Откат революции и левые. Реформизм и террор

Откат революции и левые. Реформизм и террор

Откат революционной волны 1968 – конца 1970-х заставил лидеров массового движения протеста выбрать один из двух возможных пути. Большая их часть стала банкирами, бизнесменами, высокооплачиваемыми менеджерами, буржуазными политиками. Классический пример – Йошка Фишер, кричавший в 1960-е «долой государство!», а в 1990-е ставший министром этого самого государства. Меньшая часть выбрала путь вооруженной борьбы. Однако оторванное от масс вооруженное подполье выродилось в индивидуальный террор и потерпело поражение.

Тупиковость этого пути была тогда не так очевидна, как это может показаться сегодня. На первом этапе, когда революционная ситуация еще существовала, городские партизаны пользовались значительной поддержкой у пролетариата и молодежи. Такие организации, как Красная Армия Японии, немецкая Фракция Красной Армии (RAF) и итальянские Красные бригады (BR) росли, число терактов увеличивалось, акции становились все смелее.

Наибольшего успеха добились Красные бригады. Италия тяжелее всего переживала последствия кризиса 1973–1974 годов, а рабочее движение страны было наиболее активным. Фактически, Италия, вместе с Португалией, Испанией, Грецией была «слабым звеном» западноевропейского империализма. Вооруженное подполье здесь не только не было оторвано от класса, но и прямо ставило задачу его организации. В соответствии с маоистской «линией масс» Красные бригады ставили вооруженные акции в подчинение расширению Массового фронта. Создавались ячейки на заводах. Сама организация достигала 25 тысяч членов, то есть была не «группкой террористов», а скорее подпольной политической партией рабочего класса.

В 1969 году забастовки переросли в столкновения на улицах, а радикальные идеи стали проникать в ряды пролетариата: на фабриках стали возникать «комитеты базового единства», находившиеся под влиянием левого направления в коммунизме. Откалываются от компартии и возникают внепарламентские левые группы, которые в 1970 году, после горячих обсуждений, решают создавать ячейки вооруженного сопротивления. Их задача – использование кризиса капитализма для развертывания гражданской войны. Такая стратегия пользуется поддержкой.

Но к 1977 году Красные бригады переходят к чисто террористической тактике и распускают Массовый фронт. «Вплоть до этого момента акции были предсказуемыми, и движение несло за них ответственность. Они находились в непосредственной связи со стычками на фабриках, в школах и в жилищах. Для того чтобы возникла такая диалектическая взаимосвязь между авангардом и массами, был необходим некий измерительный инструмент, который воспринимал бы и интерпретировал бы всю совокупность движений и конфликтов. Таким измерительным инструментом был Массовый фронт… Военная концепция победила политическую. Но ведь в революции должно быть ровно наоборот», – анализирует деятельность Бригад их бывший активист Тонино Луис Пароли[88].

Похищение и убийство в 1978 году премьер-министра христианского демократа Альдо Моро привело к окончательной изоляции «Красных бригад» от масс. Правительство отказалось обменивать политзаключенных партизан на премьера. «Они желали смерти Моро, поскольку знали, что это будет означать и наш конец. А мы знали, что другого выхода нет, если дело не дойдет до обмена пленными…»[89] В результате этой неудачной акции «даже рабочий класс, который раньше с нами солидаризировался и выражал нам сочувствие, повернулся против нас. Начальники остановили конвейеры и тем самым принудили рабочих к забастовкам против нас»[90], – говорит Пароли.

Таким образом, своим поражением Красные бригады обязаны не самой тактике вооруженной борьбы, а отрывом этой борьбы от масс, – во-первых, в силу изменившихся условий, во-вторых, из-за неправильной тактики, «милитаризации» борьбы, вместо «линии масс».

