2. Религиозные обряды

2. Религиозные обряды

Существенный компонент в сакральных обрядах греков составляли жертвоприношения. Как известно, этот обычай восходит к древнейшим религиозным представлениям, когда человек пытался задобрить дарами сверхъестественные силы и божества или когда род или племя, совершая обряд, сообща приносили в жертву определенное животное, часть которого шла божеству, а остальное они съедали сами. Вкушая плоть животного, принесенного в жертву, соплеменники приобщались к божеству.

Совместное принятие пищи, судя по обычаям, сохранившимся у дорян, имело большое значение в жизни протогреческого племенного союза, т.к. это устанавливало особые тесные связи между сотрапезниками. Вкушение мяса священного животного не только сближало людей, но и устанавливало священные связи между жертвователями и божеством. Материальная жертва играла в древнейших религиях большую роль, чем молитвы без жертвоприношений. По верованиям акеян, приносивший богам жертвы мог настойчиво требовать от бога помощи, особенно в трудную минуту. Жрец Аполлона Хрис, моля своего бога об отмщении за похищенную дочь, напоминал ему, как он приносил богу в жертву коров и коз [37, с. 146]. Представление о том, что благосклонность богов можно обеспечить с помощью подарков, составляло существенную черту религиозного сознания. Троянская царица Гекута, непосредственно обращаясь с молитвой к Афине, обещает ей пожертвовать 12 коров-однолеток, если богиня дарует победу над Диомедом [37, там же].

Приносимые греками жертвы были довольно разнообразными. Жертвы были кровавые или бескровные, причем историки затрудняются ответить на вопросы, какие из этих них существовали раньше и какие были наиболее распространены [51, с. 274].

К бескровным жертвам относились большие глиняные сосуды, блюда из овощей и фруктов, первые плоды урожая, мас-ляничная ветвь, обвешанная всякого рода печеньем, пирожки, ячменная каша, лепешки и многое другое. Причем дарение плодов и овощей особенно часто осуществляли селяне в благодарность за хороший урожай. Знать, наряду с приношением в дар продуктов питания, жертвовала богам золото, драгоценные украшения. Весьма угодными богам считались воскурения, при которых сжигались специальные пахучие вещества или, чаще, мясо и жир жертвенных животных [51, там же].

Широко была распространена практика жертвоприношения животных. Самыми обычными жертвенными животными были: овца, коза, бык и свинья. В жертву всегда приносились животные, не бывшие в употреблении у людей. Богам водных потоков приносили в жертву лошадей, богу войны Аресу – собак, диких животных приносили в жертву только Артемиде, богине охоты. Во время жертвоприношений совершались возлияния вином, реже – медом с водой или молоком. Последние жертвоприношения использовались при совершении жертв хтоническим божествам. Датский ученый прошлого века Э.Леманн обратил внимание на очевидную противоположность между служением небесным и служением хтоническим богам у греков. Первым приносили жертвы утром, вторым – вечером; первым – белых, вторым – черных животных; за жертвоприношением небесным богам следовал, обед; жертвенное животное, которое было посвящено подземным богам, должно было быть сожжено и зарыто, а кровь его сливали в яму, так как с богами подземного мира человек не имел общения в пище [44, там же].

Предназначенных для жертвы животных украшали венками и лентами, золотили рога. Со лба животного срезали шерсть и бросали ее в пламя, голову его обсыпали священным ячменем, из кубка делали возлияния. Под звуки флейты животному наносился установленный обрядом смертельный удар – его кровь орошала жертвенник. После этого в дар богам сжигали кости животного с жиром, лакомые же внутренности жарили и съедали [35, с. 63]. Но главным актом жертвоприношений служил торжественный пир, главным смыслом которого было приобщение к божеству.

Важнейшим условием жертвоприношений служило требование соблюдения ритуальной чистоты: жертвенные животные должны были быть красивыми и без недостатков. Огонь должен был быть чистым: для такой цели можно было употреблять не всякие дрова. Спартанцы для жертвоприношений возили с собой в походы отечественный огонь из государственного очага. Жрецам также ставились известные требования. Жрец не мог быть запятнан никаким нечистым прикосновением: он приносил жертву в белых одеждах и при входе в святилище умывал руки в освященной соленой воде. Все участвующие в церемонии также предварительно окроплялись водой, и к ним прикасались углем, взятым из огня на алтаре. При закалывании жертвенного животного требовалось благоговейное молчание [51, с. 275].

Жертвоприношения совершались при весьма разнообразных обстоятельствах как частной, так и общественной жизни и с разнообразными целями. Жертвы приносились после победы, перед народным собранием, при клятвах и договорах, для искупления вины, при обработке земли, при всяком важном предприятии, при свадьбе, отъезде и возвращении, при получении радостных известий, с целью гадания и во многих других случаях. Следует особо подчеркнуть, что жертвоприношения были не только частным делом граждан, но и обязательным элементом государственной жизни. Государственные законодательные акты служат свидетельством того, что принесение жертв богам было нормой государственного регулирования общественных отношений. Так, закон Демофанта, принятый в Афинах в 410-409 г. до н.э., предписывает всем афинянам в обязательном порядке принести присягу над жертвенными животными в том, что убьют всякого, кто совершит любую попытку низвергнуть демократию и установить тиранию [19, с.26]. Закон Демофанта был принят вскоре после низвержения олигархического правительства “четырехсот” и восстановления в Афинах демократии. «Гортинские законы”, найденные в 1885-1886 гг., содержат предписание принесения, в случае усыновления ребенка жертвы в виде животного и вина [13, с. 33]. Богам, в качестве жертвы, нередко посвящали десятую часть конфискованного имущества, о чем, например, прямо указывается в “Постановлении о Халкиде” [30, с. 54], а также в учредительном акте второго афинского морского союза (378 – 377 гг. до н.э.), установившего конфискацию за нарушение межгосударственного договора [6, с. 64]. Таким образом, жертвоприношения выполняли легитимирующую функцию, направленную на узаконивание общественных порядков: последним придавался авторитет божественных установлений. В этой связи приносимые богам жертвы рассматривались как нормативные формы, санкционирующие общественные отношения. В данном случае выражена общественно – стабилизирующая роль религии в жизни древнегреческого общества.

