Фактор государственности и национальный вопрос

Фактор государственности и национальный вопрос

Интерпретация большевиками украинского вопроса, равно как и их вклад в строительство украинской нации, – предмет для особого исследования. Отметим лишь, что использовать украинский язык и вообще выступать за национальное развитие населения бывшего Юга России в украинском варианте (в известной мере вынужденно) большевики начали еще в ходе Гражданской войны. Уже резолюция ЦК РКП(б) «О Советской власти на Украине», принятая ноябрьским (1919 г.) Пленумом ЦК РКП(б) и утвержденная на VIII Всероссийской партконференции, обязывала членов партии «всеми средствами содействовать устранению препятствий к свободному развитию украинского языка и культуры» и «превратить украинский язык в орудие коммунистического просвещения трудовых масс»[981].

Укрепить советскую власть в пораженной разрухой стране, с неработающими заводами и экстраординарными способами экономической связи города и села (при помощи разверсток и реквизиций) только экономическими средствами было затруднительно. Надо было устранить любые поводы для возбуждения недовольства. Приближение власти и партии к населению, придание им украинского облика, поощрение развития украинской культуры, полагали большевики, стало бы внеэкономическим рычагом установления смычки города и деревни, нейтрализации антисоветской активности интеллигенции. Этот курс вырабатывался на X, а затем на XII съезде РКП(б).

Укрепление государственных институтов Украинской республики, появление связанных с ней новых социальных групп (см. главу 4), а также курс на коренизацию партийного, советского аппарата, профсоюзов, комсомола (бывший и ответом на националистический вызов, и решением национального вопроса в международном масштабе) пробуждал к жизни феномен, который следует назвать фактором государственности.

Наличие украинской советской государственности заставляло многих коммунистов, даже не являвшихся националистами, действовать исходя из ее интересов и отстаивать ее права, а тем самым (что, кстати, крайне немаловажно) и свои личные полномочия. А интересы республик не всегда полностью совпадали с интересами центра. Более того, они уже по определению во многом были противоположны, так как и центр, и республики оспаривали одни и те же полномочия. Поскольку республики были построены по национальному принципу, то все конфликты и противоречия между ними и центром могли прикрываться национальным вопросом и трактоваться как противостояние между «ленинским решением национального вопроса» и проявлениями «великодержавных настроений и тенденций».

Украинские настроения в партийной организации питались соками из двух главных корней. Первый «корень» – национальный, в основе него лежали требования создать такие условия, при которых национальное развитие украинского народа осуществлялось бы наилучшим образом. Национальный момент во главу угла ставили те коммунисты, которые были связаны с украинским движением организационно (как боротьбисты и укаписты) или духовно (как возникавшие в КП(б)У группы). Другим «корнем», дававшим «питательные соки» украинским настроениям, стала государственность Украины, превратившаяся в мощный фактор генерирования местнических тенденций украинского партийно-советского руководства.

Несмотря на внешние различия в проявлениях и мотивации, оба этих фактора были генетически связаны друг с другом и являлись выражениями общего процесса становления украинской нации. Национальный фактор мог выступать основным, например когда требования укрепления украинской государственности, в том числе республиканского партийного центра, мотивировались необходимостью нормального развития национального коллектива (это общее для всего движения положение отстаивали украинские левые партии и группы). Национальный фактор мог не примешиваться к фактору государственности, точнее, не служить ему мотивацией. А иногда они могли теснейшим образом переплетаться, взаимно обусловливая друг друга, что, например, ярче всего проявилось в деятельности наркомов просвещения А. Шумского и Н. Скрыпника. Но даже если эта связь не подразумевалась или даже отвергалась на сознательном уровне, борьба за укрепление государственности объективно способствовала скорейшему формированию украинской национальной общности.

Именно наличие государственной структуры, собственных, украинских наркоматов и органов власти, имеющих свои права и интересы, становилось той основой, которая объединяла и националистов, и тех, кто таковыми не являлся. Стремление расширить республиканские полномочия подпитывалось различными теоретическими обоснованиями как идеологического характера (перспективами мировой революции и разрешения национального вопроса в Восточной Европе), так и сугубо практического – удобством и оперативностью решения всех насущных вопросов из местного центра.

