IV. Продолжение. Экономика помещичьего хозяйства в описываемом районе
IV. Продолжение. Экономика помещичьего хозяйства в описываемом районе
Выше были уже приведены свидетельства агрономов и сельских хозяев о том, что молочное хозяйство в помещичьих имениях ведет к рационализации земледелия. Добавим здесь, что анализ земско-статистических данных по этому вопросу, произведенный г. Распопиным[201], вполне подтверждает такое заключение. Отсылая читателя к статье г-на Распопина за подробными данными, мы приведем здесь только главный его вывод. «Зависимость между состоянием скотоводства, молочного хозяйства и числом запущенных имений, интенсивностью хозяйств – бесспорна. Уезды (Московской губернии) с наибольшим развитием молочного скотоводства, молочного хозяйства доставляют наименьший процент запущенных хозяйств и наибольший процент имений с высокоразвитым полеводством. Повсюду в Московской губ. пашня, сокращаясь в своих размерах, переходит в луга и пастбища, зерновые севообороты уступают свое место многопольно-травяным. Кормовые травы и молочный скот, а не хлеб играют уже первенствующую роль не только в экономиях по Московской губернии, но по всему Московскому промышленному району» (1. с.).
Размеры маслодельного и сыроваренного производств имеют особенное значение именно потому, что они свидетельствуют о полном перевороте в земледелии, которое становится предпринимательским и порывает с рутиной. Капитализм подчиняет себе один из продуктов сельского хозяйства, и к этому главному продукту приноравливаются все остальные стороны хозяйства. Содержание молочного скота вызывает посев трав, переход от трехполья к многопольным системам и т. д. Остатки, получающиеся при производстве сыра, идут па откармливание скота, поступающего в продажу. Предприятием становится не одна переработка молока, а все сельское хозяйство[202]. Влияние сыроварен и маслоделен не ограничивается теми хозяйствами, в которых они заведены, так как молоко нередко скупается у окрестных крестьян и помещиков. Посредством скупки молока капитал подчиняет себе и мелких земледельцев, – особенно при устройстве так называемых «сборных молочных», распространение которых было констатировано уже в 70-х годах (см. «Очерк» гг. Ковалевского и Левитского). Это – заведения, устраиваемые в больших городах, или вблизи них, и перерабатывающие очень большие количества молока, подвозимого по железным дорогам. От молока немедленно отделяются сливки, продаваемые в свежем виде, а снятое молоко сбывается по дешевой цене небогатым покупателям. Чтобы обеспечить себе продукт известного качества, такие заведения заключают иногда контракты с поставщиками, обязывающие их соблюдать известные правила относительно кормления коров. Легко видеть, как велико значение подобных крупных заведений: с одной стороны, они завоевывают себе массовый рынок (сбыт тощего молока небогатым горожанам), с другой стороны, они расширяют в громадных размерах рынок для сельских предпринимателей. Эти последние получают сильнейший толчок к расширению и улучшению торгового земледелия. Крупная промышленность, так сказать, подтягивает их, требуя продукт определенного качества, выталкивая с рынка (или отдавая в руки ростовщиков) того мелкого производителя, который стоит ниже «нормального» уровня. В этом же направлении должна действовать и расценка молока по качеству (напр., по содержанию в нем жира), над которой так усердно работает техника, изобретая разные лактоденсиметры и т. п., и за которую так горячо стоят специалисты (ср. «Произв. силы», III, 9 и 38). В этом отношении роль сборных молочных в развитии капитализма вполне аналогична с ролью элеваторов в торговом зерновом хозяйстве. Элеваторы, сортируя хлеб по качеству, делают его продуктом не индивидуальным, а видовым (res fungibilis[203], как говорят цивилисты), т. е. впервые приспособляют его вполне к обмену (ср. статью М. Зеринга о хлебной торговле в Северо-Американских Соед. Штатах в сборнике «Землевладение и сельское хозяйство», стр. 281 и ел.). Таким образом элеваторы дают могущественный толчок товарному производству хлеба и подгоняют техническое развитие его введением точно так же расценки по качеству. Подобное учреждение бьет мелкого производителя сразу двумя ударами. Во-1-х, оно вводит в норму, узаконяет более высокое качество хлеба у крупных посевщиков и этим окончательно обесценивает худший хлеб крестьянской бедноты. Во-2-х, организуя по типу крупной капиталистической индустрии сортировку и хранение хлеба, оно удешевляет расходы на эту статью для крупных посевщиков, облегчает и упрощает для них продажу хлеба, и этим окончательно отдает в руки кулаков и ростовщиков мелкого производителя с его патриархальной и первобытной продажей с возов на базаре. Быстрое развитие постройки элеваторов в последнее время означает, следовательно, в хлебном деле такую же крупную победу капитала и принижение мелкого товаропроизводителя, как появление и развитие капиталистических «сборных молочных».
