4. Погоня за правдой
4. Погоня за правдой
И вот сейчас перебираю его открытки, письма... Чуть ли не каждый год он присылал мне поздравления с Новым годом, с годовщиной Октябрьской революции, с Первым мая... Я познакомился с его Варварой Григорьевной, редкостной по своему обаянию женщиной, верной, чуткой, доброй, отзывчивой. С его дочерью Верой Сергеевной и ее мужем Сергеем Дмитриевичем Шапошниковым, она – художник, он – скульптор, с их детьми... Все они жили творчеством, писали картины, лепили скульптуры, оформляли кафе и рестораны... Редкостно талантливая семья, так всегда интересно было у них, столько разговоров и споров возникало в ходе непременных застолий – ДОМ БЫЛ ОЧЕНЬ ХЛЕБОСОЛЬНЫМ... А теперь вот почти никто не вспоминает замечательного писателя, истинного коммуниста, честного, бескорыстного, радеющего о славе и богатстве своей Отчизны, а не о своем кармане, как многие из его современников, двурушничество которых и привело к развалу СССР и обнищанию России и русского народа.
Приведу несколько его писем как память о Сергее Ивановиче Малашкине, к тому же его письма хоть чуточку могут реконструировать то время, проблемы, заботы, атмосферу...
«Дорогой Виктор Васильевич!
Сердечно благодарю Вас за поздравление, за Ваше теплое хорошее письмо. Большое, большое спасибо. Душевно, хотя и поздно, поздравляю и Вас с праздником Великого Октября (в Петрограде в эти дни все еще шла борьба за Советскую власть), желаю Вам здоровья и счастья в литературном труде и в личной жизни.
Когда Вам будет скучновато – позвоните, навестите старика, я буду очень рад видеть Вас. От всей моей семьи шлю Вам сердечный привет.
Особый привет от Вашего земляка-скульптора.
Крепко обнимаю.
С глубоким сердечным приветом
14-XI-62 Сергей Малашкин. Москва».
«Дорогой Виктор Васильевич!
Шлю сердечный привет. Рукопись «Юность в Москве» не читайте: Оля подала первый вариант, что был в «Молодой гвардии», а я не обратил на него серьезного внимания. Последний вариант романа «Юность в Москве» остался у меня; я его приготовил для Вас: он сильно отличается от первого, а поэтому первый читать Вам не надо – не тратьте на него время.
Последний вариант – окончательный, никто его не читал – прочтете Вы один, если у Вас не отпало желанье, – ждет Вас.
А все Ольга – она виновата... сбила меня, и я не разглядел как следует.
22-ХП-62 Сергей Малашкин.
Как доехали? СМ».
«Дорогой Виктор Васильевич, шлю сердечный привет. Простите за мою просьбу. Я долго думал об эпиграфе к роману:
Расти, цвети и силу множь
В стране Советов, молодежь.
Мне кажется он банальным, лозунговым. Как Вам? Если я прав, то его надо выбросить.
Вместо этого банального эпиграфа я поставил бы такой:
Что вечно – желанно,
Что горько – умрет...
Иди неустанно
Вперед и вперед.
Валерий Брюсов.
Или такой:
Ты в поля отошла без возврата.
Да святится Имя Твое!
Александр Блок.
В этих эпиграфах есть смысл. Брюсовский мне нравится больше, да он и больше подходит к роману. В крайнем случае, если не понравятся Вам последние эпиграфы, то удалите совсем эпиграф. Удалите и слово «Конец» в конце романа. Словом, подумайте, посоветуйте мне; нет, лучше решите сами, – я, кажется, растерялся и от первого эпиграфа у меня мутит в душе. Может, я не прав?
Крепко жму руку, желаю от всей души здоровья.
17-11-63 Сергей Малашкин».
«Дорогой и милый Виктор Васильевич!
Я ждал Вас в Нов. Иерусалиме, волновался, но Вы не приехали, забыли меня. Я знаю, что у Вас много работы большой и ответственной, но все же надо было Вам выкроить субботу и воскресенье для природы Нов. Иерусалима и главное для своего отдыха. Я видел план «СП» на 1966 г., искал в Критическом отделе Вашу книгу о Шолохове и не нашел (может, она уже вышла в 1965?) и, скажу, сильно взволновался, не найдя ее, – я Вас не только глубоко уважаю, но и, простите старого старика, отечески отношусь к Вам.
18-го я и В. Г. совсем переехали в Москву, позвоните и загляните. Крепко жму руку.
24-IX – 65 г. Сергей Малашкин».
Кузьма Яковлевич Горбунов как внештатный редактор сократил много нужного для развития сюжета, началась работа с редактором, внимательная, изнурительная. С. Малашкин был явно недоволен произволом редактора. Надо было улаживать конфликт.
