«ПРИЗРАК КОММУНИЗМА»

«ПРИЗРАК КОММУНИЗМА»

Судя по положению вещей, скоро наступит кризис. Изо дня в день нарастает ропот недовольства. Народ желает мира. Большевизм повсюду завоевывает новые позиции. Только что поддалась Венгрия. Мы сидим на пороховом погребе, и в один прекрасный день какая-нибудь искра взорвет его… Если бы мир не был в таком состоянии неопределенности, я не возражал против того, чтобы переговоры продолжались так неторопливо, как они протекали до сих пор. Но в нынешней обстановке каждый новый день означает новый риск.

Хауз{394}

Союзники, наверно, еще долго делили бы доставшуюся им «добычу», но работу конференции подстегивал, по словам будущего президента США Г. Гувера, «призрак большевистской России почти ежедневно бродивший по залам мирной конференции». Мнение участников конференции по этому вопросу было почти единодушным:

Госсекретарь США Р. Лансинг: «Мы должны без всякой задержки пойти на заключение мира. Если мы будем продолжать колебаться и медлить пламя большевизма перекинется на Центральную Европу и создаст серьезную угрозу разрушения нашего социального порядка»{395}.

Ллойд Джордж: «Величайшая опасность в данный момент заключается, по моему мнению, в том, что Германия может связать свою судьбу с большевиками и поставить все свои материальные и интеллектуальные ресурсы, весь свой огромный организаторский талант на службу революционным фанатикам, чьей мечтой является завоевание мира для большевизма силой оружия»{396}.

У. Черчилль: «Самая большая опасность, которую я вижу в создавшемся положении, это та, что Германия может не устоять против большевизма… Если мы хотим поступить разумно, то мы должны предложить Германии такой мир, который, будучи основан на справедливости, будет в то же время для каждого сознательного человека предпочтительней большевистской альтернативы… Мы не можем в одно и то же время и калечить Германию, и ждать, что она будет нам платить»{397}.

«Призрак коммунизма» можно было встретить во всех крупнейших странах Европы. Во Франции в июне 1919 г. тысячи человек вышли на улицы с красными флагами, военное командование было вынуждено привести войска в боевую готовность. В Германии красные флаги завоевывали один город за другим. В Англии не прекращались демонстрации в поддержку Советской России, все популярнее становились призывы «сделать так же, как в России». В Венгрии у власти уже стояли коммунисты[47]. Италия была готова пасть, утверждал итальянский представитель Орландо: «Внутреннее политическое положение в Италии с каждым днем становилось все хуже и хуже: еще шесть месяцев войны привели бы «идеальное государство» Муссолини к революции по русскому образцу»{398}.

Радикализм охватил даже социал-демократические партии. В резолюции конференции социал-демократических партий в Берне, в феврале 1919 г. говорилось: «Капиталистический класс путем эксплуатации наемных рабочих повышает свои доходы и понижает их жизненный уровень. Этой тенденции капитализма можно воспрепятствовать только путем уничтожения капиталистической системы производства».

Социал-демократические партии приглашали на женевский конгресс в июле 1920 г. лозунгом: «Конгресс созывается для решения проблем политической и экономической организации рабочего класса в целях уничтожения капиталистического способа производства и освобождения человечества путем завоевания политической власти и социализации средств производства, т. е. преобразования капиталистического строя в социалистический, коллективистский, коммунистический строй»{399}.

И это говорили социал-демократы, которые до последнего времени неизменно выступали на стороне буржуазных партий и первыми организовывали подавление коммунистических революций[48]. Зиновьев имел основания торжественно провозглашать: «Старушка Европа с головокружительной скоростью несется навстречу революции»{400}.

В самой России солдаты стран-интервентов отказывались воевать. На запрос У. Черчилля о готовности английских войск к продолжению войны «ответ отовсюду пришел единообразный: войска пойдут куда угодно, но не в Россию»{401}. Газета «Дейли экспресс» писала: «Страна совершенно не желает вести большую войну в России… Давайте покончим с манией величия Уинстона Черчилля, военного азартного игрока»{402}. В войсках вспыхивали восстания, они «несли в себе элементы солидарности с Советской Россией, ибо восставшие выступали не просто с требованием более быстрой демобилизации, но и против посылки войск в Россию»{403}. Мало того, войска интервентов, уже находившиеся в Советской России, быстро революционизировались и поднимали красные флаги[49].

