Глава 15 Пора закругляться

Глава 15

Пора закругляться

«Точка невозврата»

Важно понимать не только то, что происходило, но и то, что должно было произойти, но чего не случилось. Именно об этом эта глава.

Существует понятие «точка невозврата» — то есть некая отметка на карте по маршруту самолета, пройдя которую он уже гарантированно не вернется на свой аэродром. Кстати, его используют в РЭНД-Корпорейшн, и не только когда приходится просчитывать полеты. Так и при разрушении СССР нашлась некая до конца не определенная точка, или, даже точнее, группа точек на некой плоскости, пройдя которую и удаляясь от которой Советский Союз должен был быть гарантированно разрушен. В силу чрезвычайно низкой, как общей политической культуры, так и по вопросам национальной безопасности, в СССР это не замечали.

Говоря объективно, на сегодня мы не способны вычислить тот переломный момент (час, день или более протяженное время), на который можно указать, что именно с этого момента «процесс зашел» столь далеко, что альтернативы развалу СССР уже не было.

Тогда в Америке этим вопросом были весьма озадачены, пытаясь прояснить его как на совещаниях политической верхушки, так и открыто — перед журналистами. 12 мая 1989 г. один из руководителей СНБ США адмирал Скоукрофт сказал репортерам: «Рано радоваться: Советский Союз, знаете ли, по-прежнему остается мощной военной державой. У нас с ним большие проблемы, кроме того, на данном этапе преобразования еще не достигли необратимого характера». В США на семинарах с участием президента нередко шло обсуждение момента необратимости перестроечных процессов, и уже в январе 1989 г. был сделан окончательный вывод, что «Горбачев начал процесс более необратимый, чем он сам»[653]. Тем самым ему был подписан приговор как политическому трупу, которого можно устранять с арены.

Если посмотреть на данную тему с позиции ситуационных технологий, то тогда нельзя не признать, что был момент, когда Советский Союз окончательно удалось загнать в порочный круг: что ни делай далее, каждое принятое решение все равно только усугубляет ситуацию. Необратимость процессов распада была достигнута в тот момент, когда запуск механизма саморазрушения достиг своего пика и далее система приобрела самодезорганизующийся характер. В этот момент наступило лавинообразное разрушение прямых и обратных связей между подсистемами. До этого момента — точки перелома — систему можно было еще сравнительно легко восстановить, вернув на «путь истинный», после — уже в принципе невозможно, или же с такими потерями, такой ценой, что проще было оставить, как есть, чем устраивать, например, гражданскую войну. Это было, по моей сегодняшней оценке, где-то летом 1989 г. Далее процесс как-то подзапустили, в СССР наступила некая пауза, и осенью больше занялись «друзьями».

Наизначительнейшую роль в деле связывания всей Советской системы в единое целое играл русский народ. Имелось ядро — РСФСР, имелись и пронизывающие связи в виде 25 млн русских, живущих в республиках. Инициаторами разрушения Союза этот фактор был воспринят и решение виделось в виде отторжения русской республики от остальных через принятие т. н. «Декларации о суверенитете». Главную роль тут сыграли обработанные в нужном ключе народные депутаты РСФСР, сгруппированные вокруг Ельцина.

Пройдя этот момент, система по сути дела потеряла возможность дать обратный ход.

В СССР не существовало системы индикаторов, все строилось на воле политиков. Внимание было отвлечено на такую ясно осязаемую и традиционную область, как явная война, а периферийными сферами национальной безопасности пренебрегали. И расплата за это пришла незамедлительно. Теперь же подчеркивают, что «весьма актуальной (…) задачей является разработка проблем выявления, структурирования, типологии опасностей, представляющих как реальную, так и потенциальную угрозу безопасности личности, (…), государству, обществу, всей цивилизации. (…)

Необходимо выработать общий реестр опасностей с их подробной характеристикой, включающей способы, интенсивность, результативность воздействия на человека, те или иные (…) системы»[654]. Не было понимания характера и размера угроз. Из того немногого, что открыто на эту в общем-то секретную тему, видно, что прорабатывали только отдельные акции: массовые беспорядки, создание незаконных вооруженных формирований, акции гражданского неповиновения, партизанская война. То есть спецслужбы рассматривали эту проблему не в целом, а фрагментарно. Не просчитывали эффекты. В информационно-аналитической сфере спецслужбы ограничивали себя только анализом, не применяя синтеза. Следовало же за каждым отдельным фактом видеть не только преступление с его юридической оценкой и событие социальной значимости; но и эффекты, которые действуют уже после самого события; уловить связи, суммировать их, а также уловить нарождающиеся тенденции, скрытые до поры; угрозы второго плана — понимая, что в своей сумме они могут свестись к качественно новой сути. Но КГБ был устроен так же, как и вся политическая система в целом и отработав однажды, более к той или иной теме старались не возвращаться: «Массовые беспорядки происходили каждый год. Они не носили антигосударственный характер и выдавались часто действиями или бездействием милиции, как реакция на убийство, незаконное задержание… После создания нашего (5-го. — А. Ш.) управления было не больше пяти случаев массовых беспорядков, мы не боролись — мы пытались предотвратить. Разослали по всем городам особую методику: за какими „болевыми точками“ наблюдать, чтобы не было напряжения»[655]. На том и успокоились…

Куда смотрит КГБ, или Почему не был объявлен «Особый период времени»?

Термин особый период времени мало знаком массовому читателю. Он означает весь спектр отклонений от нормального течения жизни: катастрофы, эпидемии, революции, войны — вот что попадает под это. Наш реинжиниринг псевдоперестройки будет неполон, если мы не возьмемся определить точку, пройдя которую всенепременно требовалось объявлять в стране ЧП.