«Дорогой и милый Виктор Васильевич.
Я не спал всю ночь. Да и сейчас чувствую себя неважно: никак не соберу нервы в один жгут, как я это делал в молодости. Я не понимаю Кузьмы. Что за цель у него была делать из 42 п. л. 24 п. л.? Не знаю, выдержат ли мои нервы!
Я не просил его хозяйничать над рукописью так.
Я остаюсь дня 4 – 5 в Москве, так как на даче не могу волновать бабу и Ольгу, – они реагируют очень болезненно, жалея меня. Если я писатель дрянь, то не надо браться было бы ему.
Останусь в Москве один, – не хочу видеть близких – бабу и Олю.
Мне будет лучше.
Я просил бы Вас взять у него правленый обезображ. экземпляр. 2-ю копию, что дал я для художника 4 книги; в последней и глава приезда Ленина в Россию. Возьмите в худож. отделе 2-ю копию романа, – я не хочу, чтобы художник читал отредактированный экземпляр, – мне стыдно за него. Стыдно до ужаса! – Это просто уничтожение меня как писателя!
Крепко обнимаю и целую.
Сергей Малашкин.
Написал письмо и Кузьме.
Я буду в Москве дня 4 – 5, позвони, пожалуйста, мне о том, что будет с романом. С 1 ч до 3 ч дня меня не бывает дома, а все время я буду сидеть дома, пока не возьму себя – нервы в железные руки, только сумею ли это сделать – не знаю.
30-VI-66 г. СМ».
«Дорогой и милый Виктор Васильевич!
Я все полностью отвез в издательство – и 4-ю книгу, и кусок – приезд Ленина. Он должен быть в 4-й книге, которую дали художнику. Вас не дождался. В субботу я Вас (16 июля) жду, и мы до среды на даче поработаем с Вами, т. е. все утвердим, что Вы сделаете. Очень жаль, что С. Дм. (зять, Сергей Дмитриевич Шапошников. – В. П.) улетает в Монголию. Но к нам теперь ехать хорошо – ходят часто автобусы из Нов. Иерусалима до «Нила», есть и такси – за 60 копеек домчит до дачи. А если у С. Д. отложится командировка, то он Вам позвонит, а лучше Вы, – ему труднее Вас поймать.
Телеф. мастер. Б1-52-61
Квар. – АД1-11-92
Потом я постараюсь договориться с Бубновым – он может привезти Вас и отвезти, пока нет С. Д. А впрочем, можно Вам поработать и у меня на даче в такие дни, в которые Вам не надо бывать в издательстве, на воздухе, – я буду очень рад... Да и я буду у Вас под рукой, но мешать не буду Вам в работе.
Кузьме писать боюсь... и глубоко переживаю... Я все же, несмотря на все, люблю его. Его ведь писатели не особенно любят, как и меня, и мне часто приходится давать по зубам таким писателям, – не один раз заступался за него.
Машинисткам издательства забыл сказать, сегодня позвоню, чтобы они побыстрее переписали рукопись после редактирования, – в уплате мною денег за работу не беспокоились. Крепко обнимаю.
9-VII-66 г. Сергей Малашкин.
Москва».
«Дорогой Виктор Васильевич,
шлю сердечный привет (пропавшему) – куда Вы скрылись? – и от всего сердца желаю здоровья.
Я посмотрел Вашу редактуру – доволен: язык мой в сохранности. Пожалел о некоторых сценах, выброшенных из второй книги, особенно о сцене – бомба попала в теплушку, и солдат, чудом оставшийся живым, поднялся из месива и заорал: «Убили! Убили!» Это я видел своими глазами. Ну ладно! Бог с нею, раз Вы нашли ее страшной, а во всем виноват натурализм, которого в этой сцене нет.
Проглядел я редактуру 4-й книги Кузьмой, – он слишком много взял на себя... Ну я об этом говорить не хочу, так как было все сказано. Ник. Ив. Родичев (заведующий редакцией, замечательный писатель. – В. П.) тепло поговорил со мной и высказал свое пожелание, чтобы был Кузьма не в обиде, – я тоже придерживаюсь такого мнения... и Вашего: я люблю Кузьму, несмотря на его редактуру. Я все-таки есть я, а Кузьма – на голову выше меня, как писатель, – все же не имел права так хозяйничать. В 3 книгах, отредактированных Вами, 515 стр., это около 20 – 21 п. л. Я все же, если Вы не успели отредактировать 4-ю книгу, которая заканчивается приездом В.И. Ленина, согласился пустить 4-ю книгу, отредактированную Кузьмою. Когда будет роман, если он будет встречен снисходительно читателями, то я вернусь к первому тексту и пересмотрю его.
