OAK как предвестник серьёзных перемен

OAK как предвестник серьёзных перемен

1997 год в определённой степени был знаковым в борьбе албанцев Косова за независимость. Как писал бывший политический, а затем оппозиционный деятель Косова Азем Власи, в 1997 г. закончился период моделирования концепции будущего политического статуса Косова, период «концентрации политических сил», разработки политической инфраструктуры, интернационализации проблем края, полного единения албанцев на общей политической платформе. «Косовский кризис выходит на новый виток, вступает в период большего обострения, — прогнозировал он. — Назревает серьезный поворот, перестройка политических сил для встречи с будущими событиями, дыхание которых уже ощущается»[103]. А. Власи не только говорил о неэффективности мирных переговоров с сербскими властями, но и впервые упомянул Освободительную армию Косова (OAK), деятельность которой, по его мнению, предвещает серьезные перемены[104]. «Сербский режим ошибся в оценках, полагая, что албанцев можно сломить силой… У албанцев остались непоколебимыми желание, стремление и готовность к борьбе за независимость… Косова от Сербии»[105].

Как отмечал С. Милошевич, вплоть до 1998 г. в Косове и Метохии всё было спокойно. Не фиксировалось ни убийств, ни поджогов, ни похищений, никто не сидел в тюрьмах по политическим мотивам. В крае «свободно работали даже албанские сепаратистские партии, все албанские газеты свободно выходили, а существовало около 20 албанских газет. Их можно было купить на любом углу… никогда ни один экземпляр не был запрещён… Албанский язык, наряду с сербским языком, равноправно был официальным языком края. Документы публиковались на двух языках: и на албанском, и на сербском. Для всех албанских детей, посещавших государственные школы, учёба проводилась на албанском языке, все обозначения на дорогах, общественных объектах были на сербском и албанском языках»[106].

На самом деле, идиллии не было. Следователь окружного суда в Приштине Даница Маринкович располагает многими документами о террористической деятельности албанцев в крае. Следствие против группы террористов из 15 человек (среди них были Хашим Тачи (позже возглавлял албанскую делегацию в Рамбуйе), Адем Яшари, Нуреддин и Сами Люштаку, Реджеп Селеми, Бесим Рама, Якуп Нура и др.), которое вела Д. Маринкович, показывает, как создавались подпольные террористические организации, что они делали и какие цели преследовали: «Начиная с 1992 г., после своего пребывания в Республике Албании, где они обучались военному делу совместно с членами албанской армии под командой старейшин, все обвиняемые на территории общины Србица создали враждебное террористическое объединение как часть такой же организации, которая действовала на всей территории Косова и Метохии, с намерением предпринять организованные и скоординированные акты насилия, инспирированные политическими мотивами и направленные на угрозу конституционному строю и безопасности СРЮ, с конечной целью отделить от СРЮ территорию Косова и Метохии и другие области, населённые представителями албанского национального меньшинства, и сформировать отдельное государство, а затем присоединить к Республике; приступили к вооружению и для этой цели покупали большое количество оружия — автоматы, снайперские винтовки, пистолеты, патроны, ручные гранаты, мины и другие взрывные средства и разное военное снаряжение, часть которого получили от албанской армии; затем регулярно обучались владению стрелковым оружием и тренировались стрелять из него; проводили нелегальные собрания, чаще всего в селе Дони-Преказ, на которых договаривались, готовили и планировали исполнение вооружённых террористических акций на территории Косовска-Митровица, Глоговац, Вучитрн и Србица; и после такой подготовки предприняли акты насилия на территории этих общин, по предварительной договорённости скоординировав действия с членами объединения из других мест, которые такие акции постоянно и одновременно с этими осуществляли на территории Косова и Метохии со стрелковым оружием и гранатами на объекты, машины и представителей МВД Республики Сербии, объекты Армии Югославии и объекты, где были размещены беженцы, при этом предумышленно лишили жизни четырёх лиц и попытались лишить жизни ещё 16 человек, чем создали ощущение небезопасности у граждан, после чего со стороны Организации было сделано 29 сообщений, в которых та же организация под именем “Освободительная армия Косова” взяла ответственность за предпринятые террористические акты»[107].

1997 год стал тем рубежом, когда на албанской арене выступили все главные действующие лица. На военно-политической сцене открыто появляется вооружённая албанская организация, которая назвала себя армией, да ещё освободительной. Она вышла из подполья, став важным участником последующих событий. Её появление говорило о создании радикального крыла албанского национального движения и о серьёзных намерениях, осуществлять которые будет военная организация. До этого в крае действовали в основном небольшие вооружённые группы, которые функционировали нелегально, нападая на полицейских, военных, мирных сербов. Освободительная армия Косова (ОАК), выйдя в свет, готовилась уже к серьёзным конфликтам с сербской полицией и войсковыми подразделениями, чтобы расширить территориальную зону своего влияния, добиться признания своей борьбы как национально-освободительной, а затем международного посредничества и, в конце концов, отделения от Югославии. Эти вопросы решала не только ОАК, но и ряд албанских организаций за рубежом. В Германии в то время проживали 250 тыс. албанцев, из них 140 тыс. — из Косова. В Зигбурге работало Демократическое объединение албанцев в Германии, которое возглавлял Ибрагим Келменди. Его вспомогательный фонд «Отечество зовет» уже в 1998 г. передал ОАК 7 млн марок. В Швейцарии находилась Демократическая лига Косова, поддерживающая сепаратистское движение албанцев, а её филиал в Германии возглавлял Якуп Красничи[108].

