§ 4. Влияние войны на экономику России. Развитие хозяйственного кризиса на рубеже 1916–1917 гг.

§ 4. Влияние войны на экономику России. Развитие хозяйственного кризиса на рубеже 1916–1917 гг.

Промышленность в годы войны. Первый год войны привел к потере Польши и части губерний западного края, что уменьшило общее число предприятий и отразилось на промышленном потенциале таких отраслей, как угольная, текстильная, металлообрабатывающая и химическая, имевших значительные объемы в этих регионах. В 1914 г. отмечался очень незначительный рост (менее 1 %) численности рабочих в отраслях, которых мобилизация коснулась в большей степени. Существенно воздействовали на состояние промышленности дезорганизация внутреннего товарооборота, нарушение режима работы транспорта, затруднившие регулярную доставку сырья и топлива. Сокращение экспорта больно ударило по лесной и рыбной промышленности, пушному промыслу, маслоделию. Промышленность страны остро ощущала недостаток станков и оборудования из-за снижения и усложнения их ввоза. Уменьшение импорта хлопка, кож, красителей и другого химического сырья осложняло работу текстильной, кожевенной и химической промышленности.

По неполным данным переписей 1918 и 1920 гг., охвативших большую часть губерний исторического центра страны и ее основных индустриальных регионов, закрытие и остановка заведений из-за недостатка топлива, сырья, оборудования, кадров были постоянной тенденцией в годы войны. Из почти 10 тыс. предприятий, учтенных переписью 1918 г., открылось в годы войны 12 %, а закрылось 23,5 %, т. е. практически в 2 раза больше. Особенно этот процесс коснулся мелких предприятий и отраслей, непосредственно не обслуживающих нужды фронта. Так, в пищевой промышленности доля закрытых заведений составила к концу войны более 38 %.

Повышение прироста всей промышленной продукции в 1916 г. на 21,5 % к уровню 1913 г. сменилось уже в 1917 г. его падением почти на 25 % к 1913 г. Основной чертой отечественной индустрии в годы войны стала огромная разница в динамике отдельных производств и отраслей промышленности. В одних происходил колоссальный рост производства. В химической промышленности оно увеличилось в 2,5 раза, в отрасли по обработке волокнистых веществ, включавшей фабрики по пошиву армейской одежды, — более чем в 3 раза. Одновременно существовали отрасли, где рост был минимальным или вовсе отсутствовал. К их числу относились базовые отрасли российской промышленности, в частности горнодобывающая, где заметно снизились натуральные объемы производства и слабо выраженным оказалось развитие в основных производящих районах, т. е. в Донбассе, Баку и на Урале. Рост добычи в новых центрах не играл решающей роли в обеспечении углем и нефтью промышленности, транспорта, поскольку Донбасс и Бакинский регион оставались основными поставщиками топлива. Общий уровень добычи нефти в 1916 г. был на 15 % ниже объема 1901 г. В динамично развивавшихся отраслях российской промышленности рост был характерен для производств, занятых выпуском оружия, боеприпасов, материального обеспечения армии. Так, в структуре химической промышленности на 250–300 % возросло производство сырья для изготовления пороха и взрывчатых веществ, тогда как в спичечном производстве неуклонно сокращалось число рабочих к уровню 1913 г., а ежегодное падение стоимости этого производства составляло в 1915 г. — 22 %, в 1916 г. — 23 %, в 1917 г. — уже 40 %. Несмотря на значительное в годы войны заводское строительство, снижались показатели развития цементного производства, относящегося к высокоиндустриальным отраслям российской промышленности. Число рабочих в 1917 г. уменьшилось к 1914 г. почти на 30 %, а валовая продукция и в стоимостном, и в натуральном исчислении — на 50 %.

