Глава 4 Дублер

Глава 4

Дублер

Как и его предшественник, Дмитрий Медведев никогда не думал, что он в конечном итоге станет главой российского государства. У него не было этого медленно горящего огня внутри, который бы убедил Немцова или Ельцина, что стол в главном кремлевском кабинете хорошо подходит ему по размерам. Президентство для него – это случай, не судьба, но неожиданное поощрение, возможность, от которой высококвалифицированный профессионал не мог отказаться, окончательное занесение в трудовой стаж в любой биографии. Как было сказано о министре финансов Николая II Сергее Витте, Медведев «упал вверх», быстро добравшись до высших постов.

Принимая во внимание тот факт, что благоприятная экономическая среда дала Путину широкую свободу действий для изменения российских политической и экономической систем, задача Медведева была гораздо значительнее, а его свобода маневра на начальном этапе была практически не существующей. Когда он вступил в должность, путинская модель экономического роста была ненадежной, так как цены на минеральное сырье вращались по спирали, а накапливающиеся коррупционные издержки давали о себе знать. Потом грянул глобальный финансовый кризис. Однако либеральный путь к возрождению и модернизации экономики, который, в противном случае, мог выбрать Медведев, был для него недоступен если не по причине его личного почтения к его давнему наставнику, то тогда вследствие политического использования, которое навязывала система Путина.

Сравнение с Витте может показаться причудливым. На первый взгляд нет настолько разных людей, чем прямолинейный, невнятно разговаривающий грубиян, построивший Транссибирскую магистраль, и хрупкий профессор права, элегантный и сдержанный, который напомнил одному журналисту «англичанина из хорошей семьи». Но эти двое во многих отношениях очень похожи. У обоих одна и та же цель: модернизация России посредством экономического развития в сотрудничестве с Западом. Оба верили в свободные рынки, но и главной задачей правительства рассматривали привлечение инвестиций. Оба признавали недостатки демократии своего времени, но заявляли, что свобода – это высшая ценность, а ценность, как они оба убеждали, можно надежно защитить только путем создания сильного государства. Каждый был подозрительным начальником, который прежде всего озабочен политическим строем, и каждый из них не доверял милитаристским подчиненным предыдущего лидера. При всех своих словах о свободе оба были глубоко лояльны к политическому режиму, которым они управляли.

Витте, будучи министром финансов, председательствовал на протяжении целого десятилетия постоянного развития. Он сбалансировал бюджет России и удвоил доходы государства. Но потом, когда его назначили на должность премьер-министра, все пошло прахом. По всей стране рабочие стачки, крестьянские войны, антиеврейские погромы, радикальные студенческие сидячие демонстрации протеста, а также кампании под руководством мелкопоместного дворянства за проведение политических реформ соединялись в легендарный «российский бунт, бессмысленный и беспощадный»[49], перемежающийся бомбардировками революционеров-террористов. На Дальнем Востоке Россия утратила весь свой Балтийский флот в пользу японцев, подорвав доверие российской элиты по отношению к их правителям. Когда потрясения достигли кульминации, Витте убедил царя подписать манифест 17 октября, в действительности заменяющий абсолютизм на конституционную монархию. Николай так никогда и не простил его. Когда спустя десять лет Витте умер, царь заметил, что эта новость принесла ему огромное «душевное успокоение». За несколько месяцев до того, как Николай II снял его с должности премьер-министра за совершенные ошибки, на него нападали справа и слева. Витте не желал отрекаться от применения силы («Вывести войска? Нет, лучше быть без газет и электричества», – сказал он на заседании редакторов газет), но все еще искренне стремился наделить новое правительство реальными полномочиями. Он никого не устраивал, и вскоре его место занял жесткий реформатор, Пётр Столыпин, который выступает «петлей висельника»[50]. Витте провел большую часть последних лет своей жизни за границей, погруженный в депрессию и мысли о смерти.

История Медведева до начала 2010 года все еще была у него в руках. Если бы экономика ухудшилась, спровоцировав протесты по всей стране, он мог бы на какой-то момент столкнуться с дилеммой, схожей с дилеммой Витте в 1905 году. Пытался ли он убедить Путина в либерализации политики, сводя на нет антидемократическое законодательство предыдущих лет? Если это так, то он, возможно, даже попытался обойти своего наставника и провести мероприятия в пользу большей гласности и свободы самостоятельно. Если да, то удастся ли ему переключить давление для изменений и построить мост между властями в обществе? Потеряет ли он контроль Путина и закончит ли, как и Витте, брошенный своим бывшим покровителем и возненавидевшим его? Или он навсегда останется верным подчиненным, тихо наблюдающим, как путинская система либо исправится сама, либо приблизится к краху?

Юрист

Если проехать в метро на юг от санкт-петербургского исторического центра, можно попасть в Купчино – невзрачный пригород, застроенный одинаковыми пяти– и девятиэтажными серыми и коричневыми бетонными многоквартирными домами. Этот район застраивали в начале 1960-х годов, в период между Венгерским восстанием 1956 года и Пражской весной 1968 года, его улицы носили названия восточноевропейских столиц и имена отечественных коммунистических светил. Одна улица названа в честь болгарского лидера Георгия Димитрова, а далее на юг есть улица, носящая имя хорватского командира Алекса Дундича, который боролся с кавалерией Будённого во время Гражданской войны в России. Разделив напополам улицы Будапештскую и Белградскую, протянулся широкий бульвар, обрамленный забрызганными деревьями и названный в память о Беле Куне, венгерском революционере, который в 1919 году основал кратковременную Венгерскую советскую республику и был позже расстрелян Сталиным за свои труды.

