Евгений Кугучин В ШТРАФНОЙ РОТЕ

Евгений Кугучин

В ШТРАФНОЙ РОТЕ

(Беседа И. В. Пыхалова с Е. Ф. Кугучиным)

Евгений Кугучин: Сегодня идёт абсолютное извращение всех событий Великой Отечественной войны. И идет это по программе какой-то целенаправленной. Хотят опорочить Россию, хотят просто опорочить русский народ. Обозлить людей против этого. Ну, как это можно, скажем, в той же картине «Штрафбат»? К передовой ведут, фактически, под ружьём штрафников. Это же невозможно.

Говорят о том, что заградительные отряды под штыками гнали штрафников. Такого явления не было. Заградительные отряды, они на большом расстоянии шли. Не так, чтобы вплотную. Они там, в полутора километрах, в километре шли, фактически. И, безусловно, если находились такие трусы, которые как-то отставали, они, безусловно, их забирая и. Атак, в основном, у них цель-то была одна — чтобы не просочился враг сюда, в наши тылы.

Игорь Пыхалов: А скажите, пожалуйста, Вам самому когда-нибудь приходилось встречаться на фронте с заградительными отрядами? Или это всё-таки было редкое явление?

Е.К.: Я их, вообще-то, близко и не видел. Потому что я фактически, сколько ни воевал, я в тылу не был. Нам не приходилось так, чтобы быть на отдыхе. От госпиталя до госпиталя всё время на передовой. Поэтому я фактически с ними и не встречался, с этими заградотрядами.

И.П.: Расскажите, пожалуйста. Ваш боевой путь? Как Вы попали на фронт и как потом оказались в штрафной роте?

Е.К.: С 10-го класса, прямо из-за парты, это было 17 октября 194! года, я ушёл в армию. В сентябре начали учиться, а в октябре мы с другом ушли добровольцами. Ну, военкомат на третий раз нас забрал. Уже мы даже не простились ни с кем. В первый раз собрались, сделали проводы, всё, — не попали. Второй раз то же самое. А в третий раз пошли, думаем, опять. То эшелона нет, то ещё… А туг решили так. Там были лошади, вроде такого обоза. И поскольку я в Солёно-горске был, решили ехать до Винёво, там километров 20–25, там сесть на поезд и отправиться на фронт. Ну и гам не сели. На Михайлов, с Михайлова на Ряжск шли. Наконец, в Ново-Рузаевке нас посадили и отвезли в Йошкар-Олу. Там был 137-й полк, в котором мы как курсанты учились, в этом полку. После присвоили кому младшего сержанта, кому сержанта, и к новому году, 1942-му, в конце 1941 года, составили маршевую роту и отправили нас под Венёв. Ну вот, мы там повоевали, а потом меня оттуда направили учиться. Это, наверное, в ноябре.

И.П.: В ноябре 1942 года?

Е.К.: Да, в 1942 году. Ну и вот в Тушино, проучились мы там около двух-трёх месяцев, присвоили мне звание «лейтенант» и отправили в 611-й стрелковый полк, 88-я дивизия, 31-я армия, Калининский фронт. Приехали мы гуда, и дня два или три нас, фактически, по местам ещё не распределяли. И вот двоих из нас командир полка вызывает и говорит: «Нам придана, в наше распоряжение у штрафная рота».

Ну вот, когда он нам объявил о том, что направляет нас в штрафную роту, объяснил условия, что один месяц за шесть месяцев выслуга лет, армейская. Ну, там разные льготы. И даже одна очень хорошая: если три месяца прослужил — 10 дней отпуска домой. Ну, там разве кто мог прослужить столько? Дал нам сопровождающего, мы туда поехали верхом, потом пешком шли. Одним словом, он нас привёл туда, в эту штрафную роту, и мы там остались, в этой штрафной роте. Ну а дальше началась жизнь.

И.П.: А какую должность Вы там получили?

Е.К.: Командир взвода. В штрафной роте ведь как? Там все командиры отделений, вплоть до старшины, были штрафниками. А командир взвода, офицер, он не штрафник был.

О том, что такое штрафные роты, я уже слышал. Когда приказ 227-й вышел, нам его комментировали. Читать никто не читал, я не знаю, давали кому его читать или не давали, он вообще был секретный, но его нам комментировали. И фактически у нас представление было, что вот туда изменников направляют, трусов, прочих. Одним словом, такое вот у нас сложилось мнение. И когда нам вдвоём предложили в штрафную роту. Вернее, не предложили, а просто приказали, какое-то ощущение было, что неизвестно, куда ты идёшь. А когда пришли мы, смотрим — те же люди.

