города с активным привлечением местного населения было построено несколько сот баррикад, на окраинах отрыто более 1.2 километров рвов и эскарпов. В каменных зданиях оборудовались огневые точки, на танкоопасных направлениях закладывались минные поля, готовились к подрыву здания и мосты. Широко использовались трофейные немецкие мины, большие запасы которых были найдены в Харькове.

По приказу Верховного Главнокомандующего в Белгород, где размещался штаб Воронежского фронта, на помощь генералу Голикову примчался маршал Василевский.

В непрерывных Маршах и ожесточенных боях на фоне тяжелых погодных условий противник тоже нес потери. К утру 5 марта самая потрепанная дивизия «Дас Рейх» располагала 11 исправными танками Pz. III и 9 штурмовыми орудиями. В дивизии «Лейбштандарт» имелось 72 танка (в том числе 28 легких) и 16 штурмовых орудий, в дивизии «Мертвая голова» — 62 и 17 соответственно.

Всего в трех дивизиях корпуса СС в строю насчитывалось 14 «тигров», 41 танк Pz. IV, 58 танков Pz. III, 34 легких и командирских танка, 42 штурмовых орудия и 198 бронетранспортеров.

6 марта корпус Хауссера направил основные усилия двух ударных групп вдоль шоссе на Валки и Мерефу. Правее, от Тарановки до Змиева, силами 11-й и 6-й танковых дивизий наступал 48-й танковый корпус. Последний на целых пять дней будет задержан героическим сопротивлением 25-й гвардейской дивизии генерала П.М. Шафаренко, отдельного Чехословацкого батальона и 179-й танковой бригады. Зато дивизии «Лейбштандарт» и «Дас Рейх», наносившие удар в стык 69-й и 3-й танковой армий, почти сразу добились успеха. К вечеру они вышли к реке Мжа, сутки спустя заняли Новую Водолагу и Валки. Соединения Рыбалко отошли на северный берег. Причем два полка 48-й гвардейской стрелковой дивизии были окружены противником в районе Знаменки, гвардейцы «гибли под огнем и гусеницами танков, но занимаемых рубежей не оставили». Буквально до последнего снаряда сражалась в районе Старой Водолаги 104-я стрелковая бригада и вынуждена была отступить, «не имея 45-мм артвыстрелов, мин и других боеприпасов».

А вот в полосе ответственности 69-й армии, как сообщает ее бывший командующий, враг «без особого труда преодолевал наше сопротивление». Лично наблюдая бой за Валки, генерал Казаков окончательно убедил себя в том, что «противник явно превосходит нас в силах». Он опять-таки лично насчитал на поле боя «до полутораста танков противника», хотя в атаковавшем позиции 160-й стрелковой дивизии, подкрепленной десятком танков, истребительно-противотанковой бригадой и «несколькими батальонами ПТР», танковом полку «Адольф Гитлер» их было ровно в три раза меньше. В результате немецкого прорыва западнее Валков в советской обороне появилась 15-километровая дыра, через которую в северном направлении, в обход Харькова, устремляется эсэсовский корпус.

Утром 8 марта в сражение включился армейский корпус «Раус» (167, 168, 320-я пехотные и мотодивизия «Великая Германия»), являвшийся ударной группировкой оперативной группы «Кемпф». В связи с обострением обстановки севернее Харькова распоряжением командующего Воронежским фронтом 6-й кавкорпус был выведен из состава 3-й танковой армии и направлен в район Дергачи. В тот же день Ставка приказала Юго-Западному фронту подготовить контрудар силами 2-го гвардейского танкового корпуса и трех стрелковых дивизий из района Змиева через Тарановку на Новую Водолагу во фланг и тыл танкового корпуса Кнобельсдорфа. Одновременно то ли Москаленко, то ли Казаков должен был нанести удар в направлении на Богодухов — Ольшаны с целью сомкнуть фланги 40, 69-й и 3-й танковой армий. Моя неуверенность проистекает оттого, что оба командарма показывают пальцами друг на. друга. Москаленко утверждает, что по приказу фронта он вывел в резерв и передал в оперативное подчинение генерала Казакова 107, 183, 340-ю стрелковые дивизии для их участия в задуманном контрударе. Казаков уверяет, что такой задачи не получал и даже наоборот, он сумел убедить командующего фронтом освободить 69-ю армию «от ответственности за район Богодухова», где, кстати, размещался ее штаб, и все «возложить» на Москаленко. В общем, никаких контрударов не получилось.