На этой улице в доме № 6, в квартире площадью сорок квадратных метров, вырос Дмитрий, Дима, Медведев. Он был единственным ребенком в семье, которая, по всеобщему признанию, была весьма типичной семьей советской интеллигенции того времени. Его отец, Анатолий Афанасьевич, эксперт в области химических технологий, преподавал в научном институте. Маленький Дима поражался тому, что папа мог работать при свете настольной лампы до поздней ночи, в окружении книг, статей, накопившихся на его столе. Мать Димы, Юлия Вениаминовна, занималась русской филологией[51] в аспирантуре в Ленинграде и попутно воспитанием Димы, время от времени преподавала в педагогическом институте имени Герцена.

По словам первой учительницы Веры Смирновой, Медведев Дима был любознательным ребенком, прилежным и зрелым для своего возраста, ужасным почемучкой, замучившим ее своими вопросами. Много лет спустя она вспоминала, как перерыла все справочники, чтобы найти для него информацию о водоизмещении крейсера Авроры – знаменитого корабля, экипаж которого взбунтовался и присоединился к большевикам в 1917 году и который до сих пор пришвартован в петербургском порту. После школы Дима играл во дворе с друзьями всего только десять минут, а затем убегал делать домашнее задание. В третьем классе он начал штудировать десятитомную Малую советскую энциклопедию, которая была у отца. Он рассматривал ее карты, изучал биографические очерки, рассматривал изображения животных.

Летом обычно семья Медведевых уезжала из пыльного города. Сначала они отправлялись в Павловск, в 30 километрах к югу от Ленинграда, где семья снимала небольшой деревянный домик в поместье Екатерины Великой, построенном в конце XVIII века для ее сына, великого князя Павла. Юлия Вениаминовна, которая имела образование экскурсовода, подрабатывала, показывая туристам окрестные достопримечательности. Дима бегал без присмотра в парке или присоединялся к экскурсиям, наблюдая с гордостью, как его мать рассказывала факты о российской истории. Затем они упаковывали вещи, садились в поезд и направлялись на юг к родственникам. Сначала к родителям матери в Белгородскую область, на границе с Украиной, а потом к родителям Анатолия Афанасьевича в Краснодар, на Черное море – в экзотический мир, где мальчик с севера видел деревья, гнущиеся под тяжестью слив и яблок, наблюдал, как местные жители приносили домой ведра с зелеными извивающимися раками, чтобы сварить их на ужин. Афанасий Федорович, дед, был ярым коммунистом, который прошел свой путь до секретаря сельского райкома и получил золотые часы к своему пятидесятилетнему юбилею в качестве подарка от Хрущёва – с тех пор его жена постоянно ругала, что он выбрал слишком скромную награду, хотя мог бы попросить автомобиль, например.

В четырнадцать лет во время прогулки на зимних школьных каникулах, вспоминает учительница, Дима и познакомился со светловолосой девочкой по имени Света Линник, которая училась в параллельном седьмом классе. Это было, как он описывает потом, эпохальное событие – естественное и шокирующее:

Во втором и третьем классах нас очень заинтересовали динозавры. Мы их изучали, рисовали, обсуждали. Более того, я выучил всю периодизацию развития Земли, начиная с архейской эры и заканчивая кайнозойской… Классе четвертом-пятом я увлекся химией… Опыты ставил. Потом спорт начался. Мы ходили на тренировки по три-четыре раза в неделю… И потом все это закончилось в одно мгновение. Началась новая жизнь.

Десять лет спустя они поженились. Их сын Илья родился в 1996 году. Тринадцать лет и девять остановок метро отделяли молодого Медведева от Владимира Путина. К тому времени Дима учился в школе, а Путин уже работал в Большом доме – ленинградской штаб-квартире КГБ. Учитывая факты их детства и юности, эти двое воплотили совершенно разные образы. Автобиографические интервью Путина представляют его как подростка-хулигана, который, чтобы защитить себя в уличных драках, занимался боксом и дзюдо. Вместе со своими друзьями он тайком проникал на черноморский лайнер и прятался в спасательной шлюпке. Медведев же не видит необходимости в том, чтобы подчеркивать свои мужские подвиги. Он описывает, как у себя в квартире в Купчино они с матерью слушали музыку Энгельберта Хампердинка и говорит о том, что «нужно уделять разумное внимание своей одежде». Он пил и курил, как сам говорит, без фанатизма. В юношеские годы повальное увлечение патриотическими шпионскими фильмами и художественной литературой о войне уступало увлечению популярной культурой Запада, которое просачивалось в советское общество в моменты ослабления международной напряженности. Молодой Медведев мечтал о настоящих джинсах Levi’s или об альбоме «Стена» 1982 года группы Pink Floyd – и то, и другое стоило примерно как месячная заработная плата среднестатистического советского работника.