Изготовление всех видов вооружения росло в гигантских размерах. Производство винтовок в августе 1916 г. поднялось по сравнению с началом войны на 1100 %, ружейных патронов — на 250 %. Производство пушек увеличилось в январе 1917 г. к уровню предыдущего года более чем на 1000 %, 76-мм снарядов — на 2000 %. Такой рост обеспечивался правительственными субсидиями, первоочередным отпуском сырья и топлива, бронированием рабочей силы и другими льготами в отношении оборонных предприятий. Именно развитие этих производств проявилось в увеличении (300 %) металлообрабытывающей промышленности, включая машиностроение. В то же время одно из наиболее развитых производств этой отрасли — сельскохозяйственное машиностроение — сократилось почти на 40 %. Разнохарактерность динамики развития отдельных отраслей и производств создавала неустойчивость отечественной промышленности, тем более что трудности переживали и отрасли, работавшие на оборону. В годы войны перешли на индустриальную основу две отрасли российской промышленности — кожевенно-обувная и производства одежды.

В период войны увеличилась общая численность пролетариата в России, что отражало рост производств с высокой занятостью рабочих (самолетостроительное, авторемонтное, фабричный пошив одежды и обуви и др.). Кроме того, недостаток технически более сложного и совершенного оборудования на российских предприятиях приводил к повышенной дифференциации производственных операций, что увеличивало занятость. Это отразилось на росте числа рабочих в металлообрабатывающей промышленности — на 67 %, включая металлургию. Однако снижалась численность рабочих в отраслях, не работающих на оборону: текстильной, деревообрабатывающей, бумажнополиграфической, а также в строительстве и сельском хозяйстве. В годы войны возросла концентрация рабочих, чему отчасти способствовало закрытие массы мелких предприятий. К 1918 г. доля рабочих на предприятиях с числом занятых более 500 человек поднялась до 70 %, и увеличилось число крупнейших заводов. Всего имелось 250 предприятий с числом рабочих более 1000, из них 38 насчитывали свыше 10 тыс. человек. Две эти группы концентрировали более 58 % всего фабрично-заводского пролетариата. Наибольшее увеличение численности рабочих (почти в 6 раз) имело место на казенных военных предприятиях.

К началу 1917 г. рабочих крупной промышленности, железнодорожного и водного транспорта в России насчитывалось около 4,3 млн человек. Усилив темпы роста промышленного пролетариата, война оказала отрицательное влияние на его качественный состав. В первые месяцы на фронт было призвано 15–19 % всех рабочих, т. е. 20–25 % его мужского состава. По ориентировочным подсчетам, этот показатель составляет от 400 до 500 тыс. человек. При недостатке на заводах обученных рабочих кадров эти изъятия тяжело отразились на профессиональном составе пролетариата, увеличивая прослойку старших возрастов (свыше 40 лет). Нехватка рабочих восполнялась привлечением подростков и женщин, не прошедших должного обучения, что сказалось на понижении общего уровня квалификации рабочих и производительности труда. В ряде отраслей промышленности и в отдельных регионах, в частности Донецко-Криворожском, прибегали к использованию труда военнопленных. Война, особенно в связи с принятием решений об отсрочках для рабочих оборонных предприятий, вызвала значительный приток в промышленность выходцев из мелкобуржуазных и даже буржуазных слоев города и деревни.

