Издержки и преодоление

Издержки и преодоление

Я не воинственный человек и не люблю конфликтов. Мне всегда было эмоционально трудно находиться в центре скандала. Это создает трения в семье и разрушает старую дружбу. Когда я приступал к более интенсивным исследованиям в области Холокоста, я знал, что это выйдет мне боком. Я понимал и то, насколько тяжелый материал мне предстоит проработать. В процессе изучения источников, в частности показаний очевидцев, меня часто посещали кошмары. Я ожидал, что будут проблемы в отношениях с некоторыми националистами, но вовсе не был готов к тому, что именно националистическое мировоззрение будет господствовать в правительстве Ющенко, в североамериканской диаспоре и в организованном сообществе историков Украины. Я не был готов к такой бурной реакции на мои исследования и выступления. Мне казалось, что я принадлежу к сообществу другого типа. Я не собираюсь перечислять здесь все. Вместо этого я воспользуюсь двумя примерами, чтобы показать, с каким противодействием приходится сталкиваться мне и другим людям, которые решают заняться демифологизацией.

Сначала я расскажу о деятельности Конгресса украинцев Канады. Эта организация с самого начала резко выступала против любого пересмотра концепции ОУН-УПА — Голодомора в украинской истории. После того как Мирна Косташ опубликовала в Literary Review of Canadaстатью о моем семинаре, посвященном голоду 1932–1933 гг., президент Конгресса украинцев Канады Пол Грод написал письмо, в котором он защищал ортодоксальную концепцию геноцида и выступил против «обывательских измышлений… современных отрицателей Голодомора и их пособников, которых цитирует Косташ и которых одобрительно представляет Джон-Пол Химка»[36]. 1 февраля 2010 г. Конгресс украинцев Канады призвал правительство Канады внести изменения в канадский закон о пособиях ветеранам войны, распространив его действие на особые группы сопротивления, такие как ОУН-УПА[37]. Этот призыв, ставший прямым результатом решения Ющенко о присвоении звания Героя Бандере, побудил небольшую группу наших сторонников выступить с протестом в нашей местной газете Edmonton Journal. Дэвид Марплс опубликовал авторскую колонку по поводу посмертной героизации Бандеры, в которой, в частности, написал, что «члены ОУН-Б [т. е. фракции ОУН во главе с Бандерой] стояли во главе погромов во Львове летом 1941 г.». Редактор полосы снабдил статью Дэвида заголовком «Герой Украины причастен к убийствам евреев»[38]. Среди многих откликов на нее, поступивших от украинской общины, было и письмо от президента местного отделения Конгресса украинцев Канады. Она писала, что в ее офис звонили «уважаемые в Альберте люди, которые подвергаются преследованиям на работе из-за неточного, неуместного и сенсационного заголовка и самой статьи». Она отрицала причастность Бандеры и ОУН к Холокосту[39]. Такой публичный обмен мнениями достаточно честен, и я был бы рад, если бы такое происходило чаще.

Однако почти сразу после этого Конгресс украинцев Канады решил ответить и по-другому. Он организовал серию телеконференций, начавшуюся 8 марта 2010 г.[40]; ее участниками были, в частности, члены целевой группы Конгресса украинцев Канады по «разработке стратегии сообщества в отношении недавних нападок на освободительное движение в Украине». Среди прочего участники этой конференции предложили «организовать встречу с редколлегией Edmonton Journal» и «оказать давление на североамериканские академические учреждения, получающие деньги от [украинской] общины (Гарвард (Украинский научно-исследовательский институт), CIUS (Канадский институт украинских исследований), кафедра Украинских исследований (в Университете Оттавы))»[41]. Но еще до этих телеконференций под давлением общины Edmonton Journal решила больше не поднимать эту тему. Мы с Пером Радлингом написали наш собственный комментарий по поводу рекомендации Конгресса украинцев Канады распространить льготы канадских ветеранов на членов ОУН-УПА, и он был принят газетой. Предполагалось, что комментарий будет опубликован вскоре после статьи Дэвида Марплса. Но вместо этого он был отвергнут. 19 февраля редактор полосы Дэвид Эванс написал Радлингу: «Сегодня утром я говорил с Джоном-Полом Химкой и сказал ему, что я склонен выждать, пока немного утихнут страсти. Мы получили ваши письма в эти выходные[42], и, судя по реакции [на статью Марплса], появление вашего комментария может еще больше усугубить ситуацию. Я знаю, что в украинском сообществе в Канаде уже имеют место серьезные споры о Бандере и противоречащих друг другу версиях истории того периода, и мне кажется, что надо посмотреть, как это будет развиваться. Надеюсь на Ваше понимание…[43] Я дам вам знать, как только мой взгляд на это изменится». Стоит ли говорить, что этот момент так и не наступил.