У нас там была палатка специальная для комсостава. Не палатка, а землянка. А я всё время со штрафниками, так и находился там.

И.П.: А в принципе, какой всё-таки это был контингент, штрафники, кто туда обычно попадал?

Е.К.: Я Вам скажу, что армейцев там было очень мало. В основном формировалась она за счёт зэков. В общем, вот судят кого-то. Осудили его, скажем, дают 10 лет. В то время 10 лет считалось самое высокое наказание, после 10 лет расстрел был тогда. Значит, приговор выслушал, а дальше встаёт: «Дайте мне слово! Я хочу искупить свою вину кровью!». 10 лет заменялись тремя месяцами штрафной роты. Три года заменялись одним месяцем штрафной роты, а с трёх примерно до пяти, до шести лет — два месяца штрафной роты. А 10 лет — три месяца штрафной роты. В основном, там был гражданский народ. Ну, так сказать, зэки, кого осудили. Большая часть. Я редко там видел, чтобы были военные. Мало их было.

И.П.: Правильно ли я понимаю, что вот эти три месяца — максимальный срок, а там можно было и быстрее освободиться? Если ранен, например.

Е.К.: Ну, там между прочим, если ранило, значит, сразу искупаешь вину кровью. Если чего-то совершил, подвиг какой-то, в разведку или ещё чего проявил, мало того, что освобождали от наказания, даже посылали письмо по месту жительства и судимость снимали. Было такое. Но, знаете что. Вот, отслужил ты срок в штрафной роте. Заранее документы не оформляются. А ждут, когда исполнится твой срок. А потом, людей всё время не хватаю. Каждый начальник каким-то образом немножко мало-мало сдерживал. Начинают документы оформлять в гот день, когда уж тебе исполнится окончание срока. А пока они идут туда-сюда, а там тебя ранят, или убьют.

Офицерский состав там жил месяцы, самое большее. В основном. Почему я гам задержался более-менее долго, месяц с лишним? Потому что стояли в обороне. Мы как раз попали в такой момент. После того, как Калинин освободили, когда ко Ржеву подошли вплотную. И дальше остановились, потому что Ржевско-Вяземская линия очень была здорово укреплённой, и задержались. Но получилось такое явление, что фактически с севера Ржев отрезался. И после немцы начали выправлять свой фронт, начали отступать. И когда узнали о том, что немцы отступают, наши стали бурно продвигаться вперёд. Но после взятия Ржева, под Сычёвкой меня ранило миной, осколком, в поясницу. Я оттуда в госпиталь попал, в Ногинск. Полтора месяца там пролежал.

И.П.: А вообще, какие задания обычно поручали Вашей роте, когда Вы там находились?

Е.К.: В основном давались самые ответственные задания. Например, перед наступлением надо срочно взять «языка». А как его взять? Вот разведчики ходят, ходят, ходят. Не удаётся. Если в качестве «языка» привести обыкновенного, рядового солдата, от него ничего узнать не получится. Поэтому ждут, когда пройдет проверяющий, или какой-то офицер, от которого можно получить сведения.

Разведка боем. Где-то в одном месте, обычно подбирали стык вражеских частей. На стыке всегда и везде ни нашим, ни вашим. Один на другого надеется, там немножко послабее. И потерь меньше. Вот, значит, фактически в порядке наступления отвлекали противника в одно место, а там делали другое. Или, например, засечь огневые точки.

Это вот самые сложные операции, которые возлагались на штрафников. Но я хочу сказать, что я вот воевал и в 61-й армии, до этого, эти задания до приказа 227 выполняли обычные части. А потом, после стали штрафники. И то это там, где имелись штрафные части.

Ну, а когда пошли в наступление… Как-то понимаешь, у нас сложилось, немец бежал, выравнивая свой фронт, и фактически, таких сложных моментов особо не было. Ну, было один раз, как-то мы в разведку пошли, напоролись тоже… Бежать-то немцы бежали, но они при этом всё-таки оставляли часть своих, как заслон. И вот там, на полустанке мы подошли. Смотрим, люди ходят. Думали свои. А потом стали подходить, они по нам открыли огонь. И вот только спасли нас эти рельсы такие вдоль дороги. Я не знаю, для чего их ставят иногда, на попа закопанные. И вот за эти рельсы мы спрятались, и потихонечку отползали.

А так, вообще-то, обыкновенные задания. Что в частях делалось, то и у штрафников.