Не меньшую роль играло и стремление республиканских руководителей сохранить собственные полномочия. Интересы зарождающейся местной партийно-советской бюрократии начинали связываться с местными же центрами и украинской государственностью. Например (именно например, ибо подобных выступлений на различных партийных форумах можно насчитать десятки), в своем выступлении на V конференции КП(б)У член Политбюро ЦК КП(б)У и председатель Президиума СНХ УССР В. Я. Чубарь указывал, что в основу работы советской федерации должно быть положено «существование Украины как хозяйственной единицы», а за СНК УССР «должна быть обеспечена активная роль в выработке хозяйственного плана»[982]. Аналогичные требования, теперь уже к работе партийных центров, звучали, скажем, на VIII Киевской губернской партконференции, на которой национальному вопросу уделялось большое внимание. Среди присутствующих оказались недовольные тем, что ЦК РКП(б) в обход ЦК КП(б)У рассылал на места директивы и материалы, касающиеся повседневной работы, требовал от украинских организаций отчетности, вел активную кадровую политику в ущерб, как они полагали, интересам УССР. При этом недовольные указывали, что, раз местные центры существуют, им и должны принадлежать реальные права. «КП(б)У – не только простое формальное учреждение, которое существует как какая-то уступка, – говорил один из выступающих, – а это есть орган, практически руководящий нашими местными парторганизациями»[983].

При внимательном изучении конкретных материалов хорошо видно, чем руководствовались сторонники укрепления прав республик: национальными ли мотивами или же они были просто защитниками местных интересов. Вообще, проблема взаимоотношений центра и республик в те годы являлась одной из наиболее сложных и важных проблем, стоящих перед советским руководством. Соотношение республиканского и общесоюзного, борьба за расширение прав республик, конечно, имели непосредственное отношение к национальному вопросу (ведь республики были национальными и уже само их создание явилось практическим воплощением ленинского способа его разрешения). Подробное освещение борьбы внутри партийно-государственной верхушки УССР за тот или иной вариант взаимоотношений с центром и ее позиция по вопросам государственного строительства СССР может заслонить интересующие нас проблемы идущих снизу процессов национального строительства. Поэтому перипетии взаимоотношений центра с УССР следует оставить в стороне. Но в общих словах сказать о них придется, поскольку позиция, занимаемая определенными кругами в украинском руководстве, даже не будучи продиктованной национальными интересами именно как интересами национального коллектива, создавала благоприятные условия для деятельности украинского движения, использовала его идейные постулаты и давала ему свои. Посему вкратце укажем, по каким вопросам и как позиции лидеров УССР и украинских националистов могли совпадать.

Борьба против централизации ярче всего проявилась во время разработки основ союзного государства и вскоре после его создания, когда встал вопрос о соотнесении принципов, на которых оно было построено, с заложенными ранее принципами решения национального вопроса и самостоятельности республик. Опять же подчеркнем, что оценки правильности решения национального вопроса могли не совпадать с оценками и подходами националистов, хотя результат в обоих случаях был один и тот же. Наиболее ярко отстаивание местных интересов не с национальных позиций демонстрировал председатель СНК УССР Христиан Георгиевич Раковский (Станчев), этнический болгарин, который никогда к числу украинских националистов не принадлежал и вообще, по словам Л. Троцкого, был одной из наиболее интернациональных фигур в коммунистическом движении[984]. С его именем обычно связывают особую позицию украинской стороны (вернее, одной из группировок в Украинской парторганизации) по вопросу о будущем союзного государства. Выступая на IV совещании (состоявшемся вскоре после XII съезда), в центре внимания которого был национальный вопрос, генеральный секретарь ЦК РКП(б) И. Сталин открыто назвал эту позицию чем-то средним «между конфедерацией и федерацией с перевесом в сторону конфедерации»[985]. Действительно, некоторые «товарищи украинцы» (выражение Сталина; помимо Х. Раковского к ним относились Н. Скрыпник, Г. Гринько и ряд других партийных функционеров) пытались перераспределить многие полномочия Союза в пользу республик, при этом отвергая обвинения в стремлении к конфедерализации СССР.