Осенью 1982 года, когда ему исполнилось семнадцать лет, Медведев поступил в ЛГУ, чтобы изучать право. Путин окончил этот же факультет семь лет назад, написав курсовую работу по международному праву. Сначала Медведев смог поступить только на вечернее отделение, но он учился настолько усердно, что ему разрешили перейти на дневное отделение сразу после первого курса. Чему же обучали в таких заведениях? Учитывая сильную приверженность Медведева к праву и его альма-матер, этот вопрос стоит того, чтобы подробнее его рассмотреть.

В марксистской идеологии закон был довольно обыкновенным средством, с помощью которого экономически господствующий класс данной эпохи подавлял другие классы. В этой концепции не было места для понятия права как воплощения сверхъестественного значения или как автономной системы, которая бы контролировала власть правителей. Маркс высмеивал «идеологический вздор о праве и другой ерунде», которую можно найти в трудах «демократов и французских социалистов». Ленин, верный учителю, рассматривал правовые кодексы, которые большевики унаследовали, только лишь в качестве руководства по эксплуатации к капиталистическому господству. В условиях диктатуры пролетариата их можно было заменить законами, служившими рабочему классу. Новые уставы, даже если бы они сначала не были надежно введены в действие, будут служить для обучения масс социальной справедливости, а суды будут использоваться в качестве инструмента принуждения, наряду с террором экспроприировать буржуазию и защищать революцию.

При Сталине «политическая гибкость» закона, как описал ее один теоретик 1930-х годов, служила для распространения уязвимости, чтобы создать что-то сродни первородному греху, от которого не мог бы сбежать ни один гражданин. Законы были написаны таким образом, что не согласовывались с советской действительностью, в которой каждый был вынужден нарушать некоторые уставы. «Был бы человек, а статья найдется», – шутили прокуроры. Показательный процесс, используемый с апломбом талантливым прокурором Сталина Андреем Вышинским, объединял свойства закона и новый театр террора. С почти педантичной приверженностью букве закона Вышинский стремился захватить положительные коннотации судебных процедур и скрыть насильственное принуждение традиционного строя.

После смерти Сталина началась постепенная и неустойчивая рационализация и дерадикализация. Ученые делали гораздо больший упор, чем прежде, на процедурные формальности, точность и последовательность. Но надежды ученых не оправдались из-за внезапного подъема либерализма среди лидеров страны. С одной стороны, это была часть общей реакции против напряжения сталинизма, отражающей признание необходимой предсказуемости, так как экономика становилась все более сложной. С другой стороны, новые акценты в судебных процедурах относились к многочисленным интересам юристов, чей статус был связан с требованием к судам следовать сложным кодексам, которые только они и запоминали. По-настоящему беззаконному обществу, в конце концов, вряд ли были необходимы юристы.

Советское право оставалось глубоко нелиберальным. Хотя личная собственность была признана в конституции 1936 года, понятия «частная собственность» не было. Можно было иметь собственную одежду, мебель, автомобили, даже какое-нибудь жилье для личного пользования, но средства производства и земля были под запретом. Не существовало никакой состязательности, не было разделения властей. Суды, как и все другие государственные органы, на практике были подчинены партии, и судьи были просто государственными служащими. Права лиц в отношении государства были гарантированы только «в соответствии с интересами народа и в целях укрепления и развития социалистического строя» (статья 50 конституции Брежнева 1977 года). «Телефонное право», применяемое партийными работниками для обучения судей по телефону, было обычным явлением.

Юридический факультет ЛГУ, располагающийся в классическом сером здании на Васильевском острове, был, вероятно, самым престижным в стране. Его основал в 1724 году Петр Великий. В нем обучались оба основателя Октябрьской революции – Керенский и Ленин, а также многочисленная творческая интеллигенция, в том числе поэты Николай Гумилёв и Александр Блок, композитор Игорь Стравинский и балетный и импресарио Сергей Дягилев. Преподаватели университета гордились тем, что сохранили традицию открытых обсуждений и отчаянно независимых допросов, унаследованных от дореволюционного поколения ученых-юристов, некоторые из них продолжали преподавать даже в сталинскую эпоху. Это был бастион особой законности, которая сложилась в послевоенный период; законничество, подчеркивающее интеллектуальное содержание правовой дискуссии и профессиональных качеств, свойственных юристам, но там осталось больше прокурорской законности, а не адвокатской.

Юридический факультет ЛГУ был, пожалуй, самым престижным в стране.

Было несколько действительно вольных людей. Олимпиад Соломонович Иоффе, который был заведующим кафедрой гражданского права в 1970-е годы, читал лекции в рубашке с короткими рукавами, курил и шутил со своими слушателями, сознательно игнорируя обычный регламент. Один из студентов позже вспоминал, как Иоффе начал свой курс лекций в феврале 1953 года, а Сталин был еще жив и находился в своей последней параноидальной, антисемитской фазе. «Я мог бы сказать вам о влиянии, которое оказала на римское право работа товарища Сталина „Марксизм и вопросы языкознания“, – начал профессор Иоффе, уставившись на падающий грязный снег за немытыми окнами аудитории, – но я этого не скажу и перейду прямо к делу». В 1970-х годах дочь Иоффе присоединилась к волне еврейской эмиграции, разрешенной при ослаблении международной напряженности, Иоффе подвергся преследованиям и вынужден был уехать в Соединенные Штаты, где он преподавал в Гарварде, а затем в университете штата Коннектикут. «Советский закон провозглашает демократию, свободу и законность, – писал он в начале 1980-х годов, – в то время как советская действительность доказывает свою неотделимость от диктатуры, репрессий и произвола». В Санкт-Петербурге[52] его работы находились под семью замками и были не доступны не только для преподавателей, но не для студентов.