И.П.: А вот если сравнивать всё-таки с обычными частями, там у вас потери больше ведь были, в штрафной роте?

Е.К.: Ну, больше. Потери больше были. Да и там тоже будь здоров. Я вот в 61-й армии был, там вообще мы вот под Волховом как засели, ой, там много погибло наших, за какую-то высоту небольшую.

Между прочим, штрафники так же в бой шли, и так же кричали «За Родину! За Сталина!». Так что смотришь иногда, что сегодня рассказывают, кажется, будто ну просто издеваются. Вот слушаешь такого деятеля и чувствуешь, что не то говорит.

И.П.: Ну, ведь у нас сейчас принято рассказывать, что якобы даже вообще «Ура!» не кричали штрафники, якобы это не принято было, то есть, это всё неправда?

Е.К.: Ну да!

И.П.: А если брать вооружение, то как вооружены были бойцы вашей роты?

Е.К.: Ну, вооружены были так же, как все. Это в 1941 году и в 1942 году не хватало боеприпасов, не хватало и оружия. Особенно артиллерия, миномёты, они испытывали большой недостаток в снарядах и в минах. Очень большой. Я помню, вот был я в 61-й армии, когда мы были зимой. Вот стояли, немец примерно был от нас, ну может быть, метрах в 800, что ли. Вот выйдет, понимаешь, снежком в тебя немец, погрозит нам. А у нас стрелять было нечем.

А потом вот как только приказ получили, 227-й, откуда всё взялось, я не знаю. Патронов полно. Ящики цинковые приносили, только гильзы не латунные стали, а железные. И снаряды появились, и мины появились. Я не знаю, откуда так быстро все стало? И мы его прижали, немца, уже он, значит, не выходил.

И.П.: Вот если сравнивать наше вооружение и немецкое этого периода. Как Вы оцениваете, я имею в виду, стрелковое оружие и прочее вооружение, у кого лучше было?

Е.К.: Ну, с самого начала у немцев было превосходство. Во-первых, автоматы хорошие были, пистолеты. Пулемёты были неплохие, а у нас «Максим», ленты набухали. Противогазы, всё матерчатое. Одним словом, мы к войне были не готовы. Даже лопаты шанцевые копать окопы, прямые, не режут, и дрались за немецкие мы лопаты. Потому что те копаешь, а они звенят аж. У немцев, во-первых, и котелки. Ау нас фляги стеклянные были. Котелки — это фактически кастрюля, только вместо ручек дужка поставлена. Одним словом, фактически мы встретили войну далеко не подготовленными к ней. И в первое время войны вообще немец имел большое превосходство. У нас ведь фактически в первые годы войны только патриотизм нас спасла. Потому что в армии был огромный патриотизм. То, что недоставало в технике, зато дух народа был очень высокий.

И самолёты первое время. Вот «мессершмиты», вот мы смотрим, бывало, и думаем: «Эх!». Он и по скорости превосходил, и по манёвренности. А потом уже после, к концу 1942 года — в начале 1943-го наша авиация стала хозяйничать в небе.

И у нас уже появились хорошие автоматы. Правда, вот этот ППШ, вот его носишь, натираешь эти… Долго носил, он тяжёлый был, 72 патрона на диск. Л вот когда рожки появились, немножко он полегче стал. А я вот очень любил карабин. Лёгкий, хороший.

И.П.: А так в основном «мосинки» были, трехлинейки?

Е.К.: Трёхлинейки. А потом туляки выпустили СВТ, самозарядную, десяти зарядную. Но она у нас почему-то не пошла. Очень часто заедала, и с гильз шляпку эту срывала, и тогда ни шомполом не выбьешь, ничего. В общем, СВТ, если кто-то не ухаживает за ней, допускает грязь, заклинивает и плохо. Но на фронтс-то так, редко кто-нибудь так следит особо.

Ну, потом. Были миномёты у нас. И пушки. Артиллерия у нас была неплохая. Особенно когда «катюшки» появились, совсем стало хорошо. Хотя, понимаете, в чём тут дело. Вот «Катюши» с одной стороны хорошо. Ас другой стороны, получается гак. Вот они приедут, мы стоим в обороне. Приедут, залп дадут, и тут же раз и умотали. А потом немцы по нам. Иногда как-то нехорошо получается. А во время наступления они незаменимые были.

И.П.: А вот если брать по снабжению, то есть по питанию, обмундированию и прочему, как Вы можете оценить?

Е.К.: Обмундирование, между прочим, мы получали вовремя. На зимнее переходили, с зимнего на летнее. Вовремя получали. С точки зрения питания в обороне всё нормально. Во время наступления не всегда было. В термосах носили питание в окопы сюда, нормально. Когда если в обороне, и в окопы приносили питание.

