«Летучие голландцы» и либеральные британцы

«Летучие голландцы» и либеральные британцы

Маньчжуры угрожали не только Монголии. Они обложили большой данью народы Приамурья, а в 1626 г. развернули наступление на Китай. Силы и ресурсы были, в общем-то, несопоставимыми. Маньчжуров — 500 тыс. вместе с насильно инкорпорированными племенами, китайцев — 150 млн. Но империю Мин подтачивало внутреннее разложение. Впрочем, пока еще силы у нее были. Генерал Юань Чжунхунь разгромил вторгшегося врага, основатель маньчжурского государства Нурхаци получил в битве рану и скончался. Тогда его сын и преемник Абахай (Хуан Тайцзи) изменил направление удара — на Корею. Тоже ослабленную внутренними дрязгами. Там шла борьба партий, «западной» и «северной», которые, в свою очередь, делились и почковались. Сперва одолела «большая северная» партия, ее ставленник князь Кванхэ репрессировал противников, в том числе своих братьев и мачеху. Потом его свергли, на престол сел Инчжо из «западной» партии. Пошли казни и ссылки «северных». Против Инчжо поднял мятеж Ли Гваль (хотя тоже был из «западной» партии), но потерпел поражение, опять покатились головы. Ну а тут вторглась 30-тысячная маньчжурская армия. Один за другим пали города Нынхансан, Анчжу, Пхеньян, Хванчжу, Пхенсан. Князь Инчжо бежал на остров Канхвадо и согласился на мир — на условиях, что Корея выплатит дань и будет соблюдать нейтралитет в маньчжурско-китайской войне.

Глубокий кризис охватил и индийскую империю Великих Моголов. Падишах Джахангир ни мудростью, ни доблестью отца Акбара не обладал. Целиком попал под каблук вздорной и деспотичной женушки, персиянки Нур Джахан, которая диктовала ему государственную политику, сама казнила и миловала. Завоевательные походы Джахангир свернул, погряз в удовольствиях, пристрастившись к вину и опиуму. Вел пышное строительство, окружал себя поэтами, танцовщицами, художниками. Но все это требовало денег, и падишах ввел систему откупа налогов. Откупщик платил вперед, а потом собирал налог с изрядными процентами в свою пользу. Что вело к разрушению сельского хозяйства. Средств все равно не хватало, и с подачи супруги Джахангир решил взимать часть доходов с земель, розданных феодалам, чем сразу нажил массу врагов. Начались заговоры и мятежи. Сперва восстал его сын Хусру. Бунт жестоко подавили, но вспыхнул мятеж Усман-хана в Бенгалии, который не могли усмирить 8 лет. А в 1627 г. поднял восстание сын Джахангира Шах-Джахан. Одолел отца, тот бежал в Афганистан, где и умер. Трон достался Шах-Джахану.

К борьбе за «передел мира» в данный период подключилась еще одна держава — Франция. Ришелье, придя к власти, обратил внимание на плачевное состояние флота. Как показала инспекция, в Бресте от портовых складов остались лишь стены, а пушки были негодными. В Касси гарнизон форта состоял из 1 сторожа с 2 фальконетами (1 неисправен), а в Тулоне — из «добряка-начальника», которому 20 лет не платили жалованья, его жены и слуги. Другие порты тоже были в запустении или использовались «джентльменами удачи». В Кане французские пираты, нанятые испанцами или англичанами, охотились за французскими же кораблями. Впрочем, и голландцы, даже будучи союзниками, заметив французское судно, нападали без колебаний. Военного флота не существовало, большинство французских моряков служили на иностранных судах. Торговлю французской солью и вином на Балтийском и Северном морях монополизировали голландцы. В Средиземном было еще хуже. Североафриканские турецкие пашалыки, Тунис, Алжир и Триполитания, вели себя обособленно от Стамбула. Паши играли роль скорее послов султана, чем властителей, всей политикой заправляли местные беи и диваны (советы) янычар. А основой этой политики было пиратство. И хотя Франция являлась союзницей Турции, алжирцам и тунисцам было на это глубоко плевать. Они нападали на ее суда, высаживались на незащищенные берега Прованса, увозя жителей, потому что в Северной Африке огромным весом обладали работорговые компании, еврейские и мусульманские. Зачастую они и финансировали пиратские рейды, велась настоящая охота за рабами. По подсчетам хрониста о. Дана, в Алжире при населении 100 тыс. человек единовременно находилось 25–30 тыс. рабов и 8 тыс. пленников, перешедших в ислам. Существовали организации, выкупавшие рабов, — таким посредничеством занимались монахи, францисканцы и доминиканцы. Но они выкупали только католиков, протестантов брать отказывались, даже если их предлагали «в нагрузку». Впрочем, в Северной Африке активно действовали конторы многих европейских купцов: голландцев, англичан, итальянцев. Как правило, они работали в тесном контакте не с мусульманскими, а с еврейскими компаниями, которые тоже специализировались на посредничестве. Европейцы через них скупали награбленное и продавали пиратам порох, оружие, корабельные снасти. И больше всех страдала при этом Франция.

