Мир поделен на тех, кто создает деньги, и на тех, кто их не создает

Мир поделен на тех, кто создает деньги, и на тех, кто их не создает

Все началось с золота. Благородные металлы обладают одним достоинством, одним свойством, которое выделяет их среди всех прочих материалов, это свойство заключается в их вечной сохранности[4]. Так, светло-желтый металл сделался общепризнанным средством обмена — жетоном, знаком торговых сделок, причем эти жетоны можно было прятать и сохранять в неспокойные времена и быстро выходить с ними на рынок, как только небо очищалось от туч. Металлический диск был меновой единицей и одновременно был средством накопления. Так как люди никогда не полагались друг на друга, то они решили именно золото назвать деньгами: это позволило им овеществить богатство и превратить его в товар, более прочный, чем узы человеческого сообщества, каковые, как всем стало давно известно, могут порваться в любой момент. Золотые же монеты можно было закопать во дворе.

Потом появилась группа людей, которым со временем стали доверять хранение золотых запасов; так на свет родились банкиры; эти последние быстро сообразили, что владельцам доверенных им золотых запасов на еженедельное проживание требуется лишь малая толика золотых монет и слитков; этот факт вдохновил банкиров на то, чтобы одалживать золото третьим лицам, в то время как законные владельцы этого одолженного золота пребывали в полной уверенности, что их ценности надежно спрятаны под сводами банковских подвалов. Вскоре настало время, когда банкиры начали распределять бумажные знаки, вместо того чтобы перемещать громоздкие слитки; возникло понятие гарантийного покрытия: столько-то золота столько же и еще какое-то количество бумажных купюр; другими словами, золото на депозитах банка всегда составляет какую-то долю от распространенных бумажных банкнотов — чем меньше доля золота в этом соотношении, тем более рискованной становится политика банка. В залог золота банк выдает своим клиентам счета и чековые книжки, на которые можно приобретать товары и услуги. Банк, непредусмотрительно ссудивший слишком много клиентов, пострадает, так как среди его вкладчиков пойдут слухи о банкротстве: в этом случае депозиторы бросятся в банк, чтобы получить свои деньги в золоте, так как всегда существует обоснованное подозрение, что в каждый данный момент в банке нет достаточной наличности, чтобы заплатить всем. Все это хорошо известно теперь и было известно всегда: известно, что банковское дело зиждется на грандиозном мошенничестве. Для банкиров весь трюк заключался в том, чтобы (1) заставить людей принимать банкноты так, словно это было золото, (2) самим обладать драгоценными металлами, (3) прятать их в подвалах и (4) постепенно выкачивать золото из обращения.

Но несмотря на то что все это было хорошо известно, банки так и не были реформированы, и никогда не переставали существовать традиционные банки; вместо этого они ветвились, причем очень быстро. Собственно, по-иному и не могло быть, так как деньги однажды превращенные в товар, то есть в золото, и присвоенные, давали в руки исконную силу, отличную от всех прочих — непосредственное проявление этой силы есть процентная ставка.

Этот простой процент, который стал управлять жизнью империй, — что это? Страховой взнос, комиссионные? Это и ни то и ни другое — так как и то и другое банки собирают с клиентов отдельно. Процентная ставка — это совсем другая история. Это цена золотых денег, это выражение того особого свойства, каким обладает золото и какое его владелец обыкновенно использует для того, чтобы поставить ближнего в затруднительное положение. Власть банкиров заключается в том, что они «продают» в кавычках средство, которое не погибает (деньги) для того, чтобы к своей выгоде воспользоваться остальной частью экономики, состоящей из производителей, которых заставляют наперегонки предлагать на продажу те товары, которые портятся, — от овощей до домов и машин.

После этого суть дела свелась к тому, чтобы скупить золото и монополизировать денежное обращение. Тот, кто контролирует деньги, контролирует всю государственную систему: ее деятельность, ее политику, ее искусство и ее науку. Короче говоря, все. И тут начинается бешеная гонка, которая происходит одновременно с построением «решетки», банковской сети. Решетка обладает набором узлов, расположенных в сердце экономической активности. В этих узлах — скрытными сторожами, банкирами — производятся расчеты, результаты которых рассылаются по ветвям сети с нарочными.