Сельское хозяйство, которому экономисты предсказывали благоприятную перспективу, опасаясь только возникновения избытка аграрной продукции в связи с прекращением экспорта, испытывало массу трудностей с начала войны. Разрыв торговых связей с мировым рынком, куда вывозились русский хлеб, лен, конопля, масло и другие продукты, лишил сельское хозяйство важнейшего источника доходов. Одновременно сократился импорт машин и удобрений. Закрытие в годы войны многих сельских кузниц также понижало производственные возможности русской деревни. Ее производительные силы были подорваны реквизициями для армии 2,6 млн самых рослых и выносливых лошадей. Уже в 1916 г. военный министр отмечал, что трудно осуществлять пополнение «лошадей высших сортов» для артиллерии и кавалерии из-за недостатка их в крестьянских хозяйствах. Это существенно ослабило помещичьи хозяйства с величиной посевов до 250 десятин, которые часто обрабатывались крестьянами. Учитывая низкую степень механизации сельскохозяйственного труда, большой урон аграрному сектору нанес призыв в армию мужского населения. В европейских губерниях мобилизовали свыше И млн человек, или около 60 % взрослых мужчин, занятых в сельском хозяйстве. И крестьянские, и помещичьи хозяйства испытывали недостаток рабочих рук, что обусловило широкое использование женского и детского труда. В больших хозяйствах прибегали к труду военнопленных (около 640 тыс. человек в 1916 г.). Отмеченные факторы привели к уменьшению посевных площадей в Европейской России на 6,5 млн десятин, не считая убыли территорий, занятых неприятелем в 1915 г. Сокращение посевов продовольственных культур составляло 12 %, а кормовых (овес и ячмень) — 10 %. При этом для крестьянского хозяйства было характерно сокращение площади под кормовыми (12 %) и продовольственными (10 %) культурами. Особенно уменьшились посевы продовольственных культур в районах торгового зернового хозяйства — на Юге России и Северном Кавказе. В южных степных губерниях вся посевная площадь сократилась на 13 %, а под продовольственными хлебами — на 21 %. Этому способствовал обострившийся недостаток рабочих рук, вызванный уменьшением количества сезонных работников из центральных губерний и убылью местного крестьянского и казачьего населения, призванного на фронт. В помещичьих и крупных крестьянских хозяйствах возросли посевы овса для армейской конницы, поэтому сокращение площадей кормовых культур в них было невелико — всего на 3 %. Однако основным носителем этой тенденции стало помещичье хозяйство, в котором доля посевов под продовольственные культуры в 1916 г. понизилась до 62 %. При высокой товарности помещичьего хозяйства, определявшей состояние хлебного рынка в стране, это был опасный симптом. И всетаки главным регулятором зернового производства в России оставался природно-климатический фактор. Несмотря на негативное воздействие войны (недостаток капиталов, машин, удобрений, нехватка тяглового скота и рабочих рук), благоприятные погодные условия обеспечили в 1915 г. самый высокий урожай за десятилетие, а в 1916 г. — выше среднего за пятилетие.

Финансовое положение России с началом войны ухудшилось, так как происходил стремительный рост расходов казны. За первый месяц они составили столько же, сколько за год Русско-японской. Всего с августа 1914 г. до марта 1917 г. на военные и обыкновенные нужды было истрачено 39 млрд руб., в том числе на военные расходы — 30,5 млрд руб. Источниками финансирования стали выпуск бумажных денег, внутренние и внешние займы, увеличение налогового бремени населения. На 1 марта 1917 г. сумма бумажных денег в обращении достигла 10 млрд руб. (при золотом обеспечении только 1,5 млрд руб.). Если количество бумажных денег во Франции увеличилось на 100 %, в Германии — на 200 %, то в России — на 600 %. К началу 1917 г. рост дороговизны обгонял выпуск денежных знаков.

За время войны царское правительство выпустило 6 внутренних займов на сумму 8 млрд руб., которые с трудом распространялись среди населения, особенно среди трудящихся. Большую роль в покрытии военных расходов играли внешние займы, составившие к марту 1917 г. более 6 млрд руб. Главным кредитором России стала Англия, предоставившая царскому правительству 4,5 млрд руб. За ней следовала Франция — свыше 1 млрд руб. Небольшие займы на общую сумму 525 млн руб. предоставили России США, Япония и Италия. Средства займов расходовались на оплату заграничных заказов вооружения. Расходование средств осуществлялось под контролем английского и французского правительств. Особенно жесткую позицию занимала Англия, препятствовавшая использованию русской стороной заемных средств на закупки оборудования и станков. Невыгодной была предусмотренная в союзнических соглашениях посредническая роль Англии при размещении и оплате российских заказов в США. Не дожидаясь окончания войны, в счет предоставленных кредитов Россия доставила в Великобританию на 68 млн фунт, стерлингов золота, обязалась продать десятки тысяч пудов пшеницы, платины. В годы Первой мировой войны финансовая и общая экономическая зависимость России от своих партнеров по Антанте сильно возросла.