Наиболее величественной церемонией жертвоприношения была Буфония – «быкоубийство» быков – и совершалась она афинянами в конце июня – начале июля, что приблизительно совпадало с окончанием обмолота зерна в Греции. Жертвоприношение Буфоний проводились каждый год в надежде на то, что боги ниспошлют всем богатый урожай в следующем году.

Совершалась церемония жертвоприношения Буфония в строгой последовательности: перед началом всей церемонии на Акрополе жрицы выкладывали на бронзовый алтарь Зевса приготовленные заранее ритуальные жертвенные приношения: зерна ячменя, перемешанные с пшеницей и лепешки, к алтарю пригонялось стадо волов, и только то животное, которое подходило к алтарю и съедало жертвенные приношения, приносилось в жертву Зевсу. Считалось, что тот бык, который отведает приготовленные яства, является священным животным, олицетворением божества хлеба, вошедшим во владение своего достояния [72, с. 517]. Перед тем как заколоть священное животное двухсторонним ритуальным топором (лабрис, от названия которого, собственно, и произошло название жречества в Дельфах), его предварительно смачивали водой, затем ритуальный топор затачивали и передавали палачам, один из которых валил вола набок ударом топора, а другой ножом перерезал горло животному [72, с. 516]. Повалив быка на землю, первый палач, отбрасывал топор в сторону, и убегал. Второй палач следовал его примеру, бросаясь в бегство после того, как животное испускало последний вздох.

Продолжая церемонию жертвоприношения, верховный царь-жрец принародно оповещал о совершении убийства священного животного и требовал доискаться виновного в содеянном преступлении. Начиналось публичное обвинение всех, кто мог быть причастен к убиению животного. Так, девушки подносившие воду для смачивания ритуального топора водой, возводили обвинение на тех, кто затачивал топор, а те, в свою очередь, на тех, кто непосредственно передавал орудие убийства тем, кто совершил убиение животного, а те возлагали вину на топор, которым было совершено убийство вола. И ритуальный топор, оскверненный преступлением, выбрасывали в море. Вся эта процедура с поиском виновного, с переложением ответственности за содеянное на другого и с перенесением всей тяжести вины на ритуальный топор свидетельствует о том, что вол был не просто жертвой, приносимый богу, а священным животным, умерщвление которого мыслилось как святотатство [72, с. 516].

Тем временем тушу животного приносили в жертву богу Зевсу на жертвенном алтаре. Дальше все присутствующие разделяли ритуальную трапезу, вкушая плоть животного. После этого из шкуры вола делали чучело, набивая ее соломой, и символично поднимали на ноги, впрягая в плуг для вспашки поля.

Д. Фрэзер описывал церемонию жертвоприношения (буфо-нии), основываясь на высказывании древнеримского писателя Варрона о том, что убийство вола в древней Аттике считалось преступлением, караемым смертной казнью.

С жертвенными обрядами соединялась молитва. Это была формула, сопровождавшая принесение даров, в которой сообразно с целью жертвоприношения излагалось перед божеством желание жертвователя. Жрец произносил формулу, а участник жертвоприношения повторял ее.

Как и в любой религии, молитвы к богам на разные случаи жизни были широко распространенным явлением в древнегреческом обществе. Чрезвычайно важное место в культовой практике занимала просительная молитва. Считалось, что очень охотно боги обращали слух к покорным прошениям. В “Илиаде” пораженный врагами Агамемнон молится Зевсу с единственной просьбой не дать погибнуть ахеянам. С просьбой о даровании победы над врагами полководцы обращались к Зевсу, Афине, Аресу, напоминая им о тучных бедрах тельцов или овец [45, с. 640]. Верующие, обращенные с молитвами к богам, напоминали о своих заслугах перед тем или иным божеством. Обращения к богам сопровождались обильной жестикуляцией. На многих памятниках античной эпохи представлены мужские или женские фигуры, протягивающие руки к божеству или к его атрибутам [37, с. 150]. Помимо просительных молитв, существовали также искупительные молитвы, выражающие собой осознание человеком своей вины и потребность ее искупить. В благодарственных молитвах греки возносили хвалу богам за оказанные им милости.

Исследуя феномен молитвы древних греков, Ф. Ф. Зелинский выделял в ней три компонента – призыв, просьбу и санкцию. В призыве содержится обращение молящегося человека к богу. “Бог сребролукий, внемли мне!” – звучит призыв к Аполлону [48, с. 77] Речь в призывах молящихся греков украшалась эпитетами, полагая, что богу приятно слушать о своей силе и своих почестях: “О ты, что хранящий обходишь Хрису, священную Киллу и мощно царишь в Тенедосе, Смин-фей!” – продолжается призыв к Аполлону [48, с. 78].”…О, если когда-либо храм твой покрыл я. Если когда-либо коз и тельцов возжигал пред тобою тучные бедра…” Зелинский называл санкцией то, что молящийся ссылался на свои заслуги перед богом, чтобы этим склонить его внять молитве: “О, услышь и горячую просьбу исполни: слезы мои отомсти аргивянам стрелами твоими [48, там же]!” Это уже просьба – в данном случае просьба о мести, о каре.

