ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1925 год. Восстановление экономики страны. Появление новой оппозиции

Если до января 1925 года из двух основных задач: борьба за власть с Троцким и строительство новой страны — более важной задачей, на первом месте для Сталина была — борьба за власть, то после января 1925 года, лишив конкурента силы и захватив власть, приоритет задач поменялся местами: теперь главное — строительство, а затем ответ ослабленной и побежденной оппозиции, если она будет слишком сильно мешать работать. В связи с этими переменами менялись и другие приоритеты, например, теперь уже не СССР должен был служить «мировой революции», соответственно Коминтерну, а Коминтерн должен был служить СССР, превратившись в инструмент внешней политики нового государства. Против ленинской политики — «разделяй, сталкивай и властвуй», Сталин начал совершенно другую — «Созидай и оберегай созданное». СССР в этот период не был ещё ни державой, ни империй, для этого Сталину предстояло ещё много поработать.

В апреле 1925 года прошла 14 партконференция, которая поддержала идею Сталина о возможности построения социализма в одной стране. Сталин пытался для этой цели настроить, мобилизовать всех членов партии. На этой конференции с докладом о восстановлении хозяйства страны выступил главный локомотив этой работы — Ф. Дзержинский. Сталин прокомментировал его выступление: «Рост металлической индустрии есть основа роста всей индустрии вообще и народного хозяйства вообще. Тов. Дзержинский прав, говоря, что наша страна может быть и должна стать металлической». Сталин стал вникать в различные вопросы и аспекты экономики.

Несколько слов стоит сказать в этот период о Феликсе Дзержинском, который уже год (с февраля 1924 г.) занимался наведением порядка в хозяйстве страны. Русской крови на «железном Феликсе» до этого момента было много, но с 1924 года он выступил созидателем. Этот единомышленник Сталина не создавал новую промышленность или новые формы хозяйствования в деревне, как это позже будет делать Сталин, он занимался первым этапом — восстанавливал разрушенную Гражданской войной «старую» промышленность, запускал стоявшие заводы и фабрики.

После анализа разрушенного большевиками хозяйства страны Дзержинский принял очень правильное решение — чтобы активизировать промышленность, решил в первую очередь запустить паровозные заводы, починить железные дороги и организовать по ним слаженное движение. Это означало, что запускались вслед за паровозными заводами — вагонные, металлические, деревообрабатывающие, железные и угольные рудники, заводы, производящие оборудование для них и т.д. Если проводить историческую аналогию, то мы видим, что для принятия правильного решения Дзержинскому понадобилось не более месяца, а в похожей, но намного более легкой ситуации Гайдару, Чубайсу, Ельцину, Кудрину, Путину и Медведеву не хватило многих лет (более 10-ти). Хотя стоит отметить, что в отличие от последних Сталин и Дзержинский поставили задачу возрождения промышленности, а не жировать на богатствах захваченной страны и выжимать по максимуму из построенного предыдущими властями и поколениями.

Одновременно Дзержинский стал ликвидировать накопленные ленинские и троцкистские негативы — контрабандную торговлю, и в частности, контрабандный вывоз драгоценностей Хаммером, который лишился своего покровителя Ленина и вынужден был начать строить «для отмазки» карандашную фабрику. Дзержинский ликвидировал и местный контрабандистский «оффшор» — Роскомбанк Олафа Ашберга. Здесь было удачное сочетание у Дзержинского двух функций — он мог использовать информацию ОГПУ и его силовой ресурс для пользы экономики.

В период противоборства внутри партии за власть и бесконечных дискуссий такое впечатление, что только Дзержинский и его подчиненные реально занимались созидательным трудом.

Вклад Дзержинского в развитие железнодорожного хозяйства России был очень большим. Понимая огромное значение транспорта, как «кровеносных сосудов» страны, Дзержинский много уделил внимания не только железным дорогам, но и много сделал для развития водного и морского транспорта и пароходства. Под «кипрскими флагами» при нем советские суда не ходили.

Стоит обратить внимание на любопытный много говорящий факт, — с поста председателя ВЧК или ОГПУ Ф. Дзержинский в отставку не просился, а с должности председателя ВСНХ, в силу возникших трудностей в работе и в силу непонимания и противодействия красной бюрократии и в борьбе с министром финансов Гришей Бриллиантом-Сокольниковым, железный Феликс в июле 1925 года подал в отставку. Сталин отставку не принял и уговорил Дзержинского работать на этом посту дальше. Ещё один интересный факт — Вячеслав Молотов на запрос Сталина о положении в хозяйстве страны 5 августа 1925 года ответил: «Твои хозяйственные вопросы задержались ввиду задержавшейся болезни Дзержинского». Никто из большевикской элиты, кроме Дзержинского, не владел точной информацией о хозяйстве страны.

