Глава первая

Глава первая

Цель поэзии — нравиться, возбуждая страсти.

Словарь древней и новой поэзии, составленный Николаем Остолоповым. СПб., 1821 г.

Вологодский муравейник. — Державин и карьера молодого прокурора. — Хлопоты Батюшкова. — Павел Шипилов. — Отъезд

Вологодский прокурор Николай Федорович Остолопов умел нравиться. Иногда он даже возбуждал страсти.

25 августа 1812 года его срочный отъезд в Петербург разворошил чиновный муравейник провинциального городка. Стали гадать: что стоит за этим вызовом, связан он с войной или с новым назначением и кого могут прислать взамен Николая Федоровича, к странностям и слабостям которого уже привыкли.

Говорили, что сын уездного судьи в двадцать шесть лет стал губернским прокурором благодаря покровительству Державина, успешно сочетавшего в свое время занятия словесностью с государственной службой. Годы спустя, в 1822 году, Николай Федорович Остолопов выпустит книгу «Ключ к сочинениям Державина по изданию 1808 года. С кратким описанием жизни сего знаменитого поэта». В предисловии автор напишет: «Имев счастие пользоваться благосклонностью Гавриила Романовича, я успел под его руководством собрать самые достоверные объяснения на большую и лучшую часть его сочинений…»

До назначения в Вологду Николай Остолопов окончил Горный кадетский корпус, служил в Коллегии иностранных дел, издавал в Петербурге журнал «Любитель словесности», где в 1806 году напечатал первое стихотворение девятнадцатилетнего Батюшкова «Мечта». Остолопов и Батюшков близкими друзьями не стали, но сохранили приятельские отношения, время от времени встречаясь в Вольном обществе любителей словесности, наук и художеств, где оба состояли.

В начале апреля 1812 года Константин Батюшков сообщал из Петербурга своей сестре Александре: «Остолопов здесь; он может быть (если верить его собственным словам) оставит место прокурора; хорошо б было постараться для Павла Алексеевича (Павел Алексеевич Шипилов — муж Елизаветы Николаевны, сестры К. Н. Батюшкова. — Д. Ш.); я готов попросить сам Ивана Ивановича Дмитриева, если только правда, что Остолопов покидает место…»[328]

Дмитриев был в ту пору министром юстиции, и Остолопов находился в его непосредственном подчинении.

Батюшков надеялся, что назначение Павла Алексеевича на прокурорское место избавит семью сестры от постоянной бедности. Но в этой заботе была и общественная сторона. Поэт был убежден, что Отечество остро нуждается в таких неподкупных, хорошо образованных и порядочных людях, каким был Павел Алексеевич Шипилов. Батюшков не сомневался, что будет понят Иваном Ивановичем Дмитриевым, в котором видел не столько министра юстиции, сколько старшего собрата по поэзии.

Кстати, Константин Николаевич с детства хорошо представлял себе особенности прокурорской службы, ведь его отец еще в царствование Екатерины II был губернским прокурором в Вологде, а потом в Вятке. Тогда Николай Львович Батюшков проявил себя защитником бедных, притесняемых и оклеветанных. За свою принципиальность он был обойден чинами и в конце концов оказался уволен от должности[329].

Павел Алексеевич Шипилов в юности служил переводчиком в Коллегии иностранных дел и немало помог еще более юному тогда Батюшкову в знакомстве с новинками зарубежной литературы. Шипилов и сам писал стихи, переводил поэзию, изредка печатался. В Вологду его привела любовь к Елизавете Батюшковой. Павлу Шипилову было всего восемнадцать лет, когда он оставил престижную петербургскую службу и посвятил себя семье.

Забота шурина тронула Павла Алексеевича, но перспектива стать видным чиновником совершенно не обрадовала его. Шипилов понимал, что, обретя достаток и положение, он почти неизбежно потеряет нравственный покой, поскольку окажется среди множества искушений и соблазнов. Человек глубоко верующий, Павел Алексеевич готов был и дальше терпеть нужду и воспитывать детей в самых скромных условиях, но не подвергать испытаниям свою совесть. 11 апреля 1812 года он прямо написал Батюшкову: «Любезный брат, для этого места нужен или умной и в законах сведущий человек, или, попросту сказать, алтынник[330]. Последним быть не могу, а первым и хотел бы, но не знаю, достанет ли на то моих способностей… Впрочем, здесь слышно, что на место Остолопова определяется какой-то Зиновьев; тем лучше — у желающих и достойных перебивать шпагу не хочу…» Помня, что Батюшков сам испытывает затруднения с определением на государственную службу, Шипилов с житейской мудростью прибавляет: «Благосклонность Ивана Ивановича Дмитриева тебе и самому пригодится. Итак, не спеши просить его для других: не всякий вельможа любит, чтоб его много просили…»

Батюшков же к тому времени решил, что если и служить, то по ведомству иностранных дел, но никак не юстиции. Отец, Николай Львович, вдоволь насмотревшийся на российское правосудие, поддержал его в этом. «Припряженному быть к приказному столу, — писал Николай Львович сыну, — есть дело для тебя невозможное. Я знаю всю цену достоинства твоего, знаю, сколь несносно читать, а иногда и подписывать: высечь кнутом, вырвать ноздри, послать на каторгу — а за что и почто Бог ведает»[331].

Прошли апрель, май, июнь, началась война. В Вологде о вторжении Наполеона узнали 15 июля, когда прискакал нарочный из Петербурга. Перед лицом грозных событий все слухи о передвижениях начальства стыдливо затихли. Павел Алексеевич Шипилов, бывший некоторое время пятисотенным начальником в Вологодском земском войске, собрался вступать в ополчение.

И тут вдруг в конце августа Остолопов получает предписание явиться в Петербург.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.