I

I

Гвоздь злоключений А. Потресова, приведших к тому, что он оказался плывущим под национал-либеральным флагом, может быть легче всего понят, если читатель вникнет в следующее место статьи:

«…Со всем свойственным им (Марксу и его товарищам) темпераментом они бросались на преодоление проблемы, как бы сложна она ни была, они ставили диагноз конфликту, они пытались определить, успех какой стороны открывает больше простора желательным с их точки зрения возможностям, и устанавливали, таким образом, известную базу для постройки своей тактики» (с. 73, курсив в цитатах наш).

«Успех какой стороны желательнее» – вот что надо определить, и притом не с национальной, а с международной точки зрения; вот в чем суть марксовой методологии; вот чего не дает Каутский, превращаясь, таким образом, из «судьи» (из марксиста) в «адвоката» (национал-либерала). Такова мысль А. Потресова. Сам А. Потресов глубочайше убежден, что он вовсе не «адвокатствует», отстаивая желательность успеха одной из сторон (а именно своей стороны), а руководствуется истинно международными соображениями о «сверхсметных» грехах другой стороны…

И Потресов, и Маслов, и Плеханов и т. д. руководствуются истинно международными соображениями, приходя к тем же выводам, что и первый из них… Это наивно до… Впрочем, не будем забегать вперед, а закончим сначала разбор чисто теоретического вопроса.

«Успех какой стороны желательнее», определял Маркс, например, в итальянской войне 1859 года. А. Потресов останавливается именно на этом примере, «имеющем для нас, ввиду некоторых его особенностей, специальный интерес». Мы, с своей стороны, тоже согласны взять пример, выбранный А. Потресовым.

Якобы ради освобождения Италии, а на деле в своих династических целях, Наполеон III объявил в 1859 году войну Австрии.

«Из-за спины Наполеона III, – пишет А. Потресов, – вырисовывалась фигура Горчакова, только что перед тем заключившего секретное соглашение с императором французов». Получается клубок противоречий: на одной стороне реакционнейшая европейская монархия, угнетавшая Италию, на другой – представители освобождающейся и революционной Италии, вплоть до Гарибальди, рука об руку с архиреакционером Наполеоном III и т. д. «Не проще ли было, – пишет Л. Потресов, – отойти от греха, сказав: «оба хуже»? Однако ни Энгельс, ни Маркс, ни Лассаль не соблазнялись «простотой» такого решения, а принялись за изыскание вопроса» (А. Потресов хочет сказать: за изучение и исследование вопроса), «какой исход столкновения может представить наибольшие шансы тому делу, которое дорого всем им».

Маркс и Энгельс находили, вопреки Лассалю, что Пруссия должна вмешаться. В числе их соображений, – по признанию самого А. Потресова, – были соображения «и о возможном, в результате столкновения с враждебной коалицией, национальном движении в Германии, которое разовьется через головы ее многочисленных властителей, и о том, какая держава в европейском концерте представляет центральное зло: реакционная придунайская монархия или другие выдающиеся представители этого концерта».

Нам не важно – заключает А. Потресов – был ли прав Маркс или Лассаль; важно то, что все сходятся в необходимости определить с международной точки зрения, успех какой стороны желательнее.

Таков пример, взятый А. Потресовым; таково рассуждение нашего автора. Если Маркс тогда умел «расценивать международные конфликты» (выражение А. Потресова), несмотря на крайнюю реакционность правительств обеих воюющих сторон, то и теперь марксисты обязаны дать подобную расценку, – умозаключает А. Потресов.

Это умозаключение наивно-детское или грубо-софистическое, ибо оно сводится к следующему: так как Маркс в 1859 г. решал вопрос о том, успех какой буржуазии желательнее, поэтому и мы, более полувека спустя, должны решать такой же именно вопрос.

А. Потресов не заметил, что у Маркса в 1859 г. (и в целом ряде случаев более поздних) вопрос о том, «успех какой стороны желательнее» равняется вопросу о том, «успех какой буржуазии желательнее». А. Потресов не заметил, что Маркс решал известный нам вопрос тогда, когда были налицо – и не только были налицо, а стояли на первом плане исторического процесса в важнейших государствах Европы – безусловно прогрессивные буржуазные движения. В наши дни, по отношению, например, к таким, безусловно центральным и важнейшим фигурам европейского «концерта», как Англия и Германия, смешно было бы и думать о прогрессивной буржуазии, о прогрессивном буржуазном движении. Старая буржуазная «демократия» этих центральных и важнейших государственных величин стала реакционной. А г. А. Потресов «забыл» об этом и подменил вопрос о точке зрения современной (не буржуазной) демократии точкой зрения старой (буржуазной) якобы демократии. Этот переход на точку зрения иного, и притом старого, отжившего класса есть чистейший оппортунизм. Об оправдании такого перехода анализом объективного содержания исторического процесса в старую и в новую эпоху не может быть и речи.

Именно буржуазия, – например, в Германии, да и в Англии тоже – старается совершить такой подмен, какой совершен А. Потресовым, подмен империалистической эпохи эпохой буржуазно-прогрессивных, национально-освободительных и демократически-освободительных движений. А. Потресов некритически плетется за буржуазией. И это тем более непростительно, что сам А. Потресов в им же самим взятом примере должен был признать и указать, какого рода соображениями руководились Маркс, Энгельс и Лассаль в эпоху, давно миновавшую[17].

Во-1-х, это были соображения о национальном движении (Германии и Италии), о том, чтобы оно развилось через головы «представителей средневековья»; во-2-х, соображения о «центральном зле» реакционных монархий (австрийской, наполеоновской и т. д.) в европейском концерте.