Золото по большей части исчезает из обращения; теперь его прячут в подвалы резервных банков, которые вместо него выдают экономически активным субъектам бумажные купюры. Великий круговорот свершился: золото вернулось туда, откуда вышло, — под землю, а деньги приняли ту форму, какую они должны были иметь всегда, форму, обусловленную самой их природой: они стали неосязаемым символом. Деньги стали перемещаться в форме рядов чисел на номерных счетах, в то время как золото, плотное, тяжелое и громоздкое, надлежащим образом хранилось в глубоких подземельях. Но эти деньги, эти балансы на номерных банковских счетах никогда не были общественными или государственными деньгами. Деньги были присвоены с самого начала. Их можно видеть только за экраном: но для того, чтобы завладеть наличностью, необходимо разрешение банкира. Если такое разрешение человеку дано, то этот счастливец получает возможность пользоваться красивой чековой книжкой, служившей пропуском для путешествия по тому лабиринту, в который в девятнадцатом веке превратились коммерческие взаимоотношения. Следовательно, процентная ставка представляла (и представляет до сих пор) собой цену, которую платят (1) за пользование неуничтожимыми средствами, в то время как деньги, как и все материальное, имеют вполне определенный и ограниченный срок годности, и (2) за доступ к принадлежащей банкирам «решетке».

Но это было только начало. Затем банкиры принялись накапливать золото, печатать и распространять банкноты — в названиях которых отражались весовые части банковского золотого запаса — под ростовщический процент, навязывая тем самым свою частную, корпоративную монополию гражданам своих стран.

Каким образом банкирская решетка взаимодействует с экономическим организмом? Основополагающий принцип прост: тот, кто хочет получить доступ к решетке, — то есть тот, кто нуждается в наличных деньгах, — в письменной форме представляет банкиру обещание, лист бумаги, то есть долговое обязательство, в котором он отказывается от своей свободы в степени, зависящей от количества взятых у банка долларов плюс процентная ставка. Таковыми были коммерческие векселя производителей, долги, обеспеченные капиталом производителей (помещение, орудия труда, земля, будущие доходы и т.д.), и даже векселя государственного казначейства, долговые обязательства, обеспеченные правом государства собирать налоги с граждан — если все сообщество в целом становилось клиентом банкирской решетки; граждане и государство должны были платить, если хотели получать деньги на свое ежедневное пропитание. Банкиры вкладывали деньги в экономику, беря в залог саму жизнь и достояние экономики — дело обстояло таким образом, что банки, захватив в свои руки редкое, неуничтожимое средство обмена, стали ростовщиками граждан и государства.

Долговые обязательства и векселя сторон, государственных, общественных и частных, признанные надежными и достойными доверия, аккуратно складывали в портфель, называемый активами банка. Выполняемую банкиром операцию назвали дисконтом; например, банкир принимает вексель или долговое обязательство на 100 каких-то денежных единиц, дисконтирует их на 10 процентов и выдает клиенту 90 денежных единиц (удерживая себе 10 процентов). Денежный рынок есть нечто иное, как общая сумма потребности банкирской решетки в ценных бумагах экономических субъектов: частных или государственных акциях, краткосрочных или долгосрочных долговых обязательствах, облигациях государственных и частных компаний самого разнообразного типа. Чем больше бумажных обязательств покупал банк у частных лиц и муниципалитетов через дисконт, тем более оптимистичными становились ожидания банкира на экономический подъем и тем дешевле начинал банк продавать деньги: происходило снижение процентной ставки.

Снижение ставки в сочетании с устойчивыми вливаниями банковских наличных денег запускало экономический бум, бум же сопровождался ростом цен: происходило то, что называют кредитной инфляцией. Если бум был значительным, то текущая процентная ставка начинала расти, чтобы соответствовать повышению цен; все это называлось французским словом hausse, повышением курса: это автоматический механизм, изобретенный банками для того, чтобы получать свою долю прибыли от разбухающего водопада денег, а также для того, чтобы удерживать цены под разумным контролем. Кроме того, повышение курса приостанавливалось из-за отказа от кредитования наименее прибыльных концернов[5]. Бум продолжался до тех пор, пока труд заемщика покрывал процентную ставку; но когда благодаря избытку предложения цены, в конце концов, начинали падать, эта разница (норма прибыли минус процентная ставка) быстро съеживалась. Экономическим субъектам живо напоминали о том, что деньги, которыми они распоряжаются, были даны им в долг.