Идеи, которые несла Русская революция, были еще слишком аморфны, искалечены революцией и интервенцией, но они очевидно побеждали не только в России, но и во всем мире. «Большевики стали государственной и международной силой благодаря, несомненно, заразительности их идеологии…», — отмечал Н. Устрялов{404}. Сквозь недостатки и радикализм революционной эпохи просвечивались новые социальные принципы общественного устройства, которые утверждала Русская революция и которые были востребованы народами всего мира. И их уже не мог отрицать или не признавать ни один привилегированный класс.

Но сдаваться последний не собирался, правда, заставить свои народы, своих солдат идти сражаться против Советской России он уже не мог. Выход был предложен во время Версальской конференции — Блисс считал, что нужно просто накормить Германию — «естественный барьер между Западной Европой и русским большевизмом». У. Черчилль выражался более откровенно, в письме Ллойд Джорджу от 9 апреля 1919 г. он требовал: «Следует накормить Германию и заставить ее бороться против большевизма»{405}.

Один из бывших лидеров белого движения в России, генерал А. Деникин в те годы обращал внимание на то, что «а политических кругах Англии назревало новое течение, едва ли не наиболее грозное для судеб России: опасность большевизма, надвигающаяся на Европу и Азию, слабость противобольшевистских сил, невозможность для союзников противопоставить большевикам живую силу, невозможность для Германии выполнить условия мирного договора, не восстановив своей мощи. Отсюда как вывод необходимость «допустить Германию и Японию покончить с большевизмом, предоставив им за это серьезные экономические выгоды в России»{406}.

Известный американский экономист Т. Веблен в 1920 г. приходил к выводу, что Версальский договор был «дипломатическим блефом, рассчитанным на то, что бы выиграть время, отвлечь внимание… на тот период, который потребуется для восстановления Германии и создания в ней реакционного режима, то есть для воздвижения бастиона против большевизма»{407}. «Центральным и основополагающим содержанием Договора, — по мнению Веблена, — является не записанная в нем статья, согласно которой правительства западных держав объединяются ради одной цели — подавления и удушения Советской России… Можно сказать, что это та главная канва, на которой был затем написан текст договора»{408}.

Выводы Т. Веблена основаны на двух его книгах. Первая из них появилась в 1917 г. и была посвящена условиям создания долгого и прочного мира. Вторая книга вышла в 1920 г. как ответ на бестселлер Дж. Кейнса; в ней Веблен дал свою оценку Версальскому миру.

В книге, вышедшей в 1917 г., Веблен заявлял, что Первая мировая дала «Западу возможность избавиться от своего застарелого недуга — династического духа, каковым — из всех прочих стран Германия была поражена в патологической степени… Этот дух следовало вырвать целиком — с корнями и всеми побегами». Немецкий народ, добавлял Веблен, склонен к доброте отнюдь не меньше, чем его остальные европейские соседи, но длительное приучение его к общепринятой схеме феодальной верности старшему, придало его коллективному разуму наклонность к звериному патриотизму, каковой «несовместим с сущностью человеческого бытия»{409}. Однако, отмечал Т. Веблен, в 1920 г. союзники, оставив нетронутым собственность правящего класса и германский военный долг, оставляя, таким образом, в неприкосновенности и сам правящий класс Германии — хранителя реакции, «чья вина в развязывании войны не подлежит никакому сомнению»{410},[50].