В этот период (1924-1926 гг.) так сложилось, что Сталин отвечал за «работу» с оппозицией, а Дзержинский занимался хозяйством страны. Благодаря большой созидательной работе Дзержинского в течение года производство стали и проката выросло в СССР на 60-70%, всего было запущено около 400 неработающих, «мертвых» предприятий.

Учитывая печальное состояние экономики страны, следует отметить приятный удивительный факт — Дзержинский, соответственно и Сталин, заказали в 1924 году для обучения советской молодежи на верфях Германии строительство большого учебного парусника «Крузенштерн», который в 1926 году был спущен на воду. Понятно, что подобные удачные начинания Дзержинского и Сталина в экономике очень положительно воспринимались народом и одновременно добавляли негатива врагам созидания в «отдельно взятой стране» — сторонникам «мировой революции», которые злорадно готовились сбросить Сталина с временно захваченной «высоты» на очередном съезде ВКП(б). Поэтому понятно, что сторонники противоположных взглядов — «мировой революции» были заинтересованы в ликвидации этой мощной опоры Сталина.

В плане созидания Дзержинский взял на себя ещё одну функцию — министерства образования и опеки. Поскольку большевиками в Российской империи были убиты пулей или голодом многие миллионы мам и пап, и сосланы в концлагеря, то в СССР в этот период бродили миллионы беспризорных детей, без семей и дома. По утверждению «министра культуры» Луначарского в СССР было 7 миллионов беспризорных детей, а по утверждению Н. Крупской — даже 9 миллионов. Ф. Дзержинский в течение 1924-1925 годов для беспризорных детей организовал 280 коммун и 420 детдомов. Дзержинский объяснял суть, совершенно отличную от идеи «мировой революции», — что представители новой власти должны показать, что они «являются не новой кастой, захватившей власть ради личных интересов, не новой аристократией, а слугами народа». В понимании Бронштейна и прочих гегемонов такие утверждения выглядели если не издевательством, то полной профанацией. Опять же — если проводить историческую аналогию с современными «рабами на галерах» у еврейских олигархов, то сравнение опять резко не в их пользу.

Заканчивая описание второй, более симпатичной, стороны личности Дзержинского-созидателя, стоит отметить ещё одну его черту, — если Сталин очень подозрительно относился к «старым спецам», и при удобном случае поступал с ними жестоко, то Дзержинский находил с ними общий язык и ко многим относился с доверием и симпатией; М.В. Ходяков в своей книге отметил: «Из всех руководителей ВСНХ, по свидетельству Н.В. Вольского (Валентинова), лично знавшего многих большевистских лидеров, Дзержинский был лучшим. Его ценили даже беспартийные «царские» спецы, говорившие после кончины своего начальника: «Жаль умер Дзержинский. С ним было хорошо работать. Нас, специалистов, он ценил и защищал».

В начале 1925 года наблюдалось серьёзное увеличение производства продуктов питания, — крестьян взбодрили реформы нэпа, и эффект этого был очевиден. На фоне предыдущих голодных лет это были радостные изменения. Советую читателям с этого момента внимательно вникнуть в тему крестьянства, потому что это поможет понять весь экспериментальный опыт Сталина в этой теме и почему через 4 года — в 1929 году он пошел на радикальные жестокие реформы.

Проблема голода была решена, и была решена весьма быстро и просто — без всяких инвестиций, власти просто снизили пресс на крестьянство, уровень грабежа и дали немного вольницы — и через два года продовольствия резко прибавилось. Это было также эффектом того, что произошло резкое увеличение посевных площадей, которые не засевались в конце Гражданской войны и в ходе крестьянских восстаний, да и земли убитых казаков стали осваивать. На волне этой эйфории советские экономисты Н.Д. Кондратьев и Н.П. Макаров считали приоритетной задачей максимальное развитие сельского хозяйства, считали его опорным в развитии экономики страны. Потому что в тот период зерно было почти единственным и основным экспортным советским продуктом, за который можно было получить валюту. Н. Бухарин восторженно восклицал: «Всему крестьянству надо сказать: обогащайтесь, накапливайте, развивайте своё хозяйство!»

