Глава 44 Забаррикадирована изнутри

Глава 44

Забаррикадирована изнутри

26 августа 1588 года Роберт Деверо, молодой 2-й граф Эссекс, поставил в Уайтхолле военное обозрение в честь победы над испанской Армадой. Королева смотрела представление из окна дворца, сидя рядом с Робертом Дадли, отчимом Эссекса. Дадли, вернувший расположение королевы, регулярно обедал с Елизаветой в ее внутренних покоях.[1026] Через несколько дней Дадли покинул двор и уехал в Кенилуорт, а оттуда – на целебные источники в Бакстон, в надежде, что воды восстановят его угасающее здоровье. Утром в четверг 29 августа он написал Елизавете из Райкота в Оксфордшире: «Нижайше прошу ваше величество простить бедного старого слугу за дерзость – я осведомляюсь о том, как поживает моя милостивая госпожа и наступило ли облегчение ее недавним болям, ибо превыше всего на свете я молюсь за ее здоровье и долголетие. Что же касается моего слабого здоровья, я продолжаю принимать ваше лекарство, и оно лечит меня лучше, чем все, что мне дают. В надежде обрести идеальное здоровье в купальне, продолжая, как всегда, молиться за счастливое сохранение вашего величества, смиренно припадаю к вашим ногам».[1027]

Проехав еще несколько миль, Дадли почувствовал себя хуже и вынужден был искать убежища в охотничьем домике Корнбери-Хаус в лесу Уичвуд в Оксфордшире. Он страдал от «продолжительной лихорадки» и «болей в желудке». В четыре часа утра 4 сентября он умер, возможно от приступа малярии, в возрасте пятидесяти шести лет. Его жена, Леттис, была с ним, когда он умер, хотя смерть Дадли никак не смягчила враждебность Елизаветы по отношению к ней.

Хотя при дворе продолжали праздновать победу над испанской Армадой, Елизавета удалилась в свою опочивальню в Сент-Джеймсском дворце, заперлась и прогнала камер-фрейлин, чтобы горевать одной. Она потеряла свою самую большую любовь, мужчину, с которым она вместе выросла, который внушил ей сильную страсть, которого она обожала. По сообщению испанского агента, королева оставалась в своей опочивальне и отказывалась говорить с кем бы то ни было «в течение нескольких дней», а встревоженные фрейлины и советники толпились снаружи.[1028] Уолсингем сокрушался, что не может заниматься государственными делами, поскольку королева, «заявив, что она никого к себе не допустит, очень горевала из-за смерти главного камергера».[1029] Наконец, по мере того как росло беспокойство за состояние королевы, Сесил приказал взломать двери в ее опочивальню. Елизавета поняла, что пора вернуться к своим обязанностям; она встала с постели, впустила фрейлин и велела им подготовить себя к выходу.

В ответ на письмо от графа Шрусбери, в котором тот поздравлял ее с победой над Армадой и выражал свои соболезнования в связи с кончиной графа Лестера, Елизавета дала понять, что очень расстроена и не намерена обсуждать утрату своего фаворита: «Мы желаем скорее хранить воспоминания как то, в чем мы не в силах утешиться, иначе как подчинив свою волю неизбежной встрече с Господом. Кто тем не менее выражает нам Свою доброту прежним процветающим новостям, намерен все же подвергнуть нас испытаниям потерей столь дорогой нам особы».[1030]

Марко Антонио Мицеа сообщал Филиппу Испанскому, что «королева сильно состарилась и подурнела и пребывает в меланхолии. Ее приближенные говорят, что это объясняется смертью графа Лестера», но Марко Антонио считал, что скорее состояние королевы вызвано «страхом [повторного нападения испанцев], который она пережила, и тяжким бременем, которое она влачит».[1031]

Елизавета всегда отвергала мысль о том, что она когда-либо была влюблена или по крайней мере позволяла себе любить.

«Я слишком обременена заботами, дабы обратить свое внимание к браку, ибо Любовь – обычно отпрыск досуга, а я столь занята обязанностями, что не могла думать о Любви. И поскольку ничто не способно было подвигнуть меня к браку, я не была способна и думать ни об одном мужчине».