Один из аспирантов Иоффе, а затем коллега Анатолий Собчак тоже время от времени переходил границы дозволенного, рассказывая в своих лекциях о заслугах рыночных механизмов, выдавая самого себя за диссидента – по крайней мере, для тех, кто внимательно слушал. Но в большинстве случаев, несмотря на все разговоры о свободной дискуссии, советские юридические школы изучали конформизм. Их роль состояла в подготовке кадров для милиции, КГБ и прокуратуры – особых российских учреждений, которые сочетают в себе роли прокурора и надзирателя всей системы правосудия. Абитуриенты в основном были из привилегированных семей, имеющих опыт работы в правоохранительных органах. Это была среда, в которой, как выразился один из современников Медведева, «политические разговоры и шутки не были популярны», потому что «все понимали, к чему они могли бы привести».

В этих условиях Медведев процветал. Преподаватели и сокурсники помнят его как человека правильного, дипломатичного в споре, переходящего прямо к делу и при этом не оскорблявшего своего оппонента. Получив диплом, он остался в университете, чтобы написать диссертацию, которую на зависть некоторым из его менее старательных коллег закончил через три года. Он был таким парнем, которого матери любили приводить в пример. В своей диссертации Медведев изучал правовой статус государственных предприятий в условиях рыночной экономики. Эта тема осталась для него очень значимой на протяжении всей карьеры.

Медведев был таким парнем, которого матери любили приводить в качестве положительного примера.

В это время в Москве Горбачёв, бывший студент юридического факультета Московского государственного университета, призывал к созданию правового государства и был близок к тому, чтобы разрешить конкурентные выборы. Медведев, стараясь этого не показывать, был поглощен новой тенденцией. Его коллега Илья Елисеев вспоминает одну вечеринку на факультете в конце 1980-х годов, на которой чествовали недавнего получателя докторской степени. В конце концов, подошла очередь Медведева поздравить получателя, он встал и произнес тост за возрождение частного права в России. Частное право – единое целое в основном гражданского и трудового законодательства, которое защищало интересы личности от государства и было упразднено большевиками. «Мы ничего „частного“ не признаем, для всё в области хозяйства есть публично правовое, а не частное», – заявил Ленин. Это был немного шокирующий возглас, нарушение хорошего вкуса, так как, учитывая нравы того времени, это могло замедлить карьеру выпускника Медведева. Но Диму очень любили. Люди быстро выпили и возобновили разговоры, делая вид, что не заметили ничего плохого.

Затем в 1989 году Собчак, тайный либерал (он был членом диссертационного совета Медведева) решил баллотироваться в депутаты нового съезда Горбачёва. «Никто не победит выборы в одиночку», – напишет позже Собчак. Медведев и несколько его друзей были среди тех, кто ходил по улицам, агитируя за него, расклеивая плакаты и выступая с речами в громкоговоритель. Дмитрий «был опьянен атмосферой свободы, которая, как нам тогда показалось, царила в то время», – вспоминал его консервативный учитель Юрий Толстой. В отличие от Путина, который чувствовал себя неловко в политической кампании, Медведев явно получал удовольствие от своих стараний. В какой-то момент власти конфисковали несколько листовок Собчака, которые посчитали неуместными. Медведев провел вечер, печатая на старом мимеографе новую порцию листовок. В ночь после выборов он остался до рассвета в предвыборном штабе, пока не узнал результатов.

Собчак, победив, исчез в Москве, где он помог основать межрегиональную группу в новом советском правительстве. Медведев, защитив свою диссертацию, устроился на работу в 1990 году в качестве помощника профессора, преподававшего гражданское и римское право в ЛГУ. Он оставался на факультете до 1999 года. За это время он в соавторстве выпустил трехтомный учебник по гражданскому праву, который много раз переиздавался. Было продано более миллиона экземпляров. Один из студентов вспоминает его как популярного учителя, «строгого, но не жесткого» и «очень хорошо одетого». Он мог ввести студентов в замешательство, вернув им их работы, исписанные комментариями на латинском языке.

Кроме того, в дополнение к своей скромной академической зарплате, Медведев оказывал юридические услуги некоторым новым частным предпринимателям города. Раньше, еще будучи аспирантом, он и двое его друзей – Илья Елисеев и Антон Иванов – основали небольшую консалтинговую фирму. Они снимали комнату неподалеку от мореходного училища за свои сбережения, чтобы снабдить собственную фирму одним черно-белым компьютером, столом и тремя стульями. В институте они выпросили темно-зеленый ветхий диван для клиентов. Как писал Елисеев, этот предмет мебели мало им прослужил. Троица не давала рекламы, надеясь на рекомендации знакомых. Иногда работы не было по нескольку месяцев и они вынуждены были платить зарплату секретарю из собственных карманов.

