6

6

Не зря ходили слухи: Деникин в город приехал.

За день до того я видел в руках одного торговца белогвардейскую газету, где было напечатано крупными буквами:

ТОРЖЕСТВЕННАЯ ВСТРЕЧА ПОБЕДИТЕЛЕЙ

Пока торговец рассматривал первую страницу, я прочитал на обороте:

«Торжественный обед, которым городское купечество будет чествовать великого освободителя России, главнокомандующего генерала Деникина и его английских и французских гостей, будет обставлен роскошно. Распорядителями обеда измышляются особые блюда и соусы. Из глыб льда заказаны фигуры медведя и льва, в лапах которых будет помещено по пудовой чаше с зернистой икрой».

Торговцу на нос села муха, и он опустил газету. Долго мне пришлось ждать, когда он снова расправит газету, и тут я дочитал:

«Наш корреспондент узнал конфиденциальные подробности. Вот каким будет меню торжественного обеда:

Уха из стерлядей с налимовыми печенками.

Новотроицкие расстегаи.

Котлеты из барашка, соус америкэн.

Дупели в волованах, соус перигюль.

Пунш розе.

Жаркое: фазаны и молодые индейки.

Спаржа, два соуса».

Я читал про соусы и котлеты, а в животе кишки марш играли. Вот она, вернулась буржуйская власть, теперь хлебушка не жди! Васька говорил: «Буржуй за грош удавится. Хлеб в ставке утопит, а бедному не даст». Так оно и вышло…

В день прибытия генерала Деникина Васька с самого утра куда-то исчез. Где я ни искал его, не мог найти. Потам он появился. Я сразу догадался, что Васька бегал куда-то далеко, от него пахло степью, лицо было запыленное.

Васька молча похлебал холодного супа и снова стал собираться.

— Вась, ты далеко? — осторожно спросил я.

— Со мной не ходи, — ответил он хмуро.

— Почему?

— Мне надо одно дело сделать. В меня могут стрелять.

— Ну и что? Я не боюсь. Нехай в меня стреляют…

— Убить могут. Этим шутить нельзя, — сказал Васька.

Вот как: дружили-дружили, а получается, что Васька не доверяет мне.

— Возьми, Вась, что тебе, жалко?

— Ты должен понять, что это не игрушка. А я обязан бороться, понимаешь?

— А я?

— Ну ладно, идем. Только ты в сторонке будь. Если тебя убьют, что я отцу скажу?

— Не убьют, Вась…

Деникин приехал в полдень. Расфранченные буржуи высыпали на главную улицу. В церкви звонили колокола.

Сначала, цокая копытами, прорысила белогвардейская конница. По ветру развевался красно-сине-белый флаг. Мелькали желтые, синие башлыки, серые кубанки с кокардами, волосатые бурки, шашки в блестящих ножнах.

Барыни визжали на мостовой:

— Ура добровольцам!

— Слава богу, кончилась коммуния!

За кавалерией, громыхая колесами, катили пушки, запряженные шестерками вороных коней. За ними опять кавалерия, и, наконец, появился открытый автомобиль, где среди военных генералов сидел румянощекий, с белой бородкой Деникин. Я его сразу узнал, потому что видел раньше на карикатурах, где его изображали карликом с кинжалом в зубах и выпученными глазами, хотя, в общем, похоже.

По обеим сторонам от Деникина сидели нерусские военачальники. На одном была такая красивая форма, что глаз не оторвешь: на голове красный, с золотым позументом картуз, похожий на черпак, на плечах — золотые шнуры, а на груди — сверкающие звезды.

Второй, что сидел справа от Деникина, был в военном френче с накладными квадратными карманами и портупеей справа налево. Его военная фуражка тоже не была похожа на русскую. У него виднелись чудные маленькие усики, как будто мазнул под носом сажей…

В автомобиле сидели еще трое в черных горшках вместо шапок. Если бы их было не трое, а один, можно было бы подумать, что это Петя забрался в автомобиль и делает представление.

Позже я узнал, что это были французы и англичане, а среди них в черном горшке хозяин завода Юз. Он разозлился на рабочих за то, что отобрали у него завод, и грозился всех выпороть на площади.

Деникинский автомобиль свернул с главной улицы на Пожарную площадь, где должно было состояться «благодарственное господу богу молебствие». Мы с Васькой поспешили туда.