Пустите 4-ю книгу в редактуре Кузьмы Яков. В ней 207 стр., это 8 п. л. В 4 книгах получится 27 – 28 п. л. Это нисколько не мешает договору.
Я буду в Москве 2 или 3 августа. Хочу, очень хочу встретиться с Вами и Н. Ив.
Крепко-крепко обнимаю. Вал. Вл. (младший редактор. – В. П.) в пятницу взял у машинистки рукопись. Им я уплатил. Уплачу и В. В. За сверку, – это я уже сказал ему и просил его сделать поскорее, чтобы не задержать рукопись в набор.
30-VII-66 Сергей Малашкин.
Ждал я Вас и на даче, как Вы обещали. С. М».
«4-VIII-66.
Новый Иерусалим
Дорогой Виктор Васильевич.
Спешу послать Вам для заполнения диалог на французском языке и перевод этого диалога. Пожалуйста, втисните его на свое законное место, – не исправляйте – он должен быть немножко ироничен. Во французском языке нет слова «непогрешимый», заменил «абсолютный». Сойдет (3-я книга «У жизни в отпуску»).
Вы как-то посоветовали мне сделать сноску, что 2-я книга «По ту сторону Двинска» печаталась в журнале «Новый мир» в 1927 г. в июньской и июльской книгах. 2-я книга выходит в переработанном виде в изд-ве «Советский писатель».
Я согласен с Вами – надо указать, если это не поздно.
Вернулся на дачу сильно усталым. Передай от меня Ник. Ив. Родичеву сердечный привет.
Шлет Вам привет В. Г. Мы будем рады видеть Вас на даче, – мы живем вдвоем.
Приезжайте. Крепко обнимаю Вас.
Сергей Малашкин».
«Дорогой и милый Виктор Васильевич, душевно и сердечно поздравляю Вас и Вашу маму с наступающим праздником Октябрьской революции, желаю Вам и Вашей маме здоровья и счастья в жизни. А Вам еще успеха в литературном труде – написать другую книгу критическую о каком-нибудь писателе, осененном истинно нимбом классика; это серьезно, не примите, пожалуйста, за шутку. Я в данное время нахожусь в смятении: убежден в том, что рецензент, имя которого Вы мне назвали по телефону, убьет меня насмерть. Убьет хотя бы за то, что у меня в романе русские – рабочие и крестьяне, одетые в шинели; инородцев нет. Есть два-три имени из инородцев, но отрицательные. Я просто пропал на своем 80-м году жизни: наденет этот рецензент мне смертный хомут на шею, и я, как пить дать, пойду ко дну как писатель.
Вот какие смертные мысли гнетут меня, пережившего много в минувшие 50 лет Советской власти. Боюсь, как бы его рецензия не навредила и первой части, находящейся в наборе.
Я стал за последнее время паническим писателем, а это, сам знаю, настолько нехорошо – гадко: теряю веру в себя.
Милый Виктор Васильевич, извини меня за такое мое письмо, за сие беспокойство. Видел я В.П. Туркина (редакционный работник, работал в издательстве «Советская Россия», прекрасный поэт. – В. П.), говорил ему о романе о рабочих; он сказал мне: приходи и приноси. Я сказал ему, хорошо бы было, если бы редактором этого романа был Ваш крестник (т. е. Вы, Виктор Васильевич, – он Вас рекомендовал в партию; он, кажется, отнесся благосклонно).
Воспоминания развертываются, и, кажется, густо – написал 60 стр.; правда, начерно.
Крепко обнимаю.
1-XI-66 г. Ваш Сергей Малашкин».
«Дорогой Виктор Васильевич.
На парткоме В.П. Росляков (секретарь Московской писательской организации, фронтовик, прозаик. – В. П.) изложил содержание своего доклада о худож. литер-ре за 1965 г. В его докладе числилась повесть С. Антонова «Разорванный рубль», напечатанная в № 1-м «Юности» за 1966 г. В прениях я сказал, что повесть «Разорванный рубль» плохая – ползет в разные стороны, что в ней нет крови, что она фальшива и т. д. Указал на повесть «Цветы отцу», помещенную в журнале «Москва» в № 1, сказал, что это повесть художественно хороша, что в ней чудесные люди: Симон, Настена и механик-инвалид, на которых держится и советская власть. В.П. Росляков не читал ее, записал и хочет прочесть.
Впрочем, после моей оценки «Разорванного рубля» на собрании в ЦДЛ, председатель ЦК комсомола, – на этом собрании я не был, – и все выступавшие здорово раскритиковали «Разорванный рубль». Думаю, что В.П. Росляков прочтет «Цветы отцу». Передал ему, что Вы прочли его повесть и она понравилась Вам... «Так скоро», – сказал он. Он остался, как заметил я по его лицу, – остался доволен.