Из вышеприведенных трех компонентов молитвы более важной была санкция, в которой содержалось указание на божий долг и на заслуги молящегося человека. Однако не всегда в молитвах выполнялось требование ссылки на заслуги человека перед богом. Так, в молитве Афине Палладе герой ссылается не на свои заслуги, а, наоборот, на любовь богини, многократно уже проявленную: “Слух преклони, дочь громоносного Зевса! Если когда-либо мне иль отцу моему ты любовно помощь являла в бою – о, теперь возлюби меня, дева [48, там же]!”

Помимо всего вышеперечисленного, о феномене молитвы справедливо будет добавить то, что произношение молитвы богам подчинялись определенной магической последовательности сакральных формул – «магической песни». Древние греки, по мнению д-ра Леманна, «верили в непосредственное влияние произносимой мистической формулы на природу вещей, т.е. признавали, что произносимое слово само по себе обладает способностью и свойством влиять на естественное течения событий» [52, с. 44]. Исходя из этого предположения, сделанного д-ром Леманном, становиться трудно представить, чтобы древние греки, обращаясь с молитвой к богам, не вкладывали в ее содержание магический смысл.

Рождение, брак и смерть в Греции, как и везде, составляли главные вехи в жизни человека. Во время беременности женщины приносили жертвы нимфам. При рождении сына в дверном косяке вешали оливковый венок, при рождении дочери – кусок шерсти, как для хорошего предзнаменования, так и в качестве предостережения для людей, чтобы они не осквернились, войдя в дом, где лежит роженица. На пятый день после рождения ребенка дитя обносилось вокруг домашнего очага. В течение первых шести недель совершались всякого рода церемонии для очищения ребенка и матери.

Рожденный на свет ребенок, по традиции, считался сакральным, связанным с потусторонней стороной жизни. Поэтому новорожденный мог «родиться лишь после получения благоволения всех присутствующих» [47, с. 51]. До этого времени по отношению к новорожденному ребенку все сообщество фратрии налагает запрет, табу, с целью защиты себя от его воздействия, и относится к нему как к чужаку. Чтобы преодолевать это разделение, новорожденный должен был пройти отделение от «среды, в которой прежде находился. Эта среда – его мать» [47, там же]. В этом русле А. Геннеп рассматривал практику отлучения ребенка от матери в первые дни после рождения. Заботу о нем поручали другой, более опытной женщине, причем это не было связано со временем появления у роженицы молока [47, с. 51-52]. Основным обрядом отделения, по мнению А. Геннепа, являлось церемониальное отсечение пуповины у новорожденного с помощью каменного или деревянного ритуального ножа и дальнейшие действия по отношению к оставшемуся кусочку пуповины [47, с. 52].

Немецкий ученый А. Дитерих говорил, что некоторые обряды рождения и последующие ритуалы отделения новорожденного ребенка действительно относятся к сакральным практикам «Земли». А. Дитерих рассматривал обряды, которые были связаны с практиками земли, отмечал, что слово kourotrophos, которое означает «питающая юношами», следует понимать не символически, а буквально. По древним верованиям, земля была изначальным местом обитания ребенка до его появления на свет [47, с. 53]. Исходя из этого, мы наблюдаем совпадение многих обрядов, связанных с рождением и похоронами. И если ребенок умирал до осуществления над ним обряда включения в мир живых, то тело умершего ребенка, не кремируя, закапывали в землю, давая возможность такому ребенку вернуться в его изначальную среду [47, там же]. Все обряды отделения новорожденного были направлены на включение его в сообщество соплеменников.

Древние греки унаследовали и сохранили первобытный обычай «осенять» новорожденных священным огнем, разожженным на домашнем алтаре богини Гестии. Считалось, что священный огонь предков защитит и спасет ребенка от злых духов.

Обряд «осенения» священным огнем заключался в следующем: вокруг новорожденного проносили священный огонь или ставили под ним раскаленную сковороду. Исследователь Р. Грейвс частично в этом обычае находил некоторый отголосок обычая сжигать мальчиков, принося их в жертву вместо царя-жреца и тем самым даровать им бессмертие [46, с. 67].

В институте усыновления или удочерения существовала та же последовательность всех воспроизводимых обрядов, как и при появлении на свет новорожденного. Ритуал усыновления и удочерения (адопция) заключался в том, что женщина ложилась на землю и начинала имитировать родовую агонию, корчась на земле. Затем ей подкладывали ребенка (независимо от его возраста) под подол ее юбки, под которой он выбирался, имитируя так свое новое рождение. Обряд адоптации включал, во – первых совокупность обрядов отделения от патрицианского рода, прежнего культа предков, малой семьи, а во – вторых – совокупность обрядов включения в новый патрицианский родовой клан [47, с. 40].

