Парки Царского Села

Парки Царского Села

Еще одним пригородным парком, основанным при Петре I в первой четверти XVIII века, был Екатерининский парк Царского Села. Об основании этого знаменитого пригорода рассказывают легенды. В начале XVIII века единственная дорога из Петербурга в будущее Царское Село, минуя Пулковскую гору, поворачивала направо, шла вдоль огромного лесного массива и затем, резко повернув на юго-восток, пробиваясь сквозь дремучий лес, заканчивалась при въезде на бывшую шведскую мызу Saris hoff, что значило «возвышенное место». Правда, легенды возводили это название к имени какой-то «госпожи Сарры» — по одной версии, и «старой голландки Сарры» — по другой. Легенда выглядит вполне логично: в XVIII веке действительно название царской резиденции писали с буквы «С» — Сарское Село, что для простого народа, рассказывается в легенде, было не очень привычно, и слово «Сарская» они будто бы произносили как «Царское». Так или иначе, к этой мифической Сарре Петр I якобы иногда заезжал угоститься свежим молоком. В 1710 году эту мызу на сухом возвышенном месте царь пожаловал своему любимцу Александру Даниловичу Меншикову, но через какое-то время передал ее во владение будущей своей жене Екатерине Алексеевне, бывшей ливонской пленнице Марте Скавронской.

В отличие от Петергофа, Сарская мыза не превращается в официальную загородную резиденцию царя. Екатерина живет здесь простой помещицей в деревянном доме, окруженном хозяйственными постройками, огородами и садами. Временами, чаще всего неожиданно, сюда приезжает царь, любивший в этой уединенной усадьбе сменить парадные официальные застолья на шумные пирушки в кругу близких друзей.

Только в эпоху уже другой Екатерины — императрицы Екатерины II, Царское Село превращается в загородную императорскую резиденцию. Вместо «Деревни царя», как называли его при Петре I, Царское Село стали называть «Дворцовым городом», «Петербургом в миниатюре», или «Русским Версалем».

В 1718 году петергофский архитектор И.Ф. Браунштейн построил для супруги императора небольшой каменный дом, с которым связана одна сентиментальная легенда, записанная Штелиным. Приводим ее в пересказе И.Э. Грабаря.

«Угождение, какое сделал государь императрице, построив для нее Катерингоф (Екатерингофский дворец. — Н. С.), подало ей повод соответствовать ему взаимным угождением. Достойная и благодарная супруга сия хотела сделать ему неожиданное удовольствие и построить недалеко от Петербурга другой дворец. Она выбрала для сего высокое и весьма приятное место, в 25 верстах от столицы к югу, откуда можно было видеть Петербург со всеми окрестностями оного. Прежде была там одна небольшая деревенька, принадлежавшая ингерманландской дворянке Саре и называвшаяся по ее имени Сариной мызою. Императрица приказала заложить там каменный увеселительный замок со всеми принадлежностями и садом. Сие строение производимо было столь тайно, что государь совсем о нем не ведал. Во время двухлетнего его отсутствия работали над оным с таким прилежанием и поспешностью, что в третий год все было совершенно отделано. Императрица предложила будто бы своему супругу по его приезде совершить прогулку в окрестностях города, обещая ему показать красивейшее место для постройки дворца, и привела его к возведенному уже дому со словами: „вот то место, о котором я вашему величеству сказывала, и вот дом, который я построила для моего государя“. Государь бросился обнимать ее и целовать ее руки. „Никогда катенька моя меня не обманывала", — сказал он».

«Неожиданное удовольствие», о котором говорится в легенде, сводилось к тому, что Петр, круто повернув с основной дороги в сторону Сариной мызы, должен был поразиться открывшейся перспективе с каменным дворцовым фасадом в центре. К тому времени домовитая Екатерина, вовсе не помышляя о блестящей судьбе будущей царской резиденции, высадила вокруг дворца тысячи яблонь, сотни вишен и бесчисленное множество кустов смородины и крыжовника.

В 1743–1751 годах дворец претерпел первую перестройку по проекту архитекторов А.в. Квасова и С.И. Чевакинского. Квасов возвел два флигеля, объединив их с первоначальным каменным дворцом открытыми галереями. Он же начинает строительство одноэтажных служебных флигелей, определив тем самым блестящие пропорции и размеры парадного двора.

Еще с Екатерининских времен парк вокруг дворцовых построек начинает утрачивать старомосковские садовые черты. Вырубаются плодовые деревья, прокладываются прямые аллеи, выращивание овощей и фруктов переносится в специально построенные оранжереи. Более того, квасов предлагает создать перед дворцом на территории бывшего Зверинца регулярную планировку, которая должна раскрыть перед зрителем весь фасад дворца.

Но уже к концу этой перестройки в нее вмешивается величайший зодчий XVIII столетия Б.Ф. Растрелли. В 17521756 годах он практически заново перестраивает старый Царскосельский дворец. Растрелли уничтожает галереи, надстраивает флигели и возводит дворцовый комплекс, размерами превосходящий все построенное ранее в Петербурге. Кроме того, он создает пластическую декорацию фасадов, равной которой по силе эмоционального воздействия русское барокко в период своего наивысшего расцвета не знало. Исключительное многообразие эффектных деталей в виде мужских, женских и львиных масок, картушей, раковин, кронштейнов, наличников и лопаток, множество сверкающих позолотой статуй и ваз, обилие колонн, белизна и стройность которых подчеркнута изящной вызолоченной чернью балконных решеток, по свидетельству современников, производили неизгладимое впечатление.