Время создания ОАК. В разных источниках оно определяется по-разному. По мнению одного из полевых командиров Рамуша Харадиная, ОАК существовала с 1994 г., когда объединились несколько нелегальных групп. Именно в тот год армия получила и название, и эмблему. А перед общественностью она появилась в 1995 г.[109] Другие албанцы пишут о том, что ОАК формировалась в Албании в конце 1997 г. — начале 1998 г. В июне 1998 г. приняли присягу три бригады и началась их переброска в Косово. В то время в самом крае действовали вооружённые отряды, которые тоже называли себя армией. Поэтому в албанских подразделениях разного подчинения часто царили раздоры и непонимание[110].

Международная кризисная группа (МКГ) относит рождение ОАК к 28 ноября 1997 г.: «Открыто действовать ОАК начала 28 ноября 1997 г. (дата, отмечаемая повсюду албанцами как День Флага). На похоронах убитого сербами этнического албанца двое повстанцев сняли свои маски и объявили, что они солдаты и сражаются за независимость Косова, вызвав эйфорию среди рядовых албанцев в Приштине. Ещё в начале года ОАК была неизвестной подпольной организацией, но уже через несколько месяцев она стала одним из действующих лиц на косовской сцене»[111]. На упомянутых похоронах Халита Геци в селе Лауша в общине Србица один из албанцев в чёрной униформе и с эмблемой «UCK» выступил с речью, что явилось, как пишут исследователи, саморекламой вооружённого боевого албанского соединения. А открыто предстало оно не случайно именно в это время — накануне Международной конференции по Боснии и Герцеговине, намеченной на 10 декабря 1997 г. в Бонне. На той конференции представители США упорно поднимали вопрос Косова как «другой мусульманский вопрос». В резолюции конференции удалось вставить предложение об «эскалации этнического напряжения в Косове». В тот же день в Бонне албанец из Косова Джафер Шатри на конференции для журналистов представил общественности ОАК как серьёзную вооружённую силу в крае[112].

Международный трибунал по бывшей Югославии также имеет документацию об албанской армии. В пункте 23 Обвинительного акта против Слободана Милошевича отмечается, что «в середине 90-х гг. одна фракция косовских албанцев организовала группу под названием Ushtria Clirimtare e Kosoves (UCK), известную в английском переводе как Kosovo Liberation Army (Освободительная армия Косова — ОАК). Данная группа выступала за вооружённое восстание и силовое сопротивление сербским властям. В середине 1996 г. ОАК организовывала нападения, направленные, прежде всего, против СРЮ и сербской полиции»[113].

Генералы Д. Вилич и Б. Тодорович относят создание военной организации албанского сепаратизма к началу 90-х гг., а конкретнее — к 1992 г., когда было принято решение о формировании подпольных полицейских и военных отрядов. А в декабре 1994 г. ОАК заявила о себе, взяв на себя ответственность за убийства «оккупантов и предателей» — сербов или албанцев-полицейских[114]. Международная кризисная группа первое нападение этнических албанцев на сербских полицейских относит к маю 1993 г. в Глоговаце, полагая, что это является фактом подготовки в Косове молодых бойцов будущей косовской армии. В этом инциденте двое полицейских были убиты и пятеро ранены. Как вспоминал полковник Тахир Земай, обучать албанскую молодёжь военному искусству в югославской армии, как и в других странах, было невозможно. Поставленная задача подготовить для начала хотя бы 200–300 человек, осуществлялась непосредственно в крае в спортивных клубах[115]. Тогда же была сделана попытка создать Министерство обороны Республики Косово, но многие организаторы были арестованы.

В немецкой газете «Франкфуртер алгемайне цайтунг» от 4 марта 1998 г. писали об этапах создания подпольных албанских организаций в Косове. В 1997 г. существовало «Национальное движение за освобождение Косова», которое в конце 1997 г. разработало план по «освобождению оккупированных областей», состоящий из четырёх этапов: политическое просвещение народа; отдельные вооружённые акции; объединение «Национального движения» с организациями «Народное освобождение Косова» и «Освободительная армия Косова» в единую организацию «Национальный фронт освобождения Косова»; народное восстание[116].

Видимо, совсем точно дату создания ОАК определить трудно, потому что документы по-разному трактуют это событие.

Международная кризисная группа подготовила в сентябре 1998 г. специальный доклад, посвящённый этим сюжетам. Думается, что не случайно доклад появился именно в сентябре. Югославская армия в это время «разобралась» с боевиками, и Запад готовил программу по выводу войск из края. Нужна была и информационная помощь. Кризисная группа могла в этом способствовать. Она называет действия албанцев «народным восстанием» и соответственно этому выстраивает материал. Но нам важна не оценочная часть, а приводимые в докладе данные. В нём отмечается, что ещё в начале года Армия освобождения Косова была неизвестной подпольной организацией, частным объектом преувеличенных оценок и неправильных представлений. И далее достаточно мягко: ОАК далека от того, чтобы являться профессиональной армией, она стала обретать определённые формы и должна рассматриваться в качестве одного из действующих лиц на косовской сцене. Авторов доклада удивляет тот факт, что, учитывая уровень репрессий в крае, «рождение АОК несколько затянулось». Ведь условия для её создания (читай: сопротивления властям) созрели. «Время возникновения и взрывная природа АОК в целом могут быть объяснены четырьмя факторами: сербским подавлением; пассивной, пацифистской политикой Ибрагима Руговы, которая не смогла достичь результатов; международным признанием оставшейся Югославии в 1996 г., несмотря на отсутствие соглашения, обеспечивающего интересы этнических албанцев Косова; и анархией в Албании весной 1997 г., во время которой в стране были разграблены военные склады, что превратилось для АОК в несомненный источник получения оружия»[117].

