Профессионализму — бой!

Процесс индустриализации на начальном этапе вызывает увеличение спроса на рабочие руки. Однако, по мере роста механизации и производительности труда в отдельных отраслях может наблюдаться сокращение численности фабричных рабочих. Приток части населения в город из деревни, чем бы это ни объяснялось, также вызывает избыток рабочих рук на рынке труда. И в периоды спадов, когда производство сокращается, растет безработица. Эти известные вещи нужно было здесь напомнить читателю, так как сейчас мы с Марксом обращаемся именно к данному сюжету.

Приводя данные о пауперизации в 1860-65 гг., автор «забывает» указать, что в это время в Англии сильно подскочили цены в связи с ввозом большого количества золота из Калифорнии и Австралии. И что в это же время, из-за Гражданской войны в США, резко упал ввоз американского хлопка — сырья для ведущей тогда отрасли британской индустрии. Понятно, что в эти годы имел место экономический спад, но сие осталось за пределами рисуемой Марксом картины. Как увидим ниже, он настаивал, что пауперизация есть имманентное свойство капитализма.

…Маркс серьезно занимался вопросами периодических кризисов, ища причину, как положено историческому материалисту, в «производительных силах» (износ оборудования). По этому вопросу имеется любопытная переписка с Энгельсом. Насколько можно судить, Маркс представлял себе износ и обновление промышленного оборудования страны как циклический синхронный процесс — в какой-то момент вся машинерия страны одновременно изнашивается и обновляется. В чем, в чем, а в этих делах совладелец хлопкопрядильни Энгельс ориентировался неплохо. Как мог деликатно, он попытался вразумить великого экономиста. Но безуспешно. К сожалению, теория периодических кризисов Маркса осталась незавершенной…

Вернемся к тому 1. Пример того, как Маркс обращался со статистическим материалом, можно найти в его обращении с данными всеобщей переписи в Англии 1861 г. (с. 457). Задача: подтвердить чисто умозрительное заявление, будто рост производительности фабричного труда ведет к тому, что «все б?льшая часть рабочего класса» употребляется в качестве «слуг, горничных, лакеев».

Делает он это так. Сперва из общей численности населения вычитается ряд плохо определенных категорий. Остается 8 млн. человек, «так или иначе функционирующих в производстве, торговле, финансах и т. д.». Из них дается численность «класса прислуги» (состав не раскрыт) и отдельно по четырем несопоставимым рубрикам занятых в производстве. В текстильной промышленности — «все занятые», в горном деле — тоже, в сельском хозяйстве — только «рабочие», в металлургии и металлообработке — просто «занятые» (все — не все? рабочие или включая другой персонал?) и т. п. Где торговля? Где финансы?..

Затем Маркс берет сумму только по двум рубрикам (текстиль и горное дело) и сопоставляет с численностью «класса прислуги». Эта вторая цифра оказывается больше первой. Потом он складывает другую пару показателей численности (текстиль и металлургия с металлообработкой) — и снова с тем же результатом. Повторяю: для сравнения с численностью «класса прислуги» берется не суммарное число по остальным четырем категориям, а в отдельности — сперва по двум и затем еще по двум. Там на глаз видно, что сумма по всем четырем рубрикам занятых в производстве более чем вдвое превышает численность «класса прислуги». Численность сельскохозяйственных рабочих Маркс не трогает, потому что, если прибавить к ней еще одну любую отрасль, сумма выйдет больше, чем «класс прислуги». Из всех этих манипуляций делается вывод: «Что за превосходный результат капиталистической эксплуатации машин!»

Нелепость вывода вполне соответствует всему набору нелепостей в методологии. Оттого не сразу и заметишь, что исходный тезис сформулирован в динамике, а данные приводятся за один год. Рост производительности труда, рост численности слуг… все это предполагает сравнение показателей по годам или периодам. Переписи в Англии, между прочим, проводились каждые 10 лет, начиная с рубежа XVIII–XIX вв. Но Маркса такие мелочи не заботили.

А ведь мы еще не знаем, что такое «прислуга» в этой переписи. Как эта категория называлась по-английски, и не входит ли сюда обслуживающий персонал каких-то бизнесов или госучреждений, кельнеры, служащие отелей, работники транспорта, почты, торговли и пр. и пр. — мы тоже не знаем. Подозреваю, что не знал и сам величайший экономист.

Вообще, эти страницы отличаются изобилием числового материала — как правило, или несопоставимого, или не поддающегося интерпретации, или просто избыточного, когда самому автору заведомо непонятен ни смысл этих чисел, ни их доказательные возможности. Да еще подчас с ужасающей точностью, например: «…паровых ткацких станков 85 622, веретен (за исключением тростильных) 681 9146, лошадиных сил в паровых машинах 27 439, в водяных колесах 1 390, занято лиц на этих фабриках 94 119».

Так и видишь, как неутомимый труженик науки добросовестно переписывает эти цифры в свою книгу, сам не зная, зачем. К счастью, в данном случае он приводит сопоставимые данные по двум моментам времени. Но ради чего такая дотошная точность? Только чтобы показать, что численность занятых снизилась на 5,5 %! Кто эти исчезнувшие с фабрик 5,5 % занятых, чем они занимались, куда делись? Этого Маркс не сообщает. И не знает. И не пытается узнать. Он уже все доказал!