Если весной 1915 г. Россия переживала кризис вооружения армии, то в процессе наращивания военного производства она столкнулась с масштабным экономическим кризисом. Его факторами были ограниченность промышленно-экономического потенциала страны; отсталость российского сельского хозяйства; непродуманность принимаемых мер по милитаризации промышленности и регулированию экономики, резко нарушавшие соотношение разных секторов экономики. Важнейший недостаток деятельности органов военного регулирования состоял во всемерном сокращении производства изделий, шедших на нужды тыла, и в увеличении за счет этого выпуска продукции для удовлетворения чисто военных потребностей. Не было принято даже минимальных мер к расширению железнодорожной сети, таких базовых отраслей промышленности, как топливная и металлургическая. Развертывание военного производства шло за счет беспощадного расхищения основного капитала отечественной индустрии и транспорта, которые и так не отличались мощностью и высокоразвитостью.

Кризис железнодорожного транспорта в России в Первую мировую войну был предопределен недостаточным числом железнодорожных линий, учитывая пространства страны. Даже в европейской части показатель рельсовых путей на единицу площади был в 11 раз меньше, чем в Германии, и в 7 раз меньше, чем в АвстроВенгрии. Российская железнодорожная сеть отставала от мирового уровня по своим качественным характеристикам: слабая густота, низкая доля двухколейных дорог, недостаток усовершенствованного железнодорожного полотна, количества железнодорожных мостов с металлическими конструкциями. В результате снижения даже в годы промышленного подъема интенсивности развития паровозои вагоностроения накануне войны для нормального грузооборота русским дорогам не хватало 80 тыс. вагонов и 2 тыс. паровозов, а из имеющихся 25 % устарели и нуждались в замене. За период войны железнодорожное строительство и усовершенствование путей было крайне ограниченным. К осени 1917 г. построили чуть больше 3 тыс. верст новых линий, в том числе Мурманскую дорогу, соединившую порт с основной железнодорожной сетью страны, и проложили более 1 тыс. верст второй колеи, включая линию Архангельск — Вологда. Возникновение хозяйственного кризиса в стране во многом было вызвано нарушением деятельности железнодорожного транспорта. Необходимость обеспечить проведение мобилизации, доставку войск и вооружения в районы военных действий привела к решению о разделении железнодорожной сети на две части. Треть дорог передавалась в подчинение военному ведомству, дополнительно получившему свыше 21 тыс. вагонов и около 900 паровозов. Это резко снизило обеспеченность в подвижном составе второй части дорог, обслуживавших остальное пространство громадной страны. Грозные предвестники наступающего кризиса проявились в декабре 1914 г., когда из-за нарушения регулярности подвоза топлива на Юге России остановилось 13 доменных печей, а несвоевременное поступление хлопка затруднило работу московских текстильных предприятий.

В 1915 г. произошло полное расстройство железнодорожного транспорта. Оно было вызвано, во-первых, отступлением армии, сопровождавшимся перемещением военных складов, техники, массовой стихийной эвакуацией предприятий, людей из западных и юго-западных областей империи. Во-вторых, широкая мобилизация промышленности для работы на оборону вызвала усиленные перевозки топлива, сырья, продовольствия. Рост заводского строительства увеличил перевозки строительных материалов, оборудования, топлива. В итоге были нарушены все графики движения, что привело к снижению вывоза топлива, металла, продовольствия из производящих районов. В сентябре 1915 г. из Донбасса вывезли только 74 млн пудов угля, подвоз продуктов питания в Петроград уменьшился наполовину, а в Москву — на 2/3. Руководство дорог принимало меры для улучшения организации движения, что позволило к концу года увеличить на 30–40 % поступление продовольствия из Сибири, металла и топлива из Донецко-Криворожского района в центральные районы страны, особенно в столицы. Однако радикально изменить ситуацию не удавалось. К январю 1916 г. общее число невывезенных вагонов, из которых треть была первоочередными, увеличилось вдвое. Почти 600 станций пришлось закрыть для погрузки. Залежи на железных дорогах металла, топлива, оборудования, продовольствия, необходимых для промышленности и населения, в дальнейшем росли, достигая 25 % всех планируемых грузов. Коренное оздоровление железнодорожного транспорта требовало пополнения дорог рельсами и подвижным составом, убыль которого в ходе военных действий увеличивалась. Однако план производства рельсов, паровозов и вагонов срывался из-за нежелания заводчиков заниматься неприбыльными по сравнению с военными заказами.