Уже из вышеприведенных данных ясно, что развитие торгового скотоводства создает внутренний рынок[204], во-первых, на средства производства – приборы для обработки молока, здания, постройки для скота, усовершенствованные земледельческие орудия при переходе от рутинного трехполья к многопольным севооборотам и т. д., а во-вторых, на рабочую силу. Поставленное на промышленную ногу скотоводство требует несравненно больше рабочих, чем старое «навозное» скотоводство. Район молочного хозяйства – промышленные и северо-западные губернии – и привлекает действительно массу земледельческих рабочих. На сельские работы идет очень много народу в Московскую, С.-Петербургскую, Ярославскую, Владимирскую губернии; меньше, но все-таки значительное число – в Новгородскую, Нижегородскую и другие нечерноземные губернии. По ответам корреспондентов д-та земледелия, – в Московской и других губерниях владельческое хозяйство ведется даже главным образом пришлыми рабочими. Этот парадокс – приход земледельческих рабочих из земледельческих губерний (идут главным образом из среднечерноземных губернии, отчасти из северных) в промышленные губернии на земледельческие работы взамен уходящих отсюда массами промышленных рабочих – в высшей степени характерное явление (см. о нем у С. А. Короленко, 1. с.). Оно убедительнее всяких выкладок и рассуждений показывает, что уровень жизни и положение рабочего народа в среднечерноземных, наименее капиталистических губерниях несравненно ниже и хуже, чем в промышленных, наиболее капиталистических; что и в России стало уже всеобщим фактом то характерное для всех капиталистических стран явление, что положение рабочих в промышленности лучше положения рабочих в земледелии (ибо в земледелии к давлению капитализма прибавляется давление докапиталистических форм эксплуатации). Поэтому от земледелия и бегут к промышленности, тогда как из промышленных губерний не только нет течения к земледелию (переселений, например, из них вовсе нет), но замечается даже отношение сверху вниз к «серым» сельским рабочим, которых зовут «пастухами» (Яросл. губ.), «казаками» (Влад. губ.), «земляными работниками» (Моск. губ.).
Затем важно отметить, что уход за скотом требует большего количества рабочих зимой, чем летом. По этой причине, а также вследствие развития технических сельскохозяйственных производств, спрос на рабочих не только усиливается в описываемом районе, но и распределяется равномернее по всему году и по отдельным годам. Для суждения об этом интересном факте наиболее надежный материал представляют данные о заработной плате, если они взяты за целый ряд лет. Приводим эти данные, ограничиваясь группами великорусских и малорусских губерний. Западные губернии мы оставляем в стороне ввиду бытовых особенностей и искусственного скопления населения (черта еврейской оседлости), а прибалтийские приводим лишь для иллюстрации того, какие отношения складываются при наиболее развитом капитализме в земледелии[205].
Рассмотрим эту табличку, в которой три главные столбца набраны курсивом. Первый столбец показывает отношение летней платы к годовой. Чем ниже это отношение, чем ближе летняя плата подходит к полугодовой плате, тем равномернее распределяется спрос на рабочих в течение года, тем слабее зимняя безработица. Наименее благоприятно поставлены в этом отношении средние черноземные губернии – район отработков и слабого развития капитализма[206]. В промышленных губерниях, в районе молочного хозяйства спрос на труд выше и зимняя безработица слабее. И по отдельным годам здесь плата наиболее устойчива, как видно из второго столбца, показывающего разницу между низшей и высшей платой в уборку. Наконец, разница между платой в посев и платой в уборку – тоже наименьшая в нечерноземной полосе, т. е. спрос на рабочих равномернее распределен между весной и летом. Во всех указанных отношениях прибалтийские губернии стоят еще выше нечерноземных, а степные губернии, с пришлыми рабочими и с наибольшими колебаниями урожайности, отличаются и наименьшей устойчивостью заработных плат. Итак, данные о заработной плате свидетельствуют, что земледельческий капитализм в описываемом районе не только создает спрос на наемный труд, но и распределяет этот спрос равномернее по всему году.
Наконец, необходимо указать еще на один вид зависимости мелкого земледельца в описываемом районе от крупного хозяина. Это – ремонт помещичьих стад покупкой скота у крестьян. Помещики находят более выгодным покупать скот у крестьян, которые по нужде продают его «себе в убыток», чем выращивать скот самим, – точно так же, как наши скупщики в так называемой кустарной промышленности предпочитают нередко покупать у кустарей готовый продукт по разорительно-дешевой цене, чем производить этот продукт в своих мастерских. Этот факт, свидетельствующий о крайнем принижении мелкого производителя, о том, что мелкий производитель в современном обществе может держаться только посредством безграничного понижения потребностей, превращен г-ном В. В. в довод за мелкое «народное» производство!.. «Мы вправе сделать заключение, что наши крупные хозяева… не выказывают достаточной степени самостоятельности… Крестьянин же… обнаруживает более способности к действительному улучшению хозяйства» («Прогр. течения», 77). Этот недостаток самостоятельности проявляется в том, что «наши молочные хозяева… скупают крестьянские (коровы) по цене, редко достигающей половинной стоимости их выращивания, обыкновенно не выше 1/3, часто даже 1/4 этой стоимости» (ibid., 71). Торговый капитал хозяев-скотоводов поставил в полную зависимость от себя мелких крестьян, он превратил их в своих скотников, выращивающих для него скот за грошовую плату, он превратил их жен в своих доильщиц коров[207]. Казалось бы, отсюда следует тот вывод, что нет смысла задерживать переход торгового капитала в промышленный, нет смысла поддерживать мелкое производство, которое ведет к понижению жизненного уровня производителя ниже уровня батрака. Но г. В. В. рассуждает иначе. Он восхищается «усердием» (с. 73, 1. с.) крестьянина в его уходе за скотом; восхищается тем, как «хороши результаты скотоводства» у бабы, «которая всю жизнь проводит с коровой и овцами» (80). Подумаешь, вот благодать-то! «Всю жизнь с коровой» (молоко от которой идет на усовершенствованный сливкоотделитель); и в награду за эту жизнь – оплата «четвертой части стоимости» расходов по уходу за этой коровой! Ну, в самом деле, как же не высказаться тут за «мелкое народное производство»!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.