Глава III Наместнические титулы и должностная система

Глава III

Наместнические титулы и должностная система

Присвоение наместнического титула находилось в прямой зависимости от назначения на должность. Среди тех, кто занимался дипломатической деятельностью, к ним относились послы и посланники, члены Ответных палат. Известно, что должностная сфера, связанная с отправлением русских посольств за рубеж и с приемом иностранных представителей в России, была значительно шире и многообразнее, чем перечисленные должности. В нее входили дворяне, оберегавшие русское посольство; лица, участвующие во встречах иностранных послов; лица, объявляющие послов русскому государю; приставы послов и многие другие. Однако же ни одно из этих поручений не было связано с присвоением наместнического титула. Помимо послов, посланников и членов Ответных палат наместническим титулом наделялись те, кого русское правительство отправляло на встречу с иностранными представителями для определения государственной границы («посланные на размежевание»). Кроме перечисленных лиц носителями наместнических титулов традиционно выступали те воеводы, чья деятельность была сопряжена с перепиской с представителями иностранных государств. Рассмотрим подробнее должности, связанные с присвоением наместнических титулов.

Одной из важнейших служб, выполняемой представителями высшего общества, было воеводство. Всех воевод можно разделить на гражданских (управлявших определенной территорией) и военных (командовавших крупными военными соединениями). Практика присвоения наместнических титулов была связана как с теми, так и другими должностями, но в большей мере была присуща гражданским воеводам.

Окончательно система воеводского управление сложилось в период после Смуты к 20-м гг. XVII в. Изначально воеводы появились в пограничных областях, где требовалась сильная власть.

Основные права и обязанности гражданских воевод по управлению уездом к середине XVII в. были кодифицированы Соборным Уложением. Воевода являлся главным стражем государственного порядка в уезде. В функции воевод входили обязанность сбора и высылки дворянского ополчения в указанный срок и место; выдача проезжих грамот в порубежных городах тем людям, которые отправлялись за рубеж. При получении «изветных челобитных» от помещиков и вотчинников о наличии «измены» у их крестьян воеводы были обязаны произвести сыск по делу и отписать о его результатах к государю. Тех же, на кого поступил извет, предписывалось содержать в тюрьме до государева указа.

Воеводы обеспечивали не только государственную безопасность, но также и внутренний порядок. В тех городах, где не было губных старост, их обязанности, связанные с делами об убийствах и воровстве, возлагались на воевод. Наряду с губными старостами и приказными людьми воеводы на подведомственных им территориях вершили суд по гражданским делам, контролировали соблюдение законов и исполнение судебных решений, принятых как на местах, так и в центре. По грамотам из приказов они производили обыски и сыски по судным делам, относящимся к компетенции приказов. Воеводы также контролировали соблюдение крепостного режима, устанавливая вольное состояние тех людей, которые изъявили желание записаться в крестьяне или бобыли к местным помещикам или вотчинникам. Аналогичные операции воеводы проводили и в отношении кабальных холопов. Кроме того, воеводы собирали деньги с небольших откупов (перевозы, рыбные ловли) и пошлины за откупа и высылали их в Печатный приказ[59].

За исполнение своих обязанностей воеводы получали денежное жалование. Также они имели доход со своих вотчин и поместий. Между тем воеводы традиционно широко прибегали к вымогательствам, брали посулы от населения.

Воеводы не выбирались, а назначались Разрядным приказом из числа бояр, дворян и детей боярских и утверждались царем и Боярской думой. Городовые воеводы подчинялись приказу, ведавшему городом.

В отдельных городах, таких, как Новгород, Псков, Астрахань, Казань традиционно было 2 или 3 воеводы. Воеводская служба продолжалась 2–3 года. Чем дальше от центра и ближе к окраинам находился город, управлявшийся воеводой, тем в меньшей степени действовало правило, касающееся сроков смены воевод. Так в Сибири, особенно в конце XVII в., воеводы засиживались значительно более двух-трех лет.

Центр воеводского управления помещался в съезжей или приказной избе. Сам орган местного управления, возглавляемый воеводой, носил аналогичное название. В крупных городах, таких, как Астрахань, Тобольск съезжую избу называли Приказной палатой. К концу XVII в. это название закрепилось в отношении местных органов крупных городов. Приказная изба (палата) помещалась в городской крепости.

Чины и звания городовых воевод соответствовали политическому, экономическому и военному статусу города. В крупных центрах воеводами были бояре, в средних – стольники, в небольших крепостях – дети боярские.

К середине XVII в. сложилась система правил, касающаяся чинов воевод, посылавшихся в крупнейшие города. Еще Г. К. Котошихин отмечал, что в «Великии Новгород, царствы Казанское, Астраханское, Сибирское, государство Псковское, княжествы Смоленское, Полотцкое; и тех государств в первые городы посылаютца воеводы бояре и околничие, а с ними товарыщи; з боярами – околничие и столники и дьяки, а с околничими столники и дьяки». «А которые к тем государствам и большим городам належат городы всякою ведомостью и владетельством, и податми, и в те пригороды посылаюца воеводы дворяне и дети боярские, с Москвы и тех городов от воевод»[60]. Современным языком, в России середины XVII в. существовала тенденция введения разрядов, объединявших несколько уездов, то есть установления военно-административных округов. Соответственно, выделялись разрядные воеводы, и подчиненные им уездные.