Екатерининский дворец. Общий вид

Парадный двор со стороны старой Петербургской дороги Растрелли замыкает кованой решеткой с Золотыми воротами, названными так из-за обилия позолоченных деталей, делающих металлические створы легкими и нарядными. В XVIII веке пилоны ворот украшала скульптура.

О впечатлении, производимом на посетителей Екатерининским дворцом, можно судить и по преданию, записанному П. Свиньиным. «когда императрица Елизавета приехала со своим двором и иностранными министрами осмотреть оконченный дворец, то всякий, пораженный великолепием его, спешил изъявить государыне свое удивление. Один французский посол маркиз де ла Шетарди не говорил ни слова. Императрица, заметив его молчание, хотела знать причину его равнодушия, и получила в ответ, что он точно не находит здесь самой главной вещи — футляра на сию драгоценность».

В царствование Екатерины II дворец, из которого, как утверждают легенды, были прорыты подземные ходы ко всем основным парковым павильонам, становится ее любимой загородной резиденцией. Однако серьезных изменений дворец уже не претерпевает. Более того, сохранилось предание об отказе государыни вторично золотить крышу Царскосельского дворца. В свое время на внутреннюю и наружную отделку дворца было израсходовано более шести пудов золота. В народе про дворец рассказывали чудеса, уверяя, будто вся крыша его золотая. Карнизы, пилястры, кариатиды действительно были позолочены. На ослепительно-белой, луженого железа, крыше стояла золоченая деревянная балюстрада, украшенная такими же деревянными золочеными фигурами и вазами.

Но уже через несколько десятилетий позолота в значительной степени утратилась и требовала восстановления. После некоторых колебаний Екатерина отказалась от больших трат, и позолоту частично закрасили, частично заменили бронзой. Но в народе сложилось предание, что не скупость государыни послужила тому причиной. Говорили, что ослепительный блеск золота в солнечную погоду не однажды вызывал панику и ложную тревогу. С криками: «Пожар!» конные и пешие, светские и военные, мужчины и женщины, дети и подростки, опережая друг друга, спешили к царскому дворцу, и затем, смущенные невольным обманом, расходились по домам и казармам. Потому-то, говорится в легенде, заботливая императрица и велела снять позолоту. Впрочем, по другой легенде, сама государыня, взглянув однажды на крышу дворца, пришла в ужас, и едва не закричала: «Пожар!» Да вовремя опомнилась. После этого курьеза будто бы и приказала императрица закрасить позолоту краской.

По местным преданиям, только за право счистить с крыши остатки позолоты подрядчики предлагали Дворцовому ведомству «20 000 червонных», но Екатерина будто бы гордо ответила, что не продает своих обносков, и велела все закрасить охрой. Позолоченным остался только купол дворцовой церкви.

Однако случались и подлинные пожары. Один из них произошел в июне 1863 года. Это был второй пожар Царскосельского дворца. В 1820 году, по преданию, огонь удалось унять с помощью Святой иконы Божьей Матери, вынесенной из Знаменской церкви. Увидев икону, Александр I будто бы воскликнул: «Матерь Божия, спаси мой дом». Рассказывают, что в эту минуту переменился ветер, и пожар удалось быстро прекратить. И на этот раз, уже по указанию Александра II, икону вынесли из церкви и обнесли вокруг дворца. Пламя, еще мгновение назад не поддававшееся пожарным, говорят, тут же стало затихать.

При Екатерине II в ансамбле Екатерининского дворца произошли очередные изменения. В 1779 году Ю.М. Фельтен пристраивает к дворцу так называемый Зубовский флигель. Несмотря на свое укоренившееся в литературе название, Зубовский корпус связан не только с именем Платона Зубова. Еще до него здесь, в комнатах на первом этаже, поочередно жили и другие фавориты императрицы: Григорий Потемкин, Александр Ланской, дмитриев-Мамонов. Личные покои Екатерины находились на втором этаже. Лестница, связывавшая оба этажа, в местном фольклоре называлась «Лестницей фаворитов».

Интересно отметить, что при строительстве флигеля Фельтен предпринял архитектурный эксперимент, значение которого далеко не сразу поняла и оценила архитектурная общественность. Дело в том, что фасад Зубовского флигеля, являющийся продолжением фасада дворца, обработан в одном с ним стиле барокко, а фасад, обращенный в сторону Большого луга, — в формах нарождающегося нового стиля — классицизма. Это была, пожалуй, первая попытка столь близкого существования двух полярно противоположных архитектурных направлений, в дальнейшем получившая блестящее развитие в таких петербургских архитектурных ансамблях, как дворцовая площадь и ансамбль Смольного.