Свадебные церемонии включали также в себя магические ритуалы защиты от «дурного глаза» и обряды, направленные на преумножение будущего потомства, именуемые в просто-народии обрядами плодородия [47, с. 109]. А. Геннеп отмечал то, что свадебные церемонии обычно интерпретировались как профилактические обряды, с целью исключения в дальнейшем негативного влияния со стороны, и как очистительные обряды для защиты будущего потомства от воздействия разрушительной силы, для снятия с вновь созданной семьи негативной родовой информации, передаваемой через поколения. А. Геннеп рассматривал свадебные церемонии еще как обряды отделения от прежней родительской семьи и включение жены в семью мужа, в его патрицианский род. По мнению ученного, обряд «выкупа» невесты у древних греков означал также обряд отделения невесты от родительской семьи и переход под покровительство всего рода супруга. Экономический элемент обряда выкупа был столь важен, что влиял на дату назначения церемонии окончательного заключения брака, которая совершалась только после полной выплаты «выкупа» стороне невесты [47, с. 111], и заканчивалась большой совместной трапезой.

Перед свадьбой и во время ее обращались с молитвами и дарами к нескольким богам. А именно к Гере, Артемиде, Мойрам, Урану, Гее, Афродите, Всемогущему Зевсу – Телейосу и к нимфам. Во время же самой свадьбы приносили в жертву Гере Гамелии (покровительнице браков) животное без желчи, чтобы всякая горечь оставалась вдали от брачной четы. В Афинах невесту приводили в храм Афины Полиас. В Спарте было еще в обычае похищать невесту. Свадебный пир обычно устраивался отцом невесты. Спустя нескольких дней молодой супруг, совершив жертвоприношение, вводил свою жену во фратрию [51, с. 277]. Когда новобрачную вводили в дом ее мужа, впереди нее шествовала ее мать с факелом, зажженным от очага ее дома, и этим факелом она зажигала новый огонь в очаге своей дочери и зятя – символ той хозяйственной традиции, которая отныне переходит от матери и тещи через дочь-невесту в новый дом [48, с.54]. Такой обряд связывался с культом богини домашнего очага Гестии, символом которого служил домашний огонь.

Исследователь физических и психических явлений д-р Ле-манн рассматривал источники первобытных верований, свидетельствовавших о происхождении различных форм суеверий. Он отмечал, что религия древних греков сохраняла отпечатки многих первобытных верований. Культ предков для древнего грека был всегда священным и возвеличивался в культ героя. Эллины придавали особое значение соблюдению обязательных магических ритуалов для установления и поддержания магической связи с предками, умершими родоначальниками. Первоначально понятие «герой» для греков означало лишь душу умершего, которая, по первобытным представлениям, продолжала жить в могиле или в доме под порогом, или на алтаре домашнего очага [52, с. 39]. И поддержание жизни героя требовало от грека проявления заботы об обеспечении всем необходимым души умершего предка. С этой целью обеспечения пропитанием героя древние греки лили кровь жертвенных животных в специально сделанные углубления, через которые кровь стекала под землю, в глубь могилы героя. Позднее культ героя перестал отождествляться только с культами предка, легендарного родоначальника, а приобрел религиозно – общественный характер, связанный с поклонением великим подвигам героя. В городах, в которых находились могилы героев, становилась для окрестных стран местами пребывания оракула и паломничества верующих. Поклонение культу героя было тесно связано с государственным правовым строем. Вместе с первоначальным обожествлением культа героя и родственным ему поклонением подземным богам культ героя служил основой зарождения целого сословия профессиональных жрецов обрядов, имевших характер волшебства, магии, таинства.

Каждая сторона деятельности древних греков определялась установленными и негласными предписаниями жречества. Наиболее значимые, судьбоносные, переходные моменты в жизни древних греков, будь то рождение, возмужание, свадьба, смерть, освящались совершением церемониальных ритуалов.

Обряд погребения усопших представлял собой детально разработанную последовательность сменяющихся ритуальных процессов, олицетворяющих обязанность живых по отношению к умершим. Вместе с этим обряд похорон переплетался с обязанностями по отношению к богам. Первоначально обязанностью было сожжение, позднее – погребение. Считалось, что пренебрегший этими обязанностями вызывал гнев всех богов. Боги подземного мира не получали того, что им следовало, а небесные боги были оскорблены осквернением, причиняемым зрелищем смерти, так как в глазах греков смерть была, по преимуществу, нечистой. Поэтому, чтобы не оскорбить солнца, они совершали погребения до его восхода.

Путешествие в иной мир и вхождение в него было сопряжено с многочисленными ритуальными обрядами переходов, отделяющих мир живых от мира мертвых. И заботой живых было помочь умершему родственнику достойно пройти его последний путь. Для путешествия в потусторонний мир усопшему в гроб клали всю необходимую утварь, как материальные предметы – одежду, пищу, оружие и инструменты, так и магически – религиозные, – амулеты, опознавательные знаки. Все это должно было обеспечить умершему благополучное передвижение, переправу и прием в загробном мире.

В Афинах у дверей траурного дома ставили кружку с водой, покойника мыли и натирали мазями. Для своего рода бальзамирования древние греки использовали настоянные травяные смеси из мяты, розмарина и мирта, чтобы заглушить дух зловонного разложения тела. Усопшего одевали в белые одежды, клали в рот обол и на носилках выносили в сени. На следующий день совершался вынос тела из дома.

Траурную процессию похорон сопровождали женщины – плакальщицы в черных одеяниях. Они голосили, взывали к богам, причитая о постигшей утрате. Древние греки открыто и активно выражали свое горе. В порыве нестерпимой боли утраты греки рвали на себе одежду, волосы, посыпали голову пеплом в знак скорби и своей сопричастности к постигшей утрате. Траурное захоронение заканчивалось погребальным пиршеством [51, с. 278] и приношением жертв богам.