Государственная безопасность старательно делала вид, что проблемы создания незаконных вооруженных формирований остались в прошлом: с тех пор, как еще в 50-х переловили всех бандеровцев на Украине и «лесных братьев» в Прибалтике. «Проснулись» только тогда, когда процесс был изрядно запущен. Офицер КГБ в недоумении: «До сих пор не могу понять, почему органы безопасности были так инертны в борьбе с незаконно создаваемыми вооруженными формированиями. Помню, как 25 июля 1990 года начальник отдела Инспекторского управления КГБ СССР полковник В. Иваненко поручил мне к концу дня разработать проект плана мероприятий КГБ СССР по разоружению незаконно созданных вооруженных формирований. При этом он сообщил, что к исходу рабочего дня Президент СССР Горбачев подпишет по этому поводу указ, который органам безопасности надлежит выполнять. Необходимость такого указа была очевидной. В ту пору органы безопасности располагали обширной информацией о создании в ряде регионов страны вооруженных формирований, которые провоцировали напряженность в стране, дестабилизировали обстановку и создавали угрозу жизни людей. Чтобы добыть оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества, экстремистские элементы нападали на военнослужащих и работников милиции, на различные гражданские и военные объекты. Нередко такие нападения заканчивались убийством ни в чем не повинных людей. Было выявлено немало случаев безответственного отношения к сохранению оружия, боеприпасов в частях и подразделениях Министерства обороны СССР и других министерств и ведомств, незаконного его изготовления на предприятиях. С учетом этих обстоятельств мы со старшим инспектором полковником Ю. Бузановым приступили к подготовке проекта плана мероприятий КГБ СССР по выявлению фактов создания вооруженных формирований, не предусмотренных законодательством, их запрещению и изъятию оружия в случае его незаконного хранения. План включал вопросы законодательного, организационного, предупредительно-профилактического, оперативного, оперативно-войскового и уголовно-процессуального характера. Опыта такой работы у органов безопасности было предостаточно. Они его накопили в борьбе с националистическим подпольем в Западной Украине и Прибалтике. Вечером того же дня Президент СССР М.С. Горбачев подписал Указ „О запрещении создания вооруженных формирований, не предусмотренных законодательством СССР, и изъятии оружия в случаях его незаконного хранения“. Ответственность за исполнение указа была возложена лично на Председателей Советов Министров союзных и автономных республик, а также на министра внутренних дел СССР В.В. Бакатина, председателя КГБ СССР В.А. Крючкова, министра обороны СССР Д.Т. Язова и их органы на местах. Этот указ, как и все остальные, так и остался невыполненным. Руководством КГБ СССР не был утвержден и подготовленный план по исполнению указа»[656]. Запомним эти слова. По приказу сверху рядовыми сотрудниками Конторы подготовлен план, а руководство не утвердило его. Как? Почему? — ничего не ясно.

Сами же комитетчики после сознательной и целенаправленной травли в печати были скованы в своих действиях: «В сырой и холодной Прибалтике, в закрытом густым туманом Владивостоке, в знойном Краснодарском крае я видел одно и то же. Огромные штаты местных подразделений КГБ не знали, ради чего они работают, какие проблемы должны решаться ими или сих помощью, какую информацию собирать и кому докладывать.

Совершалось множество суетливых механических движений (…), создавалась видимость активной работы. Люди обслуживания сами себя, успокаивали видимостью работы совесть, пытались быть чем-то кому-то полезными.

Пустота, вымороченность, обреченность в зданиях КГБ, и в зданиях партийных инстанций. Молчащие телефоны, томительное предчувствие надвигающейся беды и полная беспомощность всех должностных лиц, совсем недавно бывших полноправными властителями своих территорий»[657].

Но кое-кто, напротив, когда им задавался в той или иной форме традиционный вопрос: «Куда смотрит КГБ?» — находили давно уже заготовленные слова для ответа и старательно успокаивали контактирующую публику, осмеливающуюся спрашивать, и делали при этом весьма значительное лицо: профессионально-то занимающихся вопросами безопасности людей в обществе не было, ибо все было сосредоточено в Комитете. Вместо реального дела в виде хорошей контригры шел ненужный бумажный вал: принимались законы, писались записки, даже ЦК засуетился и там была подготовлена засекреченная Служебная записка «О буржуазной доктрине „мирного“ перехода от социализма к капитализму и путях прогнозирования подрывной тактики Запада против СССР», в некоторых местах даже объявлялось ЧП.

Операция «Двуликий Янус»: свой среди чужих, чужой среди своих

Кто главный во всем этом деле? Конечно же, Председатель КГБ В.А. Крючков.

Его установочные данные: Крючков Владимир Александрович. 29 февраля 1924 года рождения. Русский. Место рождения — г. Царицын. Член КПСС с 1944 г. Окончил Всесоюзный заочный юридический институт, Высшую дипломатическую Школу МИД. Трудовой стаж с 1941 г. — рабочий на заводе. В 1943–1946 гг. на комсомольской работе: был комсоргом ЦК ВЛКСМ в Особой строительно-монтажной части № 25. С ноября 1946 г. по август 1951 г. работал в органах прокуратуры. В 1954–1959 гг. находился на дипломатической работе, сначала в МИД СССР, затем 3-м секретарем совпосольства в Венгрии. С 1959 г. — в аппарате ЦК КПСС: референт, завсектором, Помощник секретаря ЦК. Чекстаж с 1967 г. Личный номер Е-104577. С 1967 г. на руководящей работе в КГБ: с 24 мая — помощник Председателя КГБ, с 7 июля — начальник Секретариата КГБ, с 9 августа 1971 г. — 1-й замначальника ПГУ, с 26 декабря 1974 г. — начальник ПГУ и член Коллегии, с 23 ноября 1978 г. по 1 октября 1988 г. — зампред КГБ — начальник ПГУ. Звания: с 24 мая 1967 г. — п-к, с 17 мая 1968 г. — ген.-м-р, с 17 декабря 1973 г. — ген.-л-нт, с 16 декабря 1982 г. — ген.-п-к[658]. Но это формальное. Это пустое.