Ришелье решил исправить положение. Он принял пост главного управляющего коммерции и навигации, начали восстанавливаться порты и укрепления, строиться корабли. Кардинал активизировал французскую заокеанскую политику — он полагал, что иметь колонии требуется для престижа державы. Под его покровительством была создана компания по заселению Карибских островов Сен-Ките (Сен-Кристоф), Барбадоса, Гваделупы, Мартиники. Ришелье сам стал пайщиком, выделил корабль. Предполагалось ввезти рабов из Сенегала, организовать на островах производство сахара. Как и в Англии, с наведением порядка в портах Атлантического побережья в Новый Свет стали перебираться французские пираты. Селились на Сен-Ките, оттуда «самостийно» проникли на о. Тортуга. Кардинал реанимировал и начинание Генриха IV по освоению Канады и Акадии, и возникла компания Новой Франции, которой предоставили 2 корабля и земли «от Флориды на юге до Арктического круга на севере и от Ньюфаундленда на востоке до Великих Озер на западе» с правом монопольной торговли на 15 лет. Всем, кто пожелал бы ехать в Америку, давались серьезные привилегии и льготы.

Кардинал провел ряд законов, призванных стимулировать французское предпринимательство и мореходство. Дворянам было разрешено заниматься торговлей без потери своего социального статуса. Морякам запрещалось поступать на иностранные суда. Вводились ограничения на импорт, на транзит через зарубежные фирмы. Но… все подобные шаги опять перечеркнула чисто французская специфика. Чиновники, заседавшие в парламентах приморских провинций, получали свою долю от пошлин с ввоза товаров, взятки от иностранцев, и все эти парламенты отказались зарегистрировать протекционистские законы. И как раз там, где такие законы были нужны, они не были введены в действие. Национальную торговлю удалось наладить только с Левантом, когда приструнили африканских пиратов. Но оттуда ввозились лишь предметы роскоши, и не за товары, которых у Франции не было, а за деньги, вызывая их отток из страны. Ришелье говорил, что это «плохая торговля», но, если ее вести через иностранцев, будет еще хуже.

А в колонии французы ехали неохотно. Они традиционно тяготели к Парижу, к королевскому двору — только там, во Франции, делалась карьера, раздавались подачки и выгоды. И в отличие от англичан, устраивавшихся в Америке капитально, французы отправлялись туда на время, чтобы заработать на меховой торговле, вернуться домой и купить чиновничьи должности. Квебек оставался поселком, где жили 107 человек. На привозных продуктах — если корабль из метрополии задерживался, голодали. И все это сказалось в ходе войны с Англией. В то самое время, когда флот Бекингема опозорился у Ла-Рошели, в Америке произошло обратное. В британских колониях насчитывалось уже 20 тыс. жителей, они были лучше организованы. Джервейз Керк создал частную антифранцузскую компанию со своей флотилией, в 1628 г. разрушил поселения на р. Св. Лаврентия, захватил корабли и товары французской компании и разорил Квебек.