Однако после смерти самой Елизаветы рядом с ее постелью нашли небольшую посеребренную шкатулку. Внутри лежало последнее письмо Дадли из Райкота, сложенное и перевязанное шелковой лентой; королева написала на нем: «Его последнее письмо».[1032]

Слухи о Елизавете и Дадли продолжали циркулировать спустя много лет после его смерти. В одной анонимной порнографической сатире, «Новости из рая и ада», которая появилась через несколько недель и ходила по рукам, рассказывалось о «тщетных попытках» Дадли «войти в рай и его последующем схождении в ад». В сатире Дадли изображен обладателем неукротимой сексуальной мощи и политических амбиций. В рукописи Дадли называется уменьшительным именем Робин, которым наградила его Елизавета; автор предполагает, что в аду будет «целую вечность» смотреть во влагалище «голой демонессы» в платье одной из его любовниц. А член Дадли, «которым он так гордился», превратится в орудие его вечного наказания.

«Нет сомнения, такое приятное зрелище… настолько распалит его, что он не сумеет этого вынести, особенно после того, что всю жизнь он провел в полной боевой готовности и пользовался своим похотливым копьем, разя им в центр ее мишени и вонзая свой кинжал по самую рукоятку в ее бездонную зияющую пропасть. А если он не пожелает попасть туда по собственной воле, назначено, что при малейшем прикосновении орган его мужественности будет погружаться в бездонную бочку ее непорочности, через которую проходит поле негасимого огня… при каждом совокуплении огонь… так опаляет его, что он пребывает в постоянной опасности лишиться верхушки своего стального древка…»[1033]

Поскольку автор сатиры довольно пренебрежительно отзывается о папе, скорее всего, он не был католиком. Судя по тому, что в произведении упоминается, как Дадли оскорблял тех, кто в свое время оказывал ему покровительство, ее написал кто-то из придворных.

Продолжались слухи о внебрачных детях, якобы рожденных королевой от своего фаворита. Через два года после смерти Дадли некая вдова по имени Дионисия Дерик заявила, что у Елизаветы «столько же детей, сколько и у меня, двое из них еще живы, один мужского пола, а второй женского, а остальных сожгли». Дерик заявила, что отцом детей королевы был граф Лестер и что он «бросил их в огонь в той комнате, где они были рождены». В том же 1590 г. Роберт Гарнер рассказывал похожую историю: у Дадли «было четверо детей от ее королевского величества, из которых три дочери живы, четвертый же был сыном, которого сожгли». И Дерик, и Гарнера поставили к позорному столбу за клевету.[1034]

Елизавета, которой исполнилось пятьдесят пять лет, проводила Рождество и Новый год в Ричмонде. Шли дожди, дороги размыло. В дворцовых каминах поддерживали огонь, и придворные развлекались пьесами, пирами, танцами и, как обычно, обменивались подарками. То было первое Рождество Елизаветы без Дадли. Она начала выказывать особую милость к его двадцатиоднолетнему пасынку, Роберту Деверо, с которым особенно сблизилась за прошлый год.[1035] Высокий, очень привлекательный, черноглазый и рыжеволосый, 2-й граф Эссекс был умен, остроумен и кокетлив. Дадли представил его ко двору четыре года назад; прослужив под командованием отчима в Нидерландах, Эссекс вернулся в Англию, где прочно утвердился при дворе. Елизавету все больше привлекал рыжеволосый юноша. Его молодость оживляла ее и придавала ей новых сил.

Эссекс был очарователен и уверен в себе, однако в то же время отличался упрямством, эгоизмом, крайней амбициозностью и, как и сама королева, вспыльчивостью. Елизавета и Эссекс проводили вместе много времени; несмотря на тридцатиоднолетнюю разницу в возрасте, многие начали задаваться вопросами о природе их взаимоотношений. Во время придворных развлечений Эссекс сидел либо рядом с Елизаветой, либо поблизости от нее; часто видели, как она перешептывается с ним или нежно прикасается к нему. Все лето 1587 г. Эссекс катался верхом или гулял с королевой, они играли в карты и засиживались далеко за полночь. Энтони Баго, один из слуг Эссекса, хвастал, что «даже ночью милорд играет с ней в карты или другие игры и не возвращается в свои покои до утра, когда просыпаются птицы». Баго взволнованно писал своему отцу в Шропшир о том внимании, какое королева уделяет их хозяину: «Он [Эссекс] сам признавался, что через десять дней его назначат королевским конюшим».[1036] В самом деле, 18 июня 1587 г. Елизавета назначила молодого графа на место, которое ранее занимал его отчим, Роберт Дадли, перед тем как стать лорд-камергером.