Проникнуть на площадь было нельзя: ее оцепили верховые с шашками наголо.

Тогда мы пробрались в один из дворов и по водосточной трубе взобрались на крышу двухэтажного дома, выходящего фасадом на Пожарную площадь. Мы спрятались за кирпичной трубой. Отсюда была видна вся площадь от края до края.

Автомобиль Деникина остановился неподалеку от бывшего памятника царю. Там сколотили трибуну, и на нее взошли Деникин и его французы.

Смешно было глядеть, как деникинские солдаты, сняв шашки, опустились на колени и стали молиться богу: крестились, кланялись лбами в землю. Поп Иоанн обмакивал в таз волосяную кисть и брызгал святой водой на солдат.

После молебна открылся митинг. Выступал какой-то толстый человечек. Он потрясал в воздухе белой, как булочка, рукой и что-то выкрикивал.

Васька порывисто схватил меня за плечо:

— Гляди, это же тот самый меньшевик Ангел Петрович: помнишь, на маевке был в Дурной балке?

Да, это был именно он. Только зимой на нем была шуба с меховым воротником до живота, а сейчас — черный костюм.

— От имени гражданских учреждений счастлив приветствовать вас, долгожданных гостей наших! Терзаемые внутренней смутой, мы с восхищением следим за успехами ваших доблестных войск.

— Проклятый архангел, смотри, как распинается, — с обидой сказал Васька.

— …Теперь мы ждем поддержки вашей в борьбе с безумным врагом, попирающим свободу, право, честь и жизни красоту. Добро пожаловать, дорогие союзники! — закончил меньшевик и, повернувшись к англичанам и французам, низко поклонился им.

На площади кричали «ура», казаки потрясали пиками.

— Эх, жалко! — сказал Васька и ударил кулаком по коленке.

— Ты чего?

— Жалко, бомбы нема…

После меньшевика выступил француз в золотой шапке. Он что-то лопотал по-своему — ничего не понять. После него офицер, стоявший рядом с Деникой, стал читать по бумажке. Я догадался, что он объяснял, что говорил француз.

— Вы можете, господа, рассчитывать на помощь великой Англии, свободной Франции и могущественной Америки. Мы с вами, мы за вас. Я твердо верю, что скоро на башнях русского Кремля красный флаг будет заменен славным трехцветным знаменем великой, единой, неделимой России.

— Смотри! Смотри! — вдруг зашептал Васька, указывая то в одну, то в другую сторону. — Смотри, Ленька, смотри вон туда, на каланчу!

Над пожарной каланчой развевался красный флаг.

Чудилось это или было на самом деле? Красный флаг реял, будто приветствовал нас издали.

— А вон еще! — продолжал восклицать Васька, а сам быстро развязывал веревку, которой был подпоясан.

У меня разбегались глаза: на крыше бывшего Совета рабочих и крестьянских депутатов, на школе, где мы учились, даже на доме генерала Шатохина появлялись красные флаги.

Ветер разворачивал алые полотнища, и они победно полыхали в небе. Я так увлекся, что не заметил, как Васька размотал вокруг себя и тоже прикрепил к трубе красный лоскут.

Прозвучал выстрел, эхо отдалось по всей площади. Деникин прервал речь, поспешно надел фуражку и вместе со своими французами и англичанами сошел с трибуны. Они сели в автомобиль и, дудя резиновой грушей, чтобы люди расступились, уехали с площади.

Казаки рассыпались по улицам искать виновных. Городовые бросились снимать флаги, но из домов прозвучали выстрелы. Я видел, как один городовой упал, а другой присел за акацией.

— Ага-а, крысы белые! — кричал из-за трубы Васька. — Бейте их, красные партизаны, дайте им соус перигюль! — И Васька, заложив два пальца в рот, пронзительно засвистел.

На площади начался настоящий бой. Стреляли по крышам. Было опасно оставаться наверху, и мы, громыхая по листовому железу, перебегали с крыши на крышу, а потом спустились в чей-то двор.

По главной улице носились верховые, стреляли в окна, в раскрытые двери подъездов.

Мы с Васькой наблюдали за всем этим из переднего кирпичного дома. Вышли мы только тогда, когда все стихло.

Деникин испугался, уехал из города и даже не стал есть свой соус перигюль. Зато мы с Васькой достали из-за пазухи две припасенные кукурузины и, подмигивая один другому, с наслаждением закусили.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.