Увидите его, скажите ему свое мнение о повести «Цветы отцу», – его упоминание об этой повести в докладе ударит по зубам недовольных... которые стряпают из злости и в личных интересах рецензии, которым наплевать на литературу... лишь бы им было хорошо...
Звонил Кузьме Яковлевичу, говорил ему о том, что я дал 4-ю часть романа, просил его, чтобы поговорил с Вами и т. д. Он еще не уехал в Малеевку. Вашу книгу читает В. Г., после нее прочту и я: я читаю залпом, прочту сразу. Еще раз сердечно поздравляю. Верю, что дождусь и следующей Вашей книги.
От всего сердца желаю здоровья и успехов в литературном труде.
Крепко обнимаю.
Москва. 13-11 – 66 г. Сергей Малашкин».
«Дорогие и милые Галина Ивановна (моя жена. – В. П.) и Виктор Васильевич,
шлю Вам душевный и сердечный привет, – не забывайте нас в Новом Иерусалиме.
Виктор Васильевич, передайте от меня привет душевный своей маме.
В. Г. и Шапошниковы шлют Вам сердечный привет.
Прочел я Вашу, Виктор Васильевич, прекрасную статью в «Правде» от 15 августа о журнале «Сиб. огни». Искренне рад, что Вы появились в «Правде», буду несказанно рад, если Вы утвердитесь критиком в «Правде», в орг. ЦК партии. Жду новых Ваших статей, – не всякой же дряни печататься в этом органе, вроде Макаровых, Лукиных и Кузнецовых и Симоновых.
Крепкая, содержательная статья.
Пишите по-партийному честно, смелее, – в этом будет ценность Ваших статей.
Передайте Ив. Фот-чу и его супруге (Иван Фотиевич Стаднюк и Антонина Митрофановна – мои тесть и теща. – В. П.) привет душевный от меня, – я желаю ему хорошего успеха в работе над романом.
Если Ив. Фот. не читал немецкого писателя Ганса Фаллада – его роман «Волк среди волков», то пусть его прочтет – в этом романе широко показано общество Германии перед войной, в первые годы войны, – как развился фашизм.
Крепко обнимаю.
Рад за Вас, милый В. В.
15-VIII-68 г. Сергей Малашкин».
Примечание: письма сверены с оригиналом. Были и другие письма, но здесь опубликованы только те, которые связаны с выходом в свет книг СИ. Малашкина.
В этих письмах, как читатели, возможно, заметили, много черт той советской цивилизации, которая, как какая-нибудь Атлантида, безвозвратно ушла, оставив после себя противоречивые воспоминания. Ведь можно было эти письма изложить своими словами, изредка вставляя цитаты из писем, как это обычно делалось, но мне хотелось в подлиннике передать характер это прекрасного старика, пусть читатели не удивляются на эти словечки «милый», «дорогой», у нас были принципиальные творческие отношения, редактировал его К. Горбунов, иногда слишком увлекался в сокращениях, мы с Сергеем Ивановичем иной раз возражали, восстанавливали, так делалась книга СИ. Малашкина.
В 1961 – 1963 годах роман был подготовлен к печати Кузьмой Яковлевичем Горбуновым как внештатным редактором, а я был контрольным редактором от издательства. Роман вышел в свет в 1964 году, а я в «Литературной газете» напечатал небольшую рецензию (См.: Будни села Ивановского // Литературная газета. 1964. № 39). Но в этих письмах речь идет и о втором романе, который тут же представил СИ. Малашкин в издательство, речь идет о «Записках Анания Жмуркина». Судьба этого романа драматическая. СИ. Малашкин начал писать его, повторяю, еще в 20-е годы, и одна из частей задуманной трилогии была опубликована в журнале «Новый мир» в 1927 году, но слава после публикации двух повестей – «Луна с правой стороны» и «Больной человек», – обрушившаяся на него и создавшая ему репутацию антисоветчика, придавила писателя-коммуниста, он растерялся: он-то хотел вскрыть скальпелем художника болезненные раны общества, указать, кто виноват и как исправить положение, а его обвинили в том, что он клевещет на современную молодежь... И Малашкин надолго замолчал, но постоянно работал над своими произведениями. И к тому времени, когда мы с ним познакомились, у него было несколько законченных, как ему казалось, сочинений.
О драме СИ. Малашкина я написал статью «Хроника одной жизни», дважды опубликованную в моей книге «Россия – любовь моя» (М.: Московский рабочий, 1972 и 1986).
Двухтомник, вышедший в издательстве «Художественная литература» в 1981 году, – итог плодотворной творческой работы этого замечательного и неповторимого русского художника XX века, творчества яркого, но неровного, противоречивого, честного и неподкупного свидетельства о своем времени.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.