В своей повседневной служебной деятельности уездные воеводы должны были руководствоваться указаниями из главного города, посылать туда отписки о своих городовых делах[61]. О тех делах, которые воевода должен был решать сверх наказа, о непредвиденных ситуациях, по вопросам, находившихся в компетенции высшей власти, разрядный воевода был обязан отписать в Москву, уездный воевода – разрядному воеводе.

В период господства местничества соотношения старшинства между воеводами носило местнический характер.

На воевод крупнейших городов России, а также на воевод порубежных городов распространялось правило присвоения им при назначении на воеводство наместнического титула.

Всего в наместнических книгах до 1706 г. со времен Грозного указываются следующие гражданские воеводы, писавшиеся с наместничеством: Великого Новгорода, Пскова, Киева, Смоленска, Белгорода, Яблонева, Полоцка, Севска, Чернигова, Нежина, Великих Лук, Сибирских городов, Олонца, Азова, Переславля. При этом в период до смерти Федора Алексеевича большинство этих городов в наместнических книгах не фигурировали. Постоянная практика написания с наместничеством городовых воевод до 1682 г. существовала только в отношении Великого Новгорода, Пскова, Смоленска и Киева. Считанное число раз в связи с присвоением наместнических титулов в этот период в них упоминаются воеводы Белгорода, Полоцка, Яблонева.

С начала царствования Ивана и Петра Алексеевичей в конце 1682–1683 гг. среди записей о наместничествах появились фамилии воевод, направленных в такие города как Севск, Великие Луки, Чернигов, Нежин, Переславль, а также в сибирские города. С 1696 г. в наместнических книгах появился Олонец в качестве воеводства, связанного с присвоением наместнического титула. С 1700 г. к нему добавился Азов.

В царствование Ивана и Петра Алексеевичей, а также при Петре наиболее часто в наместнических книгах фигурировали воеводы Севска и Нежина. По числу присваиваемых им наместнических титулов они опережали даже воевод Киева, Новгорода, Смоленска и Пскова. Немного отставали от этой группы воеводы Белгорода и Чернигова.

Воеводы имели право писаться с наместническим титулом в достаточно ограниченном количестве документов, исходивших от них. Книги наместнических титулов четко фиксируют все ситуации, при которых воевода того или иного города титуловался наместником. Так, киевские воеводы писались с наместническим титулом в переписке («пересыльных листах») с коронными и литовскими гетманами, то есть в посланиях, адресованных в Польшу и Литву, а также в переписке с гетманом войска Запорожского. Как известно, в Польше в XVI–XVIII вв. гетманы являлись командующими армией. С 1539 г. одновременно было два гетмана: в Польше (великий коронный) и в Литве (польный, считавшийся заместителем коронного). В XVI – первой половине XVII в. должность гетмана существовала и на Украине. Тогда гетман являлся главой реестровых казаков. С 1648 г. гетман стал правителем Украины и главой казацкого войска. С 1657 г. существовали гетманы Правобережной и Левобережной Украины. Если эту должность занимал один и тот же человек, то его титуловали гетманом обеих сторон Днепра. При присоединении Украины к России в официальных документах гетмана называли «подданным его царского величества». Чаще всего в книгах наместнических титулов в связи с перепиской с русскими воеводами упоминаются гетманы Иван Самойлович, бывший гетманом Левобережной Украины с 1672 по 1687 гг. и ставший с 1674 г. также и гетманом Правобережной Украины, и Иван Степанович Мазепа, ставший гетманом обеих сторон Днепра с 1687 г.

Гетман обеих сторон Днепра был главной фигурой в переписке, отмеченной присвоением наместнических титулов, помимо киевских воевод также для воевод Белгорода, Севска, Нежина, Чернигова и Переславля. При этом книги наместнических титулов не зафиксировали предписаний вести переписку с представителями иностранных держав, ограничив ее только перепиской с гетманами, в отношении воевод таких городов как Чернигов и Белгород.

Воеводы Севска, Переславля и Нежина кроме гетмана Украины вели переписку с коронными и литовскими гетманами, а также комендантами, губернаторами порубежных с русскими территориями польских и литовских городов. Для воевод Смоленска главными адресатами их корреспонденции, уходящей за рубеж, напротив, были должностные лица (коменданты, воеводы, старосты и различные «урядники») территорий Литвы, пограничных с Россией.

Швеция была главной страной с точки зрения дипломатических сношений воевод Новгорода, Пскова и Олонца. Они отсылали свои «пересыльные листы» тамошним генералам, губернаторам и комендантам. Помимо дипломатических сношений со шведскими чиновниками, воеводы Пскова чаще всего направляли официальные письма в Литву, воеводы Новгорода – в Польшу.

В отношении таких городов, как Азов, Яблонев или сибирские города книги наместнических титулов не указывали круг адресатов воевод, в переписке с которыми необходимо было писаться с наместническим титулом. Этот факт можно объяснить тем, что практика присвоения наместнических титулов перечисленным воеводам носила не постоянный и систематический, а единовременный характер. В силу этого строгих правил использования наместничества не могло сложиться.