С древнейших времен в Греции были в ходу все формы гадания. Мантика, учение об истинном значений земных явлении, не была изолирована от остальной религии и находилась в близкой связи с почитанием богов. Считалось, например, что знамения по птицам посылаются Зевсом, Аполлон дает дар прорицания и истолкования, Хтонические божества производят мантические действия. В связи с государственным культом находились мантические учреждения для истолкования знамений. Определенные жрецы или должностные лица были облачены правом исследовать внутренности жертвенных животных, эфоры в Спарте должны были наблюдать знамения на небе, пифаисты в Афинах – молнию [51, с. 279].

Наиболее распространенными видами гадания были гадания по полету птицы и по жертвам. Объектами гаданий избирались хищные птицы, которые, согласно верованиям греков, ближе всего подлетали к богам и поэтому могли быть вестниками их волеизъявления. У греков имелись птицегадатели, которые следили за высотой полета орлов, за их клекотом, общением друг с другом и с прочими птицами или животными (особенно змеями). Усмотренные явления затем подвергались истолкованию [11, I.200, II.158; 10, II.858, X.274, XII.199].

Во время жертвоприношения человек вступал в непосредственное общение с богом, стремясь угадать волю того, кому приносилась жертва. Гадание проводилось по характеру горения жертвенного огня, по составу и форме внутренностей жертвенного животного, особенно рисунка жил их печени.

Гадание такого рода было особенно в ходу перед сражением, чтобы узнать, благословляет ли бог данный момент или же лучше будет подождать[48, с. 110-111].

Древние греки в очень редких случаях прибегали еще к одному виду прорицания – к некромантии, т. е. к заклинанию мертвых, чтобы узнать от них свое будущее и будущее полиса города. Гомер, так описал это магическое заклятие, к которому прибегал единственный раз герой Одиссей, чтобы узнать свою судьбу. Для этого ему понадобилось переплыть через Океан и подойти к входу, ведущему вниз, в царство Гадеса. Одиссей проливает кровь в яму, давая душам усопших возможность напиться этого жизненного сока, чтобы оживить их на некоторое время и заставить говорить [11, XI; 1, VII.17].

В магических заклятиях с целью пророчества обычно применялась бычья кровь, т.к. она с давних времен считалась очень ядовитой, и именно бычьей крови приписывались всевозможные колдовские свойства. Только жрицы оракула богини Геры, почитаемой в местности Паг как Мать – земля, могли без вреда пить бычью кровь – смертельный яд для всех смертных [1, I.9.27]. В других случаях бычью кровь смешивали с большим количеством воды и опрыскивали поля, в надежде повысить урожайность. Кровь священного быка использовали также и для освящения целых народов и городов.

В целях наложения магического заклятия жрицы использовали так называемую «кровь из сердца» эриний, не что иное, как эвфемизм – менструальную кровь. С незапамятных времен те, кто желал навести порчу на дом, поле или коровник другого человека, во время месячных обнаженными обегали вокруг жилища этого человека, против движения солнца девять раз [23, I.28.5-6; 21, 1272.]. Такое чародейство во время лунного затмения, по поверью, считалось особо опасным для детей, скота и урожая. А когда чародейкой была девушка, у которой впервые начались месячные, то такое заклятие было неотвратимым.

Широко распространена была в древней Греции религиозная мистика, вариантов который насчитывалось великое множество. Известны такие знаменитые оракулы, как в храме Аполлона близ Милета, в Кларосе близ Колофона, в Фокиде, в Дельфах (самый главный). Оракул Геракла с гаданием посредством метания жребия был в Буре, в Акаете. В более поздние времена усердно посещались оракулы с гаданием по сновидениям для исцеления больных, а именно святилища Асклепия в Эпидавре и Пергане.

Были также оракулы героев, такие как пещера Трофония [51, c. 280]. По сведениям Павсания, риолучение предсказаний оракулам Трофония напоминало традиционное представление о том, как Эней с омелой в руке спускался в Аид, когда хотел посоветоваться со своим отцом Анхисом, а также обращение к Анхису героя Одиссея. Между этими двумя мифами, по мнению Р. Грейвса, есть внутренняя взаимосвязь, раскрывающая понимание обрядовости церемонии инициации [46, c. 141]. Во время прохождения испытаний посвящаемый переживал ритуальную смерть, в момент которой получал мистическое наставление высших сил от душ умерших, а затем вновь рождался уже избранником, преисполненным значения сакральной мистерии.

Среди всех оракулов в Греции наибольшей популярностью пользовался среди греков оракул в Дельфах. По выражению Э.Леманна, дельфийский оракул имел “ выдающееся значение для всего духовного развития греков” [51, там же]. Прежде там давались прорицания от имени Геи, потом от имени Фемиды, наконец, этим местом завладел культ Аполлона. Однако общественная роль оракула не ограничивалась только греческим ареолом. Известно, что к дельфийскому оракулу обращались за советом и чужеземные цари, например, лидийский царь Крез и римский Тарквини. Леманн, Буше-Леклерк, Гольм и другие историки обращают внимание на то, что дельфийский оракул действовал совсем не в национальном направлении. Например, оракул направлял мало национального духа в начале греко-персидских войн, а также во времена завоевания Греции Филиппом Македонским [51, там же].

