Веселье…

Веселье…

«Прекрасная эпоха» была в России более прекрасной и беззаботной, чем где-либо. Но безудержно беспечная жизнь протекала на фоне народной нищеты и политических волнений, чего не было в других европейских странах. Словно бы интенсивность веселья была прямо пропорциональна подспудному ощущению, что скоро все это кончится.

В стране с такой разнородной социальной структурой, как Россия, печаль и радость утолялись по-разному, в соответствии с классовой принадлежностью. Рабочие, кучера и прочий работный люд посещали бесчисленные городские трактиры — своего рода третьеразрядные ресторации, обычно расположенные на уровне улицы или же в подвале. Еду заказывать не принуждали, и посетители одним махом опустошали 120 или 300-граммовые бутылочки водки — особенно кучера, которые всегда торопились. Если хотелось поесть, то обычно предлагался капустный суп с хлебом или пирогами. «Здесь собираются отбросы общества, — писал один шведский путешественник, — чтобы, налившись водкой, подкрепиться и позабыть о горестях дня. Между „Контантом“ на Мойке и трактиром на Воронежской улице такое же расстояние, как между аристократом и дворником».

Тому, кто хотел только выпить, не обязательно было тащиться в трактир: в государственных монопольных лавках водка продавалась свободно. Она была двух сортов — попроще, залитая красным сургучом, и лучше очищенная — белым. Пробка сидела так неплотно, что бутылку легко было открыть прямо на улице, и государство извлекало из этой торговли большие деньги.

«Водочные лавки можно было узнать издалека, — вспоминает Бенгт Идестам-Альмквист. — Штукатурка каменного фундамента выкрошена. Дом выглядел рябым. Рабочий входил, получал свою бутылку. Ее содержимое следовало употребить тут же, ибо пустую тару надо было возвратить. Рабочий выходил наружу, тер горлышко бутылки о фундамент и выковыривал сургуч. Потом он ударял ладонью по донышку, пробка вылетала, и бутылка выпивалась из горлышка на тротуаре». Такое зрелище, врезавшееся в память будущего писателя, он наблюдал во время прогулок с гувернером, и в детской комнате потом играли в водочную лавку.

На другом конце шкалы находились рестораны первого класса. Их владельцы часто были иноземцами, и заведения носили иностранные названия.

Одно из редких посещений Эльзой Брендстрём петербургских салонов. 1908 г.

К таким относились «Донон», «Контант», «Медведь», «Доминик», «Restaurant de Paris», «Вена», «Эрнест», «Метрополь». Считалось, что лучшая русская кухня была у Палкина на Невском проспекте, 47.

Было также довольно много варьете и летних театров, расположенных обычно за пределами центра, на островах. Сюда приезжали после посещений ресторанов, чтобы беззаботно повеселиться, прежде всего ради цыганских танцев и песен. Одним их самых известных ресторанов-варьете был «Аквариум» на Каменноостровском проспекте, 10, где имелись и летний, и зимний сады.

Есть много описаний русских фешенебельных ресторанов. Виноторговец Карл Лион, легендарный стокгольмец, часто посещал город в первые годы столетия. Он вспоминал:

«Веселье продолжалось ночи напролет. Можно было, например, начать вечер в „Медведе“ — ресторане, находившемся на пересекавшей Невский проспект улице. Обслуживающий персонал состоял из татар, то были лучшие официанты в тогдашней России… Мы начинали с плотной закуски, среди которой была, конечно, масса великолепнейшей икры, в том числе красной лососевой, под которую мы пили водку с императорских винокуренных заводов. Затем приносили борщ, мы ели копченого или вареного осетра, после чего обычно следовало блюдо из дичи, например белой куропатки. Русские действительно мастера в приготовлении дичи, часто со множеством различных грибов. На десерт брали, к примеру, glace аи four (мороженое, запеченное в духовке. — Примеч. перев.), и весь обед орошался грузинскими либо тонкими зарубежными винами.

Когда добирались до кофе и коньяка, дело уже близилось к полуночи, и пора было отправляться на острова.