Анализ книг наместнических титулов позволяет сделать вывод о том, что название города, где служил воевода и название города, указанное в его наместническом титуле, практически никогда не совпадало. Редким исключением было написание наместником Белгородским отправленного в Белгород (18 августа 7172 (1664) г.) боярина князя Б. А. Репнина; а также написание наместником Смоленским направленного воеводой в Смоленск В. П. Шереметева (7 марта 1700 г.)[62]. Несовпадение в большинстве случаев названия города, указанного в наместническом титуле воеводы, и названия города, в котором он служил, возможно, было не случайным явлением, а проистекало из политики правительства, стремящегося отойти от практики прежних наместничеств, при которой права наместника на подведомственной ему территории по отношению к правам государства и центра превышали права воевод XVII в. Преимущественное присвоение наместнического титула разнящегося с названием города было призвано подчеркнуть ограниченность в пользу государства прав воеводы.

Рассмотрим чиновные и местнические характеристики воевод городов, наиболее часто писавшихся с наместничеством.

В период до 1682 г. первыми воеводами в Новгороде традиционно были лица, имевшие боярский чин, занимавшие высокое местническое положение. Их наместнические титулы также имели боярское достоинство. В зависимости от положения их носителя в местнической иерархии они колебались от наместника Псковского (5-й) до наместника Костромского (19-й). По отношению к воеводам Новгорода, чьи наместничества были зафиксированы в росписях и книгах, помимо перечисленных, упоминаются титулы наместников Великопермского, Рязанского, Суздальского, Вологодского, Югорского, Дорогобужского[63].

После отмены местничества на новгородское воеводство, как правило, продолжали назначать бояр, принадлежавшим к ранее возвысившимся фамилиям. К таковым можно отнести бояр Ф. С. Урусова, М. Я. Черкасского, П. С. Прозоровского, Б. И. Прозоровского, И. Ю. Трубецкого[64]. Большинство присваиваемых им наместнических титулов относились к разряду «степенных» и входили в середину второго десятка. В отличие от местнического периода очень высоких наместничеств воеводам Новгорода с царствования Ивана и Петра практически не присваивали. Редким исключением стало Астраханское (фактически 4-ое) наместничество боярина И. Ю. Трубецкого в 1698/99 г.[65] Новгородское воеводство, видимо, считалось одним из традиционных назначений. В начальный период царствования Петра представителей «новых фамилий» среди наместнического круга на эту должность практически не назначали. Единственным исключением, пожалуй, стал ближний окольничий Петр Матвеевич Апраксин, назначенный новгородским воеводой в 1698 г., но получивший титул наместника Нижегородского еще ранее, в 1697 г.[66]

Первые воеводы Пскова, так же, как и воеводы Новгорода, назначались из бояр. В местнический период границы наместнических титулов этих воевод по сравнению с титулами воевод Новгорода были традиционно ниже, хотя и не на много: от Вятского (9-й) до Коломенского (25-й). Среди титулов, помимо указанных, встречаются: Вологодский, Кондинский, Холмогорский, Свияжский[67].

Отмена местничества нарушила представления о соотношении чести городов. Некоторые псковские воеводы получили титулы, опережавшие в наместнической иерархии титулы новгородских воевод. Так, 8 марта 1697 г. псковскому воеводе кравчему К. А. Нарышкину был присвоен титул наместника Владимирского, доселе никогда не присваивавшийся воеводам[68]. Местнические нормы, утратив свое значение, подчас открывали дорогу чрезмерным претензиям победивших придворных группировок, что и произошло в рассмотренном случае. Помимо того, ликвидация местничества в случае с Псковским, также как и Новгородским воеводством, привела к значительному расширению границ наместнических титулов (от высшего Владимирского до Костромского, Свияжского, Холмогорского – титулов, относившихся к третьему и началу четвертого десятка)[69].

Первые воеводы Киева в местнический период имели боярский чин и наместнические титулы от Тверского (7-го) до Рязанского (14-го). Редким исключением было наделение воеводы Киева титулом, относящимся ко второй половине второго десятка. Кроме Тверского и Рязанского здешние первые воеводы титуловались Болгарскими, Ростовскими, Белгородскими[70].

В послеместнический период Киевское, так же, как и Новгородское воеводство, стало «вотчиной» старых боярско-княжеских фамилий. Воеводами сюда назначались А. И. Голицын, П. И. Хованский, П. С. Прозоровский, Л. Ф. Долгорукий, Ф. П. Шереметев, А. П. Салтыков, М. Г. Ромодановский, Ф. С. Урусов[71]. Большинство первых воевод с 1682 по 1706 гг. носили наместнические титулы, входившие в число «степенных». Между тем, нижняя граница титулов этих должностных лиц опустилась до середины третьего десятка. Так, в 1688 г. воевода боярин М. Г. Ромодановский носил титул наместника Костромского (25-й)[72].

Во все три перечисленных города (Новгород, Псков, Киев) направляли по 2–3 воеводы. Соответственно, чины и наместнические титула воевод меньшего достоинства были гораздо более низкими. Городовые воеводы, подчиненные первому воеводе, также, как и он, имели право в переписке с зарубежными городами титуловаться наместниками. Естественно, 2-й и 3-й воевода уступали в чиновном и титульном отношении первому воеводе.

Соотношение титулов первого воеводы и его товарищей видно из назначений на совместную службу. Так, в 7162 (1653/54) г. в Киеве товарищ боярина князя Федора Семеновича Куракина (наместника Ростовского (12-го)) князь Федор Федорович Волконский был наместником Галицким (26/28-м)[73].