Органы, на которые возлагалось обеспечение бесперебойной работы транспорта, перешли к регулированию перевозок важнейших грузов на основе соответствующих разрешений — «литеров». В 1916 г. стали составляться планы перевозок по отдельным грузам. Поскольку общего государственного плана всех перевозок не существовало, то сохранялся стихийный поток грузов. Кроме того, выдача литеров производилась нередко за взятки. Об этом М. В. Родзянко сообщал Николаю II в начале 1917 г. Он отмечал, что «развились крайние злоупотребления железнодорожных агентов, система сложного взяточничества, которая одна только действует сколько-нибудь удовлетворительно. В стране сложилась горькая поговорка, что лучше всего сейчас возить товары на литера Д (деньги)». К началу 1917 г. железнодорожный транспорт находился в глубочайшем кризисе, что пагубно сказывалось на общем состоянии страны и ее обороны. Генерал М. В. Алексеев писал царю: «В переживаемое время нет ни одной области государственной и общественной жизни, где бы не ощущались серьезные потрясения из-за неудовлетворения потребности в транспорте… В среднем заводы, работающие на оборону, удовлетворяются транспортом всего лишь на 50–60 % своей потребности… При таких условиях не только немыслимо увеличение производительности заводов, но придется сократить и теперешнюю работу».

Металлический и топливный голод. В связи с ростом производства вооружений увеличился спрос на металл. Уже в 1914 г. Ставка определяла ежемесячную потребность в снарядах в 2,5 раза больше, чем за все время Русско-японской войны. Для строительства укреплений в условиях позиционной войны были нужны миллионы пудов проволоки. Выпуск многих видов вооружения, их частей обусловили рост спроса на качественные стали и цветные металлы, производство которых в России или было крайне ограниченным, или вообще отсутствовало. О недостаточности уровня развития отечественной металлургии свидетельствует такое сравнение: количество металла на 1 бойца в русской армии составляло 5 кг в месяц, а в германской — в 20 раз больше. Рост выпуска металла на отдельных предприятиях не компенсировал систематического общего падения производства в отрасли в целом. Это приводило к увеличению разрыва между растущим спросом на металл и его реальным выпуском. Месячная производительность предприятий на рубеже 1915–1916 гг. составляла 16 млн пудов, а потребность — 26–27 млн пудов. В такой ситуации единственным выходом являлось строгое регламентирование потребления металла. С октября 1916 г. Комитет по делам металлургической промышленности Особого совещания по обороне наладил ежемесячную разверстку между министерствами и ведомствами всего металла, производившегося в стране и ввозимого из-за границы. Однако ему не удалось хоть сколько-нибудь стимулировать производство металла, которое продолжало катастрофически падать. Большинство заводов сокращало прокат металла из-за нехватки топлива и сырья, что приводило к использованию мощности действовавших предприятий примерно на 2/3. Уже в ноябре 1916 г. дефицит металла достиг 8 млн пудов, или 50 % прозводства внутри страны. Положение ухудшалось с каждым месяцем. Подобное развитие процесса свидетельствует о глубоком системном кризисе всей российской промышленности в годы Первой мировой войны.