В.А. Крючков не спас СССР, он смотрел, не вмешиваясь в пагубные дела других, он не объявил — вовремя! — ЧП. Но что-то же он делал? Да, делал. Много встречался с журналистами и печатался сам, выступал, и раздавал интервью, где его спрашивали: «Если президент решит, что необходимо чрезвычайное положение в республиках, то какова в этом случае будет роль КГБ? — КГБ относится к исполнительной власти, и если у нас на этот счет будет соответствующее поручение (а оно, бесспорно, будет носить законный характер), то КГБ выполнит свою роль»[659].

Между различными структурами в центральном аппарате, между центром и подразделениями на местах шли информационные потоки, это естественно, и на каком-то сразу не уловимом этапе тревожные нотки стали доминирующими: империя разваливается, а те, кому поручена ее целостность, реагируют и довольно мягких формах. В октябре 1990 г. Председатель КГБ отправляет шифрограмму на места (см. Приложение № 4). А в конце ноября в руки журналистов попадает документ «Предложения о чрезвычайных мерах по борьбе с нарушениями правопорядка», в котором КГБ отводится чрезвычайная роль[660]. 7 февраля 1991 г. В.А. Крючков направил М.С. Горбачеву записку «О политической обстановке в стране», в которой предложил программу действий на год. В записке он предупреждал, что из-за острого политического кризиса возникла угроза развала СССР, демонтажа общественно-политической и экономической системы. Главным внутриполитическим противником объявлялся «Демократический Союз» и Верховный Совет РСФСР. Учитывая глубину кризиса и вероятность осложнения обстановки, не исключалась возможность образования в соответствующий момент временных структур в рамках осуществления чрезвычайных мер, представленных Президенту СССР Верховным Советом СССР (см. Приложение № 5).

У военных на случай войны существует так называемый мобилизационный план, войскам в приграничной полосе розданы планы на случай войны, после сигнала их вскрывают и начинают развертывать войска из мест постоянной дислокации согласно установкам Генштаба. Почему ничего подобного не оказалось в КГБ, почему не был задействован план в масштабах страны — пусть отвечают они сами… «Сама структура была такова, что каждое главное управление или просто управление имело свой собственный информационный отдел, в который сливались несостоявшиеся или отработанные кадры. Численность отделов была внушительной, иногда до сотни человек, а отдача рахитичной. Способность к осмыслению общегосударственных проблем, глубинных тенденций развития общества оставалась на крайне низком уровне. Но ни один руководитель самостоятельного управления не готов был передать получаемую информацию в „чужое“ аналитическое управление и лишиться возможности доклада пусть ущербной и корявой, но своей информации. В КГБ не было никакого единого банка данных по внутриполитической и социально-экономической проблематике»[661]. То есть, отсюда прямо следует: кагэбисты не смогли синтезировать все угрозы извне и изнутри, и принять решение об объявлении ЧП. Но если команда об этом отдается не автоматически по системе индикаторов, не через правовые институты, то дается через людей. Значит, был кто-то, кто должен был это сделать. Кто? Как ни крути, а другой фигуры, как Председатель КГБ, у меня нет…

Как нам удалось заметить, он часто пользовался приемом отраженного взаимодействия: при этом фигура его самого остается в тени, а жертва удара остается не только в неведении, но еще и благодарна тому за «помощь». Примеры этому таковы. Первое. «…B апреле 1991 года предложили рассмотреть сложившееся положение дел на заседании Политбюро ЦК. М.С. Горбачев согласился. Застрельщиком был И. Полозков. До 4 утра отрабатывали программу срочных дел для генсека. А около 5 часов В.А. Крючков позвонил Ивану Кузьмичу в машину и сказал: „Включи радио, послушай!“ „Голос Америки“ передавал все 8 пунктов, над которыми всю ночь трудилось Политбюро»[662]. Второе. По воспоминаниям последнего первого секретаря МГК: «…в июле я прочитал информацию наших контрразведчиков, которую мне дал Крючков и с которой был ознакомлен Горбачев: запись беседы с одним из наших демократов Яноша Корнай. Я. Корнай — американец венгерского происхождения, автор „венгерского пути к капитализму“, очень известный экономист. (В Москве издавались его книги, что предусматривает ситуацию для прикрытия поездки в СССР. — А. Ш.) Он говорил, что развитым капиталистическим странам, чтобы держаться на плаву, нужны рынки сбыта, сырьевые рынки, дешевая рабочая сила.

В Советском Союзе все это есть, но его огромные сырьевые ресурсы используются неэффективно. Поэтому с точки зрения общечеловеческих ценностей, целесообразно их изъять и передать тем странам, которые обеспечат должную эффективность.

СССР обладает огромными, но недостаточно продуктивно работающими людскими ресурсами. Надо примерно на 50 млн человек их сократить, а остальных заставить работать эффективно.

В этих целях надо расколоть Советский Союз, но не на национальные республики, а на экономические районы — сырьевой, топливный, обрабатывающий и т. д. Говорил Я. Карнай и о необходимости либерализации цен, приватизации, свертывании социальных программ, жесткой кредитной политике (…).