Но иногда и очень плохо. Вот мы один раз, как-то понимаешь, ещё я в 61-й армии когда был, там за Оку у Белёва мы перешли туда. А немец кричал: «Рус, рус, буль-буль скоро!». Весна, разольётся, нам бежать некуда. Ну и вот, было очень плохо с питанием. Картошку выкапывали, выжимали её. Ну, там уже ничего не сделаешь.

И.П.: А вот опять-таки если сравнивать с немцами, то там у них как организация снабжения, на Ваш взгляд, была лучше или хуже?

Е.К.: У немцев было снабжение нормальное. Вот, Вы знаете что. Мы, фактически, наступали всегда на ночь, ночью. А немец всегда наступал с восходом солнца. Вот однажды он нас выкурил из окопов. А к обеду мы собрались, и его оттуда погнали. И между прочим, вот когда вошли в те же окопы, в которых мы были, там, понимаешь, у них этот суп фасолевый. Даже доходило до того, что один говорит: «Я видел бритвы, брился человек». В такое время вот и это. Вот зашёл и посмотрел, понимаешь, он какой-то то ли офицер, то ли ещё кто, брился, бритвенные принадлежности эти все есть.

У немцев очень хорошо с этим было. У них вплоть до того доходило, что иногда дрова им привозили. У них печки были такие. У нас мы сами печки делали, обыкновенные, на вылет. Топишь, топишь, ни хрена, понимаешь, от неё. А у них вот полено одно разойдётся, понимаешь. Я вот сейчас думаю, почему я не посмотрел, как она устроена? Печка очень здорово грела немецкая. Снабжение у них было лучше, чем у нас. Так что я не знаю так, сопоставлять одно с другим. Но вот что приходилось видеть, по этому можно судить.

Единственное что… Вот у нас, вот когда, если немец попрёт, у нас разбегаются в разные стороны. А немцы когда убегают, то бегут гуськом, друг за другом.

И.П.: Дисциплинированные.

Е.К.: Нет, они, видно, не знают. А может быть, дисциплина у них такая. В приказе 227, там как написано: использовать опыт врага, создать штрафные роты, штрафные батальоны там, прочее.

Конечно, приказ 227 был уж очень жесткий. Ну а что оставалось Сталину делать? Вот я Вам приведу пример. Вот Белоруссия и Украина. В Белоруссии сплошь одни партизанские отряды. А на Украине мы этого не видим. И фактически, что Сталину оставалось делать? Эти крымские татары, понимаешь, немцев хлебом-солью встречают. Я лежал в Хасавьюрте в госпитале, чеченцы где. Там же, понимаешь, русские говорят: «Хорошо, у вас госпиталь здесь организовали. Значит, мы хоть немножко вздохнём». Они же там, фактически, русским проходу не давали.

Правильно он решал вопросы эти. Вот я всё время говорю, что если бы Сталин задержался примерно бы ещё бы лет 10, мы бы обогнали все страны. И если бы не Сталин, мы и войну-то, не знаю, выиграли бы или нет. Вот сейчас прославляют Жукова. Ну, хорош Жуков как полководец, в высшей степени. Но Сталин на голову, на две был его выше. Он организовывал, он стратег был основной. И Жукова, в том числе, ставил туда, где он нужен был.

А потом, кроме всего, ведь он взял на себя самые трудные участки. Ведь у Сталина пять должностей было, и на всех он работал. Вот сейчас говорят, что работали неграмотные. Неграмотные, но подбирали людей, которые были подходящими по деловым способностям. Ведь надо же было — война кончилась, через два года отменили карточную систему. Через пять лет было всё восстановлено в стране. Целые города восстановлены, Сталинград восстановлен. Да любые взять посмотреть. Такая восстановительная работа была, и справились. Мало того, что восстанавливали, но ещё продвинулись вперёд.

А сейчас мы добиваем для русских всё. Ну, кто сейчас в основном Сталина ненавидит? Ведь Сталин умер, даже репрессированные плакали, бывшие, жалели и думали, что будет. Потому что люди все-таки думали, ЧТО дальше-то будет. Потому что настолько в Сталина верили и были преданы ему. И Сталин был верен своему народу. Ведь он тост как произнёс:

«Я пью за русский народ, потому что у него был ясный ум, твёрдый характер и терпение».

А теперь фактически осталось только одно терпение.

И.П.: Хорошо, спасибо за беседу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.