В 7185 (1676/77) г. в Киеве на воеводстве числились боярин князь Иван Борисович Троекуров, окольничий Алексей Петрович Головин, думный дворянин Федор Иванович Леонтьев. При этом Головин носил титул наместника Калужского (28-й), а Леонтьев, числившийся товарищем Троекурова – наместника Кашинского (41-й)[74].

По указу от 22 февраля 7189 (1681) г. товарищ киевского воеводы боярина и наместника Смоленского (6-го) Петра (большого) Васильевича Шереметева Федор Петрович Шереметев носил титул наместника Кондинского (18-й)[75].

Правило, согласно которому наместнический титул товарища воеводы, также как и его чин, должен значительно уступать титулу и чину главного воеводы, сохранилось и в послеместнический период. Так, в 1688 г. товарищем боярина и наместника Костромского М. Г. Ромодановского был думный дворянин и наместник Карачевский С. И. Языков[76].

По сравнению с новгородскими, псковскими и киевскими воеводами в период господства местничества смоленские воеводы занимали более скромное положение. На воеводстве здесь могли находиться и бояре, и окольничие. Для этого воеводства было характерно присвоение наместникам титулов вновь введенных в наместнические книги, статус которых не был строго определен, таких как наместник Путивльский, Обдорский, Устюжский и пр.[77] В период после 1682 г. соотношение изменилось в пользу Смоленска. Среди его воевод многие имели наместнические титулы, входившие в число степенных, занимавшие высшие строчки наместнических росписей. Среди них наместники Сибирский (5-й), Псковский (6-й), Смоленский (7-й), Болгарский (12-й), Белоозерский (18-й), Обдорский (20-й)[78].

Практика отправления воевод, наделенных наместническими титулами, в такие города, как Нежин, Севск, Чернигов сложилась в послеместнический период, не испытав на себе влияние этого института.

Самым высоким титулом, которым был наделен воевода в Севске, был титул наместника Рязанского, присвоенный в январе 1697 г. стольнику кн. Л. Ф. Долгорукому[79]. Помимо него титул, относящийся к числу степенных, носил боярин кн. Ф. П. Шереметев, отправленный на государеву службу в Севск в октябре 1682 г. в статусе наместника Кондинского[80]. Остальные севские воеводы имели титулы от наместников Суздальского и Белгородского до наместников Серпуховского и Карачевского.

Севское воеводство показательно в отношении нарушения закономерных связей между чином воеводы и его титулом. Для «старых» воеводств, история которых начинается в местнический период, до смерти Федора Алексеевича было характерно присваивать более высокие титулы лицам, носящим более высокий чин. Это правило во многом диктовалось местническими нормами. Если же рассмотреть соответствие чинов и титулов севских воевод, то отсутствие такого правила становиться очевидным. Так, боярин князь Ф. П. Шереметев носил титул наместника Кондинского (21-й), в то время как стольник Л. Ф. Долгорукий – наместника Рязанского (15-й). Стольник И. П. Неледенский-Мелецкий был наместником Суздальским (22-м), а окольничие И. Ю. Леонтьев и Ф. Ю. Барятинский – соответственно наместниками Стародубским (33-м) и Ряжским (43-м)[81]. При этом Нелединские-Мелецкие были сравнительно новым родом в наместнических книгах, появившись на их страницах в чине стольников в конце XVII в., а Барятинские выполняли дипломатические поручения и титуловались наместниками с начала XVII в.[82] Некоторые из Барятинских с 70-х гг. XVII в., находясь в боярский чинах, имели и боярские наместнические титулы, такие, как наместник Брянский, Дорогобужский[83].

Разрушение связи между чином и наместничеством в период после смерти Федора Алексеевича можно наблюдать на примере еще одного воеводства, занявшего значительное место в книгах титулов с царствования Ивана и Петра, – нежинского. Подавляющее большинство здешних воевод находились в чине думного дворянина. Случались и исключения, при которых воеводой в Нежин отправляли окольничего. Между тем окольничий князь Ф. Л. Волконский и окольничий Н. И. Акинфов носили соответственно титулы наместников Ряжского (43-й) и Юрьева Польского (44-й), в то время как думные дворяне И. А. Власов, А. Ф. Полибин, П. С. Хитрово титуловались наместниками Углечским (31-м) и Ржевским (38-м)[84].

Титул наместника присваивался не только гражданским, но и военным воеводам. Обе эти должности оставались монопольным правом представителей высшего общества. В рассматриваемый период в армии существовало деление как на пять, так и на три полка. Последнее встречалось наиболее часто. Главным считался Большой полк. В него назначали двух, а чаще трех воевод в очень высоких чинах. Первым воеводой мог быть боярин, вторым – окольничий. Стратегическое руководство военной кампанией осуществляли первые два воеводы. Если же был третий воевода, то он был дьяком, выполнял иные функции. В период господства местничества этот воевода с точки зрения отеческой чести значительно отставал от первых. Как до, так и после отмены местничества наместнический титул дьяка – товарища воеводы был крайне невысоким, что еще раз подчеркивает значительную разницу в его положении и положении главного воеводы Большого полка. Известно, что в Крымском походе в 1688 г. товарищем наместника Новгородского, ближнего боярина, оберегателя и дворового воеводы кн. В. В. Голицына являлся думный дьяк Е. И. Украинцев, носивший титул наместника Болховского, занимавший 60-ю строчку в титульной иерархии[85].