Перед прорицанием пифия обязана была соблюдать трехдневный пост и совершать омовения в протекавшем рядом священном источнике. Совершив необходимые приготовления, она удалялась во внутреннее святилище храма, расположенное у трещины в скале, из которой поднимались газы. Под их влиянием пифия впадала в прострацию и начинала выкрикивать бессвязные слова, записываемые находящимся там жрецом, который слагал потом из них письменный ответ в стихах или в прозе. Об опасности этих газов для жизни свидетельствует изрядно перепугавший жрецов случай, когда пифия, испустив страшный крик, выбежала из храма и упала без чувств. Вскоре она умерла. В святилище обычно находились две пифии, третья была запасной. Существовала очередь желающих вопросить оракула, которая определялась жребием. Перед началом прорицания совершались жертвоприношения, и если находили признаки того, что они не угодны богу, предсказание откладывалось [53, с. 62].

Обращавшийся к пифии задавали много вопросов, касающихся их частной повседневной жизни. Их перечень приводится Плутархом: “жениться ли? будет ли удачным плавание? отправляться ли, путешествовать?” [26, с. 240]. Однако наибольшую славу дельфийскому храму принесли предсказания, относящиеся к сферам внутренней и внешней политики государства, что с самого начала сделало оракул важным инструментом в политической борьбе. Наивысшего подъема дельфийский оракул достиг в VI – V вв. до н.э., постепенно его влияние заметно упало” [53, там же].

Помимо Дельфийского оракула особой известностью также пользовалось Додонское святилище, в котором почитались Зевс и Диана (Артемида). Способы предсказания отличались там большим разнообразием – настоящее и будущее истолковывалось при помощи шелеста листьев священного дуба, журчания воды в источнике, протекавшем у его корней, звуков, издаваемых “додонской медью”, когда малейший ветерок заставлял бич ударять в медный таз [7, I.55, VIII.134; 11, XIV.328].

Храмы в Древней Греции являлись не только центрами прорицания, но и средоточия искусства врачевания. Храмы бога Аполлона и его сына Асклепия (Эскулапа) особенно снискали славу чудесных исцелений, посланных богами всем страждущим. В исторических источниках сохранилось очень мало сведений, рассказывающих о происходящем в стенах этих храмов. Медицинское врачевание с древних времен было окутано магической тайной, знанием которой владели лишь верховные жрецы храмов. Но и то немногое, что дошло до нас в списках источников, подтверждает наши предположения о том, что все лечение носило характер религиозной магии. «Больные, желавшие быть принятыми в храм для лечения, должны были, сначала поклясться в том, что строго будут соблюдать все предписания. Затем они должны были, несколько дней поститься, или, по крайней мере, придерживаться строгой диеты, причем употребление вина было почти совершенно воспрещено» [52 c. 44]. Те больные, которые прошли наложенные посты, допускались вовнутрь, в самую святыню храма, где им показывали священные изображения и посвященные богам глиняные таблицы, служившие наглядными свидетельствами чудес исцеления, совершенных божественной милостью. Все это сопровождалось чтением молитв и распеванием священных гимнов, прославляющих величие богов, которым должны были вторить, вслед за жрецом, больные, повторяя слова гимнов. Ритуальное пение священных текстов обычно сопровождалось музыкой. Процессия завершалась жертвоприношением богам. В качестве приносимой жертвы чаше всего предпочтение отдавалось баранам, но иногда и иным животным, преимущественно птицам [52, c. 44]. Затем жрецами храма проводился ритуал омовения и очищения страждущих, готовящихся принять откровения богов. Продолжением сакрального действа было натирание тела страждущих целебными травами и возложение рук. После чего больные вдыхали курения, приготовленные из различных трав и масел, и ложились на освещенные места во внутреннем помещении храма, вверяя свое тело и душу господству сновидения. Во сне страждущие исцеления должны были получить откровение бога, возвещавшее им смерть или исцеление и указывавшее средство для достижения исцеления.

Жрицы храма Деметры в Патрах предсказывали больным, используя для этого зеркало, опускаемое по веревке в колодец. В Фарах больные обращались к Гермесу, получая от бога пророчество в форме первых случайно услышанных слов, когда уходили с рыночной площади [23, VII.21.5, 22.2].

Среди разнообразных форм культового поклонения в Древней Греции особое место занимали мистерии (или таинства). Как отмечает В. И. Исаева, мистерии древних греков изучены чрезвычайно плохо, ввиду скудности исторических материалов: разглашение секретов мистерий категорически запрещалось [53, c. 52]. Недаром греческое слово mysterion (тайное священнодействие, таинство) происходит от глагола mYo (закрывать, скрывать). Участие в таинствах было добровольным. Право на него достигалось только посвящением, а не было связано со средою известной политической группы, как это было в государственном или родовом культе. Посвященные приводились в некоторое особое состояние духа, и этим мистерии отличались от простых, имевших внешнее значение обрядов культа. Посвященный в таинства мистерии находил духовную пищу и чувствовал себя сроднившимся с богами, чего не было при государственном служении богам. Особенно большой популярностью пользовались мистерии, праздновавшиеся в честь двух богов – Деметры и Диониса.