В 1990 году демократы из ленинградского Городского Совета предложили Собчаку вернуться домой, чтобы возглавить его. Профессор права, в то время уже национальная знаменитость, убедил Медведева приехать и помочь ему, работая неполный рабочий день. Там, в коридорах неоклассического Мариинского дворца, выступая посредником между депутатами и их колоритным новым лидером, двадцатичетырехлетний Медведев вошел во вкус споров и импровизаций, которые были характерны для ранних демократических политиков России. Через месяц-другой бывший студент Собчака, Владимир Путин, прибыл, чтобы присоединиться к команде сначала в качестве одного из советников. Но вскоре, «посмотрев на путинский стиль», как подметил это Медведев, Собчак назначил бывшего разведчика руководителем группы. Следующим летом Собчак баллотировался на пост мэра Северной столицы и победил, вскоре команда переехала в Смольный институт, бывшую оранжево-белую академию, где когда-то обучались дочери санкт-петербургского дворянства, выселив лидеров Коммунистической партии, которые занимали его со времен революции.

В течение следующих нескольких лет Медведев заглядывал в Смольный один или два раза в неделю, чтобы помочь Путину, который был председателем Городского комитета по международным отношениям. Он сидел за крошечным столом в приемной, где посетители иногда принимали его за секретаря. Путин и Медведев стали друзьями. Иногда по выходным Медведев приезжал в гости к Путину на его дачу рядом с озером Комсомольское, примерно в ста километрах к северу от Санкт-Петербурга. Соседями Путина были бизнесмены Владимир Якунин и Юрий Ковальчук. Путин также брал его с собой в некоторые из своих зарубежных поездок. «Это было очень интересно для меня, – вспоминал Медведев намного позже. – Именно тогда я впервые посетил ряд крупных развитых государств и получил некоторый опыт решения практических правовых вопросов». Каких именно, он не сказал.

Однажды в начале 1990-х годов, как говорит Медведев, когда он находился в кабинете Путина, сюда в поисках помощника для подготовки документа явилось несколько предпринимателей из новообразованной лесопромышленной компании. «Я был свободен и помог им». Компания Ilim Pulp Enterprise (IPE) была зарегистрирована комитетом по международным отношениям в апреле 1992 года. К 1993 году Медведев стал главой ее юридического отдела. Это был весомый шаг по сравнению с одинокой приемной в мореходном институте. За семь лет компания IPE переросла в крупнейшее лесопромышленное предприятие России с годовым доходом в полмиллиарда долларов. К 2009 году она могла похвастаться шестым по величине лесным заповедником и лесозаготовительным объемом в мире.

Медведев не просто оказывал правовую помощь фирме. К сентябрю 1994 года у него была собственная доля – 20 % акций. Значение этой доли капитала в то время трудно оценить точно. В 1990-х годах российский лесопромышленный комплекс находился в упадке. В 2000 году, когда начался подъем экономики, аудиторы оценили компанию в 400 миллионов долларов, по словам главы по связям с общественностью компании IPE, это подразумевает 80 миллионов долларов за 20 % акций. К 2007 году, по версии журнала SmartMoney, 20 % акций компании IPE стоили 300 миллионов долларов. Медведев сказал, что он продал все свои акции, прежде чем ушел в правительство в 1999 году, добавив: «Попытки подсчитать, сколько сотен миллионов долларов стоили мои акции, к сожалению, необоснованны». Какими бы ни были фактические доходы Медведева от компании, загадкой остается, что именно убедило других партнеров компании IPE (судя по всему, нескольких практичных личностей) отдать этому неизвестному помощнику профессора права, который несколько лет назад был не в состоянии позволить себе достойную офисную мебель, большой пакет акций компании, стоящий, возможно, миллионы долларов, а не просто воспользоваться его юридическими услугами по рыночной цене.

На протяжении 1990-х годов Медведев помогал разрабатывать правовую стратегию фирмы, по мере своего расширения перерабатывающую пиломатериалы, целлюлозу и обрабатывающую лес со всего Северо-Запада России и Сибири, иногда привлекая таким образом тщательную проверку со стороны контрольно-надзорных органов. В 1994 году компания IPE приобрела 20 % акций котласского целлюлозно-бумажного комбината на инвестиционном аукционе. По условиям сделки компания IPE за это должна была инвестировать около 77 миллионов долларов. Согласно данным расследования аудиторского агентства, к 1997 году критическая отметка – менее 1 % необходимых инвестиций[53] – была выполнена.

Ни сам Медведев, ни его партнеры не рассказывали подробно о его роли в компании IPE. Можно предположить, что опыт в лесной промышленности помог сформировать его мрачный взгляд на российский капитализм в 1990-х годах. «Сегодня можно разозлиться, что правительство периодически бегает за вами, выжимает из вас налоги», – сказал он в 2008 году.

Но в 1990-х годах бизнесмены должны были думать о своих жизнях. Могли случиться некоторые криминальные ситуации, и если это случалось – никто не мог вам помочь: ни суд, ни ФСБ, ни МВД.

Во время моих поездок по стране я также видел примеры того, как люди действительно занимались бизнесом (чисто конкретно). В каждом регионе существовали определенные преступные группы, которые находились у власти. Зачастую люди рассматривали их в качестве альтернативных и даже более эффективных систем власти… В настоящее время я могу сказать наверняка, если кто-то отправится в провинции, то ему больше не предложат встретиться со смотрящим из преступных группировок. Ему скажут, что есть мэр, губернатор; если вы хотите начать бизнес в этом регионе, вы встретитесь с ними, проведете переговоры об инвестициях и так далее.