Сам председатель СНК УССР (а в начале 1920-х гг. именно глава правительства был центральной фигурой в руководстве и УССР, и СССР; позже реальная власть сосредоточилась в руках главы партии – генерального (или первого) секретаря ЦК[986]) в годы Гражданской войны хотя и не поддерживал идею полного слияния Украины с Россией, но выступал за их теснейшее объединение в военной и хозяйственной сфере[987]. Но в дальнейшем он изменил свою позицию, выступая против усиления централистской политики Москвы, девизом которой могло служить изречение И. Сталина: «Окраины во всем должны, безусловно, подчиняться центру»[988].

Беспокойство за реальное «обеспечение интересов Украины в различных союзных органах», необходимость которого Х. Раковский отстаивал на октябрьском Пленуме ЦК КП(б)У 1922 г. (что нашло отражение в принятой резолюции), было продиктовано у него социальными и внешнеполитическими причинами. Тенденции к подавлению воли республик он считал пережитком психологии «русского буржуазного шовинизма», способного принести «только большие внутренние и международные осложнения»[989]. Действительно, внешнеполитическое значение национального вопроса постоянно подчеркивалось большевиками. «Перед нами украинская Галиция с ее украинской литературой, украинской школой, украинскими университетами», – писал М. Равич-Черкасский, выражая мнение значительных кругов партии. Не за горами было время, полагали большевики, когда Галиция соединится с УССР и ее надо будет «переварить» и коммунизировать. Впрочем, настоящим камнем преткновения была вовсе не маленькая Галиция. Красный глобализм мыслил более масштабно. Решение национального вопроса в УССР не только лишало врагов всех мастей возможности играть на украинском национализме, но и создавало «прецедент национального освобождения»[990], который должен был стать примером для других. Объединенная УССР должна была послужить сильнейшим фактором революционного движения среди государств Европы, прежде всего славянских. На том же IV совещании И. Сталин подчеркнул, что от решения национального вопроса на Украине зависят дальнейшие судьбы коммунистической революции, а для этого надо превратить УССР «в образцовую, ввиду ее громадного значения для народов Запада» республику[991].

Внутренние причины – это создание предпосылок для ее превращения в образцовую республику, что невозможно было сделать, не ликвидировав националистическое подполье и бандитизм. Но еще больше тревожила Х. Раковского растущая бюрократизация партии, «бюрократический» подход к управлению государством, когда политические соображения, интересы революции подменялись «канцелярским удобством» управления государством[992]. Вообще, влияние внутрипартийной борьбы в РКП-ВКП на политическое развитие УССР и на ее становление как национальной республики изучено пока недостаточно. На самом деле политическая позиция Раковского определялась не столько интересами Украины, сколько противостоянием в руководстве СССР и его личными политическими убеждениями.

До революции Христиан Раковский был типичным профессиональным революционером и «гражданином мира», для которого не существовало ни политических, ни национальных границ. Он активно работал в болгарской, румынской, французской, швейцарской и российской социал-демократических партиях. Имел Раковский и тесные контакты с небезызвестным Парвусом и наиболее последовательным сторонником мировой революции и европейской интеграции Л. Троцким. В дальнейшем Раковский стал одним из главных единомышленников и соратников последнего. Ходом схватки Л. Д. Троцкого с правящей тройкой – Г. Е. Зиновьевым, Л. Б. Каменевым, И. В. Сталиным – и объясняется антибюрократизм Раковского. Дело в том, что лозунг «борьбы за демократию» и «очищение» коммунистической идеи от власти аппарата стал знаменем, под которым Троцкий попытался отстранить от власти триумвират и единолично встать во главе партии и страны[993].

Всей предыдущей деятельностью и мировоззрением Раковского, его нацеленностью на мировую революцию и было обусловлено его видение будущего СССР и того места, которое должна была в нем занимать Украинская республика. Из этих позиций исходил он, участвуя в выработке принципов союзных отношений.