В американских водах продолжала пиратство и голландская Вест-Индская компания. В 1628 г. ее главнокомандующему Питу Хейну выпала редкая удача. Возле главной испанской базы, Гаваны, где голландцев никто не ждал, они вдруг напали на «серебряную эскадру», перевозившую годовую добычу драгоценных металлов, и захватили 9 кораблей. Это немедленно сказалось на ходе Тридцатилетней войны. В Европе упали акции испанских банков, Мадриду оказалось нечем платить солдатам. Задним умом стали укреплять береговую охрану, менять сроки и пути следования конвоев. Нидерланды расширяли влияние и в Индонезии. Их Батавия формально находилась на земле султаната Матарама, и султан Агунг осадил ее, пытаясь вернуть свою собственность. Но с сильной крепостью ничего не смог сделать, и его неудача лишь укрепила авторитет захватчиков. А султан Аче Искандер Муд в 1629 г. потерпел сокрушительное поражение при попытке захватить Малакку. И заключил с голландцами союз, предоставив им за это право 4 года свободно и беспошлинно торговать в его владениях. Нетрудно понять, что четырехлетняя привилегия автоматически превратилась в бессрочную.

Если пахло наживой, нидерландцы и друг с другом не церемонились. Облик этих «цивилизаторов» красноречиво характеризует история, ставшая потом прототипом легенды о «Летучем голландце». Крупнейшее судно Ост-Индской компании «Батавия» в 1629 г. отчалило из Амстердама, имея на борту важные грузы, 200 тыс. гульденов и 600 пассажиров и команды — в колонии ехал отряд солдат, чиновники, купцы, их семьи. Руководил экспедицией фактор Пелсерт. В океане его свалила лихорадка, и капитан судна Якобе с помощником Корнелисом соблазнились завладеть огромной суммой. Решили взбунтовать команду и угнать «Батавию». В качестве повода для возмущения знатную красавицу Лукрецию Яне, ехавшую к мужу, объявили ведьмой. Выволокли на палубу, хором изнасиловали, вымазали дегтем, но надолго затянулся спор, сразу ее утопить или сперва изрезать бритвой. А больной Пелсерт узнал о случившемся, успел сорганизовать солдат, разогнал бунтовщиков и арестовал главарей. Однако налетела буря, обезглавленная команда не справилась с управлением, и «Батавия» налетела на рифы. Высадились на необитаемом острове. Освобожденные мятежники в суматохе расхватали часть денег и придумали план: Якобе отправится с Пелсертом за помощью, по дороге убьет его и приведет спасательный корабль, а Корнелис с сообщниками будет наготове и захватит его. Но фактор вел себя бдительно, взял с собой в шлюпку нескольких солдат, а вскоре встретили судно «Саардам», доставившее их в Батавию. Это же судно генерал-губернатор отправил за потерпевшими крушение.

А пока Пелсерт плавал туда-сюда, Корнелис провозгласил себя «императором» и принялся истреблять всех «лишних». Для них изобретали казни одну страшнее другой, заставляли убивать друг друга, трем мальчикам приказали бороться в воде — кто утопит остальных, останется жить. Беременную принудили валяться в ногах и молить о пощаде, а потом вскрыли живот. Устраивали охоту на людей, выпуская их в заросли. В итоге из 500 пассажиров уцелели лишь 40 мальчиков и дам (в том числе Лукреция Яне), используемых для сексуальных надобностей. Оставили в живых и священника, требуя от него служб и проповедей, хотя его старшую дочь зачислили в наложницы, а жену и трех младших после надругательств умертвили. 30 солдат спаслись, перебравшись на соседний островок, они и предупредили появившийся «Саардам» о происходящем. Извергов захватили, 8 человек повесили, 2 высадили в Австралии — они-то и стали первыми европейцами на этом континенте. Для остальных ограничились телесными наказаниями — пороли, протаскивали под килем. Но в Батавии генерал-губернатор ужесточил приговор. Всех взрослых бандитов вздернули, а несовершеннолетним юнгам велели кидать жребий — кому на виселицу, а кому получить 200 плетей (что тоже было смертельно).