Следующим по значимости выступал Передовой полк. В него также направляли не менее двух воевод, и первый был в чине боярина или окольничего. Третьим считался Сторожевой полк во главе с двумя воеводами, значительно уступавшими в чести первым воеводам Передового и тем более, Большого полка. В отношении чинов наблюдалось тоже соотношение. В то время, как Большой и Передовой полки возглавляли бояре, во главе Сторожевого мог стоять и стольник.

Практика наделения военного воеводы наместническим титулом закрепилась окончательно только в царствование Федора Алексеевича. До этого она носила единичный характер. Известно, что в 7154 (1645/46) г. в походе против Крымского хана боярин Василий Петрович Шереметев официально титуловался наместником Новоторжским; в 7181 (1672/73) г. посланный с полком на Дон под Азов думный дворянин Иван Севастьянович Хитрово был наместником Шацким, но таких случаев зафиксировано немного[86].

Согласно книгам наместнических титулов военные воеводы чаще всего адресовали свою корреспонденцию «корунным и литовским гетманам», а также гетману войска Запорожского обеих сторон Днепра.

Поскольку воеводы, командовавшие крупными военными соединениями до 1682 г., находились в очень высоких чинах и местническом положении, их наместнические титулы также были очень высокими. Боярин князь М. А. Черкасский в 7187 (1678/79) г. носил титул наместника Казанского (3-й), боярин князь М. Ю. Долгорукий в 7187 (1678/79) г. – Тверского (7-й), боярин князь В. В. Голицын в 7188 (1679/80) г. – Великопермского (8-й), боярин князь Г. Г. Ромодановский в 7176 (1667/68) г. и боярин князь П. И. Хованский в 7188 (1679/80) г. – Белгородского (11-й), боярин П. В. (меньшой) Шереметев в 7188 (1679/80) г. – Нижегородского (12-й)[87].

В послеместнический период эта практика сохранилась. Наряду с другими воеводами Большого полка были боярин князь В. В. Голицын (1688 г.) и А. С. Шеин (1699 г.). Оба они носили титул наместника Новгородского (2-й)[88].

Среди военных воевод существовала такая категория, как сходные воеводы, то есть воеводы, направленные в помощь воеводе, командовавшему более крупным соединением. В период существования местничества сходный воевода всегда считался ниже в чести того воеводы, к которому он направлялся в сход, поскольку согласно местнической традиции тот, кто помогал кому-либо, всегда считался ниже того, кому он был обязан помогать. Чиновное и титульное соотношение основного и сходного воевод строилось, исходя из этих правил.

Как только части основного и сходного воеводы соединялись, сходный попадал в подчинение главного воеводы, до этого он осуществлял командование своим соединением самостоятельно. На этом этапе сходный воевода также мог вести переписку с представителями иной державы, в силу чего ему, как и главному воеводе, присваивался наместнический титул.

В отличие от городовых воевод, подчиненных главному воеводе, которые всегда сохраняли право писаться с наместничеством, военный сходный воевода с момента поступления под начало к главному воеводе утрачивал право на наместнический титул.

В наказах сходным воеводам четко фиксировалось ограниченность времени в отношении его прав наместника. Так, 19 марта 7187 (1679) г. окольничему А. С. Хитрово и думному дворянину, генералу В. А. Змееву было указано писаться (соответственно) наместниками Ржевским и Серпуховским в переписке с гетманом обеих сторон Днепра Иваном Самойловичем, пока они не придут в сход к боярину П. В. Шереметеву, после чего оба были обязан «переписки с гетманом не чинить и наместником не писаться»[89].

Наместнические титулы сходных воевод значительно уступали наместническому титулу главного воеводы и относились к третьему – четвертому десяткам.

В книгах наместнических титулов встречаются указания и на то, что товарищи сходных воевод также писались с наместничеством. Так, указом от 6 февраля 7189 (1681) г. сходному воеводе в Киеве окольничему Ивану Федоровичу Волынскому было велено писаться наместником Бельским; а указом от 22 февраля 7189 (1681) г. товарищу Волынского думному дворянину Кириллу Осиповичу Хлопову – наместником Рословским[90].

В целом, характеризуя практику присвоения наместнических титулов как гражданским, так и военным воеводам, можно сделать следующие выводы.

Наделение воевод наместническими титулами вовсе не было редким, ситуативным явлением. Из 406 случаев присвоения наместнических титулов при назначении на разного рода должности, отмеченные в наместнических книгах вплоть до 1706 г., 146 случаев были связаны с гражданскими и военными воеводами. Если учесть тот факт, что в ряде случаев документы не сохранили указание на вид службы, ставший основанием для присвоения наместнического титула, то эта цифра в реальности была больше. Из указанных 146 случаев 115 были связаны с наделением титулом гражданского воеводы, и лишь 31 случай – с присвоением наместничества военным воеводам. С 1682 г. наблюдается значительный рост практики наместнического титулования воевод. В то время, как в период с 1580 г. до смерти царя Федора Алексеевича наместнические книги зафиксировали только 64 случая присвоения наместничества воеводам (как военным, так и гражданским), то таких случаев с 1682 по 1706 г. отмечается 82. В это время воеводство стало самой приоритетной категорией с точки зрения присвоения наместничества, значительно обогнав такие службы как посольство, работа в Ответе, лидировавшие до смерти Федора Алексеевича на протяжении целого века.