На XII съезде РКП(б) именно Х. Раковский выступал наиболее резко против распространенной среди партийцев точки зрения на образование СССР как на начало ликвидации республик и отношения к национальным республикам как к «стратегической», «дипломатической игре». Не болея специально, как он сам про себя говорил, судьбами Украины, председатель СНК УССР тревожился, что в повседневной жизни все больше начинает ощущаться расхождение между программой партии и интересами государственного аппарата, являющегося носителем «ведомственной, аппаратной, бюрократической» психологии, все сильнее проникающей и в партию[994]. Поскольку бюрократия была союзной, то и господствовали в ней централистские и великодержавные настроения. Усиление централистских тенденций в союзном аппарате (да и у многих товарищей на местах), по убеждению Х. Раковского и его единомышленников, приводило к столкновению союзных и республиканских интересов и затиранию последних, а значит, и к искажению линии в национальном вопросе. Таковой не был для Раковского самоцелью (и в этом было главное отличие его позиции от позиции националистов), но, как он утверждал, значение имел огромное, так как от его разрешения зависели перспективы развития революции и судьбы партии[995].

Коммунисты становятся «ведомственными людьми» – обронил в своем выступлении на XII съезде Х. Раковский. В этой фразе – точная характеристика процесса укрепления фактора государственности и его влияния на формирование психологии и поведения союзной (а если смотреть шире, то конечно же и республиканской) бюрократии. В ней и признание того, что наметилась тенденция ставить «объективные» интересы Союза и республик (как государственных единиц) выше «субъективных» (в данном случае доктринально-идеологических)[996]. Отметим, что в дальнейшем подспудное или явное противостояние факторов государственности (союзной-«российской» с одной стороны и республиканской-«украинской» – с другой) стало неизменным, если не решающим, моментом в развитии украинско-российских отношений. Дело заключалось еще и в том, какой идеологией прикрывалось это противостояние, тормозилось ли оно ею или, наоборот поддерживалось, и какая государственность оказывалась сильнее и притягательнее…

Раковский полагал, что перспективы революции требуют проведения «правильной» национальной политики, то есть «перекачивания» суверенитета из центра в республики. «Союзное строительство пошло по неправильному пути», считал он, поэтому для устранения бюрократизации «нужно отнять от союзных комиссариатов девять десятых их прав и передать их национальным республикам»[997]. Он предлагал оставить в ведении Союза «общие планы и директивы», а оперативное управление передать наркоматам республик, сделав их подотчетными республиканским ЦК и СНК[998]. Самостоятельности республик должно было способствовать сохранение за ними наркоматов иностранных дел и внешней торговли, для чего те надлежало перевести из слитных в объединенные (директивные)[999].

Споры велись также по вопросу о структуре Президиума ЦИК СССР, являвшегося носителем высшей власти в стране в перерывах между съездами. Единомышленники Х. Раковского (активно этого добивался, скажем, Н. Скрыпник) настаивали на разделении ЦИК на две палаты со своими президиумами, хотя и составляющими единый ЦИК, но действующими самостоятельно[1000]. Интересы республик должен был отстаивать Совет национальностей. Но эти предложения, особенно в условиях набиравшей силу борьбы триумвирата с Троцким, были обречены на провал. На XII съезде и IV совещании позиция Раковского была подвергнута уничижительной критике. Сталин прямо заявил: «Мы создаем не конфедерацию, а федерацию республик, одно союзное государство», тогда как, скажем, отсутствие единого президиума – «носителя верховной власти в промежутках между сессиями» – фактически сводило союзную власть «к фикции»[1001].

В сфере внимания сторонников широких республиканских полномочий находились не только политические институты, но и экономика. На том же совещании, секретный статус которого позволял открыто говорить о том, что широким массам знать было не нужно, председатель Госплана УССР Г. Гринько выступил против сложившейся явочным порядком формулы: «распространяется на весь Союз». Речь шла о вмешательстве ЦИК СССР в компетенцию ВУЦИК и прочих «выступлениях и прегрешениях центральной власти»[1002]. Игнорирование Украины как цельного хозяйственного организма, необходимость которого для «товарищей украинцев» была очевидна и самоценна, требовала, как полагал Г. Гринько, юридического закрепления ее «хозяйственных и конституционных прав». Украинская республика должна была «полностью и реально» обладать правами «хозяйственной инициативы»[1003]. Не один Гринько выступал с позиций независимости украинского хозяйственного организма. Тот же Х. Раковский настаивал на необходимости дать «республикам гораздо больше прав в финансовом хозяйстве и большую инициативу в распределении… кредитов», например сельскохозяйственного[1004].