В 1917 г. Т. Веблен заклинал государственных деятелей Запада, в случае если они одержат победу, не подвергать Германию непосильным репарациям и торговому бойкоту — не запускать традиционный механизм возбуждения национальной вражды. «Народ, подчинявшийся потерпевшим поражение правителям, — писал он, — должен рассматриваться не как побежденный враг, но как сотоварищ, переживающий незаслуженные несчастья, обрушенные на его голову истинными виновниками — его бывшими правителями»{411}. Однако Версальский договор, констатировал Веблен в 1920 г. постулировал прямо противоположные положения, ведущие к разорению и радикализации немецкого населения{412}.

Целью Версальского договора, приходил к выводу Т. Веблен в 1920 г., является новая война, война возрожденной и радикализованной Германии против Советской России.

Германия была выбрана не случайно, не одна инфекция большевизма вызывала беспокойство в правящих домах Европы. По словам У. Черчилля, через пять или шесть лет «Германия будет, по меньшей мере, вдвое больше и мощнее Франции в наземных силах… Будущее таит эту угрозу… Русская ситуация должна рассматриваться как часть общей борьбы с Германией…»{413}. «Если Россия не станет органической частью Европы, если она не станет другом союзных держав и активным партнером в Лиге Наций, — продолжал Черчилль, — тогда нельзя считать гарантированными ни мир, ни победу»{414}.

15 февраля 1919 г. на заседании Комитета десяти Черчилль говорил: «Германия может приступить к производству вооружений, но она начнет выполнение своих глубинных замыслов только тогда, когда между нами и нашими нынешними союзниками начнутся ссоры, чего, к сожалению, нельзя исключить в будущем… Если мы не создадим прочного мира в ближайшем будущем, Россия и Германия сумеют найти общий язык. Обе эти страны погрузились в пучину унижений, причину которых они усматривают в безрассудном противостоянии друг другу. Если же Германия и Россия объединятся, это повлечет за собой самые серьезные последствия»{415}.

У. Черчилль метался между двумя альтернативами, союз с большевистской Россией против Германии или с Германией против красной России. Ни та ни другая не обещали ничего хорошего и вели либо к доминированию Германии на континенте, либо большевизации Европы и Англии. В итоге, по мнению У. Черчилля: «Оптимальным вариантом было бы столкновение Германии и России, а главной задачей момента он считал поощрение немцев к вторжению в Россию. С примерным цинизмом он писал: «Пусть гунны убивают большевиков»{416}. Высказанная У. Черчиллем в 1919 г. мысль, станет идеологической доктриной Запада на многие десятилетия вперед.

Прошло всего немногим более десятка лет после Версаля, а политическая карта Европы приобрела «неожиданный» для творцов демократического мира вид:

Австрия — диктатура австрофашизма Э. Дольфуса (7.03.1933),

Албания — де-факто под протекторатом фашистской Италии, президент А. Зогу наделен чрезвычайными полномочиями (27.10.1925),

Болгария — фашистский переворот Бориса (9.06.1923),

Венгрия — профашистская диктатура адмирала Хорти (1.03.1920),

Германия — фашистская диктатура Гитлера (30.01.1933),

Греция — фашистская диктатура И. Метаксаса (4.0.8.1936),

Испания — фашистская диктатура П. Ривера (1922–1930), фашистская диктатура Франко (с 27.02.1939),

Италия — фашистская диктатура Муссолини (28.10.1922),

Латвия — правый переворот Ульманиса (16.05.1934),

Литва — правый переворот и диктатура А. Сметаны (19.12.1926),

Польша — военный переворот Пилсудского (12.05.1926),

Португалия — военный переворот Кармоны (1910), затем Салазара,

Румыния — диктатура Кароля II (02.1938), диктатура Антонеску (4.09.1940),

Чехословакия — попытка правого переворота Гайды (1926),

Словакия — фашистский режим,

Эстония — правый переворот и диктатура К. Пяста (03.1934),

Югославия — военная диктатура Александра I (6.01.1929).

Слова Г. фон Дирксена о Германии 1930-х годов — «Милитаристы и националисты — вот кто отныне доминировал на политической сцене»{417}, можно было распространить почти на всю Европу[51]. Казалось только три великие державы — Англия, Франция и США оставались последним оплотом демократии. Однако в них происходили какие-то странные, неведомые раньше перемены…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.