В это время архитектором Царского Села становится Чарлз камерон, еще до приезда в Россию известный в архитектурных кругах Европы как исследователь и знаток античной архитектуры. Он — автор нашумевшего исследования «Термы римлян», авторитетный ученый и участник раскопок в Помпее и Геркулануме. Камерон начинает работу в Петербурге, полный надежд на возрождение античных образцов архитектуры древней Греции и Рима. Первой его работой в Царском Селе становится проект Холодной бани — двухэтажного помещения с купальней на первом и «Агатовыми комнатами» для отдыха на втором этаже.

Камеронова галерея. Современное фото

В 1787 году Камерон заканчивает грандиозное здание галереи для торжественных обедов, парадных приемов и прогулок в плохую погоду. Получившая впоследствии название Камероновой, эта галерея на уровне второго этажа объединялась с холодной баней открытой террасой — висячим садом, и была решена в единых стилистических формах с последней.

Камеронова галерея имеет два спуска в парк. С торца один из них оформлен величественной парадной лестницей, украшенной бронзовыми фигурами Геркулеса и Флоры, работы скульптора Ф. Гордеева. Второй спуск оформлен в виде знаменитого и единственного в своем роде Пандуса с романтическими античными жертвенными треножниками и гигантскими маскаронами на замковых камнях арок. В XVIII веке Пандус производил необыкновенное впечатление. Восхищенные петербуржцы окрестили его «Лестницей богов». Однако, едва вступив на престол, Павел I, который во всем стремился подчеркнуть свое неприязненное отношение к матери, велел перенести скульптуры в Павловский парк. Там они до сих пор украшают ансамбль Двенадцати дорожек.

Высокий художественный такт и безупречный вкус камерона сказался еще и в том, что оба его произведения — и Холодная баня, и Галерея, при том что во исполнение прихоти монаршего заказчика, непосредственно соприкасаются с Большим дворцом, имеют самостоятельное значение и зрительно воспринимаются отдельными павильонами.

В истории камероновой галереи был случай, когда известное сходство фамилии знаменитого архитектора и названия сборника новелл эпохи возрождения однажды напомнило о себе. Как рассказывал автору этих строк ныне ушедший из жизни крупнейший в свое время обладатель коллекции петербургских открыток Николай Павлович Шмидт-Фогелевич, в его собрании находится открытка, изданная до революции книжным магазином Митрофанова. На открытке изображено здание камероновой галереи с надписью: «декамеронова галерея». Надо полагать, среди филокартистов этот досадный издательский курьез превратился в микротопоним и стал одним из фольклорных названий камероновой галереи.

В самом конце XVIII века архитектор И.в. Неелов строит для внучек Екатерины II — дочерей Павла Петровича четырехэтажный великокняжеский корпус. Из корпуса через Садовую улицу была перекинута галерея для непосредственной и более удобной связи с Екатерининским дворцом. Стареющая Екатерина таким образом могла чаще навещать своих внучек. Лестниц она не любила. В 1811 году архитектор В. И. Стасов приспосабливает великокняжеский корпус для размещения в нем Лицея. Возведением великокняжеского корпуса заканчивается почти 70-летнее формирование архитектурного ансамбля Екатерининского дворца.

Если верить фольклору, во время великой Отечественной войны фашистские солдаты, которые оккупировали город Пушкин, однажды попытались снять позолоту с крыши Екатерининского дворца. Однако попытка провалилась. Говорят, что каждый раз, едва на крыше появлялись подозрительные фигуры, в дело вмешивались советские снайперы и точными выстрелами сбивали мародеров. Но сам дворец был разрушен и подвергнут варварскому разграблению. Возрождение дворца началось сразу по окончании войны и продолжается до сих пор.

Одной из самых значительных утрат, связанных с фашистской оккупацией, стало похищение немцами знаменитой Янтарной комнаты. Так в научной литературе принято называть один из залов Екатерининского дворца в Царском Селе, стены которого полностью были облицованы янтарными панно. В начале XVIII века эти художественные панно из балтийского янтаря исполнил немецкий архитектор Андреас Шлютер для одного из кабинетов королевского дворца в Берлине. В 1716 году Фридрих вильгельм I решил подарить этот кабинет Петру I. Говорят, что, убеждая прусского короля расстаться с Янтарным кабинетом, Петр I предложил ему взамен несколько гренадер, каждый из которых был выше шести футов ростом. Правда, есть легенда, утверждающая, что Петр I просто выклянчил Янтарный кабинет у вильгельма. Так или иначе, но кабинет разобрали на отдельные части и доставили в Петербург. В 50-х годах XVIII века Янтарный кабинет перевезли в Екатерининский дворец и смонтировали в одном из его залов. С тех пор Янтарная комната приобретает все более широкую популярность. По свидетельству очевидцев, она производила неизгладимое впечатление, успешно соперничая с позолотой, живописью и драгоценными камнями в интерьерах дворца.

Янтарная комната. Фрагмент декора

Последний раз Янтарную комнату видели в Екатерининском дворце в 1941 году, перед немецкой оккупацией Пушкина. Затем она исчезла. Как утверждают историки, по личному указанию Гитлера Янтарная комната подлежала первоочередной «законной конфискации», как это формулировалось в официальных германских документах того времени. Известно, что в 1942 году Имперский комитет по музеям Германии принял решение передать ее кенигсбергу. Из оккупированного Пушкина она была доставлена в резиденцию гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха. В том же году ее экспонировали для высших армейских чинов в Королевском замке Кенигсберга, затем вновь упаковали в ящики и спрятали в замковых подземельях. В реальной истории знаменитой комнаты это сообщение стало последним, уступив место многочисленным догадкам, предположениям и легендам, множащимся до сих пор.