Относительный упадок добычи топлива еще накануне войны изменил структуру топливного баланса страны, в котором доля дров увеличилась до 57 %, а минерального топлива снизилась до 41 %. Дефицит топлива сопровождался ростом цен на все его виды. В Москве розничная цена на дрова поднялась уже в 1912 г. на 70 %. Разрыв экономических связей с началом войны, блокада балтийских портов лишили российскую промышленность, в частности петроградскую, импортного топлива. Вскоре страна потеряла Домбровский угольный бассейн. Прекращение экспорта российской нефти лишь в малой степени закрывало брешь в топливном балансе. Наращивания объемов производства угля в Донецком бассейне удалось добиться в первые годы войны главным образом за счет роста численности рабочих. В 1916 г. добыча в Донбассе поднялась на 13 % и достигла почти 2 млрд пудов. Однако это не соответствовало растущим потребностям промышленности и транспорта. Только Петроградский район увеличил в годы войны потребление донецкого угля в 16 раз, продолжая испытывать недостаток в топливе порядка 20 %. Потребности в топливе Уральского, Одесского, Поволжского районов удовлетворялись и того меньше — чуть более 50 %. К трудностям увеличения добычи угля добавлялись сложности его доставки по железным дорогам, что еще больше снижало обеспеченность народного хозяйства топливом. Нефтедобыча увеличивалась в годы войны очень медленно, небольшой ее прирост (7 %) относительно низкого предвоенного уровня имел место только в 1916 г. На железных дорогах, горнозаводских предприятиях Урала, для отопления зданий во многих городах России увеличивалось потребление дров. В годы войны значительно расширилась добыча и использование торфа, особенно в ЦПР.

Регулирующие мероприятия ограничивались установлением предельных цен на топливо, планированием его перевозок и распределением между потребителями. Разработкой и реализацией этих мер, в том числе контролем за расходованием топлива, занимались различные органы. В марте 1915 г. был учрежден Комитет по распределению топлива во главе с министром путей сообщения С. В. Рухловым. Возникшие затем Особые совещания так распределили обязанности: Совещание по топливу занималось проблемами увеличения добычи топлива и его последующего распределения, а Совещание по перевозкам — вывозом угля по железным дорогам.

Острейший топливный кризис, во многом обусловленный плохим подвозом топлива, страна пережила в сентябре — декабре 1915 г. В декабре Петроградский район получил около 50 % топлива, Москва — 46 % угля и 57 % нефти. Положение стало выправляться только в первой половине 1916 г., что обеспечило более ровный темп работы промышленности. Однако с осени началось новое обострение топливного кризиса, который на этот раз был порожден не только трудностями перевозки топлива, но и снижением его добычи. К этому добавилось резкое увеличение потребностей промышленности, мобилизованной для работы на оборону. Минимальная ежемесячная потребность только в угле составляла 125–130 млн пудов, а общий его недогруз достигал 30 %. Особое совещание по обороне в феврале 1916 г. констатировало: «Положение дела снабжения заводов топливом подлежит признать критическим и внушающим серьезные опасения. Во всяком случае необходимо считаться с предстоящим сокращением деятельности или даже временным закрытием некоторых обслуживающих оборону заводов». Топливный кризис приобрел постоянный характер и был проявлением общего кризиса российской экономики.

Обострение продовольственного вопроса. В годы войны промышленное потребление зерна, особенно в связи с введением сухого закона, снизилось почти в 6 раз. Резко уменьшился экспорт зерна, составив в 1914–1916 гг. в среднем 26 млн пудов против довоенного ежегодного 665 млн пудов. Важным положительным фактором являлись высокие урожаи 1915 и 1916 гг., что, как считалось, позволяло удовлетворить потребности армии, несмотря на их семикратное увеличение к довоенному уровню в 1915/16 г. и почти шестикратное в 1916/17 г. На основании прежней российской традиции закупка продовольствия и в мирное, и в военное время осуществлялась силами отдельных воинских частей и подразделений, получавших от центральных ведомств соответствующие денежные средства. Никаких специальных запасов для армии и стратегических для страны в целом не создавалось. Однако масштабы войны и ее очевидная продолжительность заставляют правительство уже в 1915 г. переходить к систематическим закупкам продовольствия для армии. Этим занимаются сначала специальные органы при Министерстве земледелия, а с осени 1915 г. к ним присоединяется Особое совещание по продовольствию.

