III

III

Миг упоения, минута той полноты чувства, которая заставляет человека забыть «небо, вечность, землю, самого себя», вот единая ценность, высшее благо, какое знает Огарев в человеческой жизни. Блажен на его взгляд тот, кто раз был взволнован до слез – все равно, любовью, состраданием или видом красоты; блаженны Ромео и Джульета, которые «в утре дней в последнем замерли лобзаньи»{234}. И, напротив, проклясть бы мог свою судьбу —

Кто в отупеньи забывал

Пролить над милым прахом слезы,

Кто ликований и пиров

Не знал на жизненном просторе,

Не ведал сладкой грусти снов,

А знал одно сухое горе{235}.

Он сам, как мы видели, всю жизнь жаждал этой полноты. Ее давала ему, конечно, прежде всего любовь, и потому его сердце так часто просит любви, —

Любви взаимной, вечной и святой,

Которую ни время не уносит,

Ни губит свет мертвящей суетой.{236}

Он ищет в любви не чувственных утех, а самозабвения («любил любовь»{237}, оговаривается он однажды), он говорит: «жизнь в любви – блаженный сон, друзья мои»{238}. Но, как уже сказано, не одна любовь дает ему душевную полноту.

Такое сердце никогда не может быть удовлетворено. Это неутолимое желание указывает на присутствие в душе человека огромного излишка непоглощенной жизнью энергии, которая упорно ищет выхода и, не находя его, бурлит и мучительно перегорает внутри. У Огарева есть знаменательное стихотворение: «Много грусти»{239}; оно показывает, что и в самый момент полноты чувства в его душе еще оставался излишек энергии, результатом чего неизбежно являлась грусть:

А я и молод, жизнь моя полна,

На радость мне любовь дана от Бога,

И песнь моя на радость мне дана,

Но в этой радости как грусти много!

Но тот же неизрасходованный избыток чувства естественно должен давать поэту внутреннее ощущение силы. Таково именно самосознание Огарева. Большая ошибка – изображать Огарева слабым и покорным, как это обыкновенно делают; напротив, спокойное мужество и внутренняя стойкость характеризуют его мировоззрение, в них источник его трогательной кротости. Под самыми тяжелыми ударами судьбы он не падает духом: «Моя судьба во мне»{240}, говорит он; и кто не помнит от школьных лет его «Путника», кончающегося этими чудесными словами:

Не страшися, путник мой,

На земле все битва;

Но в тебе живет покой,

Сила да молитва.{241}

Таков он сам. Он многократно говорит о том, что, наперекор судьбе и внутренней муке, в его душе жива могучая сила; в самые смутные часы разлада с людьми и с самим собою он ощущает в себе какую-то благодатную тишину:

Так солнце бурною порой

Спокойно светит из-за тучи.{242}

В «Юморе» он яснее всего говорит об этом:

Не все, не все, о, Боже, нет!

Не все в душе тоска сгубила.

На дне ее есть тихий свет,

На дне ее еще есть сила.

Я тайной верою согрет,

И что бы жизнь мне ни сулила,

Спокойно я взгляну вокруг —

И ясен взор, и светел дух!{243}

Каким покоем сознающей себя и уверенной в себе силы дышит «Совершеннолетие»!

Спокойно вижу я годов минувших даль,

Грядущее встречаю без волненья,

И нет раскаянья, и прошлого не жаль,

Нет пред тем, что будет, опасенья.

………………………….

С ошибкой детскою разделаться я рад

И веселей встречаю горечь истин,

Чем малодушие мечтательных отрад:

Я в деле счастья горд и бескорыстен.

…………………………

Пусть иногда тоска теснит мне жизнь мою

И я шепчу проклятья или пени,

Но сердцем молод я. Еще я жизнь люблю,

Люблю я видеть синей ночи тени

И мирный проблеск дня: люблю внимать средь лени

Волны плескание, лесов зеленых шум,

С восторгом предаюсь работе ясной дум,

И все, что живо полюбил когда-то,

Осталось мне навек и сладостно, и свято.{244}

Это мужество сопровождало его всю жизнь, дало ему силу перенести тяжелые испытания, какие редко выпадают на долю человека, и после крушения всех надежд, после утраты богатства, семейного счастья, здоровья, не только спасло его от отчаяния, но и позволило ему с юношеской бодростью стать в ряды борцов за свободу и правду. Вторая половина его жизни была вся отдана посильному служению той мечте о гармонии бытия, которая в первую половину манила его миражем личного упоения. Между ними нет раскола: они – два проявления одной духовной стихии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.