В области политической главное — ликвидация КПСС, а затем раскол коммунистического движения на фракции, что и было сделано. Планировалось внедрить во главе всех фракций своих людей, которые внешне выступая за единство комдвижения, будут делать все, чтобы оно никогда не объединилось. Смена руководства армии. Реорганизация в КГБ — поменять генералов на полковников. Тогда же он сказал, что все это должно совершиться одномоментно, в течение недели, и что час „N“ назовет „семерка“»[663].

Этот момент и сходные, уже будучи под следствием по делу ГКЧП, В.А. Крючков пытался вывернуть в свою пользу. 17 декабря 1991 г. в протокол было занесено следующее его объяснение: «Благодаря своему служебному положению я располагал широкой информацией об обстановке в стране, анализом перспектив ее развития. Информация поступала от наших отечественных источников, было немало важных, достаточно глубоких аналитических материалов, которые направлялись в КГБ советскими научно-исследовательскими институтами. Поступали представляющие большой интерес зарубежные материалы. Ценность последних в том, что готовились они не для нас, а сугубо для внутреннего потребления тех или иных стран. Да многое было просто на виду, люди стали негативное ощущать на себе…

Поступала также информация о том, что после распада СССР начнется массированное давление извне на отдельные территории совсем недавно единого Союза для установления для них иностранного влияния с далеко идущими целями.

Поступали сведения о глубоко настораживающих задумках в отношении нашей страны. Так, по некоторым из них, население Советского Союза якобы чрезмерно велико, и его следовало бы разными путями сократить. Речь шла не о каких-то цивилизованных методах. Даже приводились соответствующие расчеты. По этим расчетам, население нашей страны было бы целесообразно сократить до 150–160 млн человек. Определялся срок — в течение 25–30 лет. Территория нашей страны, ее недра и другие богатства в рамках общечеловеческих ценностей должны стать достоянием определенных частей мира. То есть, мы должны как бы поделиться этими общечеловеческими ценностями.

Докладывалось ли все это высшему руководству страны? Регулярно! Конечно, все это невероятно сложные вопросы. Развитие может пойти и в более благоприятном направлении, но вполне допустимо в ином — негативном. Тем более когда дело касается судьбы всей страны. К сожалению, несмотря на жизненно важное значение этих проблем адекватных ответов и реакции, соответствующих выводов не следовало…

Все шло, казалось, словно рок судьбы, вниз, в пропасть. А на каких-то рубежах надо и можно было остановиться в катастрофически ухудшающемся положении. Пойти к людям со всей правдой и начать выпрямлять положение, и в то же время уверенно двигаясь, но вперед. Все это давило на меня тяжелым грузом, висело тяжким бременем, угнетало. В разговорах с самыми разными людьми было видно, что и у них присутствует такое же настроение. Все понимали, куда мы идем, какая трагедия ждет наше государство. Я как председатель КГБ не скрывал наших оценок ситуации и перспектив, прямо говорил об этом в своем выступлении, например, на сессии Верховного Совета СССР в 1991 году»[664].

Третье. Забегая вперед, нужно указать, что в ночь на 21 августа 1991 г. группа «А» узнала о времени готовящегося штурма — 3 часа ночи — из радиопередачи раньше, чем получила отмашку на его исполнение официально[665]. Понятно, что тем самым любые действия были бессмысленны. Группа была просто морально разоружена.

Известно, какую большую роль играли американские «мозговые центры». Обратно, такое же значение должны иметь и советские. И не всех их было так просто удержать в узде. А раз так, то следовало их уничтожение. Бывшая Московская Высшая партшкола была преобразована в Российский социально-политический институт при ЦК КП РСФСР. Это был весьма значимый интеллектуальный Центр, а позиция руководства компартии была резко антигорбачевской. И тогда В.А. Крючков пишет записку в ЦК[666], и проблема решена. Нет помещений — нет и Центра. Скажем еще в порядке комментария, что здание не сильно-то и было нужно ЧК, сейчас в этом здании один вуз. Но, надо сказать, что КГБ с легкостью расставался со своими объектами, если они предназначались не партии, теряющей силы, а их антагонистам. Так, например, РПЦ был возвращен Храм Иконы Божией Матери «Знамение» в Аксиньине, с виду это простая церковь, которая находится на пересечении улиц Фестивальной и Смольной г. Москвы, на самом же деле это объект стратегического назначения: он долгое время служил входом в учебное заведение нелегальной разведки, которое функционировало под прикрытием специализированной психиатрической больницы № 47[667]!

Как потом оказалось, центральный аппарат 5-го управления, отобранный Ф.Д. Бобковым, был для него своим на 100 %. Он потом чуть не в полном составе перешел на службу под крыло В. Гусинского и К?. Но остается низовой аппарат. На тех самых местах, где как раз набирает силу сепаратизм. Он может противодействовать, и за это… его надо уничтожить. 4 августа 1989 г. В.А. Крючковым направлена записка в ЦК КПСС «О создании в КГБ СССР Управления по защите Советского конституционного строя», в котором предусматривается, что «вновь создаваемое Управление по защите советского конституционного строя будет действовать в качестве самостоятельного управления КГБ СССР. Пятые управления, службы, отделы-отделения КГБ республик, УКГБ краев и областей упраздняются»[668]. 11-го было принято одноименное Постановление Политбюро ЦК КПСС № П164/87; 13-го — Постановление Совета Министров СССР № 634–143; а 29-го вышел приказ КГБ № 00124 «Об образовании управления „3“».

