ЧЁРНЫЙ ХЛЕБ КОСМОНАВТИКИ
ЧЁРНЫЙ ХЛЕБ КОСМОНАВТИКИ
Помните анекдот? «Ну а что скажет по этому поводу история?» — спрашивает один политический деятель другого. «А история, как всегда, соврёт», — отвечает тот.
И действительно, историю, и не только нашего государства, перекраивали уж столько раз, что раз даже сами историки с трудом разбираются, что к чему.
А уж что касается истории космонавтики, то она долгое время была тайной за семью печатями.
КТО ПРИМЕРЯЛ ПЕРВЫЕ СКАФАНДРЫ? Первые сомнения в том, что реальная история космонавтики вовсе не такова, как о том сообщает ТАСС и пишут трижды проверенные журналисты, я получил ещё в 1961 году, будучи студентом-первокурсником Рязанского радиотехнического института.
Рязань была в то время полузакрытым городом подобно Горькому, Свердловску, Томску и ещё ряду других промышленных центров России, где, кроме всего прочего, располагались и «почтовые ящики» — НИИ, ОКБ и предприятия нашего военно-промышленного комплекса.
Во всяком случае, когда Рязанскую филармонию посетил с гастролями симфонический оркестр из США, половина предприятий города временно прекратила свою работу. О чём нам в институте было сказано на специальной лекции искусствоведом в штатском.
И вот в этом замечательном городе мне довелось разговаривать с человеком, который примерял космический скафандр ещё задолго до Гагарина.
Получилось это так. Мы сидели на лавочке неподалёку от института и заспорили о том, что должен делать космонавт в том случае, если ему вдруг в полёте захотелось «по-маленькому», — терпеть или у него есть на этот случай какое-то приспособление. Может, у него в скафандре, например, ширинка, как в обычных штанах на молнии и баночка с крышкой для такого случая припасена…
«Не волнуйтесь, всё предусмотрено», — не выдержал в конце концов малознакомый парень с вечернего факультета, попавший в нашу компанию исключительно по причине соседства. Жили мы тогда с моим другом на частной квартире — мест в общежитии на всех не хватало; он и оказался нашим соседом. «Есть варианты на любой случай…»
И видя, что мы ему не очень верим — откуда, дескать, у человека такие познания, — не поленился сбегать домой и принести фотографию человека в скафандре. К удивлению своему, мы увидели, что у человека на снимке лицо вовсе не первого в мире космонавта, а нашего собеседника.
На наши вопросы, откуда у него такая фотография, ответил, что привёз её из армии. Приходилось, дескать, одевать ему эту одёжку, когда служил. А большего сказать он не может, поскольку давал подписку о неразглашении.
Что такое подписка, мы уже знали по собственному опыту — институт у нас тоже был полузакрытого типа, «с допусками и поездками», как сказал один институтский остряк, который, кстати, то ли за эту остроту, то ли по иной причине вскорости бесследно исчез из института. Расспрашивать соседа мы больше не стали.
Лишь спустя много лет, когда я уже работал сотрудником научно-популярного журнала, мне довелось побывать в Научно-производственном объединении «Звезда», где и поныне изготовляют одежду для космонавтов, в том числе различного назначения скафандры, где я и проверил достоверность информации, полученной от случайного соседа.
Оказалось, что он вполне мог быть одним из первых «космических манекенщиков». В первый отряд космонавтов специально набирали людей небольшого роста и веса. И, стало быть, с расчётом именно на них и шили первые скафандры. Ну а чтобы не дёргать по всякому пустяку кандидатов в космонавты, первые примерки проводили на испытателях, соответственно подобранных по габаритам.
«Ну, с мужиками проблем у нас особых не было», — рассказал один из сотрудников «Звезды», просивший не называть публично его имени. «Хуже пришлось, когда пришлось приспосабливать скафандры для женщин. Они ведь несколько иначе устроены, чем мужчины. Один наш сотрудник из-за этого едва с женой не развёлся. До того её достал просьбами примерить да примерить одно деликатное устройство…»
Называя вещи своими именами, наши конструкторы уже в первых моделях скафандров стали предусматривать моче- и калоприёмники. А также возможность ещё до посадки в корабль при необходимости «сходить на колесо». Что, кстати, и сделал Гагарин: попросил остановить автобус, не доезжая до старта, вышел из него и… Теперь то же самое по традиции неукоснительно делают по дороге на старт все экипажи.
А вот американцы до такой «мелочи», говорят, поначалу не додумались. В итоге вышел конфуз, когда просидевший в ракете четыре часа из-за всё откладывавшегося старта астронавт вдруг запросился в туалет, конструкторы пожалели, что не догадались оснастить скафандр хотя бы памперсами.
Потом, конечно, у них, как и у нас, скафандры были оснащены соответствующими системами, но без накладок дело всё же не обошлось… Вот какой случай, к примеру, был у нас.
В первые полёты, как уже говорилось, отправлялись люди маленького роста и веса, летали они сравнительно недолго и ели исключительно протёртую пищу из туб. А потому «обратного продукта» было немного, выходил он не часто и весь помещался в сравнительно небольшой чаше, которая после приёма кала тут же прикрывалась специальной резиновой мембраной. Получалось аккуратно и гигиенично.