Англичане, погромив Канаду, еще больше укрепили позиции в Америке. У французов они отобрали Акадию, которая стала Новой Шотландией, а Квебек вернули, но на его месте остались только развалины. Эмигрантский Массачусетс стал процветающей колонией. Осваивались Британская Каролина, Багамы, Нью-Хэмпшир. Но заселяли Новый Свет не только беженцы-протестанты. Мэриленд и часть Делавэра Карл I широким жестом подарил своему любимцу лорду Балтимору — в качестве «частной» колонии, предоставив ему права объявлять войну, судить, жаловать титулы вассалам и «подданным». Если первые переселенцы волей-неволей должны были поддерживать приемлемые отношения с индейцами, то по мере роста колоний «бледнолицые» наглели, теснили местных жителей, и война с французами сменилась первой большой войной с индейцами, продолжавшейся 5 лет.

А в самой Англии углублялся внутренний разлад. Кстати, Карл I был далеко не худшим монархом по сравнению с предшественниками. Не отправлял на плаху всех неугодных, как Генрих VIII или Елизавета, не устраивал охоты на ведьм, как Яков. Был человеком мягким, не раз выражал готовность пойти на компромисс с оппозицией. В 1629 г. он созвал третий парламент — предмета прошлых атак, Бекингема, больше не было, и король надеялся, что теперь ничто не помешает договориться. Но уже полным ходом шел тот же процесс, что прежде в Голландии. Разжиревшие олигархи рвались к власти. И как раз из них состояла палата общин (по оценкам специалистов, ее депутаты были в среднем втрое богаче пэров). Даже контроль над законодательством и бюджетом их уже не устраивал, хотелось большего.

Идеологическим знаменем оппозиции стал кальвинизм. Ведь согласитесь, что бороться под лозунгами собственной наживы и всевластия не совсем удобно. А кальвинизм с идеей «богоизбранности» богатых придавал таким устремлениям солидную религиозную основу. Британские пуритане ратовали за удешевление церкви. Выступали против икон, алтарей, музыки, крестного знамения, коленопреклонения. Церковные обряды называли «идолопоклонством» и требовали заменить епископов синодами пресвитеров, избираемых паствой, — конечно, из тех же самых «избранных». И этим пресвитерам должен был подчиняться сам король. От французских гугенотов пуритане переняли теории «общественного договора» между властью и народом (т. е. «избранными»). О том, что народ обязан бунтовать, если властитель превратился в «тирана» (не идет на поводу у «избранных»). В Англии эти теории разрабатывали Покет, Спенсер, Бьюкенен, Паркер, Мильтон.

Поднимался лозунг «свободы совести» — но понимавшейся весьма однобоко. Когда Карл I разрешил католические богослужения жене-француженке и иноземным послам, «общественность» объявила это «реставрацией папизма» и подняла такой вой, что королю пришлось не только отменить разрешение, но и выслать на родину католическую свиту супруги. А попытка договориться с парламентом провалилась. Депутаты восприняли ее как признание королем своей слабости и решили совсем сесть ему на шею, выдвинув ультиматум: что дадут субсидии, если король утвердит «Прошение о правах» с обязательствами не взимать податей без согласия парламента, не заключать по собственному решению в тюрьму видных граждан, не вводить военных судов.

