Георгий Адамович

Георгий Адамович

Георгий Викторович Адамович (1894, Москва – 1972, Ницца), поэт, литературный критик. В первом сборнике стихотворений «Облака» (1916) Н. Гумилев отметил влияние А. Ахматовой и И. Анненского, что естественно, так как Адамович в 1914 г. сблизился с «Цехом поэтов», объединившим акмеистов. Был другом Н. Гумилева и Г. Иванова, печатался в «Аполлоне».

Эмигрировал в 1923 г. после выхода второго сборника «Чистилище» (1922), обосновался в Париже, где стал одним из самых авторитетных критиков, сотрудничал во многих эмигрантских изданиях: журналах «Звено», «Числа», газете «Последние новости». Наряду с М. Цетлиным, В. Вейдле, К. Мочульским, П. Бицилли, Вл. Ходасевичем Адамович активно участвовал в реальной организации культурной жизни русской литературно-художественной диаспоры. Наиболее существенные статьи объединены им в сборнике «Одиночество и свобода» (Нью-Йорк, 1955), название которого определяло основные чувства эмигрантской литературы первой волны. Адамович также автор сборников литературно-критических статей «О книгах и авторах» (Мюнхен-Париж, 1966) и «Комментарии» (Вашингтон, 1967).

Писал стихи всю жизнь, они вошли в сборники «На Западе» (Париж, 1939); «Другое отечество» (Париж, 1947); «Единство» (Нью-Йорк, 1967). Во время Второй мировой войны служил добровольном во французской армии.

Поэзия Адамовича носит аскетически сдержанный характер, она музыкальна внутренней энергией чуткой и нервной души, обладающей чрезвычайно емкой памятью прошлого. Синтез некоторых приемов символизма, заключающихся для этого поэта прежде всего в использовании эмблематических слов, связанных с Россией, и акмеизма, выразившийся в точности стихотворного рисунка при воссоздании архитектурных образов, особенно Петербурга, делают поэзию Адамовича близкой к неклассическим традициям поэзии Серебряного века.

Адамович – поэт камерный, как и большинству эмигрантских художников ему свойственны настроения пронзительной тоски по родине, чувство экзистенциального одиночества, что придает его поэзии остроту психологизма, более свойственного прозе. Он мастер внутреннего монолога, в котором и звучат голоса прошлого, и происходит спор с самим собой.

Ощущение родины выражается в изумительно чистом русском языке, ясности мысли, четкости композиции и, главное, в постоянном внутреннем обращении к архитектурному символу русской государственности эпохи Петра I – Петербургу и истокам русской художественной традиции – А. Пушкину.

Просыпаясь, дымит и вздыхает тревожно

столица,

Окна призрачно светятся. Стынет дыханье

в груди.

Отчего мне так страшно? Иль, может быть,

все это снится,

Ничего нет в прошедшем и нет ничего

впереди?

Море близко. Светает. Шаги уже меряют

где-то,

Будто скошены ноги, я больше бежать не

могу,

О, еще хоть минуту! Но щелкнул курок

пистолета.

Не могу… все потеряно… Темная кровь

на снегу.

Тишина, тишина. Поднимается солнце.

Ни слова.

Тридцать градусов холода. Тускло сияет

гранит.

И под черным вуалем у гроба стоит

Гончарова,

Улыбается жалко и вдаль равнодушно

глядит.

Поэзия Адамовича является квинтэссенцией тех ощущений, которые трудно передаваемы словами, но являются основой внутренней жизни личности, выброшенной историей из привычной колеи, лишенной само собой разумеющихся опор существования. Слияние литературных и исторических реалий, исповедальности и предчувствия неотвратимой смерти, смешение геополитических примет пространства и сновидческого полубреда рождают строки, обращенные не к ценителям поэтического мастерства, а к читателю – другу, такому же одинокому и несчастному человеку, лишенному родины и духовного пристанища, как и сам поэт, мечтающий вернуться в Россию, где правит «восточный Гамлет».

Когда мы в Россию вернемся… о, Гамлет

восточный, когда?