При назначении на воеводство самым высоким наместническим титулом, зафиксированным документально по периоду до 1682 г., был титул наместника Казанского (3-й), присвоенный в 1679 г. боярину князю М. А. Черкасскому «на службе с полками»[91]. В период после отмены местничества самым высоким титулом, присвоенным гражданскому воеводе, был титул наместника Владимирского (1-й), а самым высоким титулом, присвоенным военному воеводе являлся титул наместника Новгородского (2-й)[92]. При этом титулование наместником Владимирским в 1697 г. К. А. Нарышкина было скорее исключением, а титулование наместниками Новгородскими первых воевод Большого полка приобретало характер правила.

Воеводство в период господства местничества относилось к одной из наиболее почетных служб. Это утверждение легко доказать, рассмотрев долю наместнических титулов боярского достоинства, присвоенных при назначении на воеводство, в ряду всех случаев присвоения боярского титула. Традиционные боярские титулы, идущие в наместнических книгах до «Шацкого» (открывавшего список окольнических наместничеств) присваивались воеводам минимум в сорока случаях. В целом случаев присвоения боярских наместнических титулов по всем рассмотренным нами официальным документам до смерти Федора Алексеевича отмечается 129. Если к этому прибавить «новоприбылые» наместничества, которые также могли присваиваться боярам, не унижая их достоинства, (Путивльское, Дорогобужское, Свияжское), но которые были зафиксированы в конце книг наместнических титулов, то все пять случаев присвоения этих наместнических титулов связаны с гражданскими и военными воеводами. Таким образом, из 134 случаев присвоения наместнического боярского титула в период господства местнической системы в 45 ими являлись воеводы, что составляло 33 % от всего числа носителей этих титулов. В период с 1682 по 1706 г. почетность и значимость такой службы как воеводство возросла. Из 48 случаев присвоения «степенных» наместнических титулов, зафиксированных в целом наместническими книгами, 30 были связаны с назначением на гражданское и военное воеводство, что составило почти 63 %.

Одной из служебных сфер – прерогатив представителей высшего общества, являлась высшая дипломатия. Службы, относящиеся к дипломатической сфере, делились на те, что были связаны с работой за рубежом, и те, которые обеспечивали прием иностранных представителей и переговоры с ними в России. Наиболее значимыми фигурами в первой сфере были послы, посланники и гонцы.

В посольство обычно назначали несколько послов. Если рассмотреть чины, в которых находились лица, назначенные в посольство в качестве первых послов, то среди них преобладали высшие думные чины (бояре или окольничие). Лица, обладавшие недумными чинами, первыми послами, как правило, не назначались. Вторым послом в зависимости от значимости посольства могли назначить как боярина, так и стольника. Так, в мае – сентябре 1658 г. первым, вторым и третьим послами в Великое княжество Литовское, в Вильно на съезд с комиссарами польского короля Яна Казимира были назначены соответственно боярин Н. И. Одоевский, боярин П. В. Шереметев, боярин Ф. Ф. Волконский, а в ноябре 1657 г. вторым послом на шведский посольский съезд был назначен стольник И. А. Прончищев[93].

До отмены местничества важнейшим регулятором при назначении на должности послов оставались принципы и правила этого института. Местнические тяжбы между послами встречались постоянно, хотя согласно законам XVII столетия считаться в отечестве можно было только в рамках одного посольства, не предъявляя претензий тем, кто выполнял аналогичную миссию ранее или был отправлен с подобным поручением в другую страну[94].

До тех пор, пока местнические правила оставались в силе, важно было выполнить условие, согласно которому второй посол в местнической иерархии не должен опережать первого.

Как правило, в чиновном отношении это выражалось в формуле: чин второго посла должен быть непременно не выше чина первого посла. В послеместнический период чиновное соотношение послов также сохранялось, исходя из общих правил субординации в рамках коллективных органов. Между тем связь высокого чина и родовитости его носителя была нарушена.

Несмотря на то, что думные и другие высшие чины русского государства в конце XVI – начале XVIII в. не имели строго зафиксированной на всю жизнь службы (могли назначаться и на воеводство, и в посольство, и на судейство в приказы, и в Комиссию «на Москве»), определенная специализация существовала даже в этот период. Сама специфика посольской и дипломатической деятельности в целом предопределила тот факт, что на протяжении десятилетий состав лиц, исполнявших службу в послах или же Ответной палате, не отличался разнообразием. Лица, хорошо зарекомендовавшие себя в одном посольстве, при отправлении за рубеж следующего часто попадали в его состав.

Непременным атрибутом формирования посольства являлось присвоение послам наместнического титула. Статус послов значительно разнился. Среди лиц, представлявших Россию за рубежом, можно, в первую очередь, выделить послов, посланников и гонцов. Помимо этой градации существовали существенные различия между послами. В период до конца царствования Федора Алексеевича среди них выделялись: 1) великие и полномочные послы, отправленные на съезд с представителями какого-либо государства; 2) великие (и полномочные) послы, не принимавшие участия в съездах; 3) послы, не носившие статуса великих. Статус посольства определялся в зависимости от характера и сложности задачи, решавшейся на международном уровне путем переговоров. В период с 1682 по 1706 г. согласно книгам наместнических титулов ранее отмеченная градация в целом сохранилась. Помимо перечисленных категорий, можно выделить чрезвычайных послов и чрезвычайных посланников.