Идем дальше. Капитализм вреден для людей не только в городе, но и в деревне. Ибо капиталистическое производство вызывает отток населения из деревни и тем самым «препятствует обмену веществ между человеком и землей, т. е. возвращению почве ее составных частей, использованных человеком в форме средств питания и одежды, т. е. нарушает вечное естественное условие постоянного плодородия почвы. Тем самым оно разрушает одновременно физическое здоровье городских рабочих и духовную жизнь сельских рабочих». Ну, это уже ясно: капиталистическое производство «нарушает» и «разрушает» все и вся вокруг себя…

А про что, собственно, эта высокоученая тирада? Предоставим читателю возможность самому поискать объяснений, почему (и каким образом) нарушение плодородия почвы вредит физическому здоровью только городских рабочих и духовной жизни — только сельских. Гораздо понятнее идея Маркса касательно «обмена веществ между человеком и землей».

Когда отток населения из деревни вызывало социалистическое производство, оно точно так же препятствовало «возвращению почве ее составных частей, использованных человеком в форме средств питания…» Поэтому партия посылала горожан «в колхоз». Исправно возвращали мы почве ее составные части, использованные нами в качестве средств питания, и тем повышали ее плодородие.

Своеобразное представление Маркса о навозоудобрении не только говорит об уровне его познаний в сельском хозяйстве, но и показывает его способность глубокомысленно рассуждать о вещах, пребывающих за пределами его широчайшей эрудиции. Хотя читателей «Капитала» уже более ста лет поражают его видимые познания в области машин и промышленной технологии, не стоит обольщаться и здесь. Заметим лучше, что «лошадиную силу» он считал силой лошади (с. 402), соответствующую единицу мощности — единицей силы (с. 426), а токарный станок представлялся ему «циклопической машиной» (сс. 216 и 397). Поэтому и пишет он: «лошадиных сил в паровых машинах 27 439», вместо: «общая мощность паровых машин 27 тыс. лошадиных сил», как написала бы старший экономист тетя Сара.

Теперь вспомним еще другое. Нас учили: «Простые моменты труда следующие: целесообразная деятельность, или самый труд, предмет труда и средства труда». Профессура повторяла из года в год, а нам следовало зарубить на носу и ответить на экзамене без запинки. Кто замечал, что в этом перечне чего-то не хватает? С меня-то спроса нет — я двойку получил на экзамене и на тройку пересдал с трудом. Лишь много лет спустя взялся я читать «Капитал» — захватывающее чтение было, доложу вам…

Короче, чего не хватает в перечне Маркса (и не хватало ему в жизни) есть организация труда. Это бесспорно. Всякому процессу труда присуща какая-то организация. Полнейшая неорганизованность (если можно такую вообразить) есть просто вырожденный уровень организации.

Ни в главах о разделении труда и кооперации, ни в главах о машинном производстве, ни где-либо еще — не ощущается того, чтобы понимал автор значение фактора организации труда. Предмета, с которого начинает свою книгу Адам Смит.

Еще один пример из нашей студенческой хрестоматии по «Капиталу»: функции денег согласно Марксу…

…По какой-то ассоциации, вспоминается то место у Борхеса, где он приводит классификацию животных из якобы китайской Энциклопедии Благодетельных Знаний. Там говорится: «животные делятся на: принадлежащих Императору, набальзамированных, прирученных, и прочих, отдельных собак, сосунков, бесчисленных, издали похожих на мух, только что разбивших кувшин, включенных в настоящую классификацию…» и еще есть в том же духе[4].

…Итак, функции денег по Марксу. Их всего пять: средство платежа, средство обращения, мера стоимости, средство накопления и образования сокровищ, мировые деньги. Тоже чего-то не хватает, как с «простыми моментами труда»? А может, наоборот — что-то лишнее?

Каким образом деньги обращаются? Путем повсеместной цепи платежей. Покупки, инвестиции, налоги, оплата труда, оплата услуг — все происходит в виде платежей от кого-то кому-то. Говоря коротко, платеж есть элемент обращения. Из этих двух Марксовых функций денег одна включает другую как свой элемент (см. у Борхеса). Осталось четыре функции.

Далее, есть национальная валюта и есть международная («мировые деньги»). То и другое выступает в функциях «средства обращения», «меры стоимости» и «средства накопления». Короче, выражение деньги в функции «мировых денег» есть тавтология: деньги в функции денег (опять см. у Борхеса). В итоге, приходим к трем функциям денег, как это понимается в обычной, немарксистской науке.

М. Фуко рассказал, как он хохотал над Борхесовой классификацией (далее курсив его): «Предел нашего мышления — то есть совершенная невозможность мыслить таким образом — вот что сразу открывается нашему взору, восхищенному этой таксономией…»[5]. Как видим, для Маркса нет ничего невозможного — он мыслил как раз таким образом.