Общий сбор продовольственных и кормовых хлебов в России за 1914–1916 гг. составил 13,5 млрд пудов, из которого правительством было приобретено около 1,4 млрд пудов. В ходе закупок, проводившихся в 1915/16 г., государство изымает 50 % товарного зерна. Несмотря на принятые меры, уже с 1916 г. армия начинает испытывать недостаток в хлебе, мясе, жирах, сахаре и фураже. К этому времени наблюдалось сокращение зернового производства в помещичьем хозяйстве, которое вкупе с крупными крестьянскими хозяйствами производило до войны половину хлеба, а на рынок давало более 80 % товарного хлеба. Уменьшал количество продаваемого хлеба процесс натурализации крестьянского хозяйства в годы войны. Имело место и падение сбора хлебов, который в 1916 г. составил у крестьян 86 % довоенного уровня, а у помещиков — только 66 %. Масштабное изъятие товарного зерна на армейские нужды в сочетании с уменьшением товарности по зерну сокращало частную торговлю хлебом, что отрицательно сказывалось на положении городского населения. Известную опасность в динамике производства зерна представляла Нечерноземная полоса, где проявлялась тенденция его падения, что увеличило зависимость региона, особенно промышленных губерний, от ввоза зерна. Оценивая имеющиеся запасы хлеба, как товарного, так и для внутреннего потребления крестьянских семей, не следует преувеличивать их масштабы в годы войны. Необходимо помнить, что основная масса хлеба, потребляемого в деревне в мирное время, определялась низкой душевой нормой. В то же время армейские, особенно фронтовые, нормы были значительно выше ее. С увеличением численности рабочих росло потребление хлеба в промышленных центрах. Например, прирост пролетариата в такой аграрной области, как Среднечерноземная, составил в 1915 г. 50 % к уровню 1912 г. Все это определило значительность объема планируемой хлебной разверстки, установленной правительством в 1916 г., - свыше 771 млн пудов. Это было на 100 млн пудов выше довоенного экспорта.

Развитию продовольственного кризиса содействовали сокрытие излишков хлеба, нарушение его перевозок и плохая организация распределения. К июню 1916 г. значительное количество хлеба оказалось сосредоточенным прежде всего в банках, у крупных торговцев и мукомолов, а также помещиков и кулаков. Придерживало хлеб и крестьянство зерновых районов. Запасы крестьян Черноземья были в 4 раза больше, чем крестьян нечерноземных губерний. Малочисленное крестьянство 6 сибирских губерний имело хлеба столько же, сколько крестьяне 21 нечерноземной губернии. В этих условиях для налаживания продовольственного снабжения армии и тыла требовалось строгое регулирование цен, поддержка деревни, организация доставки продуктов питания в города, особенно индустриальные центры. 1 о, что делалось в этой области, проводилось с большим опозданием или совсем не осуществлялось, как организация снабжения деревни промышленными товарами, городского населения продовольствием, регулирование цен и пр.

Особенно неудовлетворительно решалась проблема доставки продовольствия в связи с кризисом транспорта. Хлеб, скопившийся к 1917 г. в сибирских губерниях (640–670 млн пудов) практически не вывозился. Доставка зерна осложнялась постоянным ростом потребностей в нем. Только в нечерноземные губернии осенью 1916 г. надо было перевезти в 2,5 раза больше зерна, чем в предыдущий год. Между тем хлебные перевозки по железным дорогам неуклонно сокращались. В 1915 г. они составляли к уровню 1913 г. только 65 %. Попытки увеличить перевозки водным транспортом, в частности по Волге, не дали желаемого результата: после небольшого их увеличения в 1915 г. они сокращаются в следующем.