Однако в этой тенденции ортодоксальные марксисты-коммунисты обнаружили негативы: во-первых, буквально за два года крестьянство относительно разбогатело, причём разбогатело и по сравнению с рабочим классом. Естественно, полуголодные пролетарии начали с завистью и раздражением смотреть на крестьян — что ж это получается за пролетарская диктатура? — За что боролись? Кстати, Л. Бронштейн с давних дореволюционных пор считал, что невозможен союз пролетариев с несознательным крестьянством, которое необходимо нещадно эксплуатировать, как лошадь или корову.

Во-вторых, идеологи марксизма задумались: крестьянство составляет в России около 80% всего населения — и если это крестьянство будет дальше так обогащаться и идти в сторону буржуазии, то что это за пролетарское коммунистическое государство получится.

В-третьих, в период этого оживления крестьян выявилось их естественное расслоение — после всех раскулачиваний и ограблений с нуля «поднялись» самые трудолюбивые, рукастые, талантливые и смекалистые, а лодыри, горлопаны и пьяницы, естественно, остались на прежнем положении и начинали горлопанить революционные лозунги: необходимо раскулачивать и делиться.

В-четвертых, — рост крестьянского производства естественно привёл к активизации торговли продовольствием, «излишками» — соответственно появилось много торговцев, спекулянтов и типов вроде Оси Бендера (знающего 400 способов, как, не работая, — получить много денег), которые также жили лучше рабочих, стали «франтово» одеваться и всё больше походить на буржуев.

Этот спекулятивный городской капитал, естественно, послужил толчком к появлению различных трактиров и ресторанов — в которые пролетарий попасть не мог, зато могли себе позволить со своими льготными зарплатами коммунистические партработники, в том числе и чекисты и военачальники, для идейных коммунистов эти новые явления были признаками явного разложения. В результате всего этого получалось, что хороший труд крестьян не вписывался в коммунистическую идею и ей противоречил. Наблюдался забавный парадокс — оказалось много недовольных ростом крестьянского производства, и стали звучать революционные голоса с разных сторон: «Пропеть отходную нэпу!»

Сталину и всей партийной верхушке необходимо было как-то определяться в возникшей ситуации. Сталин же пока наблюдал за дискуссией по крестьянскому вопросу и фиксировал в своём докладе 9 мая 1925 г. ещё одну проблему: «Перевыборы Советов, вскрывшие тот несомненный факт, что в целом ряде районов нашей страны середняк оказался на стороне кулака против бедняка».

Это естественно — что более умные, трудолюбивые и смекалистые крестьяне пользовались авторитетом у односельчан. И эти заслуженные деревенские «авторитеты» прогрессировали — не довольствовались уже жесткими рамками нэпа и не хотели уже жить и работать по обманным ленинским правилам. Эту тенденцию Сталин отметил ещё и осенью 1924 года, на пленуме ЦК РКП(б) в докладе «О задачах партии в деревне» (26 октября 1924 г): «В чём состоят особенности нынешнего момента с точки зрения положения крестьян? Первая особенность состоит в том, что старый капитал, моральный капитал, приобретенный нами в борьбе за освобождение крестьян от помещика, начинает уже исчерпываться.

Теперь основной вопрос — рынок и цены на городские товары, на сельскохозяйственные продукты. Вот что пишет секретарь Гомельского губкома: «В трех волостях был массовый отказ от принятия окладных листов. Темп поступления по сравнению с тем, каким он должен быть, отстает в три раза. Происходившие беспартийные волостные конференции были настолько бурными, что некоторые пришлось закрыть, а в некоторых была проведена поправка: просить центр снизить налог и повысить цены на хлеб».

Сталин теперь «разгребал» грабительскую и надувательскую политику Ленина по отношению к крестьянам, всё прекрасно понимал и по поводу ленинских «ножниц цен» говорил: «Дело теперь даже не в налогах, ибо мужик дал бы налог, если бы цены на хлеб были «достаточно высокие» и если бы цены на мануфактуру и на другие городские изделия были «достаточно» снижены. Особенно показательно в этом отношении последнее восстание в Грузии».

Тогда — осенью 1924 года Сталин не стал менять ленинскую политику — и не менял ни налоги, ни цены на промышленные товары и сельхозпродукцию, а решил улучшить ситуацию просто и дешево — за счет оргмероприятий, Сталин: «Прежде всего необходимо позаботится о том, чтобы создать вокруг партии в деревне многочисленные беспартийные кадры из крестьян, могущие соединить нашу партию с миллионами крестьян». То есть — от профессиональных партийных у крестьян после многолетнего грабежа и кровавых подавлений восстаний была уже злобная отрыжка, и чтобы эту неприязнь уменьшить, Сталин решил создать «промежуток», посредника — «актив из самих крестьян», через которого можно было бы общаться с 80% населения СССР.