Среди святынь Греции особое место занимал Элевсин. Маленькое греческое государство уже в очень древние времена было знаменито своими таинствами, и когда Элевсин в VII в. до н.э. вошел в состав могущественного афинского государства, то афиняне поспешили превратить в свой культ эту святыню. Таинства, существовавшие в различных греческих городах, ни в коем случае не могли равняться известностью с Элевсинскими церемониями. Элевсинские мистерии, согласно замечанию В. И. Исаевой, показывают, что возникший очень давно культ Деметры в классический период представляется сложным комплексом, включающим в себя многие напластования и элементы, но в нем ясно видны два аспекта. Первый аспект – аграрный, земледельческий, имеющий и сексуальный оттенок, характерный для праздников, связанных с плодородием. Мистерии всегда сопровождались некоторой раскованностью, фривольными шутками и сценами, их непременный атрибут – фаллические символы. Второй аспект – мистический, утверждающий торжество жизни, победу над смертью и возможность пройти через очищение, соприкоснуться с тайной откровения бытия [53, с. 53-54].

Элевсинские церемонии состояли из двух основных частей. В первой части церемоний принимали участие все желающие. Ежегодно осенью из Афин в Элевсин тянулась длинная красочная процессия, возглавляемая жрецом – иерофантом. Процессия двигалась по священной дороге с пением гимнов в честь Деметры и других богов [53, там же]. В Элевсине происходили церемонии, к которым допускались только избранные. Важными составляющими мистерий считались очищение и причащение.

Обряд включал в себя три ступени. Первая – разрешение участвовать в малых мистериях, праздновавшихся ранней весной.

Кто прошел первую ступень, именовался мистом. К закрытой части Великих мистерий допускались телевиты – посвященное жречество второй ступени. На третьей, высшей ступени, находились эпопты (созерцатели). К обязательным элементам посвящения относилось ритуальное омовение. Причащение проводилось при помощи священного напитка – киксона (смесь воды, меда, муки и приправ), который, по преданию, отведала Деметра в доме царя Келея, отказавшись от предложенного ей вина [53, с. 54-55].

Местом проведения “закрытой” части мистерий в основном был элевсинский храм Телестерион. Надпись у дверей запрещала вход в него тем, кто не прошел очищение и посвящение. Церемонии в храме показывают, как земледельческий аспект праздника переплетался с мистическими идеями. Ночью в Телестерионе разыгрывались сцены из жизни Деметры и причастных к ней богов и героев. Они сопровождались пением и плясками и длились обычно несколько ночей, называвшихся святыми. В одну из них устраивалось факельное шествие, символизирующее поиски Деметрой дочери. Борьба между светом и мраком наблюдалась во всех действиях участников таинств и составляла основу церемоний

Кульминационным моментом сакрального ритуала Элев-синских мистерий являлось совершение священнодействия – брачной церемонии небесного бога Зевса с богиней злаков Деметрой. В роли бога и богини выступал иерофант (верховный жрец элевсинских мистерий) и жрица Деметры. Соединение на брачном ложе двух высокопоставленных особ имело более глубокое значение. Священный брак верховного жреца со жрицей носил символический смысл. Иерофант на время этого священнодействия лишал себя мужской силы, отведав корень цикуты. По истечения определенного времени гасли факелы и супружеская пара появлялась на глаза посвященным. Все собравшиеся в волнении ожидали известия о результате мистического соития, от которого зависело спасение всех присутствующих [72, с. 166]. Через некоторое время «иерофант появлялся вновь и при свете факелов молча показывал срезанный хлебный колос – плод божественного союза, – и затем жрец провозглашал: «Царица Бримо родила священного мальчика Бримоса», что означало: «Могучая произвела на свет Могучего» [72, с. 166-167]. Так символически производила на свет дитя мать зерна богиня Деметра – дочь Кору. И в священном действии мистерии разыгрывалась история зачатия, рождения и дальнейшего умирания одной жизни, для того чтобы через год возродиться заново. Откровение срезанного колоса было, по – видимому, завершающим актом Элевсинских мистерий.

Целью мистерий служило облегчение пути в загробный мир, очищение души. Предполагалось, что души умерших мистов могли переходить из одной сферы в другую и даже возвращаться на землю, осуществляя таинственное общение живых и мертвых. По сведению Аристофана, люди, прожившие жизни непричастными к данному культу, стремились приобщиться к нему хотя бы перед смертью [4, с. 362]. Платон полагал, что “сошедший в Аид непосвященным будет лежать в грязи, а очистившиеся и принявшие посвящение, отойдя в Аид, поселятся среди богов [25, с. 29]. Путь к загробному божеству лежал через приобщение к таинствам именно культа Деметры, поскольку миф об этой богине символизировал через умирание и воскрешение природы связь между жизнью и смертью [53, с. 57].

Внимание и интерес древних греков к мистике доказывается популярностью не только Элевсинских мистерий, но и аналогичных им празднеств и ритуалов в честь Деметры в других областях Эллады – в Аркадии, Флуинте, Мессении.

В Древней Греции особую популярность приобрел осенний праздник Тесмофорий, участие в котором принимали исключительно женщины. Праздник Тесмофорий был примечателен проходившими траурными процессиями в память о нисхождении Персефоны (или Деметры) в подземный мир и радостном возвращении богини из царства мертвых. Первый день праздника в соответствии с проходившей церемонией именовался днем нисхождения или днем восхождения, а третий – днем богини, «производящей на свет прекрасные плоды». В ходе празднования Тесмофорий проводился обряд жертвоприношений – в склеп в священной пещере участницы праздника сбрасывали мясо свиней, лепешки и сосновые ветви. По преданию, в пещерах Деметры обитали змеи, стоящие на страже пещер и поедающие большую часть жертвоприношений. На следующем празднике Тесмофорий сгнившие останки свиней, лепешек и сосновых ветвей поднимали наверх женщины – «извлекательницы», которые спускались в пещеру после трехдневного ритуального очищения и, отпугивая змей хлопаньем в ладоши, поднимали наверх останки прошлогодних жертвоприношений, складывая их на алтарь [72, с. 459].Тот, кому удавалось заполучить остаток прошлогодних жертвоприношений и посеять его вместе с семенным зерном, обеспечивал себя хорошими всходами нового урожая.