В 1997 году компания IPE приобрела крупный пакет акций Братского деревообрабатывающего комбината, Медведев был направлен туда в качестве члена правления. Сибирский город Братск был в то время печально известен своей мафией. В начале 1990-х годов местные российские бандиты вели гангстерские войны, чтобы вытеснить ряд грузинских преступников – воров в законе, которые открыли там цех. Один из генеральных директоров деревообрабатывающего комбината был застрелен в Москве в 1993 году. В 1999 году на заместителя прокурора Братска, который расследовал дела, связанные с местной организованной преступной группировкой, было совершено покушение.

К тому времени Медведев вернулся, чтобы приступить к работе в центральном правительстве, по его словам, порвав все свои связи с бизнесом. Журналисты выдвигают предположения, почему он ушел из бизнеса именно в тот момент. Одной из причин мог быть тот факт, что он старался избежать конфликта интересов, хотя это сделало бы его совершенно экстраординарным в России. Некоторые упоминали слухи, что местные законодательные органы в Братске завели против него дело от имени бизнесмена-конкурента. Другие видели в поспешном отъезде Медведева попытку избежать причастности к скандалу, связанному с Котласским целлюлозно-бумажным комбинатом, расследованием которого недавно начала заниматься Счетная палата.

Наготове

В августе 1999 года президент Ельцин назначил Владимира Путина премьер-министром и одобрил его кандидатуру на пост президента. Однажды в октябре Медведеву позвонил знакомый еще из санкт-петербургского правительства Игорь Сечин, который переехал в Москву как помощник Путина. «Начальник хочет поговорить», – сказал Сечин. Когда Медведев позвонил в Кремль, Путин попросил его возглавить комиссию по ценным бумагам и биржам. Для Медведева, который видел собственными глазами, как российские капиталисты находили лазейки в законодательстве в области ценных бумаг, работа показалась захватывающей перспективой. Вместе с женой Светланой и трехлетним сыном Ильей Медведев переехал в Москву.

Но оказалось, что ему была необходима другая должность. Через несколько месяцев, находясь в должности заместителя руководителя аппарата правительства, Медведев, который печатал листовки для Собчака, был назначен главным для проведения предвыборной кампании Путина. Кандидат, занимающий передовые позиции, по результатам опросов общественного мнения, мог дать волю и выразить свое отвращение к агитации за голоса избирателей и работать как преданный государственный деятель, слишком занятый спасением страны, чтобы участвовать в избирательном представлении. Он отказывался появляться в теледебатах или рекламных роликах, презирая тех, кто продал себя, как батончик «Сникеррс» или средство гигиены «Тампакс», в рекламе между сюжетами в вечерних новостях. Но Медведеву предстояло сделать еще очень много в эту, не похожую на обычную, избирательную кампанию. «Я получил огромное удовлетворение от этой работы, – вспоминает он, – от участия в главном политическом процессе, от того факта, что многое зависело от меня лично. Это была проба сил».

После избрания Путина Медведев вернулся в изысканно украшенные коридоры Кремля исполнять обязанности заместителя главы президентской администрации. Начальник ельцинской администрации Александр Волошин, великий закулисный исполнитель, остался во главе команды Путина. По словам Волошина, Медведев доказал, что он «способный ученик, очень быстро освоивший бюрократическую технологию». Для посторонних он представлялся скромным технократом, редко общающимся с прессой, а когда давал интервью, редко был в центре событий. «Он способен спокойно говорить в течение полутора часов, но вы не вспомните, о чем он говорил, и, возможно, не вспомните, как он выглядит», – сказал один комментатор. Экономический советник Путина Андрей Илларионов, который работал в Кремле в период между 2000 и 2005 годом вместе с Медведевым, не может вспомнить в конце 2007 года «ничего, что можно считать его личным мнением по любому вопросу, любому проекту, любому движению, любому действию».

Пока один из чиновников не нарушит омерты, будет неясно, какую роль играл Медведев в разработке политических стратегий Путина. Но он, несомненно, принимал участие во многих ключевых начинаниях. В качестве одного из ведущих юристов администрации он, как известно, участвовал в обсуждении ранних правовых реформ, взял на себя ответственность в вопросе увеличения зарплаты судьям, чтобы их меньше привлекали взятки. Также всенародно поддержал попытки Кремля в 2003 году провести административную реформу, которая реорганизовала исполнительную власть и каталогизировала различные функции учреждений, но, очевидно, не улучшила результатов деятельности правительства.

На протяжении 2000-х годов Медведев также продолжал еще более недемократические и экономически нелиберальные начинания Кремля, а по некоторым из них даже выступил инициатором. Тем не менее с мастерством квалифицированного адвоката ему удалось, даже когда он защищал такие меры, заявить о своей непричастности к ним, а это задача не из легких, учитывая озабоченность его руководителя преданностью. Он начал с того, что растолковывал действие руководства, такие как отмена выборов для региональных губернаторов или разорение ЮКОСа. Но, отстаивая его, он стал бы заверять слушателей, что вмешательство было ограничено рассматриваемым вопросом или делом. Он был хорошим работником среди резидентов Кремля. Многие другие стремились играть совершенно противоположную роль.