Версий и легенд о местонахождении похищенной и вывезенной из Советского Союза Янтарной комнаты множество. Мы же ограничимся рассказами лишь о тех, что касаются непосредственно Царского Села. Согласно легенде, в основе которой лежат современные исследования царскосельского краеведа Федора Морозова, за полтора-два года до начала Великой Отечественной войны группе царскосельских реставраторов было приказано изготовить в масштабе 1 х 1 «две янтарные копии». Одну из них подарили «небезызвестному другу СССР Арманду хаммеру, оказавшему советскому правительству важные услуги в первые месяцы войны». Другая копия осталась в экспозиции Екатерининского дворца, и именно ее немцы похитили при отступлении из Царского Села. А подлинник перед самой войной «замуровали в катакомбах царскосельских дворцовых подвалов», где она будто бы до сих пор и находится.

Если верить фольклору, подлинник Янтарной комнаты спрятан в подвалах казарм царскосельской лейб-гвардии, находившихся на углу Церковной и Малой улиц, или в подземных переходах, которые существовали между Екатерининским и Александровским дворцами и павильоном «Арсенал» в Александровском парке.

Но если эти легенды все-таки предполагают хоть какой-то шанс когда-нибудь найти Янтарную комнату, то другие не оставляют на этот счет никакой надежды. Во всяком случае на территории Царского Села. Например, есть легенда о том, что Сталин решил подарить то ли саму Янтарную комнату, то ли ее копию Гитлеру в память о подписании пакта «Риббентроп — Молотов». По легенде, Сталин долго сомневался, каким должен быть подарок. Наконец он вызвал Алексея Толстого: «Вы понимаете в культуре, — сказал он ему, — так скажите, что советский народ должен подарить немецкому народу — своему брату на век. Со следующей недели?» Толстой жил в то время в бывшем Царском Селе, и поэтому ответил то, что пришло ему сразу в голову: «Янтарную комнату». Сталин поругал его за такую расточительность, но с идеей согласился: «Только с одной поправкой: дарить немцам надо копию». И тут же были заказаны две копии. Остается только неизвестным, что подарили Гитлеру, а что осталось в Советском Союзе, и где это находится.

И уж совсем невероятной выглядит современная легенда о том, что Янтарная комната давным-давно найдена. Еще в советские времена ее по распоряжению Цк кПСС надежно упрятали в секретных подвалах одного из швейцарских банков. На всякий случай.

Екатерининский парк возник одновременно с Екатерининским дворцом. Вместе с дворцом рос, развивался, за долгие столетия слившись с ним настолько, что уже давно они врозь и не мыслятся. В 1720-х годах это единство подчеркнула прокладка Эрмитажной аллеи, она протянулась от центра паркового фасада дворца в глубину так называемого Старого сада, разбитого в голландском вкусе, и известного в обиходной речи как «Голландка». Старый сад делится надвое Рыбным каналом, прорытым в то же время. До великой Отечественной войны по берегам Рыбного канала росли огромные ели и пихты, посаженные, если верить старым преданиям, самим Петром I. В годы войны их вырубили фашисты. В наши дни деревья восстановили, но, конечно, современные молодые деревца не ассоциируются с петровским временем.

В центре парка был вырыт Большой пруд, где жили прекрасные белые лебеди. По осени лебеди не покидали Екатерининский парк, так как им подрезали крылья. Рассказывают, что Александру I это так не понравилось, что он будто бы однажды пожурил садовника. «когда им хорошо, — сказал император, — они сами здесь жить будут, а дурно — пусть летят куда хотят». Говорят, после этого на глади Большого пруда появились новые лебеди, с неподрезанными крыльями. Вскоре почти все они разлетелись. Их можно было увидеть в Павловске, Гатчине, в других местах. Но затем, к всеобщему удивлению, лебеди вновь вернулись в Царское Село. Этакая романтическая метафора, олицетворяющая «дней Александровых прекрасное начало», когда молодой император, обуреваемый либеральными мечтами о демократическом переустройстве государства, вселял в своих подданных чаянья и надежды на прекрасное будущее.

Большой пруд и павильон Грот. Фототипия. 1897 год

Александра любили, и он буквально купался в этой любви. Сохранился анекдот о прогулке императора по аллеям Царскосельского парка. Шел дождик, однако это не помешало толпе дам собраться посмотреть на обожаемого царя. Когда он поравнялся с ними, то многие в знак почтения опустили зонтики вниз. «Пожалуйста, — сказал государь, — поднимите зонтики, мадамез, не мочитесь». — «для Вашего императорского величества мы готовы и помочиться», — ответили дамы.