В то время организация нападений считалась делом рук «Национального движения за освобождение Косова» — группы эмигрантов, действовавших в Швейцарии. Вместе с «Марксистско-ленинской организацией Косова» и несколькими другими левацкими группами они образовали «Народное движение Косова». В октябре 1996 г. выходящая в Призрене сербская газета «Единство» сообщила, что группа «Национального движения за освобождение Косова» была обнаружена в Дечанах и её члены арестованы. Помимо акций против сербской полиции, повстанцы направляли все больше ударов против этнических албанцев, лояльных сербской администрации, и даже против центров сербских беженцев. 22 апреля 1996 г. была проведена скоординированная операция в различных районах Косова — в Штимле, Пече и Косовоска-Митровице, в результате которой два офицера полиции были убиты и ещё трое ранены. Но активность, связанная с ОАК, относится всё-таки к 1997 г. В начале 1997 г. албаноязычные средства массовой информации стали получать факсы, в которых организация, называвшая себя Освободительной армией Косова, брала на себя ответственность за инциденты[118].

Албанцы, собирая силы, бросили призыв ко всем собратьям за рубежом вернуться в край. Они предлагали повышение чинов, на что многие откликнулись[119]. Тахир Земай вспоминал: «Во второй половине зимы 1997–1998 гг. репрессии в Косове усилились, тысячи новых полицейских и военных сил, поддержанных танками, были размещены в Косове. С другой стороны, и албанцы были настроены отвечать решительно, не размышляя, погибнуть или нет от насилия, которое совершается над ними. Везде в Косове существовали небольшие вооружённые группы, которые действовали нелегально, нападая на полицейских, военных и полицейские объекты. В то время интенсивность нашей деятельности усилилась. Мы думали о том, как распределить и послать наших старшин по разным зонам, где уже загоралось. Поэтому послали приглашения большому количеству старшин, из которых многие откликнулись. Как, например, Исмет Алию, который оставил свои дела в Боснии и приехал. Война началась, и Министерство обороны им предложило: повышение в чинах тем, кто воюет на местности…»[120].

Цели албанцев. К этому времени цели албанцев определились: расширить свободную территорию, вызвать путем терактов и провокаций столкновения с полицией и армией, вывести войну за границы края, добиться признания национально-освободительной борьбы, обратиться к международным организациям за посредничеством, вывести все полицейские и армейские силы из Косова, вести переговоры на югославском, а не на сербском уровне. Конечная цель — отделиться от Югославии, а затем работать над объединением «албанских» территорий Косова, Санджака, Македонии, Черногории. В 1993 г. албанцы приняли решение, что на территориях Черногории, Македонии, Сербии, включая Косово, должны быть выделены албанские зоны. Их объявили албанскими территориями, которые будут освобождены. Свидетель на процессе Слободана Милошевича албанец Шукри Буджа показал, что «политическое решение об этом было принято в 1993 году, когда была создана ОА К для освобождения оккупированных албанских территорий. Эти территории включают территории, находящиеся под властью Сербии и Черногории, Македонии. За этим последовали военные решения о разделении этих территорий на зоны. Первой операционной зоной было Косово, второй — Македония и так далее. Так всё начиналось. Но в ответ на деятельность международных сил Генеральный штаб ОАК принял решение сконцентрироваться на освобождении территории Косова»[121].

Выступая в Международном трибунале свидетелем на процессе С. Милошевича, генерал-майор Л. Г. Ивашов, прекрасно владевший информацией и разведданными, говорил, что лидеры ОАК никогда не скрывали своих сепаратистских настроений и всегда преследовали цель отделения от Союзной Республики Югославии. «Для реализации своих целей они получали международную или, правильнее сказать, иностранную поддержку — это было их задачей, и она определяла тактику их борьбы. И вторая цель — возможно, в этом они находились под влиянием иностранных держав — была дестабилизация ситуации в регионе, осуществление террористических действий. Поэтому я могу подтвердить, что их политические цели были сепаратистскими и террористическими, а методом достижения этих целей была незаконная деятельность против правоохранительных органов»[122].

Финансирование ОАК, поставка оружия. Свидетель на процессе Слободана Милошевича, албанец Шукри Буджа, показал, что албанцы в Косове получали оружие из самых разных стран, включая Чехословакию, Сербию и другие[123]. Показания Буджи о наличии у албанцев современного оружия — автоматов, тяжёлых противотанковых орудий, миномётов — очень важны, т. к. многие албанцы утверждали, что они отбивались от сербской армии простыми охотничьими ружьями[124]. Албанцы во всём мире платили специальный налог с заработанных средств для помощи Косову. До 1999 г., как пишет генерал Любомир Домазетович, было собрано 217 млн марок только в Германии[125]. Демократическое объединение албанцев в Германии, которое возглавлял Ибрагим Келменди, и фонд «Отечество зовет» переправили ОАК в 1998 г. 7 млн марок[126].