Второй рецепт Сталина: «По-моему, для этого необходимо оживить Советы. Почему именно Советы? Потому, во-первых, что Советы есть орган власти, а вовлечение трудового крестьянства в дело управления страной является очередной задачей партии. Потому, во-вторых, что Советы есть орган смычки рабочих и крестьян. Потому, в-третьих, что в советах разрабатывается местный бюджет, а бюджет является животрепещущим вопросом для крестьянства».

Третий совет Сталина — партийным организациям улучшить свою работу в деревне, убрать «перегибы» и т.п., Сталин: «Оказывается, есть такие коммунисты, которые боятся критики, не хотят вскрывать недостатки нашей работы. Это опасно, товарищи. Ибо одно из двух: либо мы сами будем критиковать себя и дадим беспартийным раскритиковать нашу работу, — и тогда можно будет надеяться, что наша работа в деревне двинется вперед; либо мы такой критики не допустим, — тогда нас будут критиковать события, вроде восстаний в Кронштадте, в Тамбове, в Грузии».

Этот комплекс советов, рекомендаций Сталина оказался неэффективным, далеко недостаточным, можно даже утверждать — ошибочным, ибо, хотя и не было повторения «Тамбова», но к осени 1925 года проблемы с крестьянством усугубились, — несмотря на дальнейшее увеличение посевных площадей и урожайности, план продзаготовок был сорван, и чтобы избежать в городах голода, пришлось вводить «режим экономии».

Самый большой умник в окружении Ленина и Сталина в вопросах экономики — Л.Б. Красин по этому поводу 30 октября 1925 года писал в письме жене: «В августе наши испугались слишком большого урожая и, предвидя падение цен и ведя мужиколюбивую политику, дали директиву Внуторгу платить высокие цены при заготовках. На придачу совершили ещё ряд глупостей. Результат: мужик поднял цены, хлеба на рынок не везет, экспорт делается убыточным, а, не имея хлеба для экспорта, нам нечем расплачиваться с заграницей за закупленные товары».

Как видим, — когда Сталин решился перейти с ленинской мужиконенавистнической политики к мужиколюбивой и поднял закупочные цены на зерно, то проблем меньше не стало. Похоже, Сталину легче было победить Бронштейна, чем разобраться правильно с проблемами крестьянства.

Раздумывая над этими проблемами, в поисках выхода русский ученый Чаянов издал книгу «Организация крестьянского хозяйства», в которой предложил реформировать крестьянство, переорганизовать его — собрать для труда в организации, для коллективного труда — в совхозы. Но чтобы принять это решение Сталину понадобилось ещё несколько лет. А пока вопрос о проблемах с крестьянством «завис».

В 1925 году в СССР произошло несколько знаковых убийств. Из 14 арестованных в 1924 году «за разговоры» русских поэтов и писателей (А. Ганин, В. Галанов, Б. Глубоковский, А. Потехин, братья Чекрыгины и др.) — 12 арестованных в марте 1925 года были расстреляны. А они ведь никого не убили, не проводили теракты, не покушались на переворот или захват власти, а всего-то по молодости и глупости обсуждали совершенно утопическую идею созыва всенародного Великого Земского Собора, на котором народ должен был бы решить дальнейший путь России.

Я вынужден огорчить фанатичных сторонников Сталина, — в этом случае вся ответственность за убийство этих 12 талантливых русских людей и доведение остальных двух до сумасшествия лежит на «истинно русском» Сталине и на Дзержинском, теперь они уже правили страной и за всё отвечали. В крайнем случае, достаточно было этих молодых людей отправить на пару лет «на перевоспитание» в ленинский концлагерь. Ведь когда по делу покушения на Ленина приговорили в августе 1922 года к смертной казни двенадцать еврейских террористов-бундовцев во главе с А.Р. Гоцем и М.Я. Гендельманом, то этот приговор не привели в исполнение, и более того — в 1924 году всех их амнистировали и отпустили на свободу.