Характерно, что, когда арест Ходорковского спровоцировал отставку Волошина и Медведев вступил в должность начальника штаба в ноябре 2003 года, его непосредственный интерес заключался в том, чтобы установить спокойствие на рынках. Не критикуя сам арест и настаивая на том, что «все люди, независимо от их должности и материального положения, обязаны соблюдать закон», он все-таки подумывал о целесообразности замораживания акций ЮКОСа и призывал своих коллег «обдумывать все экономические последствия решений, которые они принимают». Как бы обнадеживающе это ни звучало для инвесторов, трудно представить себе случай, когда сомнения Медведева хоть когда-нибудь привели бы к существенным изменениям затрагиваемой политики.

В конце 2004 года пророссийский Виктор Янукович вступил в борьбу с прозападником Виктором Ющенко во время проведения избирательной предвыборной президентской кампании в Украине. Медведев предпринял нецелесообразные попытки Кремля повлиять на результаты, отправив в Киев политических консультантов из Кремля. Путин поторопился поздравить Януковича с победой. Результат оказался унизительным для Путина и для Кремля, когда выборы аннулировали как фальсифицированные. На повторном голосовании Ющенко выиграл. Как сообщают, Медведев принял эту неудачу достаточно тяжело.

Медведев доказал, что он «способный ученик, очень быстро освоивший бюрократическую технологию».

На протяжении большей части десятилетия Медведев совмещал работу в Кремле с должностью председателя совета директоров компании «Газпром». Хотя чиновники и говорили, что Путин принимал все ключевые решения, тем не менее Медведев, должно быть, активно участвовал и утверждал большинство проектов. Во время нахождения Медведева на должности председателя совета директоров были сняты ограничения на нерезидентов, владеющих акциями компании «Газпром», а капитализация компании выросла с семи миллиардов долларов до 244 миллиардов. Активы, которые исчезли при прежнем руководстве, были восстановлены. Но потом некоторые из них наряду с другими, которые никогда не покидали компанию, были либо проданы, либо переданы в управление бизнесменам, приближенным к Путину (см. главу 3). Кроме природного газа «Газпром» стал заниматься медиа-бизнесом: компания скупала различные публикации и захватила принадлежащий Гусинскому телеканал НТВ, который приглушал критику Кремля.

Газпром также выкупил у частных владельцев нефтяную компанию «Сибнефть», переименовав ее в «Газпром нефть». Вместо того чтобы продавать газ непосредственно в Восточную Европу, «Газпром» занимался таинственной торговой фирмой «РосУкрЭнерго», принадлежащей наполовину самой копании «Газпром», а наполовину двум украинским бизнесменам. В 2006 году в фирме «РосУкрЭнерго» проводилось расследование Министерством юстиции США по борьбе с организованной преступностью. При правлении Медведева «Газпром» несколько раз резко прекращал поставки газа в Украину в знак протеста против неоплаченных счетов, вынуждая принять более высокие цены на газ, прекратив тем самым и поставки газа в остальные западные страны.

На руководящих должностях в «Газпроме» появились старые друзья и коллеги Медведева.

Со временем на руководящих должностях в «Газпроме» и его дочерних компаниях появились старые друзья и коллеги Медведева. Его однокурсник Константин Чуйченко занимал должность начальника юридического отдела «Газпрома», был исполнительным директором компании «РосУкрЭнерго», входил в совет директоров компаний «Газпром нефть», «Газпром-Медиа» и телеканала НТВ. В 2008 году согласно декларации о доходах Чуйченко заработал 12,5 миллиона долларов. Однокурсница Медведева Валерия Адамова занимала пост вице-президента в «Сибуре» – нефтехимической компании, находившейся изначально под руководством «Газпрома», которую он пытался восстановить, чтобы просто передать ее в непрямое управление Центробанку России (его главным акционером был друг Путина Ковальчук). Вскоре у Медведева появились первые легальные партнеры. Илья Елисеев занимал должность заместителя генерального директора «Газпромбанка», был членом правления «Газпром-Медиа» и телеканала НТВ. Антон Иванов стал первым заместителем генерального директора компании «Газпром-Медиа», прежде чем его назначили председателем Высшего арбитражного суда. В какой-то момент Михаил Кротов, один из коллег Медведева по ЛГУ и его соавтор, занял место Иванова в компании «Газпром-Медиа». Когда Валерий Мусин, коллега Медведева по ЛГУ и учитель Путина, в июне 2009 года стал членом совета директоров «Газпрома», могло показаться, что время, проведенное на юридическом факультете ЛГУ, стало предпосылкой для работы в газовой монополии.

Репутация Медведева как относительного либерала не зависела полностью от риторических тонкостей. В ряде случаев по воле правозащитников он стремился к незначительным правовым реформам. Старый знакомый Руслан Линьков, который председательствовал в санкт-петербургском отделении «Демократической России», говорит, что, когда он подошел к Медведеву в начале 2000-х годов по поводу проблем уголовно-исполнительной системы, тот быстро откликнулся. По просьбе Линькова, например, он использовал свои связи, чтобы улучшить медицинское обеспечение осужденных.