Отношения Елизаветы с графом отличались страстностью и непостоянством. В июле 1587 г., за год до смерти Роберта Дадли, когда двор переезжал на летние квартиры и приближался к Норс-Холлу (Хартфордшир), где жил граф Уорик, Эссекс поссорился с Елизаветой из-за того, что та пренебрежительно относилась к его сестре Дороти. Та навлекла на себя гнев Елизаветы, выйдя замуж без ее соизволения. Когда Эссекс сказал Елизавете, что его сестра уже находится в Норс-Холле, королева приказала, чтобы Дороти не покидала своих покоев. Эссекс пришел в ярость, обвинял Елизавету в том, что та позорит его самого и его фамильную честь «только для того, чтобы угодить негодному Рэли». Далее он излил свою ревность на сэра Уолтера Рэли, который, как он считал, посмел состязаться с ним за милость королевы. Елизавета тоже вышла из себя и начала бранить Эссекса за поведение его матери Леттис. Граф понял, что зашел слишком далеко, и среди ночи приказал слугам приготовить свои вещи и вещи Дороти к отъезду из Норс-Холла. Эссекс затем сообщал о встрече в письме другу: «Казалось, она не выносит ни слова против него [Рэли]; уцепившись за одно слово «презрение», она сказала, что у меня нет ни одного повода презирать его. Ее речи так огорчили меня, что я постарался как можно доходчивее объяснить ей, кто он и что он, а затем предоставил ей решать, есть ли у меня повод презирать его за соперничество и могу ли я утешиться, служа госпоже, которая благоговеет перед таким человеком. Я старался с горечью и пылом высказать все, что у меня накипело против него; по-моему, если он стоял у двери, он вполне мог подслушать все плохое, что я говорил о нем. В конце я сказал, что, поскольку она решительно настроена его защищать, я не испытываю никакой радости оттого, что нахожусь где бы то ни было, но мне противно находиться рядом с ней, когда я знаю, что моя привязанность к ней растоптана, а такой негодяй, как Рэли, пользуется ее высоким почтением…»[1037]

Эссекс решил уехать из Англии в Нидерланды: «Если я вернусь, меня встретят дома с радостью; если нет, una bella morire лучше, чем беспокойная жизнь».[1038] Однако, когда он направлялся в Сандвич, где должен был сесть на корабль, его перехватил посланный королевой Роберт Кэри: Елизавета приказывала ему вернуться ко двору. Все было прощено – по крайней мере, на время. На следующий год, когда Дадли удалился от двора, Елизавета попросила Эссекса поселиться в апартаментах, которые ранее занимал его отчим.

* * *

После смерти Дадли Елизавета все больше полагалась на Эссекса, но, проведя Рождество и Новый год с королевой, когда она оплакивала потерю его отчима, молодой граф сделался неспокоен. Весной 1589 г. он не послушал приказа Елизаветы оставаться при дворе и бежал, чтобы примкнуть к Фрэнсису Дрейку и Джону Норрису, которые отплывали в Португалию. Их экспедиция должна была уничтожить остатки Армады и освободить Португалию от испанского владычества, утвердив на троне Дома Антонио, а затем идти к Азорским островам, где захватить испанский флот, везущий сокровища. Когда Елизавета узнала о его скором отплытии, она немедленно распорядилась, чтобы граф вернулся.

«Эссекс, вы и сами понимаете, насколько оскорбителен для нас ваш внезапный и непочтительный отъезд от нас и вашего места пребывания [как конюшего]. Большая милость, которую мы вам незаслуженно оказываем, привела к тому, что вы презрели и забыли свой долг; иными причинами мы не можем объяснить ваши странные поступки… Поэтому мы приказываем вам немедленно, по получении наших писем, оставить все предлоги и отговорки, явиться сюда и немедленно объясниться с нами, чем вы доставите нам радость. Если же вы не выполните приказа, вы навлечете на себя наш гнев и будете отвечать ценой большой опасности для себя».[1039]

Однако он не послушался. Экспедиция оказалась во всех отношениях неудачной, и Эссекс вернулся в Англию к концу июня, где ему пришлось в полной мере вынести гнев Елизаветы.