У подпольных групп, однако, была и изначальная идеологическая ошибка. Это возникший как реакция на правый крен официального коммунизма, левый крен. Суть этого «левого уклона» поясняет Пароли: «Наша теория не была теорией восстания, в качестве каковой она отстаивалась в Третьем интернационале, то есть на первом месте была агитация и пропаганда, и лишь затем восстание, как в прежних революциях. Из нашего анализа мы заключили, что вооруженный конфликт уже был развязан власть имущими, и поэтому обе фазы модели классовой борьбы необходимо было соединить в вооруженной пропаганде с самого начала»[91].

Практика показала, что поворот от тактики Третьего интернационала влево ведет к такому же тупику, как и поворот вправо, осуществленный коммунистическими партиями. Это, однако, не «уравнивает» ответственность правых, «прогнувшихся», приспособившихся к нуждам капиталистической системы, и левое подполье, стремившееся к бескомпромиссной борьбе с системой.

Левый поворот уже нес в себе запрограммированную изоляцию от масс. Если в Италии, где ситуация для революции была благоприятной, эта тенденция проявилась только после явных ошибок Красных бригад – убийства Моро и «милитаризации» борьбы, то в более спокойной Германии городские партизаны столкнулись с проблемой самоизоляции сразу. Изоляция от масс была, таким образом, для RAF принципиально оправданной и вошла в качестве одного из тезисов в программный текст организации «Концепция городской герильи»: «Разрабатывая концепцию, мы планировали комбинировать “городскую герилью” с постепенной разъяснительной работой. Мы хотели, чтобы каждый из нас одновременно работал внутри существующих социалистических групп на рабочих предприятиях и в местных регионах, получая опыт, пытаясь влиять на дискуссии, обучаясь. Но стало ясно, что это невозможно. …Мы уже обучены тому, что комбинировать легальную и нелегальную работу нельзя»[92].

Этот крен на основе маоистского варианта марксизма критикует один из лидеров партии «Черных пантер» Хьюи Ньютон:

Многие «революционеры» находятся в плену ошибочного представления, что авангардная партия должна быть тайной организацией, о которой властные структуры не знают ничего, о которой не знают ничего и массы – кроме, разве что, писем, изредка приходящих в дома людей по ночам. Подпольные партии не могут распространять листовки, заранее объявляющие о встрече, которая состоится в подполье. Но эти так называемые революционеры не хотят видеть этих противоречий и несообразностей….Если бы эти обманщики изучили революционную историю, то они бы увидели, что авангардная организация всегда начинает работать в открытую, а в подполье ее загоняет агрессор. Пример – кубинская революция. Когда Фидель Кастро разворачивал сопротивление против палача Батисты и американских прихвостней, он начал с публичных речей в студенческом городке Гаванского университета. Впоследствии он был вынужден уйти в горы. Влияние Фиделя на массы неимущих кубинцев было огромным, и то, что он говорил, воспринималось с большим уважением. Когда он скрылся, кубинцы стали специально разыскивать его, уходить в горы, чтобы найти его и его отряд из двенадцати человек. Кастро правильно подходил к вопросу о революционной борьбе, и если мы внимательно изучим историю китайской революции, то увидим, что компартия Китая тоже работала совершенно открыто, дабы заручиться поддержкой масс. Есть еще очень много примеров успешной революционной борьбы, которые могут научить нас правильному подходу: революция в Кении, алжирская революция, которую обсуждает Фанон в книге «Весь мир голодных и рабов», русская революция, работы Председателя Мао Цзэдуна и многое, многое другое»[93].

Реформистское перерождение большинства коммунистических партий и тупик оторванной от масс вооруженной борьбы создал среди пролетариата и интеллигенции почти по всему миру разочарование в левом движении вообще. Это разочарование усугубляется поражением социалистических революций и реставрацией капитализма в Китае, СССР и странах Восточной Европы. С этого времени начинается поворот антиимпериалистической борьбы в русло национализма и религиозной идеологии. В странах развитого капитализма теряют поддержку как «старые», так и «новые» левые.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.