Выступая в Трибунале на процессе С. Милошевича, Л. Г. Ивашов свидетельствовал: «Я знаю, что поддержка ОАК осуществлялась различными структурами, особенно со стороны кавказской и албанско-турецкой наркомафии. Это была широкая сеть, и, в соответствии с нашей информацией, только на начальной стадии создания ОАК из фондов наркоторговцев поступало до 45 процентов финансирования поставок оружия и других материалов. Я знаю, что такая международная организация, как Народное движение за Республику Косово, созданная в начале 1982 года, имела широкую сеть в Германии, Швейцарии и других европейских странах, а также в США. Эта организация занималась сбором средств для поставок оружия и обучения террористов.

Мы также знали, что перед началом военных действий, или к концу 1998 года, ОАК имела в своем распоряжении современные виды военной техники, вооружения, которые могли поставляться только западными странами. И основные поставки оружия осуществлялись в 1994–1996 годах в Северную Албанию. Когда албанский народ восстал и некоторая часть оружия была захвачена, это оружие продавалось в Македонию. Я могу подтвердить участие в такой поддержке, включая финансирование и поставки оружия ОАК»[127].

Приведём небольшой отрывок из стенограммы заседания Трибунала на процессе С. Милошевича.

«Л. ИВАШОВ: На территории Косова были обнаружены снайперские винтовки, минометы, а также приборы ночного видения, переносные пусковые установки противовоздушной обороны, произведённые странами НАТО. У меня не было прямой информации, только косвенная, что, по крайней мере, с территории Турции это оружие поставлялось через официальные и неофициальные каналы. Некоторая часть оружия могла поступать из Хорватии, Словении, Боснии и Герцеговины, поскольку эти страны начали использовать натовское оружие.

С. МИЛОШЕВИЧ: Тот же вопрос о вооружении террористов в Косове был задан маршалом Сергеевым 18 февраля Шарпингу — министру обороны Германии. Каков был его ответ?

Л. ИВАШОВ: Да, я могу подтвердить, что этот вопрос был задан министру Шарпингу. Министр Шарпинг также отказался отвечать на него. Он подтвердил тот факт, что оружие поступало к террористам в этот регион в больших количествах, но не подтвердил, что источником поставок этого оружия были страны НАТО. Он отметил, что каналы поставок оружия с Ближнего Востока и с Кавказа должны подвергнуться тщательному наблюдению»[128].

Международная кризисная группа определила, что «ключевым элементом тыловой базы в возникновении АОК как боевой силы стал распад весной 1997 г. албанской армии и разграбление ее военных складов. Это привело к исчезновению от 700 000 до 800 000 единиц оружия, многие из которых нашли свою дорогу в Косово»[129]. Восставшие 12–14 марта 1997 г. разрушили и подожгли 55 пограничных переходов албанской армии на границе с СРЮ. Поэтому государственная граница со стороны Албании оказалась полностью открытой. Со складов албанской армии было украдено 650 тыс. единиц огнестрельного оружия, 20 тыс. т взрывчатки и 1,5 млрд. снарядов и пуль. Большая часть награбленного оказалась в руках ОАК[130].

1997 г. характеризовался различными столкновениями с полицией и мирными жителями, террористическими актами, количество которых увеличивалось. 17 января 1997 г. в результате взрыва заложенной в автомобиль бомбы был серьезно ранен ректор Университета, серб Радивое Папович. Согласно оценкам Международной кризисной группы, «сербская полиция арестовала 60 этнических албанцев, хотя причастность ни одного из этнических албанцев никогда не была доказана, а взрывы автомобилей являются излюбленной тактикой сербских мафиозных кругов, а не албанских сепаратистов. Эта чистка привела к временному прекращению акций, но в конце лета того же года они возобновились». На Запад шла информация от Международной кризисной группы, что судебные процессы «не отвечали никаким правовым стандартам, и вполне возможно и даже вероятно, что сербское Министерство внутренних дел фабриковало листовки, авторство которых приписывалось АОК. Очевидно, что некоторые обвиняемые — этнические албанцы — признались в наличии у них автоматов Калашникова и гранат. Вне зависимости от того, принадлежали ли они в действительности к АОК, судебные процессы укрепили репутацию АОК и вывели эту организацию из тени»[131].

«Самой впечатляющей серией нападений» для Международной кризисной группы стала операция боевиков в ночь с 10 на 11 сентября 1997 г., длившаяся четыре часа. Она принесла ОА К «настоящую известность». «Десять скоординированных операций в радиусе 150 км представляли собой нападения на полицейские казармы и автомобили. Эта серия нападений доказала существование хорошо организованной силы, обладающей умением и ресурсами для планирования и осуществления комплексных нападений в сложных условиях в целом слаборазвитых коммуникаций, почти несуществующей и с трудом функционирующей телефонной системы и масштабного присутствия сербской полиции и пропускных пунктов на основных дорогах»[132].

Даже Международная кризисная группа признавала, что всё более многочисленные и смелые акции, ответственность за которые брала на себя ОАК, встречали минимальную ответную реакцию со стороны сербских сил безопасности. Ответный удар был нанесён только в конце февраля в районе Дреницы — в треугольнике, образованном муниципалитетами Србица, Клина и Глоговац в центральной части Косова. В ответ албанская армия получила повсеместную поддержку населения. «Господствующим чувством среди этнических албанцев в отношении АОК было чувство гордости, что у них, наконец, есть армия, готовая сражаться за их дело. Как следствие, политики и журналисты в Приштине зачастую преувеличивают силу и уровень организации АОК. Согласно Адему Демачи, ныне официальному политическому представителю АОК, “под ружьем” находятся 30 000 бойцов АОК»[133].