Екатерининский парк со своими строго расчерченными и бережно ухоженными дорожками и аллеями в представлении Екатерины II олицетворял собой государственный порядок, которым так гордилась императрица. Она была готова подчеркивать это при каждом удобном случае. Рассказывают о курьезе, происшедшем с известным любителем музыки бароном А.И. Черкасовым. В Большом дворце выделили комнаты, куда он мог приезжать в любое время. Однажды ему почему-то помешали ветви деревьев перед его окнами. Он приказал их срубить. Екатерине это не понравилось, и она решила найти способ досадить барону. Придя однажды в отсутствие Черкасова в его покои, она разбросала и перемешала все ноты, которые у него всегда находились в порядке. А затем, увидев раздосадованного и разгневанного Черкасова, как можно мягче проговорила: «Теперь вы понимаете, что досадно видеть беспорядок в любимых вещах, и научитесь быть осмотрительнее».

Сохранилась еще одна легенда о болезненной любви Екатерины к порядку. Недалеко от Большого пруда находится Розовое поле. Это обширный зеленый луг, обрамленный роскошными кустами роз. Прогуливаясь однажды по парку, императрица обратила внимание на великолепную белую розу и решила подарить ее своему любимому внуку Александру. Но было уже поздно и, чтобы за ночь розу не срезали, она приказала выставить у куста часового. А наутро совсем забыла о своем вчерашнем намерении. А часовой стоял. Затем его сменил другой… третий… четвертый гвардеец. Не зная о планах императрицы и боясь совершить непоправимую ошибку, командир караула учредил у розового куста постоянный караульный пост. Говорят, этот пост просуществовал вплоть до воцарения императора Николая I, тот и отменил его за ненадобностью. По другим легендам, узнав о происхождении поста, Николай перевел его в другое место, к Орловским воротам, и повелел, «чтобы часовой по-прежнему, в память великой бабки его, основоположницы лихих лейб-гусар, всегда назначался от этого полка».

Екатерининский парк богато украшен беломраморной скульптурой, особенно впечатляюще она выглядит на фоне темно-зеленых древесных крон. Традиционно бережное отношение к скульптуре сохранялось и после октябрьского переворота. Правда, иногда это принимало самые невероятные формы. Одна из легенд послереволюционного Петрограда повествует о том, как в 1918 году Петроградский губисполком получил телеграмму из Царского Села, из которой следовало, что после бегства белогвардейцев в одном из прудов Екатерининского парка нашли сброшенный с пьедестала обезображенный бюст карла Маркса. В Царское Село спешно направили комиссию во главе со скульптором Синайским, автором памятника основателю марксизма, созданного в рамках ленинского плана монументальной пропаганды. К приезду высокой комиссии бюст извлекли из пруда, отмыли, установили на постамент и укрыли белоснежным покрывалом. Предстояло его вторичное торжественное открытие. Под звуки революционного марша покрывало упало, и Синайский в ужасе отшатнулся. Перед ним хитро и сладострастно улыбался, склонив едва заметные мраморные рожки, эллинский сатир — одна из парковых скульптур Царского Села. Синайский, рассказывает легенда, осторожно оглянулся вокруг, но ничего, кроме неподдельного революционного восторга на лицах присутствовавших, не заметил. «Памятник» великому основателю открыли.

А. А. Греков. Вид павильона Эрмитаж в Царском Селе. 1759 год

В 1744 году по проекту Земцова начали возводить парковый павильон Эрмитаж. Однако в 1749 году, почти полностью готовый, он был переделан по новому проекту, предложенному архитектором Б.Ф. Растрелли. Тогда-то он и приобрел в своем оформлении многочисленные колонны, декорированные скульптурой и украшенные гипсовыми барельефами на базах, и легкие живописные балюстрады на причудливо изогнутой кровле.

Павильон Эрмитаж предназначался для приятного времяпрепровождения и отдыха. О приемах, устраиваемых императрицей Екатериной II в Эрмитаже, рассказывают легенды. После танцев из-под пола мгновенно поднимались специальные столы, блюда на которых «сменялись так, как делаются волшебные превращения в театре». Каждый из приглашенных мог заказать любое кушанье, написав его название на грифельной подставке и позвонив вниз. Под полом находились механизмы, вокруг которых «возились лакеи, спеша получить из кухни и поднять требуемое блюдо». Список блюд был так велик, что вполне мог удовлетворить любой, даже самый изощренный вкус. И будто бы только Суворову однажды удалось вызвать переполох на кухне и смутить хваставшуюся обилием гастрономического ассортимента императрицу. Говорят, он затребовал блюда, которых не оказалось-таки на кухне. Это были солдатские щи и каша.

Эрмитажную кухню, откуда подавались блюда, построили на границе парка, в некотором отдалении от Эрмитажа по проекту архитектора В. И. Неелова в 1775–1756 годах. Это был обыкновенный парковый павильон, возведенный из красного кирпича в стиле английской готики. В XVIII веке Эрмитажную кухню называли «красными воротами». Павильон «кухня» выполнял одновременно две функции: служил поварней, где готовились затейливые блюда для царских гостей, приглашенных в Эрмитаж, и оформлял вход в парк со стороны Садовой улицы. В советские времена первоначальные функции кухни сохранялись. Она также служила воротами для прохода в парк, и в ней готовились незатейливые блюда большевистского общепита и дежурные закуски для неприхотливых посетителей парка. Теперь уже не только за красный цвет кирпичных фасадов, но и за скудость и однообразие ассортимента в народе Эрмитажную кухню прозвали «красной пекарней».