Осенью 1916 г. резко ухудшается состояние продовольственного обеспечения страны, в чем немалую роль сыграли частные банки, бравшие партии зерна и муки под залог и потом придерживавшие их. Попытки Особого совещания по продовольствию и Государственной думы установить контроль над банками были решительно пресечены министром финансов П. Л. Барком, что явилось своеобразным разрешением на спекулятивные хлебные операции. Все это приводило к распространению среди массы населения ненависти к алчности представителей торгового класса, начиная от деревенского лавочника и кончая владельцами хлебных фирм. В этих условиях попытки организовать продовольственную разверстку на уровне крестьянского двора в 31 губернии Европейской России закончились полным крахом. Волостные сходы только в 5 % селений дали свое согласие на участие в заготовке хлеба. Трудности хлебных заготовок на рубеже 1916–1917 гг. привели к снижению его поступления на фронт. В декабре- январе реальная доставка хлеба составляла от 50 до 33 % плановых норм. Из-за нехватки овса и сена происходил падеж лошадей. Нарушение подвоза хлеба и истощение его запасов было характерно для крупных городов, включая столичные. Даже в городах губерний, производящих зерно, зимой 1916/17 г. недоставало хлеба в лавках и на рынке, а городское население Нечерноземной полосы находилось на голодном пайке. Здесь все чаще случались перебои с хлебом и другими продовольственными товарами, повлекшие очереди и взвинчивание цен спекулянтами. Недостаток хлеба ощущался и на селе, особенно в северо-западных губерниях.

Довольно предсказуемым явлением, учитывая предвоенные годы, было снижение обеспеченности страны мясопродуктами. В урожайный предвоенный год общее производство мяса в России составляло около 200 млн пудов. Количество скота, которое приходилось на крестьянский двор, в центре Европейской России по переписи 1916 г. составляло всего одну единицу взрослого рогатого скота, или 1,5 — за вычетом бескоровных хозяйств. Поскольку помещичье хозяйство в 34 губерниях Европейской России (без Северного района, Прибалтики, Литвы и части Белоруссии) к 1917 г. было обеспечено продуктивным скотом меньше крестьянского (соответственно 6,6 и 55,8 голов на 100 десятин пашни), то оно могло выделить на рынок не более 200 тыс. голов крупного рогатого скота. Ни о каком избытке в этой ситуации говорить не приходится. Помещики имели 900 тыс. голов, из которых на рынок могло быть выделено не более 200 тыс. Сибирская деревня, располагавшая некоторыми ресурсами товарной продукции животноводства, была практически заблокирована транспортным кризисом. Между тем годовая потребность армии в мясе на рубеже 1916–1917 гг. определялась военным ведомством в пределах 53–55 млн пудов, или около 150 тыс. пудов в день. Годовая норма на одного солдата составляла 6 пудов. Однако основной фонд скота в Европейской России к этому времени сократился на 5–7 млн голов, что позволило поставить в армию в 1916 г. лишь немногим более 6 млн пудов мяса и 1,5 млн голов скота. Государство монополизировало снабжение мясом фронта и городов. В итоге поступление мяса на частный рынок в столице уменьшилось в 1916 г. в 4 раза по сравнению с 1915 г., а цена на него, включая большие города, уже в середине года поднялась на 200–220 % к уровню 1914 г.

В годы войны Россия переживала сахарный голод, вызванный сокращением производства сахара на 1/3 из-за уменьшения и гибели значительной части посевов свеклы. В 1916 г. в 70 губерниях империи вводятся карточки и твердые цены на сахар.

Развитие экономических процессов в России в годы Первой мировой войны показывает, что общая слабость промышленного потенциала страны, включая состояние железнодорожного транспорта, отсталость сельского хозяйства, недостаток финансовых средств даже в условиях принятия определенных мер по регулированию народного хозяйства не смогла предотвратить нарастание глубочайшего кризиса российской экономики. В начале 1917 г. все признаки надвигающейся хозяйственной катастрофы были налицо.