Когда производители теряют способность оплачивать процентную ставку, наступает конец: банки говорят «хватит!» и требуют возвращения займа, концерны становятся банкротами, рабочих увольняют, а наличность по соответствующим каналам возвращается в банкирскую решетку. Кризис, нищета, удушение общества.

Такой тип повсеместного рецидивирующего паралича стал определяющей чертой современной финансовой системы после того, как несколько банкирских олигархий, контролировавших каждая свой собственный узел в решетке, пришли к выводу о необходимости создания представительного учреждения — центрального банка — призванного следить за золотом и фиксировать процентную ставку (то есть контролировать цену денег); в деятельности такого банка частные концерны принимали участие в форме держания акций; в совет директоров банка концерны направляли консультантов для совместного решения деликатных вопросов взаимодействия между решеткой, государством и экономикой.

В результате великие общества Запада начали — одно за другим — падать жертвами этой системы: к концу девятнадцатого века каждая страна страдала от гнета своей решетки, которая выросла в центральный орган, управляющий кредитными структурами, устроенными в виде перевернутой пирамиды. В находившейся внизу вершине пирамиды помещался золотой запас. Над золотым запасом (то есть над «золотым покрытием») наряду с заложенной собственностью мира громоздились резервы дочерних банков, державшихся на депозитах материнского учреждения, а выше этой оболочки дочерние банки занимались своим грабительским промыслом. Деньги крупных банков обеспечивали потребности меньших банков, и такое ступенчатое использование кредита с увеличением массы чековых денег достигало, в конце концов, периферических филиалов, которые и определяли границы основания пирамиды, на краешке основания которой в весьма неудобной позе сидела экономика страны.

Так тонкая жила желтого металла привела к созданию монументальной конструкции.

Ко второй половине девятнадцатого века, в условиях пресловутого золотого стандарта, во всех промышленно развитых странах валютный курс стали выражать в золоте — было объявлено, что марка, франк или фунт стоят столько-то граммов золота, а банкноты были законодательно объявлены конвертируемыми в золото в каком-то данном соотношении, названном паритетом. Национальные валюты были привязаны к золоту, а паритеты нескольких валют были связаны перекрестными соотношениями. Например, в Британии, по условиям золотого стандарта, который был установлен до Великой войны, 77 шиллингов и 10,5 пенсов были эквивалентны стандартной унции (11 11/12 грамм чистого золота)*,

* То есть 77 шиллингов 10,5 пенсов были эквивалентны 3 фунтам (20 шиллингов в фунте) и 17 шиллингам 10,5 пенсов.

а в Соединенных Штатах 20 долларов 67 центов были эквивалентны большой унции (12 12/12 грамм чистого золота), поэтому курс обмена двух валют, приведенных к золотому стандарту составлял один фунт за 4 доллара 86 центов. Нам следует хорошенько запомнить этот «паритет».

Для того чтобы конкурировать в этой игре, правительства, поддерживаемые своими центральными банками, были вынуждены направлять все свои усилия в коммерческой и финансовой отраслях на то, чтобы защитить, а при возможности и увеличить свой золотой запас, каковой в большой степени был хорошим показателем торговых достижений державы. Клапаном, регулирующим приток и отток золота из страны, был ее платежный баланс.

Платежный баланс имеет сложную составную природу и включает в себя текущий счет и баланс движения капитала. Текущий счет — это опись всех торговых достижений государства; задача текущего счета — наблюдение за несоответствием между импортом и экспортом осязаемых товаров (то есть за торговым балансом) и за так называемыми невидимками: аренда кораблей, страховые премии и выплаты по процентам. Игра на таких невидимках всегда была сильной стороной, настоящим форте Британской империи. Баланс движения капитала, напротив, отражал разницу между притоком и оттоком фондов относительно национального финансового центра. Главным инструментом регулирования этих денежных потоков была процентная ставка. Банк мог значительно поднять ее и тем самым привлечь иностранные деньги в свои банки; как говорили в то время, ставка в 7-10 процентов способна притянуть деньги даже с луны. Напротив, низкие процентные ставки у себя дома неизбежно заставят отечественных держателей золота искать более высокой прибыли на свои праздные фонды за границей.