9 марта корпус СС продолжал успешно продвигаться на север, захватив Люботин, Ольшаны, Солоницевку. Слева мотодивизия «Великая Германия» и 320-я пехотная дивизия нацелились на Богодухов. Брешь между 69-й и 3-й танковой армиями достигла 45 километров. Генералу Рыбалко, удерживающему южные подступы, все время приходится пятиться и заворачивать свой правый фланг фронтом на запад. Учитывая тяжелое положение Воронежского фронта, Верховное Главнокомандование передало ему 2-й и 3-й гвардейские и 18-й танковые корпуса. Реальную боевую силу представлял лишь 2-й гвардейский, два других — остатки подвижной группы Попова. К примеру, 18-й танковый корпус имел на момент передачи лишь 6 (шесть) боеготовых легких танков. На усиление 3-й танковой армии прибыли 86-я танковая бригада и 303-я стрелковая дивизия.

Вечером обергруппенфюрер Хауссер получил приказ, подписанный командующим 4-й танковой армией, на взятие Харькова: дивизия СС «Дас Рейх» атакует город с запада, «Лейбштандарт «Адольф Гитлер» — с севера и северо-востока, дивизия «Мертвая голова» прикрывает их действия от советских ударов с северного направления. 48-й корпус силами 11-й танковой дивизии обеспечивает южный сектор: «Следует использовать возможности взятия города одним ударом».

10 марта немецкие войска продолжали наступление. Их поддерживали крупные силы авиации, которые наносили удары по советским войскам на поле боя, по Харькову и всем ведущим к нему дорогам. Дивизии «Лейбштандарт» и «Мертвая голова» прорвали оборону 6-го гвардейского кавкорпуса в районе Дергачей, повернули на восток и прочно заперли город с севера. 3-я танковая армия заняла оборону на западной и северо-западной окраинах Харькова. В ее состав вошла 19-я стрелковая дивизия, которая приняла участок в районе Солоницевки, как раз напротив позиций изготовившегося к штурму полка «Дойчланд».

Что касается 69-й и 40-й армий, то они успешно отступали на северо-восток «под натиском превосходящих сил противника». В ночь на 11 марта штаб генерала Казакова покинул Богодухов и убыл в Казачью Лопань, получив задачу организовать прикрытие шоссе Харьков — Белгород на линии Салтов — Липцы — Прудянка — Золочев. Причем «второй эшелон штаба», не задерживаясь, предусмотрительно отправили на противоположный берег Северского Донца. Штаб Москаленко из Тростянца переместился в Грайворон, через который проходила еще одна дорога на Белгород, новый рубеж армии пролегал по линии Золочев — Краснополье.

В Ставке ВГК сообразили, что противник, наверное, все-таки не собирается уходить за Днепр, а, наоборот, вынашивает самые гнусные намерения. В директиве, направленной маршалу Василевскому, командующим Центральным и Воронежским фронтами указывалось, что противник на самом-то деле стремится от Харькова через Белгород прорваться к Курску и соединиться со своей орловской группировкой для «разрушения тылов всего Центрального фронта». В связи с этим было принято решение выдвинуть в район севернее Белгорода, «навстречу поднимающемуся на север противнику», 1-ю танковую и 21-ю общевойсковую армии с задачей разгромить подступающего врага и ликвидировать создавшуюся угрозу. Одновременно принимались меры для срочной переброски в распоряжение командующего Воронежским фронтом 64-й армии, находившейся под Сталинградом. Но все эти силы прибывали слишком поздно и не могли оказать влияния на исход боев за Харьков.