Одновременно с Эрмитажем в 1749 году Растрелли возводит на самом берегу Большого пруда парковый павильон Грот. Выполненный в стиле зрелого барокко, он во многом повторял архитектурные мотивы Екатерининского дворца. Это был самый любимый павильон Екатерины II. Здесь, в центральном зале с видом на Большой пруд, среди собрания античных скульптур и рядом со стоящей в центре мраморной скульптурой сидящего в кресле вольтера работы Ж.-А. Гудона, императрица любила работать по утрам. Среди придворных павильон приобрел неофициальное название, сохранившиеся до настоящего времени: «Утренний зал».

К тому времени Большой пруд становится композиционным центром, на живописных берегах которого один за другим вырастают мостики, павильоны и другие парковые сооружения. В 1773–1774 годах по проекту архитектора В. И. Неёлова возводится симметричный краснокирпичный ансамбль из трех павильонов, построенный в стиле крепостных сооружений. В центральном павильоне, или Шлюпочном сарае, в свое время хранились малые суда, так называемой «царской флотилии». Среди них находились и такие, как индейская пирога, венецианская гондола и другие самые экзотические и необычные парусные и гребные суденышки. Боковые корпуса Адмиралтейства, известные как Птичьи, были изначально предназначены для содержания лебедей, фазанов и павлинов.

На втором этаже Шлюпочного сарая первоначально располагался зал для отдыха, по старой петровской традиции он назывался Голландским.

Подобно тому, как парковые павильоны и скульптурные украшения Петергофа одновременно становились памятниками победы русского оружия в Северной войне в начале XVIII века, так Екатерининский парк в Царском Селе в конце XVIII превратился в пантеон воинской славы России в многочисленных войнах с Турцией. Одним из таких памятников стала Чесменская колонна, воздвигнутая в 1774–1778 годах по проекту архитектора Антонио Ринальди в честь побед русского флота в Чесменской бухте Эгейского моря. Этот оригинальный 14-метровый триумфальный мраморный обелиск, увенчанный символом победы — бронзовым орлом, ломающим когтями турецкий полумесяц, установлен посреди Большого пруда на пирамидальном основании, погруженном в воду. На стволе колонны укреплены три пары корабельных носов — ростр, подчеркивающие морской характер знаменитой битвы. Иногда Чесменскую колонну называют «Ростральной».

Во время Великой Отечественной войны Чесменская колонна сильно пострадала. Были утрачены бронзовые барельефы, изображавшие отдельные эпизоды Чесменского сражения, и мраморная доска с памятной надписью. Согласно местным легендам, фашисты стремились уничтожить и саму колонну. Говорят, они набрасывали на нее стальные тросы и с помощью танков пытались стащить с пьедестала.

Другое сооружение, посвященное победам русского оружия над турецким, известно как Башня-руина. Это одно из самых эффектных и живописных сооружений Екатерининского парка имитирует старинные развалины древнего замка. Башня возведена по проекту архитектора Ю.М. Фельтена в «память войны, объявленной турками России», как об этом высечено на замковом камне арочных ворот Башни. Все сооружение выложено из кирпича, частично оштукатуренного. На поверхности штукатурки выбиты искусственные трещины, имитирующие естественные повреждения кладки.

В Царском Селе живет старинная легенда о том, что императрица Екатерина II держала здесь взаперти пленных турецких офицеров. В героический ряд парковых сооружений, посвященных русско-турецким войнам, можно поставить и павильон «Турецкая баня», построенный на берегу Большого пруда в 1850–1852 годах по проекту архитектора И.А. Монигетти. Он напоминает о победах России в русско-турецкой войне 1828–1829 годов. Это сооружение с высоким минаретом, по преданию, является точной копией павильона в одном из султанских парков в константинополе. Его внутреннее убранство — диваны, ковры и прочие предметы, привезли из Турции. На стенах изображены виды окрестностей константинополя.

Романтическими памятниками любви служат в Царском Селе два оригинальных моста — скромный, но безупречный по совершенству плавных линий арочного проезда — Малый каприз, и затейливо прихотливый, необыкновенно эффектный, с китайской беседкой над центральным проездом — Большой каприз. Их авторство принадлежит архитектору В. И. Неёлову. Оба каприза построили в 1770–1774 годах. Композиционная идея капризов навеяна старой гравюрой с изображением древнего китайского сооружения. Когда императрице Екатерине II представили смету на строительство двух мостов над парковыми дорожками, она обратила внимание на высокую стоимость этих парковых затей и, как рассказывает популярная легенда, отказалась ее утвердить. Однако верноподданные придворные почувствовали тонкое кокетливое притворство в монаршем поведении их государыни и, умело подхватив предложенные императрицей правила игры, начали ее уговаривать. Наконец, продолжает царскосельская легенда, уступая настойчивым просьбам, Екатерина подписала смету, проворчав при этом: «Пусть это будет мой каприз». Это якобы и определило необычность названий двух замечательных парковых сооружений.