Очевидный недостаток политики «высокой ставки» у себя дома, заключался, однако, в удушении собственной экономики; такая политика приносила выгодные барыши финансовым компаниям, банковской решетке и праздным собственникам, но вредила всем остальным. Таким образом, применять этот инструмент регуляции надо было осторожно и дозировано и никогда слишком долго. Если деньги дорожают, то удорожаются и инвестиции, и работа тормозится и останавливается.

В том, что касается движения золота, на эффекте изменений банковской ставки зиждется возможность достижения желаемого результата максимально быстрым способом. Этот способ безошибочно применяли как основной принцип «оздоровления финансов» во времена кризисов, то есть когда опасность грозила надежности покрытия центрального банка, так как орды спекулянтов стремились избавиться от отечественной валюты и обменять ее на золото; происходила «утечка» банковского резерва.

Если валюта падала, а казначейство оставалось пассивным наблюдателем, то спекулянты занимали еще большие количества местной валюты, меняли ее на золото, а потом, дождавшись дальнейшего падения, снова конвертировали в нее золото, играя на снижении курса. Этот процесс мог повторяться до бесконечности. Можно было рассчитывать на то, что значительное повышение банковской процентной ставки (например, с трех до восьми процентов) сможет привести к усмирению спекулянтов (так как для последних заимствования становятся слишком дорогими), и, что еще более важно, эта мера мгновенно привлекает зарубежных инвесторов с их фондами, которыми пополняются банковские резервы и за которые банк готов платить «сверх», то есть разницу в ставке (в нашем случае это 5 процентов).

Когда страна испытывает дефицит платежного баланса в отношениях с другой страной либо из-за того, что покупает за границей больше, чем продает, либо вследствие оттока капитала, либо из-за того и другого вместе, то ей приходится устанавливать рассчитываться с партнером в золоте. Если страна теряет золото, соответственно уменьшается «покрытие» центрального банка: государству приходится ограничивать количество кредитных денег в обращении для того, чтобы поддерживать данное и работоспособное соотношение (золота и банкноты). И что делало такое государство? Оно поднимало процентную ставку, подавая этим сигнал, что снижает доступность к наличным деньгам из-за золотого кровопускания. В результате экспортеры капитала — все эти паразитирующие собственники, вкладывавшие в отечественную валюту, превращавшие ее в золото и переправлявшие золото туда, где оно приносило большую прибыль, — оказывались в неудобном положении, а у иностранных инвесторов возобновлялся интерес на внутреннем рынке капиталов данной страны из-за возрастания процентной ставки. Таким образом, можно было рассчитывать на то, что золото снова потечет домой и равновесие, то есть паритет, будет восстановлено[6]. Напротив, страна, обогатившаяся за счет мощного притока золота, которое устремляется в нее на волне устойчиво положительного платежного баланса (благодаря успешному экспорту товаров и (или) за счет предоставления инвесторам привлекательных выгод), может позволить себе снижение процентной ставки, что приведет к увеличению объема ликвидности на ее рынках, что несколько раздует денежный эквивалент золота. Именно это сделает Америка в двадцатые годы. Давайте обратим особое внимание и на это обстоятельство.

Таковы были «правила игры» довоенного золотого стандарта.

С началом Первой мировой войны все игроки, за исключением Соединенных Штатов, снялись с золотого якоря. Решившись начать и вести войну, европейские правительства надавили на банкирскую решетку, добившись разрешения печатать много бумажных денег, с помощью которых, платя более высокую цену, можно было заставить людей отвлечься от прежних мирных занятий и полностью направить энергию на достижение победы. Ввиду столь массивной инфляции, которая неизбежно должна была сделать невозможной конвертируемость золота, золотая фикция была оставлена, но, естественно, осталась привилегия решетки продавать наличные деньги и чеки военным министерствам. Таким образом, патриотически настроенные страны мира вступили в следующий исторический этап того чудовищного надувательства, известного под названием «государственные финансы»: казначейство каждой воюющей нации во множестве печатало ценные бумаги, решетка по своим кредитным линиям дисконтировала их на приобретение вооружений, государственный долг рос как на дрожжах, а простые граждане платили налоги воюющему государству, которое использовало их на оплату интересов паразитирующих клиентов и владельцев решетки, которые — в первую очередь — одалживали им банковские деньги.

На руинах этого устрашающе дикарского культа Британия завершила инкубацию нацизма.