Мы многое, если не все, знаем и перепроверяем через метод. То, что В.А. Крючков обладал всей текущей информацией — через донесения агентуры и доклады с мест, — это сомнений не вызывает. Но вот тут уместен вопрос: а был ли до конца В.А. Крючков вооружен методологически или действовал спонтанно? Чтобы быть до конца уверенным в провале т. н. «путча», нужно было доподлинно знать не только поведение отдельных лиц, но и всей массы — потому что рискованная игра предполагала, что достаточно выйти хоть какой-то группе из сценария, все пойдет насмарку, их трудно будет парировать. Нам дают ответ: «Незадолго до путча начальник социологической лаборатории КГБ СССР подполковник Валерий Комков, опираясь на результаты своих исследований, предупреждал Владимира Крючкова о том, что абсолютное большинство оперсостава не пойдет на выполнение приказов, аналогичных тем, что были позже отданы, 18–21 августа 1991 г.»[669]. То есть он был точно убежден, что путч провалится, и подстрахован.

Манипулировал он и своей системой. В конце июля 1991 г. собрали руководящий состав центрального аппарата по обсуждению оперативной ситуации в стране. Из зала задали вопрос:

— Товарищ генерал армии, как вы думаете, сумеет ли КПСС удержать власть?

— Неужели у вас есть сомнения? — удивился В.А. Крючков. — Запомните все: на ближайшие 20 лет я не вижу никакой силы, способной изменить политическую ситуацию в стране. «Какая повязка была у Председателя КГБ на глазах? Или велась игра? Но почему тогда он не доверял людям, с кем трудился бок о бок? Не повел за собой», — удивляется источник информации[670]. Мало кому удавалось понять все («И лишь немногие, очень немногие». А. Даллес) и запросить о Председателе КГБ ответы на те вопросы, а если и спрашивал о неискренности, то ответы давались в такой категорической форме: «Необходимо расследовать деятельность КГБ»[671]. Ах, если б в этой среде знали еще и о закрытых контактах, тогда вопросы б не задавали… В начале все того же июля у В.А. Крючкова состоялась встреча с отставным руководителем итальянской военной разведки адмиралом Ф. Мартини. Сразу же после беседы адмирал вместе с супругой вылетели в Рим. Как сообщается в публикации, первый контакт между ними состоялся еще в мае 1990 г. Прикрытием была якобы информация о том, что во время чемпионата мира по футболу арабские террористы собирались предпринять ряд акций против советской сборной из-за произраильской позиции руководства СССР[672]. Автор книги «Тайные битвы XX столетия», уделяя внимание этой беседе, приписывает ей ключевое значение[673]. О встречах с Р. Гейтсом мы говорили, но вот этот еще один канал, по-видимому, был решающим.

Несмотря на то что начальник советской разведки никогда по-настоящему и не служил в разведке, а сделал чисто партийную карьеру (такое в СССР было довольно часто), тем не менее он вполне заслуживает того, чтобы назвать его довольно подготовленным и информированным человеком.

Все это делалось небескорыстно: после «отсидки», которую В.А. Крючков использовал для написания книги, он был устроен через Ф.Д. Бобкова на теплое место консультанта московской фирмы «Система». Естественно, раз все свалили на подневольного М.С. Горбачева, то реноме самого В.А. Крючкова не пострадало. Он по-прежнему раздавал интервью. Написал несколько книг. Ему устраивали теплый прием левые и патриоты на своих посиделках. Владимир Александрович охотно на них ходил. И интересовал его там только один вопрос: догадываются или нет эти люди, кто их на самом-то деле сдал?

Его боевой соратник Ф.Д. Бобков вел такую же практику. В 1994 г. у него была встреча с прозревшим писателем-диссидентом В. Максимовым, автором известного «Целили в коммунизм, а попали в Россию», тот просил его дать данные по агентуре КГБ, проникшей в сферы управления СССР и России, и бросил в сердцах: «За анекдоты-то вы сажали, а настоящих врагов…» Бобков не упустил возможности свалить всю вину на журнал «Континент», посетовал на несовершенство правовой базы, но назвал агентами недолговечных президентов Гамсахурдиа (Грузия) и Эльчибея (Азербайджан), которых скоро сметут генералы-силовики Шеварднадзе и Алиев.

«Что это: глупость или измена?»

Особенно хорошо подобные игры удавались со своим агентом подневольным М.С. Горбачевым. Во-первых, он был управляем через компромат. В свое время, будучи на Ставрополье, Михаил Сергеевич много там наворовал.

О.И. Гайданов с должности замначальника следственного управления Прокуратуры Казахской ССР был направлен в Узбекистан: «Почти через год членам оперативной группы, разрабатывавшим и осуществлявшим операцию в Бухаре, предстояла новая далекая и серьезная командировка. Группу, усиленную работниками центрального аппарата КГБ СССР, перебросили на юг России, и она начала работать в Ставрополе и вокруг него. Ближайшие планы генерального секретаря ЦК КПСС (Ю.В. Андропова. — А. Ш.) по борьбе с коррупцией и особенно место предстоящего удара ни у Мелкумова, ни у других людей его группы сомнений не вызывали. Однако в СССР произошла очередная, и на этот раз последняя, смена власти. Неизвестно, насколько новый генеральный секретарь ЦК КПСС, бывший первый секретарь Ставропольского крайкома партии М.С. Горбачев имеет к этому личное отношение, но в мае 1985 г. вся группа была отозвана из Ставрополя и больше туда не возвращалась. Все документы, которые за несколько месяцев они успели наработать в Ставрополе, остались на Лубянке… Майоры и подполковники КГБ Узбекистана были возвращены в Ташкент. Им объяснили, что их бухарское дело получило слишком большое развитие, а сил не хватает. Ребята умные, они понимали, что фактически за этим стоит, но офицерам КГБ не положено задавать вопросы, они должны выполнять приказ. А приказ — дорога в Узбекистан, продолжить начатое ими дело, которое к этому времени было принято к производству Т. Гдляном, следователем по особо важным делам Прокуратуры СССР»[674]. И хотя деятельность группы была сорвана, но компрматериал-то они какой-никакой накопили, и он был. И был в определенных руках.