Правда, как это характерно для политиков подобного сорта, парламентарии больше думали о собственных выгодах. И лидер оппозиции Уэнтфорт переметнулся на сторону Карла — сообразив, что, оказав помощь в кризисной ситуации, он может занять вакантное место Бекингема. По его совету Карл сперва согласился подписать «Прощение», но, получив субсидии, распустил парламент. Депутаты проявили неповиновение, силой удержали спикера (без которого заседание было незаконным) — и, прежде чем их разогнали, напринимали кучу законов. Постановили: кто вносит «папистские» новшества в англиканскую церковь — враг королевства; кто советует королю взимать пошлины без согласия парламента — враг королевства; а кто платит не утвержденные парламентом налоги — предатель свобод Англии. После такого демарша самых активных из них Карл посадил и решил править вообще без парламента.

Опорой его стали новый фаворит Уэнтфорт — превратившийся в графа Стаффорда, архиепископ Кентерберийский Уильям Лод и наместник в Ирландии Вентворт. Но при этом монарх… остался без денег. И, чтобы раздобыть их, придумывались самые разные способы, вплоть до пиратства. Под предлогом войны с Испанией король отправил корабль «Морской конек» в Красное море — якобы с целью захватывать испанские суда, которых в Красном море ну никак не могло встретиться. И «Морской конек» принялся грабить арабов и индусов. Индийские власти в Сурате особой разницы между английским королем и английской Ост-Индской компанией не видели и выкатили ей внушительный счет, угрожая прикрыть лавочку. Вскоре Портер, постельничий Карла I, организовал экспедицию из 2 кораблей. Один затонул, другой захватил суда, принадлежавшие Великому Моголу. Ост-Индская компания, чтобы снова не расплачиваться, послала против корсара свой корабль «Лебедь». Пираты после боя выкинули белый флаг, но вернуть награбленное отказались и увезли в Лондон, где дело благополучно замяли.

Единственными европейскими «хозяевами» в Африке пока оставались португальцы. Их чрезвычайно привлекали золотые, медные и железные месторождения, расположенные в империи Розви, восточнее Анголы, их считали «копями царя Соломона». Но это государство противостояло чужеземцам, не пуская их к себе. Португальцы были упорны, постепенно приближаясь к «африканскому Эльдорадо». Опорными пунктами были построенные крепости Сене, Тете. А царя Розви Татси Русере с юга теснила династия Чингамире, правившая в Зимбабве. В результате он стал обращаться к европейцам за помощью. Допустил их миссионеров, а потом согласился отдать в концессию рудники. Португальцы его надули — обещанной за это компенсации царь так и не дождался. Потеряв терпение, Татси Русере начал войну с португальцами, но было поздно. Колонизаторы успели обзавестись «друзьями» среди его подданных вождей и подняли их против царя. Он лишился власти, а государство стало разваливаться. И вождь Мавура, выдвинутый в номинальные цари, подписал в 1629 г. кабальный договор, по которому европейцы получали монопольное право на разработку рудников. Это был первый (но далеко не последний) в истории Африки документ подобного рода.

А вот на восточном берегу Африки португальцам не повезло. Правителем Момбасы они назначили шейха Юсуфабен-Ахмеда, принявшего крещение под именем Иеронима. В 1630 г. он зашел со свитой в гости к коменданту, напал вдруг на него, отобрал ключи от крепости, снял часовых и подал сигнал к восстанию. Из европейцев сохранили жизнь лишь тем, кто согласился перейти в ислам. Несколько человек бежали на о. Пате и оттуда дали знать о случившемся вице-королю в Гоа. Пришла эскадра де Мора, но повстанцы отбили ее артогнем. А когда португальцы прислали более крупные силы, правитель и население сожгли город и ушли в глубь материка. Европейцы возвратили крепость, но покоя им больше не было. Юсуф-бен-Ахмед установил связи с турецким султаном, получал от него помощь и совершал набеги на побережье.