Я не знаю, действовал ли Конгресс украинцев Канады на основании предложений, сформулированных в ходе телеконференций, и я не могу приписывать Конгрессу украинцев Канады давление на все академические учреждения. Я не знаю, имел ли Конгресс украинцев Канады какое-нибудь отношение к письму из Учебного фонда Петра Яцыка декану факультета искусств, где я преподаю. Я никогда не видел этого письма, видел только ответ на него от имени моего декана[44]. Фонд Яцыка, многомиллионный донор Канадского института украинских исследований (СУШ), в основном его филиала в Торонто, выражал свое недовольство моим спором с директором СУШ Зеноном Когутом. Заместитель декана позвонил и попросил меня «не накалять обстановку». Я не могу противостоять националистическому сообществу, мобилизовавшему против меня свои финансовые и людские ресурсы. Оно избегает открытых дискуссий, в которых стороны будут находиться в равном положении, оно не желает повернуться лицом к проблемам, полагаясь вместо этого на свое закулисное влияние и клевету[45]. СМИ, издаваемые диаспорой, как печатные, так и электронные, в настоящее время для меня фактически закрыты.

Использование таких методов лицами и организациями, которые считают себя наследниками ОУН и УПА, не вызывает удивления. Гораздо больше удивило и разочаровало меня поведение некоторых моих коллег по украинским исследованиям, которые, как я полагал, разделяют со мной приверженность свободному знанию. Здесь я ограничусь лишь описанием случая, самого для меня болезненного, касающегося CIUS Я руководил в CIUS программой исследований (по проблемам религии и культуры), как и Дэвид Марплс (программа Стасюка по изучению современной Украины). У нас с Дэвидом малобюджетные программы, мы не получаем зарплаты от института, у нас нет никаких полномочий, касающихся принятия решений за пределами наших собственных программ. Руководство CIUS состоит из трех лиц: это директор Зенон Копт, директор Центра украинских исторических исследований Петра Яцыка (в составе CIUS) Фрэнк Сысын и заместитель директора CIUS Богдан Клид. Яре Балан, который также будет упомянут ниже, является административным координатором Центра украинско-канадских исследований Куле в CIUS.

После того как Мирна Косташ опубликовала в Literary Review of Canada свой отчет о моем семинаре по голоду, Яре Ба- лан довольно подробно ответил ей в эдмонтонской газете Ukrairian News. Его отповедь была адресована в основном Косташ, и риторика не отличалась изяществом. Сталин, писал он, «точно знал, что делал, когда использовал голод — очередное орудие в арсенале, который он применял в многоплановой кампании геноцида. Утверждать иное значит игнорировать огромное число известных фактов из истории СССР и играть на руку апологетам неосоветизма, который процветает в России Путина и, очевидно, находит союзников среди доверчивых левых на Западе»[46]. Несколько недель спустя, после того как я ответил Балану, к спору в Ukrajnjan News присоединился Богдан Клид, обратившийся на этот раз прямо ко мне. Он заявил, что я демонстрирую «большую терпимость по отношению к советскому государству и его руководителям». Позже он извинился за то, что ошибочно написал, что я никогда не упоминал о действиях сталинского режима как о «преступлениях». Однако главной причиной моего несогласия с этой публикацией было то, что он представил искаженную версию моей аргументации. Клид обвинил меня в «принижении значимости голода», заявив, что я оцениваю его как трагедию типа недавнего гаитянского землетрясения. Читателям, очевидно, оставалось лишь думать, что я считаю этот голод стихийным бедствием, а не преступным актом советского руководства. Зенон Когут тоже ответил на статью Косташ, снова утверждая, что это был геноцид. Его ответ появился в Literary Review of Canada с его подписью «директора Канадского института украинских исследований». Поскольку его ответ появился сразу после письма Пола Грода, который подписался «президент Конгресса украинцев Канады», это было очень похоже на официальный ответ. Сразу после того как Дэвид Марплс опубликовал свою статью о Бандере в Edmonton Journal, Когут написал в редакцию письмо за своей директорской подписью, в котором он полностью отрицал причастность Бандеры к погрому во Львове («Бандера в то время не был в Украине») и опровергал утверждение Марплса, что ОУН была типично фашистской организацией.