Есть, правда, и другая легенда. По ней, идея создания Большого Каприза принадлежит фавориту Екатерины II григорию Александровичу Потемкину. Будто бы это он, «первый джентльмен страны», не лишенный рыцарского благородства и юношеского романтизма, придумал и велел в течение одной ночи осуществить парковую затею в угоду своей капризной любовнице.

Справедливости ради, надо заметить, что и сама Екатерина II не скупилась и не лицемерила, когда щедро отмечала большие и малые, государственные и негосударственные заслуги своих фаворитов. Наряду с Чесменской колонной, Зубовским корпусом и памятником А.Д. Ланскому в Екатерининском парке возведены Орловские ворота, отметившие «победоносное» возвращение графа Григория Орлова после подавления народных волнений в Москве. Ворота отлиты из чугуна в 1780 году, предположительно то ли по проекту Антонио Ринальди, то ли по рисунку Юрия Фельтена, и представляют собой классический образец римской триумфальной арки. На антаблементе ворот памятный торжественный текст: «Орловым от беды избавлена Москва».

Другие триумфальные ворота, известные в литературе под названием «Любезным моим сослуживцам», возведены в 1817 году по инициативе императора Александра I на границе регулярной части Екатерининского парка. Ворота являются памятником Отечественной войне 1812 года. Напомним, как юные лицеисты из окон лицейского перехода с завистью провожали войска, уходящие на борьбу с Наполеоном. «Вы помните, текла за ратью рать», — обращаясь к сокурсникам, писал позже Пушкин. Триумфальные ворота стоят как раз на этой дороге. Их поставили по проекту архитектора В.П. Стасова, того самого, кто перестраивал Фрейлинский корпус Екатерининского дворца для нужд Лицея. Первоначально ворота стояли в ограде парка напротив павильона Адмиралтейство, но затем их перенесли на новое место. В XIX веке в гвардейской офицерской среде их называли «Любезные ворота».

С именем Ринальди, который долго и плодотворно работал в Царском Селе, связан переходный период в истории русской архитектуры. Барокко уже уступало историческое место классицизму, и последний, пройдя сложный путь исканий и совершенствуясь, вошел в свой зрелый период с именами Джакомо кваренги и Чарльза камерона на знаменах. И тот, и другой начинали в Царском Селе.

В 1788 году кваренги закончил один из ранних своих шедевров — Храм Дружбы, или концертный зал. Строгая античная простота и лаконизм архитектурных форм, ясность и определенность идеи, заложенной в проекте и осуществленной в натуре, позволили современникам считать этот небольшой по размерам парковый павильон явлением в строительной жизни России. Впервые в архитектурной практике в оформлении интерьера зодчий использовал подлинный мозаичный пол конца II века нашей эры. Он был приобретен Екатериной в Риме. Практика использования античных подлинников имела для камерона принципиальный характер. Тем самым он подчеркивал прямую связь классицизма с архитектурой Древней Греции и Рима. Такой прием для кваренги не был случайным. Так, в оформлении миниатюрной кухни-руины, построенной рядом с концертным залом, он так же использовал оригинальные фрагменты античных построек — капители колонн, карнизы, фриз с гирляндами.

К концу XVIII века Царскосельский парк пришел в основном сложившимся и художественно законченным. На долю XIX столетия выпала очень малая толика строительства, хотя без двух сооружений этого времени Екатерининский парк представить трудно. В 1809 году на вершине холма над Большим прудом, там, где некогда возвышалась катальная горка, построенная Растрелли и разобранная за ветхостью в 1795 году, архитектор Луиджи Руска строит Гранитную террасу, оформленную дорическими колоннами, лестничными спусками и эффектной балюстрадой со скульптурой.

Один из берегов Большого пруда неподалеку от Террасы украшает скульптура «Молочница». Так в народе называют одну из самых популярных скульптурных композиций Екатерининского парка — фонтан «Девушка с кувшином»: струя воды вытекает из разбитого кувшина, над которым печально сидит «молочница», отлитая из бронзы по модели скульптора П.П. Соколова. Пьедесталом босоногой «молочнице» служит естественная гранитная скала. Романтический образ скорбящей девы воспет А.С. Пушкиным в стихотворении «Дева печально сидит…».

Фонтан «Девушка с кувшином». Фототипия. 1897 год

В Царскосельских парках бытует легенда о том, что «Молочница» — это своеобразный памятник супруге императора Александра I императрице Елизавете Алексеевне, чья драматическая судьба отвергнутой и нелюбимой жены волновала современников ничуть не меньше, чем сводки с военных дорог Отечественной войны 1812 года. По некоторым сведениям, в нее были тайно влюблены многие лицеисты, в том числе и Александр Пушкин.

В 1792 году в Царском Селе архитектор Джакомо кваренги начал возводить Александровский дворец. Дворец строился для любимого внука Екатерины II, старшего сына наследника престола Павла Петровича — Александра. Одновременно вокруг дворца началась разбивка парка, обширная пейзажная часть которого по своей планировке резко отличалась от регулярного Екатерининского парка.