По мере того как Елизавета делалась все более требовательной и раздражительной, Эссекс все чаще обращал свое внимание на окружавших ее дам, особенно на Фрэнсис Сидни, вдову сэра Филипа Сидни, который умер во время похода в Нидерланды, и дочь министра внутренних дел сэра Фрэнсиса Уолсингема. Когда сэр Филип умирал, Эссекс, по слухам, обещал позаботиться о его жене. Весной 1590 г., верный своему слову, он тайно женился на Фрэнсис, и вскоре она забеременела.[1040] Точная дата их свадьбы неизвестна, но она вполне могла состояться вскоре после смерти Уолсингема 6 апреля. Возможно, Уолсингем дал им свое благословение, когда умирал в своем доме на Сизинг-Лейн в Лондоне. На следующий день его похоронили в соборе Святого Павла, в склепе, куда за несколько дней до того поместили его зятя, сэра Филипа Сидни.

Эссекс прекрасно помнил о взрывном характере Елизаветы: десять лет назад она так же разгневалась, узнав о браке его матери и Роберта Дадли.

Молодой граф боялся такой же участи. Летом живот Фрэнсис заметно округлился, и Эссекс придумывал все новые предлоги для того, чтобы держать ее вдали от двора. Когда позже королева все же узнала об их браке, она пришла в ярость, но всего две недели спустя Эссекс вернулся к ней. Его отношения с королевой очень отличались от отношений Елизаветы и Дадли. Дадли неподдельно любил королеву и, возможно, хотел жениться на ней. Эссекс же откровенно флиртовал со стареющей королевой, отчего она снова чувствовала себя молодой и привлекательной.[1041] Тем не менее Елизавета запретила Фрэнсис являться ко двору, и Эссекс был обречен на долгие периоды разлуки с женой.

Через несколько месяцев Эссекс убедил Елизавету поставить его командующим армией, которую посылали во Францию на помощь протестантскому королю Генриху IV против его врагов – французов и испанцев. В августе 1591 г. он высадился в Дьепе и оттуда писал королеве, убеждая ее в своей любви и преданности: «Два окна в вашем личном кабинете станут полюсами моего глобуса, к которым, пока вашему величеству угодно терпеть меня, я неподвижно прикован. Если же ваше величество решит, что рай слишком хорош для меня, я не упаду, как звезда, с неба, но испарюсь, словно жидкость, на солнце, которое притягивает меня на такую высоту. Если ваше величество позволит мне смелость признаться в своей любви, моя удача, подобно моему влечению, несравненна! Если же вы откажете мне в такой вольности, можете убить меня, но вы не поколеблете моего постоянства, ибо, хотя иногда ваша природная доброта превращается в величайшую на свете горечь и хотя вы самая могущественная государыня на свете, не в вашей власти заставить меня меньше любить вас».[1042]

Эссекс вернулся из Франции в начале 1592 г., в возрасте двадцати четырех лет, а в январе Фрэнсис родила ему второго сына. Всего за несколько недель до того мистрис Элизабет Саутуэлл, фрейлина Елизаветы, с которой у Эссекса была тайная интрижка, также родила сына, которого назвали Уолтером Деверо. Незаконнорожденного ребенка тщательно скрывали; младенца передали под опеку матери Эссекса, Леттис, графини Лестер. Его воспитывали в Дрейтон-Бассете. Саутуэлл объясняла свое отсутствие при дворе на поздних сроках беременности «хромотой». Когда выяснилось, что она была беременна и родила ребенка, все решили, что ее любовником был «мистер Вавайзер»[1043] – Томас Вавасор, джентльмен-пенсионер, которого тут же уволили со службы за безнравственность и посадили в тюрьму. Водить королеву за нос удавалось целых четыре года; только потом королева узнала, что отец Уолтера Деверо – не Томас Вавасор, а Роберт Деверо, граф Эссекс. Элизабет Саутуэлл к тому времени с позором покинула двор и оставалась в опале до своей смерти в 1602 г.[1044]

Через несколько месяцев разразился очередной скандал; стало известно, что еще одна фрейлина тайно вступила в брак и родила ребенка.

Сэр Уолтер Рэли, как и Эссекс, не хранил верность королеве, хотя и ценил ее милость. В апреле 1592 г. стало известно, что он, после рождения первенца, тайно женился на Элизабет Трокмортон. Бесс Трокмортон поступила на службу в должности камер-фрейлины в 1584 г. Для девятнадцатилетней девушки то было чрезвычайно престижное место. В 1590 г. красивая, страстная, энергичная и решительная Бесс привлекла к себе внимание сэра Уолтера Рэли, придворного франта и искателя приключений, в чью задачу входило охранять королеву и ее дам. Вскоре они начали тайно встречаться. В июле 1591 г. Бесс поняла, что беременна, и умолила Рэли, которому тогда было под сорок, жениться на ней. Он согласился, хотя и боялся гнева Елизаветы.