Это соображения совершенно ясные и бесспорные. Марксисты никогда не отрицали прогрессивности буржуазно-национальных освободительных движений против феодально-абсолютистских сил. А. Потресов не может не знать, что ничего подобного в центральных, т. е. главнейших, важнейших конфликтных государствах нашей эпохи нет и быть не могло. Тогда были и в Италии, и в Германии десятилетиями тянувшиеся народные движения национально-освободительного типа. Тогда не западная буржуазия поддерживала своими финансами известные остальные государственные величины, а, наоборот, эти величины были действительно «центральным злом». А. Потресов не может не знать, – он сам это в той же статье признает, что в нашу эпоху «центральным злом» ни единая из остальных государственных величин не является и быть не может.

Буржуазия (например, германская, хотя вовсе не одна только она) из корыстных целей подогревает идеологию национальных движений, стараясь перенести ее в эпоху империализма, т. е. совсем в иную эпоху. За буржуазией плетутся, как и всегда, оппортунисты, покидая точку зрения современной демократии, переходя на точку зрения старой (буржуазной) демократии. Именно в этом основной грех всех статей и всей позиции, всей линии А. Потресова и его ликвидаторских единомышленников. Маркс и Энгельс в эпоху старой (буржуазной) демократии решали вопрос о том, успех какой буржуазии желательнее, заботясь о развитии либерально-скромного движения в демократически-бурное. А. Потресов в эпоху современной (не буржуазной) демократии проповедует буржуазный национал-либерализм, когда ни в Англии, ни в Германии, ни во Франции о буржуазно-прогрессивных движениях, ни либерально-скромных, ни демократически-бурных, не может быть и речи. Маркс и Энгельс от своей эпохи, от эпохи буржуазно-национальных прогрессивных движений, шли вперед, толкая эти движения дальше, заботясь, чтобы они развивались «через головы» представителей средневековья.

А. Потресов, как и все социал-шовинисты, от своей эпохи современной демократии пятится назад, перескакивая на давно отжившую, мертвую и потому внутренне-лживую точку зрения старой (буржуазной) демократии.

Поэтому величайшей путаницей и величайшим реакционным призывом является следующий призыв А. Потресова к демократии.

«…Иди не назад, а вперед. Не к индивидуализму, а к международному сознанию во всей его целостности и во всей его силе. Вперед, т. е. в известном смысле и назад: назад к Энгельсу, Марксу, Лассалю, к их методу оценки международных конфликтов; к их включению и международного действия государств в общий круг демократического использования».

А. Потресов не в «известном смысле», а во всех смыслах тащит современную демократию назад, к лозунгам и идеологии старой буржуазной демократии, к зависимости масс от буржуазии… Метод Маркса состоит прежде всего в том, чтобы учесть объективное содержание исторического процесса в данный конкретный момент, в данной конкретной обстановке, чтобы прежде всего понять, движение какого класса является главной пружиной возможного прогресса в этой конкретной обстановке. Тогда, в 1859 году, объективным содержанием исторического процесса в континентальной Европе был не империализм, а были национально-буржуазные освободительные движения. Главной пружиной было движение буржуазии против феодально-абсолютистских сил. А премудрый А. Потресов, 55 лет спустя, когда место реакционных феодалов заняли уподобившиеся им магнаты финансового капитала одряхлевшей буржуазии, хочет оценивать международные конфликты с точки зрения буржуазии, а не нового класса[18].

А. Потресов не вдумался в значение той истины, которую он произнес в этих словах. Положим, две страны воюют между собой в эпоху буржуазных, национальных и освободительных движений. Какой стране желать успеха с точки зрения современной демократии? Ясно, что той, успех которой сильнее подтолкнет и более бурно разовьет освободительное движение буржуазии, сильнее подорвет феодализм. Положим далее, что определяющий момент объективной исторической обстановки изменился, и на место национально-освобождающегося капитала встал интернациональный реакционный, финансовый, империалистский капитал. Первая владеет, положим, 3/4 Африки, а вторая 1/4 Объективное содержание их войны – передел Африки. Какой стороне желать успеха? Вопрос, в прежней его постановке, нелепый, ибо у нас нет прежних критериев оценки: нет ни многолетнего развития буржуазного освободительного движения, ни многолетнего процесса краха феодализма. Не дело современной демократии ни помогать первой закрепить свое «право» на 3/4 Африки, ни помогать второй (хотя бы она развивалась экономически быстрее первой) отнять себе эти 3/4.

Современная демократия останется верна себе лишь в том случае, если не присоединится ни к одной империалистской буржуазии, если скажет, что «обе хуже», если в каждой стране будет желать неуспеха империалистской буржуазии. Всякое иное решение будет на деле национально-либеральным, не имеющим ничего общего с истинной международностью.

* * *

Пусть только читатель не дает себя обмануть вычурной терминологией А. Потресова, которой он прикрывает свой переход на точку зрения буржуазии. Когда А. Потресов восклицает: «не к индивидуализму, а к международному сознанию во всей его целостности и во всей его силе», то он имеет в виду противопоставлять точке зрения Каутского свою точку зрения. Взгляд Каутского (и подобных ему) он называет «индивидуализмом», имея в виду, что Каутский отказывается учесть, «успех какой стороны желательнее», и оправдывает национал-либерализм рабочих каждой «индивидуальной» страны. А вот, дескать, мы, А. Потресов, Череванин, Маслов, Плеханов и пр., мы апеллируем к «международному сознанию во всей его целостности и силе», ибо мы стоим за национал-либерализм одного определенного цвета вовсе не с индивидуально-государственной (или индивидуально-национальной) точки зрения, а с истинно международной… Это рассуждение было бы смешно, когда бы не было так… позорно.

И А. Потресов с Ко и Каутский плетутся за буржуазией, изменив точке зрения того класса, который они силятся представлять.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.