Столь четко выраженная градация посольств в XVII – начале XVIII в. проистекала из двух основных причин. Первая заключалась в высоком уровне, достигнутом дипломатией, как русской, так и иностранной. Этот уровень предопределял закрепление норм соответствия между статусом обменивавшихся посольствами государств и статусом самих посольств, между статусом посольства и личностными характеристиками его членов. Каждая задача, выполнявшаяся посольствами, имела ярко выраженную оценку своей значимости. От этой оценки зависела представительность делегации. Эти нормы действовали не только в русской дипломатической практике, но были признаны мировой дипломатией, их нарушение могло быть расценено как оскорбление чести государя, к которому направлялось посольство.

Вторая причина, способствовавшая дальнейшей градации и выявлению различий между посольствами разного статуса, проистекала из высокого уровня социальной дифференциации членов российского высшего общества. Их стремление подчеркнуть различия между собой, зафиксировать свое особое положение определенным видом службы, соответствовавшим только этому положению, находило благодатную почву в разветвленной системе дипломатических поручений. Ее сложный, разноуровневый характер как нельзя кстати подходил для сложной социально-служебной иерархии представителей высшего общества. Эта иерархия была свойственна не только местническому периоду, но и времени, последовавшему за отменой местничества.

Как отмечалось ранее, наиболее важной считалась служба великих послов, входивших в делегацию, отправленную на посольский съезд. Количество стран, чьи представители совместно с российскими делегациями принимали участие в посольских съездах в конце XVI – начале XVIII в., было гораздо меньшим, нежели количество стран, поддерживавших дипломатические отношения с Россией. Согласно сведениям книг наместнических титулов, постоянно проводились съезды с представителями Польши, Литвы и Швеции. Перечень этих стран ясно указывает на то, что задачи организации съезда диктовались не столько длительными партнерскими отношениями, сколько значительными военными конфликтами, возникшими между Россией и этими государствами, урегулирование которых было возможно только таким путем. Постоянные войны, которые вела Россия с Польшей и Швецией, предопределяли необходимость и более активной дипломатической работы представителей этих стран, благодаря которой удавалось разрешить проблемы послевоенного урегулирования. В правление Ивана и Петра Алексеевичей к указанным съездам добавился съезд на китайской границе, хотя и был в этот период экзотическим исключением.

Русская делегация на посольском съезде по сравнению с любым другим посольством, отправляемым Россией, обладала максимумом полномочий и имела наиболее представительный состав. Рассмотрим соотношение наместнических титулов великих послов России на посольском съезде в период действия местнических норм и после их отмены.

Представить градацию в рамках посольства на съезд местнического периода отчасти позволяют сведения о двух съездах, состоявшихся в Вильно с польскими комиссарами.

Первый из них относится к 7164 (1655/56) г., второй – к маю 7166 (1658) г. Русскую делегацию в обоих случаях возглавлял наместник Астраханский (4-й) Никита Иванович Одоевский. На первый съезд в Вильно вместе с ним были отправлены боярин князь Федор Никитич Одоевский, писавшийся в официальных документах товарищем Н. И. Одоевского, но также находящийся в ранге великого посла. Дипломатический опыт Ф. Н. Одоевского был далеко не столь велик, как опыт его отца, кроме того, статус товарища великого посла, согласно правилам местничества, считался несколько ниже статуса лица, не пишущегося «в товарищах». Несмотря на это, серьезность выполняемой миссии предопределила тот факт, что Федор Никитич носил титул наместника Псковского, стоявшего пятым в наместнических книгах этого времени[95]. Помимо двух указанных лиц, входящих в состав великого посольства на съезде 7164 (1655/56) г., книги наместнических титулов выделяют окольничего Василия Александровича Чоглокова. Он носил титул наместника Алаторского (28-й)[96].

На посольском съезде в мае 7166 (1658) г., согласно книгам наместнических титулов, вместе с Н. И. Одоевским были боярин Петр Васильевич Шереметев и боярин князь Федор Федорович Волконский. Шереметев носил титул наместника Смоленского (6-й), а Волконский – наместника Муромского (23-й)[97].

До этого великие посольства, отправлявшиеся в Литву и Польшу, по своему составу были схожи с данными. Великое посольство в Литву во главе с боярином князем Иваном Михайловичем Воротынским имело в своем составе двоих бояр и окольничего. Его глава И. М. Воротынский являлся при этом наместником Казанским (3-м), боярин князь Алексей Юрьевич Сицкий – наместником Нижегородским (10-м), а окольничий Артамон Измайлов – наместником Калужским (25-м)[98].

Великие посольства, отправляемые на съезд с представителями Польши в период после съездов в Вильно, позволяют не только подтвердить в общих чертах ранее сделанный вывод о составе делегации и распределении наместнических титулов внутри нее, но и отметить некоторое отклонение от правил.

В 7172 (1663/64) г. делегация возглавлялась князьями и ближними боярами Н. И. Одоевским и Ю. А. Долгоруким, первый из них имел титул наместника Астраханского (4-й), второй – наместника Суздальского (15-й). Вместе с ними был отправлен окольничий, написанный в документах наместником Галицким (26–28-м), и думный дворянин, наместник Кадомский (35-й)[99]. В октябре 7186 (1677) г. делегацию возглавляли два ближних боярина Яков Никитич Одоевский, наместник Астраханский (4-й), и Юрий Иванович Ромодановский, наместник Костромской (19-й)[100].