Они тайно поженились 19 ноября.[1045] Пока Бесс оставалась на королевской службе, она старалась как можно лучше скрывать растущий живот, а сэр Уолтер готовился к очередной военной экспедиции в Панаму. В конце февраля, на последнем месяце беременности, Бесс покинула двор и уехала в дом своего брата в Майл-Энде, где собиралась готовиться к родам. Она пробыла при дворе до последней минуты, понимая: если придется уехать менее чем за две недели, ей не придется объяснять свое отсутствие.

После ее неожиданного отъезда поползли слухи об отношениях Бесс и Рэли. Роберт Сесил, двадцатисемилетний сын Уильяма Сесила, ставший членом Тайного совета, заподозрил неладное и приступил к Рэли с расспросами. Сэр Уолтер недвусмысленно отрицал какие-либо отношения с Бесс и клялся, что никакого брака не было, не будет и что он всецело предан королеве Елизавете.

«Я уезжаю, вопреки сплетникам, вовсе не боясь никакой женитьбы и не знаю чего еще. Если бы такое случилось, я сообщил бы вам об этом прежде остальных. И потому умоляю не верить и прошу всячески подавлять такие злобные слухи. Ибо перед Богом свидетельствую: не найдется на всей земле такой, к кому меня удалось бы привязать».[1046]

Рэли не знал, что Роберт Сесил тайно узнал о его женитьбе и, следовательно, знал, что он лжет. Тем временем Бесс вынуждена была рожать в одиночестве. 29 марта она благополучно разрешилась от бремени сыном, которого окрестили Дамереем. К Рэли немедленно отправили посыльного; счастливый отец послал жене 50 фунтов, а затем продолжил готовиться к экспедиции. Он очень хотел оказаться как можно дальше от двора до того, как Елизавета узнает о Бесс и ребенке.

Через месяц Бесс вернулась на службу, как будто ничего не случилось; Дамерея она оставила на попечение кормилицы в Энфилде. Сэр Уолтер тем временем завершал первую часть своего плавания. К середине мая, когда он вернулся в Плимут, разразился скандал. Королева, которая тогда была в Нонсаче и готовилась к летним переездам, немедленно приказала арестовать и посадить под стражу в Дарем-Хаус свою камер-фрейлину и начальника стражи. Рэли посадили в Дарем-Хаус, Бесс же поступала в распоряжение вице-казначея, сэра Томаса Хениджа. 7 августа мужа и жену перевели в Тауэр.[1047] Рэли посылал королеве срочные послания и стихи, заверяя ее в своей любви, умоляя простить его и пытаясь вернуть ее милость. Однако Бесс не раскаялась, она подписывала письма из Тауэра «Элизабет Рэли».

В середине сентября Рэли освободили. Он должен был ехать в Дартмут, чтобы встретить португальскую каракку Madre de Dios, груженную сокровищами, которую его флот захватил на Азорских островах. Бесс же оставалась в Тауэре. Конец лета выдался душным; в столице бушевала чума. Ее освободили лишь перед Рождеством, но она узнала, что их маленький сын Дамерей умер, скорее всего от чумы. Бесс вернулась в поместье мужа в Шерборне (Дорсет) и к следующей весне снова ждала ребенка. В ноябре она родила сына, которого назвали Уолтером. Пока супруги Рэли были в опале, Бесс неустанно просила друзей помочь ей вернуть милость королевы. Елизавета оставалась неумолимой. Элизабет она так и не вернет ко двору. В конце ее правления лорд Генри Говард, враг всех Рэли, злорадно писал: хотя «со всех сторон предпринималось много усилий, чтобы вернуть ее [Бесс] на прежнее место, во внутренние покои», Елизавета отказывалась ее принять. Позже, в 1597 г., сэр Уолтер Рэли наконец вернулся ко двору и был восстановлен на своем посту начальника королевской стражи.

Скандалы с участием фрейлин и камер-фрейлин Елизаветы быстро обрастали домыслами и злобными слухами. Даже Анна Клиффорд, юная племянница графини Уорик, сообщала, что «много говорили о маскарадном представлении, которое было у королевы в Винчестере, на котором всех придворных дам так клеймили, что представление вышло скандальным, и сама королева весьма потеряла от былого величия и репутации, какую она имела в мире».[1048]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.