В конце 1997 г., как вспоминал генерал Перишич, албанские сепаратисты становились в своих действиях всё более жёсткими и безобразными. Особенно это касалось приграничных районов с Албанией. «Там не было их регулярных войск, пограничников, только вооружённые бандиты». Они занимались переброской оружия через границу, проводили даже караваны гружёных лошадей или ослов[134].

В декабре 1997 г. министр обороны России генерал Родионов предложил президенту Милошевичу, а также начальнику Генштаба СРЮ увеличить присутствие сил безопасности и полицейских сил в Косове, чтобы изолировать террористические группы, выявить их руководителей и организаторов и прекратить поставки оружия и боевиков через границу. Он был уверен в необходимости таких действий, чтобы избежать вмешательства югославской армии в эти операции.

Ситуация, по информации российских и югославских военных, вызывала глубокую озабоченность. Необходимо было защищать границы и одновременно проводить постоянные операции против террористов. Однако югославские военные боялись разрастания военных действий, понимая, какая волна протеста поднимется в Европе. Приказы по армии всегда включали в себя «положение о том, что в случае атаки со стороны террористов сначала нужно обратиться к ним с призывом прекратить огонь и предупредить их о том, что в случае их отказа (и только тогда) армия применит силу». Русские же считали, что в случае нападения нужно немедленно открывать огонь по террористам[135].

Интернационализация проблемы Косова. Судя по материалам МКГ, Европа была решительно настроена вмешаться в «безобразия», творившиеся в Косове, чтобы прекратить «гуманитарную катастрофу». В 1997 г. ООН, ОБСЕ, Контактная группа, НАТО и руководства отдельных стран считали своим долгом поставить вопрос о ситуации в Косове на повестку дня. При этом мировое сообщество поторопилось так расставить акценты, чтобы речь шла не о сепаратистском движении, а о «движении за автономию». Для того, чтобы настроить общественное мнение на нужную волну, миру внушали, что албанцы не имеют автономии и борются за элементарные права человека. Как при оценке многих событий на территории бывшей Югославии, так и при анализе ситуации в Косове, в западных и некоторых российских СМИ замалчивались некоторые существенные моменты, касающиеся взаимоотношений Белграда и косовских албанцев, а также статуса автономного края. Поэтому, когда мы рассматриваем развитие кризиса в Косове, следует обратить внимание на следующий момент. В условиях растущего национализма и стремления к отделению во всех республиках бывшей СФРЮ руководство Сербии в 1990 г. пошло на ограничение (но не ликвидацию) автономии. Была распущена Краевая Скупщина, пытавшаяся провозгласить отделение Косова от Югославии. В результате интеграции всей территории Сербии из-под ног сепаратистского движения была выбита почва.

5 марта 1997 г. Генера льная Ассамблея ООН в рамках пункта, озаглавленного «Вопросы прав человека», рассматривала положение в Косове. Был заслушан доклад Специального докладчика Комиссии по правам человека, в котором говорилось «о сохраняющемся в Косове тяжелом положении в области прав человека, включая, в частности, жестокие действия полиции, убийства в результате такого насилия, произвольные обыски и аресты, пытки и жестокое обращение с задержанными, преднамеренно грубое обращение с политическими активистами и правозащитниками, их преследование и лишение их свободы, массовые увольнения гражданских служащих, дискриминацию в отношении учащихся и учителей, — действия, которые совершаются главным образом в отношении этнических албанцев»[136]. Перечисление этих несчастий было необходимо, чтобы отметить недостаточное присутствие международных наблюдателей в Косове.

24 сентября 1997 г. в рамках 52-й сессии Генеральной ассамблеи (ГА) ООН состоялось заседание Контактной группы (КГ) на уровне министров иностранных дел. Обсуждались меры воздействия на Сербию. Тема знакомая, роли привычные. США, как всегда, занимают самую жесткую позицию: к Белграду надо применить архисуровые меры, вплоть до введения экономических санкций. Позиция России скорее нерешительная: мы против санкций, против невыдачи виз лицам, ответственным за события в крае, против наложения моратория на кредитование, но готовы принять меры воздействия в случае, если вопрос не будет решаться. Для Югославии, которая привыкла к единству мнений в КГ, такая позиция означала скорее поддержку американской точки зрения, чем проявление стремления к объективности. В «Сообщении о Косове», подписанном членами КГ, подчеркива лось, что власти Белграда «не могут противостоять международным стандартам и не ожидать серьезных последствий». События в крае назывались «насилием», «убийством», отмечалось, что Гаагский трибунал уже работает по этим вопросам. Наблюдателей предложили разместить не только в Косове, но и в Санджаке, и в Воеводине. Е. М. Примаков, принимавший участие в заседании КГ 24 сентября 1997 г., полагает, что Заявление КГ было сбалансированным: «В нём признавался внутренний характер конфликта и выражалась озабоченность в связи с неурегулированностью положения»[137]. Было единогласно принято заявление, в котором выражалась тревога в связи с возможным развитием событий, содержался призыв к примирению и обращение к Белграду, «который нёс ответственность за безопасность в крае. Мы голосовали за эту резолюцию, так как она исходила из того, что косовская проблема — внутренняя для Югославии, и выражалась озабоченность в связи с неурегулированностью положения»[138]. В то время позиция России состояла из трех элементов: во-первых, Косово — внутреннее дело Югославии; во-вторых, о выходе края из состава Югославии не может быть и речи; в-третьих, необходимо прекращение враждебных действий и начало переговоров о статусе Косова в Югославии[139]. Однако российские дипломаты в этой игре не смогли увидеть истинную подоплёку событий и пристального отношения к ним международных организаций, раскрыть шаблонность поступков, которые вели к наказанию — как всегда — одной стороны.