Многие исследователи истории и я в предыдущей книге убедительно аргументированно доказали, что великого русского поэта Сергея Есенина умышленно убили, и это убийство имело идеологическую и политическую основу. Убийство 27 декабря 1925 года Сергея Есенина также легло на совесть и ответственность Сталина и Дзержинского, эти «великорусские шовинисты» могли и должны были вмешаться в судьбу великого русского поэта и спасти ему жизнь, дать ему ещё пожить и порадовать народ своим великолепным талантом. Сталин и Дзержинский одной рукой боролись с Бронштейном и его единомышленниками, а другой дружески обнимали Розенфельда-Каменева, Апфельбаума-Зиновьева, Лазаря Кагановича и ещё много тысяч подобных кровавых комиссаров и боролись с малейшими проявлениями русского патриотизма, с русскими патриотами. Получилась эдакая оккупационная политика, отвергающая еврейских радикалов, борющихся за власть.

В 1925 году М. Булгаков начал писать своё знаменитое «Собачье сердце» о пришедшем к власти хаме Швондере, нагло влезающем по-хозяйски в любую квартиру, и о глупом Шарикове, который, превратившись из собаки в человека и наслушавшись пропаганды Швондера, сразу стал его единомышленником и соратником и первым делом начал качать «права человека», — это был сильный укор многим русским. Этот социалистический реализм очень не понравился властям, и в ночь на 7 мая 1926 года Булгакова арестовали. Но, в отличие от Гумилева, Ганина или Есенина, его не убили — на этот раз и затем ещё много раз за него вступился Сталин.

До прихода к власти Сталина всё было ясно — оккупация Российской империи еврейскими террористами и обманутыми ими «попутчиками», но приход к власти Сталина сильно смазал, запутал эту четкую черную картину. — Власть как всегда выглядела в виде пирамиды, на самой верхушке которой теперь находился нерусский, нацмен Сталин, а многочисленные нижние этажи власти находились в руках нескольких миллионов евреев и определенной части русских марксистов. Вроде теперь эту власть уже невозможно было назвать «Центрожидом», однако...

Доверенными лицами у Сталина — секретарями были два еврея — Лев Мехлис и Борис Бажанов, а третий секретарь — русский А. Поскребышев был женат на родственнице Троцкого, а сам Сталин был женат два раза на еврейках, а другом и ближайшим помощником у него был Лазарь Каганович. Вот это запутанное полуеврейское переплетение, эта разношерстная смесь марксистов-ленинцев во главе со Сталиным, русскими, лидерами различных нацменьшинств и с огромным преобладанием во власти евреев властвовала в СССР до Второй мировой войны.

Убийство кровавого террориста, бывшего их попутчика, Бориса Савинкова также на ответственности Сталина и Дзержинского, но в данном случае смерть этого убийцы меня не огорчает. Борис Савинков из тюрьмы в письме Дзержинскому 7 мая 1925 года, бравируя, писал: «либо расстреляйте, либо дайте возможность работать; я был против вас, теперь я с вами». Не расстреляли, но и больше действовать не дали. Дмитрий Жуков в своей книге «Таинственные встречи» (1992 г.) отметил: «В 1937 году, умирая в колымском лагере, бывший чекист Артур Шрюбель рассказал кому-то из окружающих, что он был в числе тех четырёх, кто выбросил Савинкова из окна пятого этажа в лубянский двор. Этот слух я передал в 1967 М.П. Якубовичу, и тот с сохранившейся ещё молодой оживлённостью воскликнул: «Верю! Сходится! Ая-то Блюмкину не верил, думал, что хвастает».

Оказалось, что решили убрать опасного свидетеля заговора и масонского посланника с Запада оригинальным способом, а давний подчиненный и друг Бронштейна Яков Блюмкин получил задание сдружиться с Савинковым, чтобы узнать от него всё по-максимуму и хорошо узнать его самого, чтобы после убийства написать от его имени предсмертное письмо в «стиле Савинкова».

Летом 1925 года Бронштейн лишился ещё одного своего друга и помощника — Эфроима Склянского, который был в загранкомандировке в составе работников «Амторга» в США, и, будучи у своих друзей на даче, он на озере Лонг-Лейк катался на лодке, рядом с которой вдруг образовался огромный водоворот, утянувший в глубины лодку с пассажирами. Рок продолжал преследовать Бронштейна и его друзей. Выступая в клубе по поводу смерти Склянского, Троцкий заметил: «Выйдя невредимым из Октябрьской революции, он погиб на мирной прогулке. Такова предательская игра судьбы».

Затем произошла история со смертью М. Фрунзе. При этом большая армия современных исследователей истории, особенно либерально демократических взглядов, с каким-то невероятным упорством без единого(!) доказательного аргумента пытается убедить наших граждан, что это Сталин организовал убийство Фрунзе — потому что стремился к единоличной власти и полному контролю над армией. Эти наглые лгуны совершенно «забывают», что, во-первых, после снятия Бронштейна с поста военкома в январе 1925 года Сталин уже тогда мог занять этот пост и этим полностью подчинить себе армию, ибо именно тогда Зиновьев и Каменев его настойчиво уговаривали это сделать, но отказался.