В мае 1991 г. М.С. Горбачев вызвал В.А. Крючкова в кабинет на Старой площади и спросил: «Что там за возня идет на Ставрополье вокруг моего имени? Надо бы разобраться, кто этим занимается. Откуда исходит? Охотников бросить тень на мое имя найдется немало…»[675]. Комитет шантажировал генсека-президента, давая по своим каналам эту информацию наверх. Тот, как и всякий обычный вор, трепетал, и становился послушнее.

Теперь рассмотрим еще момент взаимоотношений между генсеком и его председателем КГБ на предмет как все же вводить ЧП. И тут главный чекист и главный политик водили за нос друг друга и сами себя. За день до разговора в Кремле в мае 1991 г., например, состоялся разговор В.А. Крючкова и М.С. Горбачева, последний позвонил в машину первого и сказал, что прочел информацию КГБ из Вашингтона о предстоящем развале Союза и спросил: «Кому нужно так нагнетать атмосферу?» В.А. Крючков, представив убедительные доказательства, сказал: «Считаю информацию заслуживающей внимания, она подкрепляется другими сообщениями, в том числе агентурными данными, да и самое главное — всей нашей действительностью». На следующий день М.С. Горбачев уклонился от продолжения разговора, больше его интересовал компромат на себя, чем судьба страны[676]. Опытные интриганы вели себя как последние дешевки, всячески выворачивая руки и… себе, и своим партнерам, а более всего честным советским людям, все более и более понимающим, что происходит что-то не то. В самом деле, не совсем уж и слепые же были кругом люди, и каждый в меру своего понимания говорил о близком крахе всего советского. Тогда же родился и часто звучал призыв: «Господин президент! // Назревает инцидент!..»; но кто ж тогда знал, что он: 1) давний агент КГБ, 2) предатель. Впрочем, для некоторых он и сейчас как отец родной…

Комитетчики-антисоветчики сами маскировали свои намерения и прикрывались М.С. Горбачевым, как проститутка пытается прикрыть одеялом блуд, а тому, в свою очередь, не хотелось, чтоб его использовали. «Вспоминает», а на самом-то деле проводит еще одну акцию прикрытия, небезызвестный Ф.Д. Бобков: «Расскажу о подготовке одного из мероприятий, относящихся к разряду „решительных мер“. Речь шла о недопущении ликвидации советской власти в Латвии. Это был конец 1990 года. (…) Пуго (…) участвовал во встрече у Горбачева, где решалось, быть или не быть упомянутой акции.

Встреча состоялась по нашему с Крючковым настоянию. Мы считали, что Горбачев должен знать суть акции, осуществляемой по его указанию, видеть ее возможные последствия и как президент дать правовое согласие. Не скрою, что к тому времени президент уже успел зарекомендовать себя „не ведающим о том, что происходит в стране“, если общественность хотела иметь достоверную информацию. Для него „как снег на голову“ обрушились события в Тбилиси в апреле 1989 года, он „не знал“ о том, что вот-вот вспыхнет карабахский конфликт, да и в других случаях уклонялся от того, чтобы принять на себя хотя бы малую часть ответственности за происходящее в стране.

А посему, когда он сказал В.А. Крючкову, доложившему ему о готовности к проведению акции: „Действуйте“, мы попросили принять нас для подробнейшего доклада.

И доложили. Получили одобрение. Особенно настойчив был Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе. Он сказал даже, что хорошо бы эту акцию начать с Грузии, где у власти был Гамсахурдия.

Но здесь вышла заминка. Мы попросили не только устного разрешения. Горбачев и Шеварднадзе высказали удивление. До сих пор звучат слова Шеварднадзе: „Зачем? Это акция спецслужб. Она не должна санкционироваться государством. В каком положении окажется МИД?“ Горбачев: „Но я же даю свое согласие“. — „Мало, Михаил Сергеевич, ибо это акция не спецслужб, а государственной власти. Она наводит порядок в стране, а спецслужбы и армия выполняют ее волю“.

По предложению Горбачева окончательное решение отложили на неделю, затем еще на неделю… Стало ясно, что президент смел тогда, когда есть на кого свалить вину. (…)

На всякую информацию о действиях Запада, подталкивающего разрушительный процесс, о гибельных для страны внутренних сложностях у Горбачева был один ответ: „Комитет госбезопасности драматизирует обстановку“. А драматизировал ее не только комитет. Об этом били тревогу многие честные люди, понявшие надвигающуюся беду»[677].

Другие комитетчики также были в игре. По воспоминаниям Грушко: «Однажды, в отсутствие Крючкова мне довелось лично информировать Горбачева о развитии ситуации на Украине. Я доложил ему о конкретных проявлениях националистических и сепаратистских настроений, игнорирование которых могло привести к требованиям о выходе Украины из Союза. Горбачев показался мне встревоженным и заявил, что „нужно что-то предпринимать“. Но что последовало за этим? От принятий каких-либо решений он по сути дела устранился, попытавшись переложить урегулирование вопросов общегосударственной важности на плечи КГБ, что выходило за рамки наших полномочий и возможностей»[678].