О распространенности убеждения в том, что откровение может быть дано человеку в момент наивысшего эмоционального подъема, исступления, свидетельствуют культы, связанные с Дионисом (Вакхом) – богом растительности, покровителем виноградарства и виноделия. Этот бог ассоциировался с экстазом, экспансивностью, плясками, доводящими людей до временной невменяемости. Яркую картину дионисических мистерий оставил Еврипид. Он описывал ситуацию, когда участники мистерий спасались бегством от исступленных вакханок, которые набрасывались на попадавшихся им по пути животных и разрывали их на части [18, с. 459]. Основой дионисийкого культа было очищение через экстаз и приближение к божеству. Ритуал разрывания на части животного, в частности, быков, проводилось с целью объединения всех соплеменников, принявших участие в этой процессии, для обеспечения каждого из участников мистерии животворящей силой его бога через вкушение сырого мяса священного животного, символизирующего тело бога Диониса. Не исключено и то, что участники дионисийских мистерий инсценировали воскресение бога так же, как участники ритуала «быкоубийства» в Афинах, т.е. набивали чучело быка и ставили на ноги [72, с. 519].

Интересную трансформацию претерпели мистерии в последнюю историческую эпоху эллинизма. Эллинизм дал примеры связи между мистическими верованиями и структурой общества, в тот период обозначилась тенденция идентифицировать, связывать божество мистерий с персоной царя. Так, например, Дионис занял место в первом ряду богов Пергама и считался божественным предком пергамских правителей Селевнядов. Дионисийкие мистерии всячески поддерживала и поощряла правящая египетская династия Птолемеев [53, с. 59].

В связи с дионисийким культом исследователь Д. Фрэзер в своей книге упомянул предание, рассказывающее о том, как царь Фив Пентей и царь фракийских эдонян Ликург были разорваны на куски обезумевшими вакханками как нечестивые правители, из – за того, что отказались принять участие в праздновании дионисийкого культа. В этом предании историки, в частности, Д. Фрэзер, находят отзвуки древней церемонии, когда священного правителя, олицетворявшего на земле бога Диониса, по истечении срока правления предавали смерти. Правителя приносили в жертву, разрывая его тело на куски, в надежде, что бесплодная земля снова станет плодородной, и царь вновь воскреснет из мертвых, как Дионис. [72, с. 420].

На острове Хиос была практика в конце каждого календарного года приносить в жертву богу Дионису жителей острова. По религиозным верованиям, преданный такой же смерти, как его бог, становился олицетворением самого Диониса.

В Греции в горах Аркадии богине Артемиде ежегодно в священной роще Кондилее приносились человеческие жертвоприношения через повешение, поэтому там за ней сохранился эпитет «повешенная». Такие страшные ритуальные жертвоприношения совершались и в знаменитом Эфесском святилище богини, позже они были заменены приносением в жертву молочных козлят статуе Артемиды. Так, каждый год все девушки, служившие культу богини Артемиды, приносили в жертву статуе повешенного козленка. Эта жертва, возможно, была следующей ступенью, сменившей практику принесения человеческих жертв священной статуе богини Артемиды.

Служение культу богини Артемиды – «повешенной» и принесение ей человеческих жертв было связано со многими дошедшими преданиями. Одно из таких преданий повествует о событии, произошедшим в городе Мелите во Фтии. Там долго никому не удавалось найти тело одной девушки, покончившей с собой. После смерти была лишь найдена ее, статуя стоящая рядом со статуей богини. Имя девушки было Аспалида, что по, всей вероятности, было одной из местных разновидностей имени Артемиды. С этого времени культ богини Артемиды в Мелите стал тесно связан с практикой принесения человеческих жертв священной статуе богини Артемиды.

На острове Родос Елене Прекрасной поклонялись как Елене Древесной. По преданиям, раз в год жрицы культа Елены превращались в фурий и исполняли ритуальный обряд распятия царицы острова на дереве, которая отождествлялась в этот момент с богиней Еленой Прекрасной [72, с. 395].

Другое предание рассказывает, как богиня Артемида собственноручно обрядила в свои одежды повесившуюся женщину, которую и назвала Гекатой, богиней и путницей колдунов и привидений, требующей от живых принесения ей жертв. И, как считалось, Геката держалась погребенных мест и перекрестков и была признанной богиней – луной. Ее неизменными атрибутами стали факел, бич и змея. Позже богиню Гекату стали иногда отождествлять с богиней Артемидой и с богиней подземного царства Персефоной. Гекату называли богиней распутства, ее ночные похождения со сворой собак и призраками наводили ужас в ночи.

Практика человеческих жертвоприношений была отголоском многих древних сакральных ритуалов, связанных с распятием людей в священных местах перед алтарями, статуями богов. «Существование человеческих жертвоприношений было засвидетельствовано у азиатских греков троянскими монетами, на которых изображен висящий на дереве бык или корова; человек, сидящий среди ветвей или на спине животного, закалывает его ножом» [72, с. 395]. Все предания, письменные и вещественные источники указывают на сакральный обряд приношения в жертву через распятие человекобога, верховного жреца в день солнечного стояния.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.