Реакция на любой шаг центра носила порой болезненный характер. Во всем виделось покушение на республиканский суверенитет. Нередко доходило до крайности, и слова Ленина о создании действительного равенства республик (и языков, культур) путем сознательного помещения бывшей «угнетающей» нации в заведомо неравное положение понимались буквально, а любые попытки если и не пересмотреть подход в целом, то во всяком случае устранить некоторые возникающие при этом перегибы расценивались как наступление великодержавного шовинизма. Даже сам председатель СНК СССР А. И. Рыков на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) (июль-август 1927 г.) был вынужден заявить, что из всех союзных республик самой отсталой по оплате культработников является РСФСР. Наиболее передовыми в этом отношении были УССР и Закавказье. Но попытка выровнять положение, то есть поднять зарплату учителям в России, была расценена украинскими товарищами как великодержавный шовинизм. «Было правильно, – иронично замечал А. Рыков, – когда в Тамбовской губернии получали на 40–50 рублей меньше, это было в интересах национального самоопределения, а когда получают на 2–3 рубля больше, то это великорусский шовинизм»[1005].

В основе борьбы за права республик в экономической сфере, как и за их права вообще, лежало известное положение о «специфике» и «особенностях» украинских условий. Чем бы ни была продиктована борьба украинского руководства за расширение республиканских полномочий, она полностью отвечала интересам украинских националистов, так как объективно была направлена на строительство национальной государственности и, косвенно, на развитие национального коллектива. К тому же противостояние центру выглядело как традиционное для националистов противостояние России и русскости. Речи «оборонцев» республиканских прав чуть ли не слово в слово совпадали с тем, что говорили по тому же самому поводу настоящие националисты. На заложенном выступлениями партийных руководителей УССР «фундаменте» чуть позже появились теории М. Волобуева, Н. Хвылевого, повторявшие (может, чуть резче) их основные моменты.

Постепенный переход власти от советских органов к партийным позволил Сталину, используя партийную дисциплину и опираясь на противников Троцкого и Раковского в парторганизации Украины, изолировать последнего. Если перед XII съездом РКП(б) председатель СНК УССР мог выступать от имени партийной организации Украины (позиция Раковского обсуждалась на VII Всеукраинской конференции), то после съезда Сталин уже имел прочную опору в лице большинства Политбюро ЦК КП(б)У. Х. Раковского без его ведома назначили полпредом в Великобританию и убрали из страны.

С устранением Х. Раковского от украинских дел местнические настроения и борьба за расширение республиканских полномочий не прекратились и даже приобрели более выраженную национальную подкладку. Роль выразителя этих тенденций постепенно переходила к фигуре наркома просвещения, имевшего широкие полномочия в области образования и культуры, а главное, отвечавшего за проведение политики украинизации – то есть за решение национального вопроса и превращение Украины в «образцовую республику» в целом. Борьба за тот или иной юридически оговоренный вариант союзного устройства завершилась поражением сторонников большей республиканской самостоятельности. Но состязание союзного и республиканского вовсе не обязательно должно было вестись за те или иные юридические позиции. Перераспределять полномочия можно было и внутри существующей системы, тем более что права республик не были такими уж маленькими.

И кроме того, важно было грамотно обосновать неудовольствие «затиранием» прав республик. Х. Раковский, вслед за Л. Троцким, обосновывал это необходимостью бороться с растущим бюрократизмом центрального аппарата (и, как подразумевалось, с самим Сталиным). В условиях жесткой внутрипартийной борьбы этого простить ему не могли. Если же неудовольствие было прикрыто иными мотивами, например национальными или хозяйственными, оно имело больше шансов на успех, так как полностью соответствовало духу и букве XII съезда, предусматривавших всестороннюю помощь республикам и их национальному развитию. Под этим флагом и проходило в дальнейшем противостояние центру, причем национальное часто приобретало довлеющее значение, а нередко и являлось побудительным мотивом этого противостояния.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.