В начале декабря 1997 г. косовская тема неожиданно возникла на заседании Совета по выполнению Дейтонских соглашений по Боснии и Герцеговине, проходившего в Германии. Совет призвал стороны воздержаться от действий, которые могли бы усугубить существующие трудности; и приложить все усилия для поиска взаимоприемлемых решений путем ответственного диалога. Это вызвало негативную реакцию югославской делегации, заявившей, что, с одной стороны, проблема Косова не была предметом обсуждения в Дейтоне, а с другой, она является внутренним делом Югославии, поэтому не может рассматриваться данной организацией. Югославская делегация в знак протеста против продолжающегося обсуждения темы Косова покинула Бонн.

Как пишет С. Тэлботт, Б. Клинтон размышлял над грядущим противостоянием с Милошевичем начиная со второй половины 90-х гг., поскольку был убеждён, что «претензии Милошевича на суверенитет не перевешивали права международного сообщества остановить уничтожение и изгнание целого сегмента его населения». Речь шла об албанцах, которых, по мнению Вашингтона, массово и систематически преследовал режим Милошевича, что «представляло собой нескончаемое преступление против человечности». В этом противостоянии Б. Клинтон рассчитывал на помощь России. Каким бы ни было это партнёрство, оно было ему необходимо по двум причинам: такое сотрудничество подкрепляло любое политическое давление США на Белград и делало Россию сторонником США «против новых угроз миру во всем мире»[140]. Даже когда позиция России в конце 1998 г. — начале 1999 г. стала ясной (Москва решительно возражала против бомбёжек Югославии), это никак не повлияло на решимость Клинтона закончить планируемую операцию. Его логика была железной: «Российское правительство в своем отчаянном стремлении не допустить натовских бомбежек лишь убеждает Милошевича, что убийства сойдут ему с рук. А значит, вероятность вмешательства НАТО, которого так боятся русские, только возрастает»[141]. Клинтон пытался обсудить свои планы с Ельциным на обеих встречах 1998 года — в середине мая в Бирмингеме и в начале сентября в Москве, — но ничего не добился. Ельцина тревожили собственные беды, и к конфликту на Балканах он относился как к лишнему раздражителю. Но в то же время Ельцин не противился тому, о чём говорил Клинтон. Однако когда премьер-министром стал Евгений Примаков, американцы заметили, как сменился тон русских. Поняв, что США готовы применить силу против Югославии, «русские с именем Ельцина на знамени неожиданно пошли в яростное дипломатическое наступление, стараясь отвратить натовские бомбардировки»[142]. За всеми этими вербальными играми прослеживается одно: план воздушной операции против Югославии уже разработан и должен быть осуществлён, с Россией или без неё. Просто с ней было бы намного легче. С приближением намеченной даты американцы уверились в том, что «в конечном итоге Россия перестала блокировать вмешательство НАТО в косовский конфликт и просто умыла руки. Было видно, что раздражение Москвы своим белградским клиентом растёт»[143].

В январе 1998 г. Парламентская ассамблея Совета Европы приняла резолюцию о ситуации в СРЮ, особо остановившись на событиях в Косове. Этому же вопросу было посвящено заседание парламента ОБСЕ. Совет министров ЕС принял специальную декларацию по Косову. В это же время в Приштине и Белграде с визитом находился спецпредставитель США на Балканах Роберт Гелбард. Он привез С. Милошевичу предложения о ряде уступок со стороны США в обмен на уступки в отношении албанцев Косова. Среди них — организация чартерных рейсов югославских самолетов в США, открытие консульства СРЮ в США, увеличение уровня югославского представительства в ООН, возможность участия в Пакте стабильности для Юго-Восточной Европы. В Москве 25 февраля состоялось заседание Контактной группы на уровне политических директоров, которые занимаются проблемами Косова. В марте Белград посетили министры иностранных дел Франции и Германии, предложившие свой проект урегулирования проблемы.

Позиция России. С изменением руководства МИД и назначением на должность министра иностранных дел Е. М. Примакова в начале 1996 г. начинают вырисовываться новые параметры внешней политики России. Столкнувшись с последствиями политики Козырева, Е. М. Примаков уже в марте 1996 г. заявил об «активной политике по всем азимутам», целями которой были: создать наиболее благоприятные условия для того, чтобы сохранялась целостность России; играть роль контрбаланса тех негативных тенденций, которые проявляются в международных делах; пытаться сбалансировать неблагоприятные моменты, которые проистекают из главенствующей роли только одной державы в мировом международном процессе при переходе от двухполюсного мира к многополюсному; гасить те дестабилизирующие факторы, которые есть в мире, активно участвовать в ликвидации конфликтных ситуаций[144].