Как и ранее, представительство на съезде возглавляли два лица, находившиеся в чине боярина. Согласно практике, сложившейся к середине царствования Алексея Михайловича и прослеживающейся по ряду документов, в том числе и по наместническим книгам, все официальные росписи при этом государе и его преемнике указывали при перечислении чинов не думные, а ближние чины, считавшиеся выше по статусу. Первый из великих послов, отправленных на съезд, имел наместничество, занимавшее место в середине первого десятка, третий представитель – окольничий – наместничество, шедшее по росписям в середине третьего десятка. Относительным отступлением было только наместничество второго члена делегации. Традиционно второй посол на польском или литовском съезде носил наместнический титул, максимально приближенный к титулу первого великого посла, что не соблюдалось теперь.

Понижение наместнических титулов в рассматриваемых случаях стало прямым следствием назначения на должности лиц, занимавших более низкое место в местнической иерархии, нежели те, кто традиционно назначался вторыми послами. Согласно установившимся правилам, делегация, отправляемая на съезд с польскими представителями, должна была возглавляться боярином, происходящим из родов «первой статьи», чей род в местнической иерархии занимал положение не ниже шестого. Вторым членом делегации должен был назначаться боярин или окольничий, также принадлежащий к первостепенным родам[101]. (Напомним, что под первостепенными родами подразумевали членов шестнадцати знатных родов, имевших право, обойдя низшие чины, жаловаться прямо в бояре. К ним относились Черкасские, Воротынские, Трубецкие, Голицыны, Хованские, Морозовы, Шереметевы, Одоевские, Пронские, Шеины, Салтыковы, Репнины, Прозоровские, Буйносовы, Хилковы, Урусовы.)

В нарушение этого правила вторые послы в делегациях на съездах 7172 (1663/64) г. и 7186 (1677) г. Ю. А. Долгорукий и Ю. И. Ромодановский относились к родам «второй статьи» (представители пятнадцати аристократических родов, которые при пожаловании думным чином сначала поступали в окольничие, и только после этого – в бояре: Куракины, Долгорукие, Бутурлины, Ромодановские, Пожарские, Волконские, Лобановы, Стрешневы, Барятинские, Милославские, Сукины, Пушкины, Измайловы, Плещеевы, Львовы).

Причины произошедших изменений могут крыться, во-первых, в усилении положения России, а вследствие этого снижении статуса делегаций на съезде с польскими послами. Во-вторых, закрепление более низкого уровня делегации стало следствием кадровой политики царя Алексея Михайловича и ставки, сделанной им на талантливых, но не суперзнатных государственных деятелей.

Самым ярким примером последнего утверждения является карьера А. Л. Ордина-Нащокина. Низкое местническое положение последнего не позволяло присваивать ему наместничество выше Шацкого, опыт, знания и способности Ордина-Нащокина делали ненужным и нелогичным (даже в рамках того времени) назначение его в товарищи другого, более родовитого посла. Следовательно, подбор всей остальной делегации в таких случаях производился «под Нащокина», наместнические титулы остальных членов были ниже Шацкого. В итоге во второй половине 60-х гг. XVII в. наблюдался резкий скачок вниз в составе ряда русских делегаций в отношении титульных показателей. Возглавляемые Ординым-Нащокиным делегации на съезды с польскими послами в 7175 (1666/67) г. и 7176 (1667/68) г. в качестве первых лиц имели наместников Шацкого (23-й) и Кадомского в одном случае, Шацкого и Курмышского – в другом, которые входили в 4-й и 5-й десяток[102]. Низкое местническое положение главы делегации предопределяло подбор остальных членов, не превышавших его в местнической иерархии. Так, Богдан Иванович Нащокин, бывший вторым членом на первом из двух перечисленных съездов, являлся так же, как и А. Л. Ордин-Нащокин, выходцем из дворянских родов[103]. Однако ситуация с Ординым-Нащокиным – скорее исключение, чем правило.

После таких назначений возвращение к практике, согласно которой во главе делегации на польский съезд ставили боярина, чей наместнический титул соответствовал середине первого десятка, а наместнический титул второго лица – середине второго десятка, можно считать практически возвращением к старым позициям.

В целом, характеризуя практику распределения наместнических титулов между великими послами на посольском съезде с представителями Польши и Литвы, отметим общие характерные черты и особенности, появившиеся в середине XVII столетия. Высокий статус делегации при этом подчеркивался тем, что два первых лица в посольстве находились в боярских чинах и носили наместнические титулы, входившие в первую десятку (до середины 60-х гг.), во вторую десятку – начиная с этого времени. Третий великий посол состоял в чине окольничего, его наместнический титул в росписях располагался в середине третьего десятка. Четвертый посол назначался из думных дворян, его наместнический титул был не выше середины четвертого десятка.

Усиление на политической арене в период правления Алексея Михайловича лиц, принадлежавший как к второстепенным боярским родам, таких, как Юрий Алексеевич Долгорукий, и выходцев из дворянства, таких, как Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, приводило к тому, что при поддержке царя, ставшей следствием признания способностей подобного рода политиков, царские выдвиженцы занимали места, ранее отведенные более родовитым, чем они сами. При этом местнические правила, хотя и претерпевавшие существенные изменения, продолжали действовать. Это сказывалось в политике присвоения членам указанной социальной категории наместнических титулов более низкого достоинства, которые входили в лучшем случае лишь во вторую десятку согласно росписям этого периода.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.