Пешком, по размытым дорогам,

в стоградусные холода,

Без всяких коней и триумфов, без всяких

там кликов, пешком,

Но только наверное знать бы, что вовремя

мы добредем…

Больница. Когда мы в Россию… колышется

счастье в бреду.

Как будто «Коль славен» играют

в каком-то приморском саду,

Как будто сквозь белые стены, в морозной

предутренней мгле

Колышутся тонкие свечи в морозном

и спящем Кремле.

Когда мы… довольно, довольно. Он болен,

измучен и наг.

Над нами трехцветным позором полощется

нищенский флаг,

И слишком здесь пахнет эфиром, и душно,

и слишком тепло.

Когда мы в Россию вернемся… но снегом

ее замело.

Пора собираться. Светает. Пора бы»

и двигаться в путь.

Две медных монеты на веки. Скрещенные

руки на грудь.

Своеобразный синтаксис, прерывистые строки создают ощущение непосредственности поэтической речи, передают пульсацию внутренней жизни. Этот прием в какой-то мере схож с открытиями И. Анненского и может быть сравним с синтаксисом его стихотворений «Прерывистые строки», «Второй мучительный сонет», «Трилистник кошмарный». Адамович использует скрытые цитаты и реминисценции, создает контаминирующие образы. Так, строка В. Брюсова «тень несозданных созданий» используется в переосмысленном варианте:

Ничего не забываю,

Ничего не предаю,

Тень несозданных созданий

По наследию храню.

Из наследия О. Мандельштама извлекается знаковое для его поэтики слово «Tristia», в стихотворную ткань включаются отрывки из модных в начале XX в. песенок, сами стихотворения строятся по канве старинных музыкальных мелодий, об инобытии мыслится как о пространстве, где разрешаются коллизии литературных героев:

Там ждет нас в дали туманной

Покой, мир, торжество,

Там Вронский встретится с Анной

И Анна простит его.

Муза Адамовича всегда была искренней и по-человечески теплой и чрезвычайно чуткой к чужой боли. Узнав о самоубийстве в далекой Елабуге в России М. Цветаевой, Адамович ее памяти посвятил стихотворение, выразившее жизненное и поэтическое кредо самого автора:

Поговорить бы хоть теперь, Марина!

При жизни не пришлось. Теперь вас нет.

Но слышится мне голос лебединый,

Как вестник торжества и вестник бед.

При жизни не пришлось. Не я виною.

Литература – приглашены; в ад.

Куда я радостно входил, не скрою,

Откуда никому – путей назад.

Не я виной. Как много в мире боли.

Но ведь и вас я не виню ни в чем.

Как чудно жить – всё по случайности, всё – по неволе.

Как плохо мы живем.

Как критик Адамович обладал большой чуткостью и требовал от поэтов отражения существенных для человека непреходящих тем, таких, как смерть, любовь, смысл бытия. Будучи приверженцем классической линии в искусстве, отстаивал принципы простоты и безыскусности поэтической речи. Его статьи и комментарии в основном очертили проблему реального вклада русской эмиграции в мировую культуру. Он был инициатором создания Энциклопедии культуры русского зарубежья.

Адамович являлся организатором «Парижской ноты», основателем направления в эмигрантской поэзии, носящей такое же название, которое положило в основу принципы, отстаиваемые им в критике. Был составителем первой поэтической антологии русского зарубежья «Якорь» и автором вводной статьи к ней. Его стихи вошли также в антологии «На Западе», «Муза Диаспоры», сборник «Содружество».

Сочинения

Адамович Г. Одиночество и свобода. М, 1996.

Литература

Бунин И. Воспоминания. Г. Адамович // Знамя. 1988. № 4. С. 178–191.

Набоков В. Г. Адамович // Октябрь. 1989. № 1. С. 195–207.

Померанцев К. Сквозь смерть. London, 1986 [Главы из книги К. Померанца опубл. в Лит. обозрении. 1989. № 11. С. 79–82.].

Соколов Г.С. Судьбы русский литературной эмиграции 1920-х годов. М., 1991.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.