Во-вторых, упорно «забывают», что М. Фрунзе, как это подчеркивал в своих воспоминаниях В. Молотов, был твердым сторонником Сталина, поэтому-то Сталин и пригласил Фрунзе и доверил этому своему надежному человеку такую большую силу — Красную армию, после чего Сталин был спокоен за армию и полностью её контролировал. Другой вопрос — что Бронштейн и его сторонники не соглашались с потерей этой огромной силы. Тогда было всего две реальных силы: Красная армия и ОГПУ, — какая из них была сильнее? — За какую из этих сил стоило побороться? — И в борьбе за какую силу было больше шансов победить? — Эти вопросы являются скорее риторическими, потому слишком очевидны на них ответы. Да и что мешало Сталину в случае недовольства решением Политбюро сместить Фрунзе, — как сместили Бронштейна?..

«В книге израильского автора Арона Абрамовича «В решающей войне» (1982) с беспрецедентной документальной точностью показано, что сформированный Троцким за годы Гражданской войны командный состав РККА едва ли не на все 100% состоял из его соплеменников и идеологических сторонников. Стоит ли после этого удивляться тому, что уже летом — в начале осени 1925 года Фрунзе «удалось» трижды попасть в автомобильные катастрофы, впоследствии чего он получил ушибы рук, ног и головы. Причем в третий раз — так и вовсе выпал из машины, в результате чего у него вновь открылось кровотечение язвы желудка. Летом того же года Фрунзе стал настойчиво добиваться назначения себе ещё одного заместителя — Григория Котовского» — отметил в своём исследовании (книге) А. Мартиросян.

И Фрунзе добился, — Котовского назначили его заместителем, помощником. Но когда Котовский, получив новое высокое назначение в Москву, не спеша, даже вальяжно собирался покинуть берег Черного моря, его поздним вечером 6 августа 1925 года несколькими выстрелами убил приехавший в станицу его подчиненный — начальник охраны сахарного завода. Причем убийца, как религиозный фанатик, даже не пытался скрыться и сразу сознался. Убийство выглядело демонстративным.

Имя убийцы Григория Котовского — Мейера Зайдера по кличке «Майорчик» историки узнали только после развала СССР в 1992 году, когда были вскрыты секретные архивы. Интересно, что не скрывавший своё преступление Зайдер в ходе следствия несколько раз кардинально менял объяснения по поводу убийства, мотива. Вначале, кстати, как и в случае с Кировым, была выдвинута банальная ревность, хотя к этому времени Котовский был хороший семьянин и очень любил своего ребенка.

Далее происходили довольно странные события: Зайдера не расстреляли, хотя в то время за банальный грабеж расстреливали, затем суд осудил его за убийство легендарного командира всего на 10 лет, а будучи в тюрьме уже на второй год Зайдер возглавил тюремный клуб и получил право свободного выхода к гражданским, а вместо 10 лет отсидел всего 2 года и был освобожден. Здесь везде была рука Сталина? Все эти странности можно понять, если вспомнить исследования А. Солженицына — кто руководил тогда местами заключения, и что в судах тогда правил «правосудие» отец Джо Сороса и ему подобные сочувствующие одесскому «герою» Зандеру.

Чтобы какой-либо еврейский террорист открыто застрелил Фрунзе, как например Г.И. Котовского или П.А. Столыпина — это было уже точно опасно — с большими последствиями, поэтому Фрунзе убрали древним и самым тихим способом аптекарей и врачей. Зная состояние его здоровья, достаточно было передозировать наркоз во время операции, скорее всего это и произошло 31 октября 1925 года во время хирургической операции.

Родственница М. Тухачевского Л.А. Норд писала в своих мемуарах, что Тухачевский при ней говорил в 1925 году: «Никто из военного руководства, кроме Фрунзе, не жил и не живет так армией, как живу я. Никто так ясно не представляет себе её будущую структуру, численность и ту ступень, на которую армия должна стать. Поэтому теперь мне надо добиваться того, чтобы стать во главе руководства армией». Но на место Фрунзе поставили Ворошилова, а бывший любимчик и подчиненный Бронштейна и один из руководителей в 30-х заговора троцкистов М. Тухачевский в ноябре 1925 года был назначен начальником Генштаба, оказался вторым в военной иерархии, немного не дотянул, но это «немного» много значило. Напомню, — Бронштейн-Троцкий в начале 1924 года простил Тухачевскому отказ от военного путча в конце 1923 года и 1 апреля 1924 года назначил его на высокую должность — помощником начальника Штаба РККА. Теперь амбициозный Тухачевский метил возглавить армию.