В августе 1996 г. министр впервые заговорил о национальных интересах России. Е. М. Примаков отметил, что необходимо «отстаивать национальные интересы России, идя даже на разногласия, предположим, с США, — но в рамках партнерства, не сползая к конфронтации». Министр выразил недовольство складывающейся системой главенства одной державы в системе международных отношений, когда право миловать и казнить принадлежит только одной стране. Он подчеркнул, что «двухполюсный мир ранее соперничавших двух сверхдержав и блоков должен эволюционировать не к однополюсному под командой США, а к многополюсному, где у России больше манёвра для защиты национальных интересов»[145]. Эти тезисы отражали поиск новых ориентиров во внешней политике нашего государства, но Балканы пока в ней не занимали определенного места.

С упрочением позиций Е. М. Примакова его внешнеполитическая концепция становилась все более рельефной. Достаточно широкие рамки этой концепции он обозначил 28 апреля 1998 г. в докладе на научной конференции «Юбилейные Горчаковские чтения», определив её как «рациональный прагматизм». По его мнению, России по плечу активная внешняя политика, которая должна быть многовекторной и не ограничивающейся одним направлением. Россия должна играть роль одного из ведущих государств на международной арене и стремиться к сохранению и укреплению международной стабильности и безопасности, не соглашаясь с миропорядком, определяемым одной державой. Вместо маневрирования между великими державами, отжившими свой век, вместо создания коалиций, Россия должна добиваться конструктивных партнерских отношений со всеми образующимися мировыми полюсами. Отношения с США, которым придается большое значение, считал министр, должны строиться на взаимовыгодных условиях. «Наша страна не может при этом отказываться от равноправного и взаимовыгодного партнерства с ними, игнорировать и не защищать свои интересы, приносить в жертву накопленные за всю историю России позитивные ценности и традиции, в том числе и в имперский, и в советский периоды»[146]. Е. Примаков образно выразился о желании российской дипломатии «вспахивать поля совпадающих интересов». Целью новых ориентиров внешней политики России должно стать, по словам министра, укрепление территориальной целостности страны.

Участие в КГ, необходимость наблюдать за постдейтонским пространством, а также нестабильность на Балканах и новые очаги конфликтов обусловили появление среди приоритетов внешней политики России балканского направления. Это совпадало с целым рядом других соображений: необходимостью восстановления партнерства после пяти лет его разрушения, поиском стран, которые могли бы сохранить военный нейтралитет в условиях всеобщего стремления в НАТО, определением своего места в складывающейся системе европейской и мировой безопасности. По уровню экономического развития, формам транзиции и связанным с ней проблемам Россия была ближе к странам балканского региона, чем к развитым странам Европы. Участие в урегулировании ситуации на Балканах, степень влияния на процесс принятия решений были важным показателем места и роли России в системе международных отношений. Е. Примаков связывал активную роль России на Балканах и со способностью мирового сообщества преодолеть новые опасности, «не допустить превращения Косова в одну из наиболее опасных горячих точек на земном шаре»[147].

Суть перемен во внешней политике России при министре иностранных дел Е. Примакове можно было бы обозначить следующим образом:

1. Смягчились утверждения об обязательности единства членов СБ и КГ в ущерб объективности, как это было, например, в 1994 г., когда заместитель руководителя российской делегации на 49-й сессии Комиссии ООН по правам человека в Женеве В. Бахмин отмечал, что ряд принятых сессией резолюций недостаточно сбалансирован и носит антисербский характер. И хотя российская делегация знала это и критиковала отдельные положения резолюций, она «решила не нарушать консенсус, учитывая сложность югославского кризиса»[148]. Теперь Е. Примаков утверждал, что «наша реакция в Совете Безопасности зависит от адекватности предлагаемых мер той ситуации, которая будет существовать на тот момент»[149].

2. Российская дипломатия стала стремиться принимать политические решения на основе экспертных оценок, а не наоборот. Это в корне меняло процесс проведения анализа событий и подготовки решений.

3. Российская дипломатия начала показывать примеры самостоятельности, инициативности и активности, что проявилось в иракском кризисе, при решении проблем Косова, а также в осуждении бомбардировок Соединенными Штатами Афганистана и Судана 20 августа 1998 г.

4. Россия категорически отвергла применение сил НАТО как самостоятельного фактора без одобрения Совета Безопасности при решении национальных конфликтов.

5. Москва пыталась усилить в системе европейской и мировой безопасности значение таких международных организаций, как ООН и ОБСЕ.

6. И еще одна особенность, которую подметили российские журналисты: «Примаков не согласен с тем, что все должны равняться на США как на единственный полюс влияния»[150].

В 1997 г. шли переговоры России и США о непродвижении ядерного оружия с территории 16 стран-членов НАТО, а также о том, что в сторону границ России не будут размещаться силы Альянса, осуществлялись конкретизация этих положений и договорённость об условиях для их претворения в жизнь. Россия была против ударных группировок, создающих угрозу безопасности другим государствам.

Постепенно политика России на Балканах начала приобретать более чёткие очертания, чему во многом способствовали события в Косове. Однако сперва по косовскому вопросу российская дипломатия чувствовала себя несколько неуверенно в уже сложившейся системе взаимоотношений среди западных партнеров. На её позицию влияли условности и «традиции» Контактной группы, стереотипы поведения США и НАТО на Балканах, шаблоны определения виновников конфликта. Постепенно отличительной чертой России становилось то, что в системе уже распределённых ролей в КГ она стала подавать не только реплики, но и произносить монологи. При обсуждении проблем Косова в КГ Россия впервые имела особое мнение по ряду пунктов, хотя и не могла противостоять стремлению к международному вмешательству в косовские дела.