В других районах Африки кипели свои страсти. Усилилось королевство Лунда, основанное народами банту на территории современного Заира, покорило ряд соседних племен от Восточной Анголы до Северо-Западной Замбии, обложило данью княжества Мвата-Ямбо, Бемба, Каземба, Касанже. А древнее царство Мали пало — в 1630 г. восстали племена фульбе и бомбара, осадили столицу, последний царь Магаи бежал, и государство прекратило существование. Ну а Эфиопии дружба с португальцами тоже не пошла впрок. Полвека она была вроде выгодной. Императоры покупали артиллерию, что позволяло горцам-христианам подавлять восстания равнинных мусульман и одерживать победы над соседними исламскими народами. Но эфиопское коптское христианство было для католиков столь же «ненастоящим», как православие. И «в нагрузку» к пушкам прибывали миссионеры-иезуиты. Возник такой же план, как относительно России, — преклонить под стопу папы монарха, а через него весь народ. В чем иезуиты и преуспели. Император Социн перешел в католичество.

Обернулось это бедой. Когда он стал прижимать национальную церковь, требуя унии, и склонять к перемене религии подданных, они взбунтовались, и сын Василид вынудил отца отречься от престола. Но и свержение императора многим не понравилось. Против Василида выступили оппозиционные группировки. А междоусобицами воспользовались соседи и подданные-мусульмане. Империя распалась на части, воюющие друг с другом. Причем враждовали жестоко. Эфиопские рисунки и миниатюры живописуют, как перед правителями, восседающими на тронах, палачи выстраивают на коленях десятки нагих мужчин и женщин и лихо сносят им головы кривыми мечами. Тысячи людей продавались в рабство — Эфиопия наряду с Крымом и африканскими пиратами стала одним из главных поставщиков рабов в Османскую империю.

Тем временем в Китае положение ухудшалось. Война с маньчжурами требовала денег. Но чиновная и придворная верхушка, окружавшая императора Чжу Ю-цзяня (Сыцзуна), вовсе не спешила отказываться от строительства роскошных дворцов и прочих удовольствий. Налоги, и без того тяжелые, за 10 лет выросли на 50 %. Мало того, из-за возросших затрат и’ казнокрадства страна оказалась не в состоянии поддерживать и ремонтировать грандиозные ирригационные системы, считали — как-нибудь продержатся до лучших времен. Однако внезапно грянула полоса стихийных бедствий. Наводнения разрушили дамбы, плотины и каналы. А потом ударила засуха… Никакой помощи пострадавшие районы не получили. В северных провинциях начался голод, доходило до людоедства, половина населения вымерла или ушла куда глаза глядят.

Стихийная катастрофа дополнилась военной. Абахай совершил глубокий рейд через Внутреннюю Монголию — обойдя таким образом и стоявшие по границе войска и голодные области, и впервые маньжуры вторглись в Центральный Китай. Грабя, убивая, угоняя скот и пленных, подступили к Пекину. На помощь столице подоспела пограничная армия Юань Чжунхуня, побила пришельцев и заставила убраться. Зато китайское крестьянство выпавших на его долю перегрузок уже не выдержало. В провинции Шэньси, наиболее пострадавшей от засухи, вспыхнуло восстание. Выдвинулись вожди — Гао Инсян, Чжан Сяньчжун, Ли Цзычэн, Ван Цзиин. Сперва они действовали отдельными отрядами, истребляли чиновников и знать, грабили поместья, государственные амбары и склады.

Но правительственные войска ушли против маньчжуров, и отряды беспрепятственно росли, объединялись в большие армии. В 1631 г. они заняли Шаньси. Полководцам императора пришлось сражаться на два фронта — в 1632 г. последовало новое вторжение Абахая. И лишь в следующем году, отразив маньчжуров, удалось разгромить повстанцев, погиб один из их лидеров Ван Цзиин. Пошли жестокие расправы. Но уцелевшие крестьянские ополченцы, разбившись на мелкие отряды, растеклись по еще не затронутым мятежом провинциям — Хэнань, Хэбей, Хубей, Сычуань. А окончательно уничтожить их не получилось из-за очередного нападения маньчжуров. Пока еще их набеги удавалось отражать, но они приносили колоссальный урон, только в один из своих рейдов Абахай увел в рабство 220 тыс. человек и угнал 550 тыс. голов скота. Империя Мин затрещала по швам.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.