Смерть Фрунзе троцкисты решили использовать против Сталина по-максимуму — в этом же 1925 году некто прирожденный комиссар Пильняк срочно начал писать повесть на тему смерти Фрунзе, которая в следующем году была опубликована — «Повесть непогашенной луны», в которой запросто обвинил Сталина в убийстве Фрунзе и сам срочно «пильнул» из СССР. Политбюро 13 мая 1926 года даже устроило обсуждение «творчества» Пильняка. Получилось три в одном: террористическая, идеологическая и политическая диверсии против Сталина; «кто-то» усердно пытался доказать, что не глупее Сталина и что борьба не закончена.

В этот период на работе в ВСНХ Троцкий никакими гениальными решениями или эффективными действиями не выделился. Относительно «нейтральный» «старый» спец Л.Б. Красин 6 октября 1925 года писал в письме жене о Троцком: «Путается сейчас самым невозможным и позорным образом и лишний раз подтверждает для меня лично давно очевидную неспособность свою разбираться как следует в хозяйственных вопросах.

Сталин был очень внимателен, и, несомненно, благодаря его директивам (после моего подробного доклада) мы убереглись от слишком большой ломки и разрушительных перестроек».

Сталин со своими сторонниками и «старыми» спецами анализировали различные варианты — пытались выработать стратегию, тактику и план развития страны. Но вскоре этот процесс прервался, ибо неожиданно появилась новая оппозиция, которая нанесла мощный удар по Сталину. Сталин был вынужден защищаться, вопрос борьбы за власть в СССР опять встал для него на первое место, стал приоритетным.

В сентябре 1925 года вышла книга Зиновьева «Ленинизм», и ничего не предвещало смены его позиции, никаких признаков недовольства он не проявлял. По логике — Розенфельд-Каменев и Апфельбаум-Зиновьев должны были быть довольны своим положением — они и их родственники в прямом смысле барствовали и пановали, роскошествовали в полной мере, их народ никто не обижал — он продолжал в СССР наслаждаться жизнью, победой и властью, также гегемонил и пановал; амбиции и самолюбие обоих старых ленинцев также было удовлетворено — «рулили» на международном уровне Коминтерном, господствовали над двумя столицами и находились в верхушке управления государством. Сталин их не обижал. Поднимать индустрию и сельское хозяйство они не рвались.

Но кто-то, примерно, в период смерти Фрунзе, быстро убедил Каменева и Зиновьева радикально поменять свою политическую позицию, или они сами осознали последствия поражения Бронштейна, и начавшиеся при Сталине тенденции и процессы, которые их не устраивали. «Первая ласточка» проявилась в ноябре 1925 года — Зиновьев и Каменев на квартире старого большевика Петровского провели «закрытое» неформальное совещание, на котором продвигали идею замены на посту генерального секретаря Сталина Дзержинским, но присутствующий там Орджоникидзе резко выступил против этой идеи. А идея была коварная — попытаться столкнуть Дзержинского со Сталиным по ленинскому принципу «разделяй-сталкивай и властвуй».

Затем, как потом оказалось, эти два брата-перевертыша не афишируя, в глубокой конспирации перешли в лагерь сторонников Бронштейна и стали готовить неожиданный удар «в спину» Сталину на ближайшем — 14 съезде компартии, запланированном на 18-31 декабря 1925 года.

На этом съезде Сталин озвучил свою любимую идею — исходя из того, что СССР «имеет все необходимое для построения полного социалистического общества... — мы должны приложить все силы к тому, чтобы сделать нашу страну страной самостоятельной, независимой, базирующейся на внутреннем рынке. Мы должны строить наше хозяйство так, чтобы наша страна не превратилась в придаток мировой капиталистической системы, чтобы она не была включена в общую систему капиталистического развития как её подсобное предприятие, чтобы наше хозяйство развивалось не как подсобное предприятие мирового капитализма, а как самостоятельная экономическая единица».

Согласитесь — озвученная выше идея Сталина не просто очень актуальна для России и сегодня — в начале 21 века, а — болезненно актуальна, ибо с начала 90-х годов 20-го века правящая демократическая элита превратила Россию в сырьевой придаток мировой капиталистической системы.