В этих откликах из C1US меня задело несколько вещей. У меня возникло сильное впечатление, что в настоящее время Институт взял на себя роль надзирателя за «раскольническими» взглядами на историю Украины в XX столетии. Никто из тех, кто ответил Косташ, Марплсу или мне, не является специалистом в этой области. Koiyr — прекрасный историк, специалист по истории Украины XVII–XVIII вв.; Клид написал диссертацию по украинской интеллектуальной истории XIX в., а затем перешел к изучению украинского хип-хопа; Балан — специалист по украинцам, живущим в Канаде. Насколько мне известно, никто из них не вел курс на университетском уровне ни по голоду, ни по Холокосту и не публиковал научных статей по этим темам. Что побудило их занять такую жесткую позицию? Ясно, что они верят мифологизированной истории. C1US отводит главное место в своих ежегодных лекциях памяти Шевченко, а в ряде семинаров немало времени отведено ведущим сторонникам линии ОУН-УПА-Голодомор: Петру Поточному, Миколе Рябчуку и Роману Сербину. Критические мнения полностью отсутствуют по крайней мере по двум нашим важнейшим темам — Голодомору и Холокосту. Складывается впечатление, что, мол, оппоненты не считают, что миссией CIUS должно быть повышение уровня украинской дискуссии. В их представлении он, по-видимому, должен стоять на страже ортодоксальных представлений украинского сообщества. Я остаюсь на своей позиции, сформулированной в моем ответе Когуту на его публикацию в Literary Review of Canada: «Будет лучше, если ученые и интеллектуалы будут ставить под сомнение националистическую мифологию и тем же усложнять задачу ее приверженцев, а не становиться под их знамена»[47].

В то же время я хотел бы отметить, что те, кто так резво ринулись в бой, ощутив угрозу для мифов, никак не среагировали на бесчисленные антисемитские интерпретации украинской истории XX в., которые звучали в ходе последующих обсуждений. Например, Аскольд Лозинский в статье, которая появилась в Kyiv Post, широко распространялась по разным электронным каналам диаспоры и содержала осуждение наших с Марпсом взглядов на ОУН-УПА и Холокост, пишет: «Даже те лица, которые сами на протяжении многих лет были лицами без гражданства и часто угнетенными, продолжают искать новых демонов, чтобы избежать ответственности за не столь уж безупречное прошлое и сохранить огонь памяти для своих собственных — еврейских — трагедий»[48]. И далее: «Хотя есть расхождения в отношении трактовок того, что случилось во Львове, и личностей виновных, не вызывает сомнений, что Советы оставили после себя кровавую картину — тюрьмы, переполненные трупами украинских заключенных, скопившихся на протяжении почти двух лет между заключением Пакта Молотова — Риббентропа и вторжением нацистов в Западную Украину. Не вызывает сомнений и то, что в этот период правления Советов в Западной Украине многие евреи служили в советской тайной полиции. Естественно, г-н Химка не упоминает об участии евреев [в этих преступлениях], что, возможно, прояснило бы мотивы поведения некоторых их притеснителей»[49]. Марко Левицкий, редактор Ukrainian News, опубликовал в Edmonton Journal письмо с опровержением взглядов Марплса, в котором говорилось: «До вторжения Германии сотрудники советского НКВД, в котором евреи составляли непропорционально большую долю, участвовали в убийстве от 4 000 до 8 000 гражданских заключенных — это факт, который, как надеялись нацисты, подвигнет украинцев на возмездие»[50]. Пер Рудлинг возразил ему в той же газете, сказав, что он вызывает «призрак иудео-коммунизма». Левицкий «подтвердил» свою точку зрения, отметив, что, хотя евреи составляли лишь 1,78 % населения СССР, среди руководящего состава НКВД их было 3,92 %[51]. Аргументация Лозинского и Левицкого, да и других защитников националистов, равнозначна утверждению, что, убивая евреев, ОУН и УПА ссылались в первую очередь на то, что евреи были коммунистическими преступниками. Ни один из участников спора из CIUS не чувствовал необходимости скорректировать иудейско-большевистскую интерпретацию современной украинской истории. На мой взгляд, это свидетельствует о серьезном смещении приоритетов.