С утра 11 марта корпус Рауса занял Тростянец, Ахтырку и Богодухов. Танки дивизии «Лейбштандарт» ворвались в Харьков со стороны Белгородского шоссе; с запада, отбивая непрерывные советские контратаки, наступала дивизия «Дас Рейх». Штурмовые немецкие отряды дошли до центра города и заняли дом Госпрома. Узнав об этом, начальник обороны города генерал Козлов, оставшийся без войск — все, кроме чекистов и саперов, уже находились в подчинении командующего 3-й танковой армией, — не имевший связи и ничем не управлявший, окончательно доверил «хозяйство» генералу Рыбалко и выехал в неизвестном направлении Итоги чудной организации, своеобразного разделения труда и мгновенной «передачи дел»:

«Построенная оборона принесла мало пользы, хотя сил и средств на нее потрачено было много. Построенные огневые точки и баррикады были не использованы из-за отсутствия достаточного количества огневых средств у начальника обороны. Частям, обороняющим город Харьков, схемы оборонительных сооружений штаб обороны не дал, в силу чего и не все укрепления были частями использованы. Заблаговременно эти укрепления никем не занимались, а отходящие части в лучшем случае случайно на них натыкались и использовали. В большинстве же случаев не использовались вовсе. Передача обороны Харькова 3-й танковой армии начальником обороны была произведена по причинам отсутствия у него надлежащих средств управления обороняющимися частями и в момент, когда уже штабу 3-й танковой армии было поздно изучать участки обороны, рубежи и части, обороняющие город. Поздно было заниматься и перегруппировкой сил, хотя это диктовалось обстановкой».

Тем не менее, по признанию противника, «русские дрались превосходно». Установленные в подвалах 76-мм пушки и контролирующие перекрестки «тридцатьчетверки» вели огонь вдоль улиц, разместившиеся на крышах снайперы выводили из строя командный состав, минеры, притаившиеся в подъездах домов, использовали связки мин на тросах, которые они вытягивали прямо под гусеницы вражеской бронетехники.

К исходу дня 12 марта защитники вынуждены были отойти за реку Лопань, оставив северную и северо-восточную части города. Но и в «Лейбштандарте» осталось всего 17 исправных танков Pz. IV и 6 Pz. III. Все «тигры» находились в ремонте, а два были потеряны безвозвратно. В этот момент генерал Гот вспомнил об опыте Сталинграда и, придя к выводу, что уличные бои могут затянуться и привести к большим потерям, отдал приказ вывести из боя дивизию «Дас Рейх», в ней числилось в строю 8 танков Pz. III и 6 штурмовых орудий, и совместно с частями дивизии «Мертвая голова» направить ее в обход Харькова с тем, чтобы полностью замкнуть кольцо окружения. Хауссер с этим решением был несогласен, но вынужден был подчиниться. Основные силы дивизии «Дас Рейх» вышли из города, а «Лейбштандарт» продолжил штурм.

Тем временем 13 марта немецкие войска, обходя Харьков по часовой стрелке, заняли Рогань, а 14 марта захватили Терновую, Лизогубку и Водяное, 15 марта — Чугуев, соединившись с дивизиями 48-го танкового корпуса и перерезав последние коммуникации 3-й танковой армии.

Командующий Воронежским фронтом разрешил оставить Харьков; главное командование Вермахта объявило о великой победе «после дней тяжелой борьбы».

В городе еще кипели бои, продолжали сражаться части 19-й стрелковой дивизии, 17-й бригады НКВД, 179-й и 86-й танковых бригад. В районе Жихар — Безлюдовка оборонялись 62-я гвардейская, остатки 303-й и 350-й стрелковых дивизий, 104-я стрелковая бригада удерживала район Лялюки, 253-я бригада — Куличи. 15 марта генерал Рыбалко отдал войскам приказ о выходе из окружения в направлении Малиновки с последующим выходом по восточному берегу реки Северский Донец на рубеж Старый Салтов — Волчанск.

Ночью соединения 3-й танковой армии пошли на прорыв. Отрезанные от основной группировки, остатки 253-й стрелковой бригады, 179-й отдельной танковой бригады и один батальон НКВД пробивались в северо-восточном направлении, и южнее Волчанска 3500 человек вышли к своим. Остальные соединения прорывались на юго-восток. При этом погибли в бою командир 62-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майор Зайцев и командир 17-й бригады войск НКВД полковник Тонкопий.

К исходу 17 марта восточного берега Донца достигли около 5000 командиров и бойцов: «62-я гвардейская стрелковая дивизия вышла, имея без тылов около 2500 чел… 350-я стрелковая дивизия, кроме тылов, ранее выведенных из боя, вышла единицами. 17-я бригада войск НКВД вышла в составе свыше 1000 активных штыков… 303-я и 19-я стрелковые дивизии имеют свыше 1000 активных штыков».