Делегаты 14 съезда поддержали эту позицию Сталина и его курс: «держать курс на индустриализацию страны, развитие производства средств производства и образования резервов для экономического маневрирования».

Но этот съезд не получился скучным — «хозяйственным», ибо, как оказалось, Розенфельду-Каменеву и Апфельбауму-Зиновьеву было не до этого. Зиновьев заявил, что в рамках внутрипартийной демократии ему необходим в Ленинграде свой печатный орган — журнал «Большевик». Сталин, скорее всего, был готов к их предательству и поступил осторожно: «Вопрос, поставленный Зиновьевым, об организации в Ленинграде специального журнала под названием «Большевик» с редакцией в составе Зиновьева, Сафарова, Бардина, Саркиса и Тарханова. Мы не согласились с этим, заявив, что такой журнал, параллельный московскому «Большевику», неминуемо превратится в орган группы, во фракционный орган оппозиции».

На съезде началась горячая дискуссия, в ходе которой сторонники Каменева и Зиновьева — Моисей Лашевич и Бриллиант-Сокольников предложили реформировать секретариат, который узурпировал слишком много власти, а в конце съезда Каменев озвучил главный свой замысел — необходимо снять с поста генерального секретаря Сталина, потому что «товарищ Сталин не может выполнять роль объединителя большевикского штаба. Мы против единоначалия, мы против того, чтобы создавать вождя». На их стороне выступила и «тяжелая артиллерия» — Н. Крупская. И, казалось бы — новым недругам Сталина хватает сил чтобы снять Сталина, но неожиданно резко и дружно в защиту Сталина выступили делегаты съезда, и последние фразы на эту тему Каменева утонули в многочисленных громких криках с мест: «Неверно! Чепуха! Раскрыли карты! Мы не дадим вам командных высот». И это не был результат аппаратных игр Сталина, как многие уверяют, и на съезде не кричали «подсадные утки» — поскольку Сталина поддержали партийные делегаты с разных городов СССР.

Видя такую дружную поддержку делегатов съезда, Сталин вначале обезоружил недругов своей прямотой: «Каменев говорил одно, тянул в одну сторону, Зиновьев говорил другое, тянул в другую сторону, Лaшевич — третье, Сокольников — четвертое. Но, несмотря на разногласие, все они сходились на одном. Их платформа — это реформа Секретариата ЦК. Это странно и смешно, но это факт». А затем в очередной раз Сталин расчетливо сыграл на публику: «Если товарищи настаивают, я готов очистить место без шума и дискуссии». И очередной раз расчувствовавшиеся делегаты съезда дружно отбросили эту идею. Сталин уже не первый раз успешно на съездах и пленумах публично отказывался от роли лидера, вождя, — и все его дружно упрашивали не уходить, не покидать несчастных «сирот» — этот прием давно был опробован в российской истории царем Иваном Грозным и Б. Годуновым, который укреплял положение лидера, придавал ему ещё большую легитимность и главное, — расширял права. Как Сталин с гордостью утверждал — он хорошо знал историю России.

В конце 14 съезда делегаты осудили инициативы «новой оппозиции», а Сталин ввёл в состав новых членов: Политбюро: Молотова, Калинина и Ворошилова, поскольку в Политбюро были Каменев и Зиновьев. Пожалуй, теперь, в борьбе против прогнозируемого «еврейского триумвирата», — в подборе и выдвижении своих сторонников национальность для Сталина имела немаловажное значение.

В самом конце съезда Сталин сделал красивый примирительный жест: «Руководить партией вне коллегии нельзя. Глупо мечтать об этом после Ильича (аплодисменты), глупо об этом говорить». И пригрозил оппозиции кнутом: «Партия хочет единства, и она добьется его вместе с Каменевым и Зиновьевым, если они этого захотят, без них — если они этого не захотят». И Сталина дружно поддержали депутаты съезда. На этом съезде отчетливо на стороне Сталина выступил Н. Бухарин. И Сталин после съезда поддержал Бухарина во всех его инициативах; в результате чего в 1926 году сильно повысился авторитет и статус Бухарина в партии и стране.

После 14 съезда Зиновьев написал ещё две идеологические работы —  «О большевизации» и «Философия эпохи». В этот период Сталин не был таким жестким, каким стал в 30-х. Сталин не был против публикации работ Зиновьева и более того — он создал бюллетень «Сборник материалов по спорным вопросам», в котором всевозможные оппозиционеры могли опубликовать свои мнения, взгляды и работы. И далее мы увидим — как до 1934 г. (в течение 10-ти лет) Сталин будет мягко возиться со своими упертыми партийными врагами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.