Нанимали тройку с местами едва для двоих человек. Ею правил кучер в огромном ямщицком пальто из зеленой или черной ткани, подбитой мехом. Он был опоясан красивой тканой лентой, а на шапке торчало павлинье перо. Из трех лошадей в упряжке коренная бежала рысью, а левая и правая шли галопом. Вообще говоря, меня очень удивляло то, что русские велели кучерам с экипажами ждать всю ночь напролет у тех заведений, куда зашли, сколь бы холодна ни была ночь…

От Невского проспекта мы выезжали на невские острова, где имелись всевозможные заведения, варьете и цыганские рестораны, в которых цыгане пели свои экзотические песни. С рассветом веселье продолжалось в яхт-клубах, где все и завершалось завтраком из ветчины и яиц, а в зимнее время иногда и с катанием с горы на санках. Лишь после этого наступало время ехать домой».

Отношение русских к развлечениям и употреблению алкоголя было настолько терпимым, что граничило с экзотикой. Примером может послужить праздник, устроенный братьями Нобелями для офицеров и кадетов по случаю прихода в Петербург в августе 1902 г. шведского корвета «Фрейя». Несколько кадетов получили дисциплинарные взыскания за появление на борту в нетрезвом виде, и поэтому подробности дела сохранились в записях журнала Военно-морского училища.

После закусок, состоявших, в частности, из осетрины, черной икры, зажаренных целиком медведя и дикого кабана, кадеты решили, что обед завершен. Но это было лишь начало. После закусок растворились двери в настоящий обеденный зал, и гости приступили к трапезе, «не уступавшей закускам в кулинарной изысканности». Особенно сильное впечатление произвели на юных кадетов полные бутылки шампанского, выставленные при каждом куверте. После обеда, выйдя в парк, приступили к кофе с ликером, шампанским и земляникой. Юные морские кадеты так тут разошлись, что принялись качать нескольких русских генералов, но одного не успели вовремя подхватить, и он грохнулся на землю. Младшим кадетам после этого пришлось покинуть пир и отправиться на борт корвета. Далее журнал сообщает:

«Когда подавали кофе, был приведен „брат“ съеденного при закусках медведя и живехоньким оставлен в качестве подарка кадетам. Присматривать за ним поручили одному из кадетов, и он как медвежий сторож должен был привести зверя на корабль. Говорят, что этот кадет по дороге к кораблю зашел в ночное кафе, перед которым крепко привязал медведя своими подтяжками к фонарному столбу. Медведь между тем высвободился, но потом при помощи русского полицейского был пойман и препровожден в Стокгольм, где его поместили в зоопарк Скансен».

Герцог Сёдерманландский женится

На протяжении столетий предпринималось несколько попыток теснее соединить Швецию и Россию посредством династических браков. Несостоявшееся бракосочетание Густава IV Адольфа с юной Александрой обсуждалось выше. Очередная попытка была сделана доброй сотней лет позже, когда принца Вильхельма, герцога Сёдерманландского, сочли подходящей партией для великой княжны Марии Павловны, племянницы Николая II. Альянс между двумя царствующими домами рассматривался как стратегически важный после расторжения в 1905 г. шведско-норвежской унии.

На сей раз венчание действительно состоялось, свадьбу сыграли в Царском Селе весной 1908 г., но великой княжне было всего 18 лет, и этот брак по расчету спустя всего несколько лет распался.

Для шведской колонии бракосочетание явилось, разумеется, большим событием. Густав V дал прием для своих соотечественников в Зимнем дворце, и пастор Каянус, которому было поручено оборудовать в царскосельском дворце лютеранскую часовню, ассистировал при церемонии венчания и был награжден орденом Северной звезды, а также получил от Его величества императора украшенный бриллиантами золотой крест; подобной чести в России не удостаивался прежде ни один лютеранский священник.

Когда позднее в том же году в Петербурге состоялась международная Художественно-промышленная выставка, принц Вильхельм был почетным председателем шведского организационного комитета.

Николай II встречает Густава V на железнодорожном вокзале в Царском Селе, где состоялось бракосочетание. Библиотека Бернадотов

Принц Вильхельм и император в Царском Селе. Внизу: Шведский павильон Художественно-промышленной выставки, состоявшейся в октябре 1908 г. Библиотека Бернадотов