В ноябре 2005 года Путин перевел Медведева из администрации президента в правительство в качестве первого вице-премьера. Наблюдатели пришли к выводу, что Путин подготавливает его наряду с Сергеем Ивановым, старым коллегой из КГБ, которого Путин также продвигал в это время как возможного преемника. Путин возложил на Медведева ответственность за проведение четырех недавно анонсированных национальных проектов, направленных на улучшение жилищных условий, здравоохранения, образования и сельского хозяйства. Учитывая, что у страны появилась непредвиденная прибыль в нефтяной промышленности, которую можно было потратить, Медведев повысил заработную плату медицинскому персоналу и профинансировал строительство нескольких дополнительных домов. Тем не менее финансирование, равное примерно 4 % от средств федерального бюджета, было слишком низким, чтобы обеспечить крупный прорыв. Проекты стали «островками поддержки в море разрушенной инфраструктуры», по словам экономиста Руслана Гринберга. По состоянию на март 2008 года 53 % россиян считали, что деньги были потрачены неэффективно, а еще 15 % думали, что они были просто украдены. Год спустя правительственный департамент, отвечающий за проекты, был тихо расформирован.

Когда наступил 2008 год, многие считали Медведева слишком мягким, слишком прозападным, слишком либеральным, чтобы быть оправданным кандидатом на пост президента. Комментаторы ожидали, что Путин поддержит одного из своих соратников-силовиков, скорее всего, Сергея Иванова. Таким образом, стало неожиданностью, когда в декабре 2007 года в кабинете Путина лидеры четырех прокремлевских партий – «Единой России», «Справедливой России», Аграрной партии и «Гражданской силы», пригласив прессу, сообщили президенту со всей спонтанностью показательного процесса, что они решили предложить на пост президента кандидатуру Медведева.

«Дмитрий Анатольевич, вы консультировались по этому поводу?» – серьезно спросил Путин Медведева, привнеся нотку непреднамеренной комедии в процесс. Удовлетворенный тем, что схема не была придумана за спиной его протеже, Путин любезно утвердил выбор депутатов. На следующий день Медведев заявил, что в случае своего избрания он попросит Путина стать его премьер-министром.

Почему Путин выбрал своего давнего коллегу? «Уверен, что это будет хороший президент, достойный президент и эффективный руководитель, – пояснил Путин. – Но и существует, кроме всего прочего, еще такая личная химия – я ему доверяю. Просто я ему доверяю». Два месяца спустя, после того как закончилась бессистемная кампания, пронизанная чрезвычайно избыточными избирательными манипуляциями, шел слабый снег, двое мужчин стояли вместе на сцене за пределами Кремля, чтобы поблагодарить избирателей. Медведев пообещал продолжить курс, начатый Путиным. После его инаугурации в мае он переехал в президентский кабинет с дубовыми панелями в здание кремлевского Сената. Путин отправился на пятый этаж Белого дома на набережную Москва-реки, где огромные апартаменты были отремонтированы специально для нового премьер-министра, с бассейном и двумя достроенными банкетными залами.

Правящий тандем

Как будет работать эта новая система в реальности, никто не знал. В смутных переменах после утверждения Путиным Медведева журналист Андрей Колесников обратил внимание, как молодой специалист, которому поручили взять краткое интервью у Путина и Медведева, смотрела то на одного, то на другого с выражением смущения, «будто назначила свидание по ошибке сразу двоим в одном месте и в одно время». Журналисты пришли к выводу, что такая организация – Медведев как президент и Путин как с премьер-министр – тандем правительства.

Казалось, что цель следующих нескольких лет – переубедить иностранных инвесторов и вновь воссоединиться с Западом таким образом, чтобы система силовархов смогла продолжать обналичивать деньги через IPO и вкладывать средства в международные выгодные предприятия. Решение Путина выбрать Медведева предполагало утихомирить либеральных критиков с помощью ловкого продвижения к демократии, урегулировать административный механизм и дать надежду подрастающему поколению современных молодых специалистов, которые, возможно, готовились укрепить систему. Под руководством Путина Медведев смог бы утвердиться в новом кабинете, позволив своему предшественнику уйти на задний план на заслуженный отдых.

Казалось, Медведев жаждал подтвердить ожидания в плане перехода к более либеральной политике. В феврале 2008 года, обращаясь к крупным предпринимателям в Красноярске, он объявил, что «…свобода лучше, чем несвобода… Речь идет о свободе во всех ее проявлениях: о личной свободе, об экономической свободе, наконец о свободе самовыражения». Во время вступления в должность в своем обращении он призывал страну «добиться истинного уважения к закону, преодолеть правовой нигилизм». Фраза стала своего рода молитвой Медведева. Общаясь с журналистом Николаем Сванидзе, он сетовал: «Все мы законные нигилисты по отношению к нашему костному мозгу». Разрабатывая детали инициатив модернизирования, Медведев поддержал создание нового научно-исследовательского центра – Института современного развития – и согласился работать в качестве председателя совета доверенных лиц.

Однако к концу первого года правления либеральные сторонники Медведева были расстроены. Оптимисты могли указать на небольшое количество крошечных реформ, гуманные жесты, убедительные речи и содержательные собрания. Одну женщину, мать маленьких детей, адвокат компании ЮКОС досрочно освободил из тюрьмы; другую, умирающую от ВИЧ, выпустили под залог. Одного сильно критикующего судью уволили. Медведев встретился с издателем оппозиционной «Новой газеты», обсудил работы Хьюма и Руссо и похвалил газету за отказ «подлизываться к кому-либо». Компания несерьезных технократов колебалась и во время антидемократических изменений, происходивших в эпоху Путина. Борясь с коррупцией, Медведев приказывал всем высокопоставленным чиновникам, начиная с самого себя, предъявлять ежегодные сведения о своем доходе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.