И уже потом Михаил Сергеевич утверждал: «Мне не раз в последние годы удавалось гасить, предупреждать опасное развитие событий»[679]. Вот как интересно оказывается можно трактовать уклонение от своих обязанностей. Здесь стоит понимать, что нас пытаются дезинформировать. Сама ситуация наиграна от начала и до конца. Да, введение ЧП — прерогатива высших органов государственной власти, юридическая сторона дела должна быть как можно более легитимной, а потом уж к делу приступают армия, МВД, спецслужбы на наиболее сложных и ювелирно точных участках общего дела. В народе говорят по этому поводу так: «Иван кивает на Петра, Петр кивает на Ивана, все вместе на Абрама, а страны-то нет…» Нет же, вместо того чтобы просто ввести ЧП, вывернули все так, чтобы был некий ГКЧП. Его объявили… А далее ничего не делалось.

Поздно, слишком поздно было искать ответ на вопрос: «Может ли государственная измена исходить от главы государства?»…[680]. Но сегодня мы на него отвечаем так: может, если, конечно же, глава спецслужбы разрешит.

«Да, были люди в наше время…»

И все же «лишь немногие, очень немногие будут догадываться». В Комитете Верховного Совета СССР по науке, народному образованию и культуре «…регулярно собирались представители самых „нестыкующихся“ направлений — военные, представители правоохранительных органов, ученые, духовные лидеры. Что объединяло этих людей? Под руководством академика Ю. Рыжова они разрабатывали концепцию национальной безопасности СССР. Уже тогда было очевидно, что необходимость такой работы недооценивалась большинством наших руководителей. В общественном сознании национальная безопасность ассоциировалась лишь со сферой компетенции КГБ. Между тем, в цивилизованном мире концепция национальной безопасности является основой государственной политики, она включает в себя также вопросы экономические, научно-технические, духовные, демографические, то есть буквально все аспекты жизни общества. Приходящие к власти главы государств и политические партии именно стратегию национальной безопасности объявляют вопросом первостепенной важности. Но у нас год назад мудрости еще недоставало. А может быть, не о мудрости надо говорить…

Бывший председатель КГБ В.А. Крючков при обсуждении в верховном Совете законопроекта об органах КГБ заявил, что разговоры о новой концепции безопасности страны — это пустая трата времени. Дальнейшая работа группы была пресечена по указанию бывшего председателя союзного парламента А.И. Лукьянова. Когда Анатолию Ивановичу вручили список специалистов, работавших над концепцией, с просьбой официально оформить эту группу, он проговорил: „Наконец-то мы узнали тех, кто занимается у нас в государстве подрывной деятельностью“[681]. Слова не были брошены на ветер, многие участники группы Рыжова подверглись преследованиям, особенно это коснулось военных специалистов. (…)

Академик Ю. Рыжов пытался достучаться до высоких кабинетов, от него отмахивались: создан же Совет безопасности. Бесполезно было объяснять, что в таком виде это чисто декоративный орган, реальными полномочиями не наделенный…»[682].

В самом деле, как-то странно, что группа народных депутатов, созданная с согласия Президента 27 апреля, прекратила свое участие 6 июня по распоряжению спикера парламента.

Надо сказать, что с пониманием некоторых вопросов безопасности и без КГБ ученые справлялись довольно недурно. Впрочем, судите сами: «Раньше угрозы мы ждали из-за рубежа. В наши дни в эти слова вкладывается уже иной смысл: лишь бы не было гражданской войны. Сегодня угроза для безопасности страны (…) таится внутри ее границ. И главная опасность — это унылая перспектива безнадежной экономической и технической отсталости, социальной деградации, разрушения общественных и национальных связей. Если теперь мы попытаемся воспользоваться привычными концепциями национальной безопасности, то обнаружим их полную бессмысленность. Можно даже утверждать, что концепция национальной безопасности в современных условиях у нас начисто отсутствует. Из чего она складывалась традиционно? Необходимость иметь количество (а лучше и качество) вооружения такое же, как и у вероятного противника. Плюс к этому — КГБ для охраны секретов, разоблачения происков все тех же врагов и защиты правящих верхов. Сегодня же вопрос национальной безопасности — это уже вопрос и военный, и экономический, и экологический, и политический, и устойчивости культуры, и прорывов в науке.

Нынешнее кризисное состояние советского общества позволяет утверждать, что в современных условиях безопасность СССР определяется прежде всего нашей способностью решить неотложные внутренние политико-правовые, национально-государственные, социально-экономические, экологические и гуманитарные проблемы. (…) Когда депутаты вклинились в ее проблемы, то все поначалу не выглядело особенно сложным. (…) При внимательном рассмотрении ситуации обнаружили, что существует системообразующий момент, с которого надо начинать. Это концепция национальной безопасности. (…)

К сожалению, нашим сегодняшним подходам к анализу вопросов безопасности явно недостает системности. Это либо импульсивная реакция, нацеленная на латание дыр, либо ведомственное стягивание на себя ветхого одеяла. Например, Конституция СССР определяет государственную безопасность как важнейшую функцию государства, но из этого не следует, что данную сферу, как это пытаются делать сейчас, нужно отдать на откуп Министерству обороны и КГБ. Наоборот, нынешнее положение нашей страны убедительно показывает, сколь пагубно влияет на ее развитие отсутствие целостной концепции безопасности, механизмов и структур, определяющих масштаб и характер существующих угроз, четкого определения приоритетов и последовательности решаемых задач. В частности, в документе „О реформе системы безопасности страны“, подготовленном группой, состоящей из народных депутатов и экспертов (…), подчеркивается, что необходимо разработать такую концепцию, которая охватывала бы внутренние и внешние аспекты безопасности страны, рассматривала их в целостной системе взаимосвязанных факторов, направленной на защиту общенациональных интересов. (…)

Угроза безопасности — это перспектива такого развития событий, которое будет создавать опасность самого существования Советского Союза, его независимости и выживания как социально-экономической и политической общности.