НАТО как самостоятельный фактор. Заявку на свое участие в урегулировании ситуации в Косове сделала и НАТО. Североатлантический блок в августе 1997 г. предупредил югославского президента о возможности вооруженного вмешательства в конфликт с целью предотвращения дальнейшего кровопролития. Как наиболее вероятный сценарий силовой акции в Косове рассматривались удары с воздуха по сербским позициям по примеру Боснии и Герцеговины. Проводя акцию «принуждения к миру» в Боснии и Герцеговине, НАТО не встретила возражений ни от одной страны мира, и это дало ей уверенность в том, что изменение концепции её роли в мире проходит успешно.

НАТО стремилась стать самостоятельным фактором урегулирования региональных конфликтов, не зависеть от Совета Безопасности ООН, как это было в Боснии и Герцеговине. Но именно в этой стране НАТО использовала ООН как прикрытие, чтобы «узаконить» свое миротворчество. Косово давало возможность НАТО стать силой, независимой от любых международных организаций.

В 1992 г. в докладе Председателя Комитета начальников штабов вооруженных сил США К. Пауэлла отмечалось, что «на Соединенные Штаты возлагаются надежды как на мирового лидера», поэтому они «должны сохранять силу, необходимую для оказания влияния на ход событий в мировом масштабе»[151]. В такой системе НАТО должна была играть ключевую роль инструмента осуществления этой идеи. Тогда, в начале 90-х, еще не пришло время действовать открыто. Поэтому разработанная система «адаптации» включала в себя взаимодействие НАТО на новых основах с европейскими и мировыми институтами (ООН, ОБСЕ, ЕС и ЗЕС[152], проникновение в структуры этих организаций, участие в совместных акциях, апробацию взаимодействия и выход на самостоятельный уровень. Для этого совершенствовалось информационное обеспечение, подбиралась соответствующая терминология, обеспечивалось «прикрытие» концепции, что должно было убеждать в необходимости лидирующей роли НАТО в системе европейской безопасности. Так появились идеи партнёрства, развития диалога и сотрудничества с другими странами-не членами НАТО на основе взаимного доверия, так возникла программа «Партнерство во имя мира».

Вот как это было на Балканах.

НАТО использовала ООН как прикрытие, чтобы через нее изменить свою роль. С сентября 1992 г. начался процесс постепенного, поэтапного «узаконивания» этой организации в структуре миротворческих сил. Начиная с 1992 г., ряд резолюций Совета Безопасности уже давал полномочия НАТО, но так, что этого почти никто не понимал — чаще всего НАТО скрывалась за словами «региональные организации или союзы»: в резолюции 776 от 14.09.92 о расширении мандата Сил по охране (СООНО) предлагалось «региональным организациям или союзам» оказать генеральному секретарю «финансовую или другую помощь…». Резолюция 781 от 9.10.92 призывала «государства на национальном уровне или через региональные организации или союзы предпринять все необходимые меры для обеспечения помощи СООНО на базе специального наблюдения и других возможностей…». Резолюция 787 от 16.11.92 «…призывает государства в национальном плане или через региональные организации или союзы использовать… меры… для безопасности всех морских поручений при входе и выходе к цели контроля, проверки товара, а также обеспечения приведения в жизнь резолюций 713 и 757». Резолюция 816 от 31.03.93 «обязует государства-члены… самим или через региональные организации или союзы… предпринять все необходимые меры в воздушном пространстве республике БиГ в случае дальнейших нарушений…». С 12 апреля 1993 г. по просьбе Генерального секретаря полёты в воздушном пространстве Боснии и Герцеговины осуществляли самолёты НАТО для соблюдения режима «бесполётной зоны». С этого времени роль СООНО ограничивалась наземным наблюдением, а «все меры, связанные с принуждением, осуществлялись НАТО»[153]. В июне 1993 г. в резолюции 836 об употреблении воздушных сил в БиГ постанавливалось, чтобы «государства-члены, действуя на национальном уровне или через региональные организации или соглашения могут принимать под руководством Совета Безопасности и при условии тесной координации с Генеральным секретарем и СООНО все необходимые меры путём применения воздушных сил… чтобы содействовать СООНО в осуществлении их мандата»[154].

С 1992 г. по 1994 г. НАТО пыталась под разными предлогами начать участвовать в деятельности ООН и СООНО. После отказа сербов принять план Вэнса-Оуэна, как отмечалось в докладе Генерального секретаря ООН, Организация Североатлантического договора «в рамках регионального договора» приступила к проведению предварительных исследований возможности участия военных групп НАТО «в планировании широкой оперативной концепции осуществления мирного плана для Боснии и Герцеговины», или осуществления задач военного характера в рамках мирного плана. НАТО предложила провести наземную разведку и связанные с этим мероприятия, а также «рассмотреть возможность предоставления ключевой штабной структуры, предусматривающей возможность задействования других стран, которые могут направить свои воинские контингенты»[155].

В августе 1993 г. были созданы оперативные механизмы предоставления НАТО военно-воздушных сил для оказания поддержки СООНО в обеспечении охраны персонала ООН. Эти механизмы уже прошли проверку в ходе ряда учений и были целиком готовы для использования, отмечал Б. Бутрос-Гали, подготовлены были и планы военных операций[156].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.