В 48-й гвардейской дивизии осталось 200 бойцов. В «родных» 12-м и 15-м танковых корпусах — 3000 и 1000 человек соответственно, «из них 85% призванных в освобожденных районах, без оружия, необученных и необмундированных». За семнадцать мартовских дней армия потеряла около 40 тысяч человек (а всего с середины января около 70 тысяч — 100% первоначального состава), 547 орудий, 840 минометов. В ней не осталось ни одного боеспособного танка. Собственно говоря, 3-я танковая армия перестала существовать, остался Рыбалко со своим штабом и накопленным боевым опытом:

«В ходе напряженных боевых действий, особенно если операции следуют одна за другой, не должно увлекаться «войной до последнего солдата». Необходимо после одной-двух наступательных операций делать на выгодных рубежах и в соответствующей обстановке оперативные паузы для приведения частей в порядок, для их перегруппировки, для отдыха уставших войск, для принятия и освоения вливающегося пополнения, для подтягивания и налаживания службы тыла. Такие паузы с закреплением на достигнутых рубежах необходимы и для организации активной обороны против новых и свежих контратакующих сил противника…»

Не верится, что элементарные правила вождения войск наши командармы узнали только на войне. Бумаги-то писали правильные, но все равно «увлекались».

Остатки армии, вышедшие из окружения, сосредоточились на левом берегу Северского Донца, где были включены в состав Юго-Западного фронта. В подчинение генерала Рыбалко передали 1-й гвардейский кавалерийский корпус с отрядом 58-й гвардейской стрелковой дивизии и 113-ю стрелковую дивизию.

Танковый корпус СС, основной противник 3-й танковой армии в битве за Харьков, за полтора месяца боев, начиная с 30 января, также понес «весьма тяжелые потери убитыми и ранеными», по немецким, конечно же, меркам, — 11,5 тысячи солдат и офицеров.

В то время как разворачивались бои за Харьков, соединения 40-й и 69-й армий отходили на новый рубеж обороны юго-западнее Белгорода. Против 40-й армии по-прежнему действовал армейский корпус «Раус», главный удар наносивший силами мотодивизии «Великая Германия» от Грай-ворона вдоль дороги на Борисовку и Томаровку. Генерал Москаленко сосредоточил на этом направлении все что смог — 100-ю и 309-ю стрелковые дивизии, 4-й гвардейский истребительно-противотанковый полк, 5-й гвардейский и вновь прибывший 3-й гвардейский танковые корпуса, вывел на прямую наводку зенитную артиллерию, — которые, по его словам, нанесли тяжелейший урон «эсэсовским» танковым частям, несмотря на то что противник был оснащен новейшим вооружением.

«Именно там, — с достоверностью очевидца сочиняет Москаленко, — мы впервые встретились с танками «тигр» и «пантера», самоходными орудиями «фердинанд»… В бинокли мы увидели, что снаряды наших танковых пушек высекают сноп искр на лобовых частях немецких танков и рикошетируют в сторону. Эту «загадку», однако, разгадали вскоре наши артиллеристы. Они учли, что лобовая броня у новых немецких танков была действительно мошной, и решили, что раз так, то нужно бить их не в лоб, а в борт или в корму. Это, конечно, совсем не одно и то же, так как требовало не только иной расстановки орудий, но и величайшей силы духа. Но, как известно, и силы духа, и отваги у советских воинов достаточно. Поэтому «тигры» горели не хуже, чем все остальные фашистские танки. В ожесточенных боях воины 40-й армии уничтожили основную массу танков наступавшего противника. В течение нескольких дней враг понес такие потери, что ему уже нечем было атаковать на нашем направлении».

Как только у маршала уши не горели? Не будем удивляться «пантерам», «фердинандам» и «эсэсовцам», которые могли существовать только в его бинокле, это из области охотничьих рассказов. Главное, полки дивизии «Великая Германия», уничтожив советский противотанковый узел в Головчино, 14 марта овладели Борисовкой, а еще день спустя, хоть уже и «нечем было атаковать», — Томаровкой и повернули на Белгород. В составе мотодивизии действительно имелась 13-я рота тяжелых танков с 9 «тиграми», которые очень неплохо себя проявили. Посмотрим в бинокль генерала Рауса:

Данный текст является ознакомительным фрагментом.