В документе „О реформе системы безопасности страны“ угрозы безопасности СССР разделяются на несколько групп.

В сфере политической многие процессы приняли непредсказуемый характер. Многие органы государственной власти фактически прекратили осуществление своих функций. Массовый характер приняли нарушения законности и правопорядка. Возникла опасность насильственного разрешения возникших противоречий. Реальной становится опасность распада СССР. (…)

В сфере экономической основная угроза безопасности Советского Союза заключается в перспективе необратимого технологического отставания, скатывания на задворки мирового экономического развития, социального регресса и дезинтеграции общества. Советский Союз давно перешагнул безопасные границы научно-технической зависимости от Запада, и дальнейшее продвижение по пути импорта передовых технологий за счет кредитов и сырьевого экспорта равносильно постепенному технологическому самоубийству…»[683].

Если б занимались ерундой, как некоторые в погонах и при лампасах, то их бы никто и не трогал, а так умный противник оказался опасным. В прошлом нами четко показано, что верхушка КГБ контролировала многое и многих. Но не все. А раз так, то неконтролируемое нужно уничтожить на корню. Мы, опять же, недаром в предыдущем описывали, какая прослойка «nation security & intelligence» существовала в Штатах. Но ведь что-то было и в СССР, и оно было вне КГБ. А раз так… «Комиссия официально просуществовала символические сорок дней и была „с благодарностью“ распущена с обещанием, что в дальнейшем все заботы о предмете берет на себя президент СССР.

Закрыта Комиссия была под давлением силовых структур, и первую очередь, лично председателя КГБ Владимира Крючкова Единственным результатом деятельности Комиссии было провозглашение ею либеральной парадигмы концепции безопасности (человек, общество, государство) и комплексности проблемы безопасности, включающей не только военно-политическую безопасность, но также и экономическую, культурную, экологическую, демографическую, информационную и ряд других ее составляющих»[684]. В. Крючков, выступая как-то в парламенте, в ответе на вопрос о комиссии Рыжова назвал ее несерьезным начинанием. Затем, после уже «победы демократии», от Ю.А. Рыжова избавились привычным способом: отправили послом в США.

Хроника. 1991 год, январь — август. Поздно кричать «Караул!»

Январь

1 — умер ген.-л-нт Ф.К. Мортин.

2 — рижский ОМОН освободил Дом печати, который был незаконно захвачен местными властями, хотя принадлежал партийным органам.

3 — В.А. Крючков принял посла США в СССР Дж. Мэтлока и имел с ним беседу по широкому кругу вопросов, представляющих взаимный интерес.

5 — в органы ТГУ отправлена шифрограмма № 174033. Со ссылкой на «Временное положение о негласном оперативном составе органов КГБ» предлагается, используя свои возможности, развернуть работу по формированию различных коммерческих структур. Предполагается, что эти структуры должны иметь выход на международные рынки. Необходимость иметь такие структуры обусловлена обострением внутриполитической ситуации. Предполагалось их использование для достижения следующих стратегических целей: 1. Обеспечение надежного прикрытия руководства и наиболее ценных оперативных работников в случае развития внутриполитической ситуации по восточногерманскому варианту. 2. Получение финансовых средств для организации работы против приходящего к власти деструктивного элемента в условиях подполья. 3. Создание условий для эффективного использования зарубежной и внутренней агентуры при нарастающей политической нестабильности[685].

13 — В.А. Крючков совместно с О. Шениным и Ю.Д. Маслюковым встречаются в Москве с бывшим премьером Литвы С. Сакалаускосом, срочно прибывшим по вызову из Мапуту, и предлагают ему войти в состав т. н. Комитета Национального Спасения. Последовал отказ. Экс-премьер съездил на родину. Через несколько дней состоялась новая встреча с таким же результатом.

16 — в соответствии с постановлением Верховного Совета СССР № 1910-1 «Об организации и мерах по обеспечению проведения референдума СССР по вопросу сохранения СССР» в п. 7 предписывалось МО, КГБ и МВД СССР организовать проведение референдума в воинских частях. Состоялись похороны л-нта В. Шатских. Постовые Рижского ОМОНа открыли стрельбу после провокации возле места дислокации.

20 — Совет Министров Латвии принял постановление № 33 о создании Департамента Общественной Безопасности. Директор ДОБа — п/п-к Я. Башкерс. Зам. — п-к А. Плявиньш из разведуправления Прибалтийского ВО, куратор агентурной разведки — включая и зарубежную сеть. Один сотрудников — м-р В. Руданс из КГБ Латвии, уволился в 1990 г., работал в представительстве в ГДР. Рижский ОМОН занимает здание МВД республики. При этом погибли два милиционера, два оператора, снимавшие инцидент, и один прохожий.

23 — опубликовано интервью В.А. Крючкова «Литературной газете», в котором рассматриваются несколько тем: слова на Съезде народных депутатов Э. Шеварднадзе о том, что страна идет к диктатуре, как КГБ и его предшественники боролись с врагами народа и диссидентами.

26 — Указ Президента СССР «О взаимодействии милиции и подразделений Вооруженных Сил СССР при обеспечении порядка и борьбы с преступностью».

26 — Указ «О борьбе с экономическим саботажем».

27 — вильнюсский ОМОН разгромил два поста литовской таможни.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.