Согласно местным преданиям, еще в старые, чуть ли не Екатерининские времена под парком обнаружили целую сеть подземных рек, щедро питавших его небольшие пруды и ручейки. Позже все подземные источники забрали в якобы золотые трубы, затем их объединили в одну общую систему. Но секрет этот, сообщает предание, тщательно оберегается от посторонних, дабы исключить возможность частных раскопок.

В конце XVIII века переходный период в русской архитектуре, связанный с долгими и порою мучительными поисками путей развития, породил несколько ветвей подражания, одна из которых, наиболее сильная и наиболее полно отвечавшая потребностям общества — античная, выжила и обернулась классицизмом. Другие, менее жизнестойкие не вышли за пределы лабораторного эксперимента. Иногда эти эксперименты приносили довольно интересные плоды. Так, говоря об архитектуре Царскосельских парков, нельзя не сказать о работах Камерона в подражание китайской архитектуре.

Увлечение китайской культурой наиболее ярко проявилось в парковом строительстве. Дворцовые интерьеры Петергофа, Ораниенбаума и Царского Села изобиловали подлинными предметами китайского искусства, в декоре внутренних покоев не последнюю роль играли восточные и, в частности, китайские мотивы. Но только в Царском Селе это увлечение выплеснулось за пределы дворцовых или павильонных стен и оформилось в виде законченного самостоятельного архитектурного комплекса. Центром этого комплекса стала китайская деревня — живописная и выразительная группа зданий с причудливо изогнутыми «китайскими» кровлями, украшенными драконами, зонтами и гирляндами, построенная камероном на территории Александровского парка. Предположительно идея постройки Китайской деревни принадлежала Неёлову и Ринальди. Они же в 1770-х годах разработали ее проект. Но строил Китайскую деревню Камерон. Он же поблизости от деревни возвел несколько мостов в «китайском» вкусе. Вместе с Большим и Малым капризами на границе Екатерининского парка, Скрипучей беседкой и Китайским театром они составляют самую крупную коллекцию русского «китайского» зодчества. Китайское направление в русской архитектуре оказалось тупиковым, оно не получило в дальнейшем практического распространения.

В 1828 году архитектор А. А. Менелас в пейзажной части Александровского парка Царского Села на месте разобранного Зверинца строит павильон Шапель, или готическую капеллу. Внутреннее скульптурное убранство Шапели исполнил скульптор В. И. Демут-Малиновский, изваявший фигуры ангелов для часовни. У южной стены часовни стояла статуя христа работы немецкого скульптора И. Г. Даннекера. О скульптуре Спасителя сохранилась легенда. Будто бы скульптор увидел образ Иисуса христа однажды во сне, и с того времени «день и ночь этот образ занимал его до такой степени, что он начал думать, что его побуждает к работе сверхъестественная сила». Через много лет ему наконец удалось изваять, как ему казалось, образ Христа. Однако сомнения скульптора не покидали. Когда статуя была еще в модели, он привел в мастерскую семилетнего ребенка и, согласно преданию, спросил его: «Что это за статуя?» — «Спаситель», — ответил ребенок, и ваятель в восторге обнял мальчика. Значит, он правильно понял образ, явившийся ему во сне, если даже дети его понимают. В городском фольклоре Шапель известна под названием «Башня Спасителя».

Кроме Шапели Менелас построил в Александровском парке и другие павильоны. Среди них Белая башня — семиэтажное сооружение, выкрашенное в белый цвет и напоминавшее рыцарский средневековый замок; Арсенал, прототипом которого стал реальный готический английский замок; Пенсионные конюшни, предназначенные для содержания отслуживших свой срок по старости лошадей так называемого «царского седла».

Из Александровского парка так называемая Столбовая дорога ведет в еще один парк Царского Села — Баболовский. Некогда в начале этой дороги, на самой границе Александровского парка, по проекту архитектора Менеласа установили красносельские ворота. Сначала ворота имели классический вид, но затем, в 1848 году, их перестроил архитектор А.И. Штакеншнейдер в ложноготическом стиле, и теперь они представляли собой сооружение, состоявшее из двух, сложенных из кирпича и облицованных пудожским камнем караулок со стрельчатыми окнами и зубчатым парапетом.

Баболовский парк возник в 1780-х годах вокруг усадьбы фаворита Екатерины II Григория Потемкина, неподалеку от деревни Баболово. В центре усадьбы по проекту И.в. Неёлова был построен небольшой одноэтажный дворец, основное место в котором занимал шестигранный зал с мраморной ванной. Дворец несколько раз перестраивался. Сначала по проекту Луиджи Руска, затем архитектором В.П. Стасовым. Заменили и мраморную ванну. Теперь на ее месте стояла огромная, 5-метровая в диаметре ванна, высеченная из цельного куска гранита знаменитым петербургским каменотесом Самсоном Сухановым, работавшим, как об этом говорит петербургский городской фольклор, на глаз, без всяких измерительных инструментов. Знатоки сакральных камней Ленинградской области, ссылаясь на местные предания, утверждают, что ванна вырублена из некоего почитаемого священного монолитного камня, взятого с какого-то древнего карельского капища.

Если верить легендам времен Великой Отечественной войны, немцы придавали этой ванне важное мистическое значение и пытались вывезти ее в Германию, но это им по каким-то причинам не удалось.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.