Но со временем в космос начали летать настоящие богатыри, питаться они стали нормально, а путь со старта до орбитальной станции иной раз занимает трое суток.
Когда же однажды «продукта» оказалось с горкой, произошёл конфуз — «излишек» был разнесён вентиляционной системой по всему скафандру. «Вам смешно, а нам было — не очень, — усмехнулся сотрудник „Звезды“. — Ведь по этому поводу специальная комиссия работала. Люди взыскания получили…»
КОСМОНАВТ «НОЛЬ». Тем не менее все эти проблемы были не столь уж серьёзны по сравнению с другими, которые пришлось решать до первого запуска человека в космос.
Например, никто не знал, как перенесёт человек длительное пребывание в невесомости. И чтобы хоть как-то представить это, не только пускали летать по особой траектории специально оборудованные самолёты — когда тот делал «горку», в кабине на несколько минут возникала невесомость, — но укладывали на многие недели людей лежать неподвижно с уклоном минус 6 градусов. То есть ноги были выше головы с тем, чтобы кровь больше приливала к верхней части туловища. И ничего: испытатели лежали, терпели, хотя потом многим пришлось учиться ходить заново…
Сидели они и неделями в сурдокамере, при полнейшей тишине, и на центрифуге крутились, пока глаза не начинали вылезать из орбит, и жарой их пытали, и холодом, и повышенным давлением, и пониженным…
«В общем, медики измывались над нашими организмами, как только могли придумать, а мы терпели», — вспоминал многие десятилетия спустя «космонавт ноль», испытатель Сергей Нефёдов. Человек, который отдал своей нелёгкой профессии 35 лет своей жизни, не раз просивший перевести его в отряд космонавтов и каждый раз получавший отказ, как и другие коллеги: «Вы нам нужны на земле…»
«С кандидатами в космонавты мне пришлось только один раз встретиться, — вспоминал он. — В госпитале. Их привезли проходить очередную медкомиссию, а меня, только вышедшего из очередного испытания, исхудавшего, с кровоточащими язвами от датчиков, которые приклеивались клеем БФ-6 прямо к коже, поместили с ними в одной палате. Специально, чтобы они наглядно увидели, какова она, дорога в космос…»
Да они и так всё знали. Видели, как на глазах редеют их ряды, как бравых лётчиков, которым, казалось, ещё летать и летать, медики безжалостно списывают не только из кандидатов в космонавты, но и из авиации вообще вроде бы по пустячному поводу…
А сколько ещё «погорели» на мандатной комиссии, когда человек вдруг неожиданно узнавал, что него самого или у его жены «не те» родственники.
Даже у американцев, которые вообще-то относились к своим кандидатам более лояльно, после трёх туров отбора из 508 претендентов остались 32 человека. Из них кандидатами на полёт оказались в конце концов всего семь человек.
Но там имена отобранных тут же были объявлены официально, у них стали брать интервью журналисты, а телевидение показало их всему свету. У нас же первую шестёрку окружал мрак тайны; наверное, чтобы в случае чего одного кандидата можно было поменять на другого, не получая «излишних» вопросов общественности. А что человеку таким образом зачастую ломали жизнь, это было уж его личное дело.
ПЕРВЫЕ ЖЕРТВЫ ЗА ЗАВЕСОЙ СЕКРЕТНОСТИ. В общем, на Земле перестраховка была двойной и тройной. Так, например, скрытно были отчислены из первой шестёрки космонавтов Варламов и Карташов. У А.Я. Карташова после тренировок на центрифуге с восьмикратными перегрузками были обнаружены покраснения на спине — точечные кровоизлияния. И врачи, перестраховываясь, списали Анатолия Яковлевича по здоровью. С Варламовым произошла сущая нелепость: при прыжке в воду во время купания он ударился головой о дно и получил смещение шейного позвонка. В 1980 году Валентин Степанович Варламов, бывший к тому времени заместителем начальника группы управления космическими полётами Центра подготовки космонавтов, умер от кровоизлияния в мозг.
Ещё троих из группы подготовки — Г.Г. Нелюбова, И.Н. Аникеева и В.И. Филатьева — воинский патруль задержал на железнодорожной платформе подвыпившими. Не обошлось без комендатуры, и все трое были отчислены. По аналогичной причине покинул Звёздный городок и М.З. Рафиков.
Лишь самый молодой из космонавтов первого набора — В.В. Бондаренко — погиб при исполнении служебных обязанностей. Произошло это 23 марта 1961 года. Валентин Васильевич заканчивал десятисуточное пребывание в сурдобарокамере. После необходимых замеров он снял с себя датчики, протёр места их прикрепления ваткой, смоченной в спирте, и бросил её в угол. По трагической случайности ватка попала на спираль электроплитки и вспыхнула. Пониженное давление в барокамере компенсировалось повышенным содержанием кислорода, поэтому пожар мгновенно распространился по всей камере. А врач, не выровняв давления, не имел права открыть люк, поскольку это грозило испытуемому кессонной болезнью… В общем, медики потом боролись за жизнь Бондаренко 8 часов. Но спасти 24-летнего кандидата в космонавты уже не удалось…
Похоронили его в Харькове, откуда он был родом и где жили его родители.