Но руководство CIUS не ограничивает свою деятельность письменной полемикой. Против меня была также организована кампания по распространению слухов «шепотом», причем очень громким шепотом. Мой друг- историк, чье имя я предпочту сохранить в тайне, написал мне 15 декабря 2009 г.: «Я также хочу, чтобы ты узнал кое-что конфиденциально[52]: в первый раз я не хотел ничего говорить, но теперь я услышал это снова. Я думаю, ты, наверное, погладил кое-кого против шерсти (с чем и поздравляю), потому что два видных специалиста по истории Украины из Канады говорили довольно неприятные вещи о тебе и твоей мотивации в исследованиях еврейско-украинских отношений и Голодомора. В сущности, было сказано, что твоя мотивация — это твой “христианский марксизм”. Они порочат твою работу, прежде всего утверждая, что ты руководствуешься тайными мотивами». Позже, 30 сентября 2010 г., тот же человек, напомнив мне об этом электронном сообщении, написал: «Я не упомянул об этом тогда, но один из этих людей принадлежит к светилам СШБ». От нескольких общих знакомых мне известно, что один человек из СШБ, который плохо отзывается обо мне, это Фрэнк Сысын, директор Центра Яцыка и руководитель филиала СШБ в Торонто. Мой близкий друг Алан Рутковский писал мне 29 апреля 2010 г.: «Фрэнк по электронной почте сообщил мне, что наша с ним дружба прервана из-за моей дружбы с тобой. Видимо, страсти разыгрались не на шутку, если ваш скандал имеет такие далекие последствия».

Я объясняю этот переход на личности самой природой мифологического мышления. Элементы, составляющие миф, не должны подвергаться проверке разумом, и, следовательно, того, кто делает это, необходимо демонизировать, поскольку он посягает на сакральные тайны. Но независимо от источника этих нападок мне очень горько. Я знаю Зенона Когута с 1974 г., и мы были друзьями. С Фрэнком Сысыном мы знакомы еще дольше, и в былые времена я иногда останавливался в его квартире в Кембридже. Богдан Клид писал свою диссертацию под моим руководством. С Ярсом Баланом мы много лет работали в тесном контакте в украинско-канадском издании. Мне жаль, что все эти дружеские отношения разрушены.

Я смог все это пережить, как многие в подобных обстоятельствах, благодаря помощи друзей, других друзей. Я очень благодарен Марко Цариннику, Дэвиду Марплсу и Перу Рудлингу. Мои коллеги со всего мира, занимающиеся исследованиями Холокоста и историей Восточной Европы, присылали мне ободряющие письма или отводили меня в сторону, чтобы выразить свою поддержку. Я был счастлив, получив моральную поддержку видных канадских писателей украинского происхождения, и не только Мирны Косташ, но и Янис Кулик Кифер и Эрин Мур. Я вдвойне благодарен моей жене Христе Хомяк. Ее собственные первоначальные колебания, когда из моих слов ей открылась совсем иная картина и иной взгляд на историю, помогли мне понять, как трудно многим украинцам из диаспоры пересмотреть сложившиеся представления. Но затем она стала моей твердой единомышленницей и надежной опорой. Я пережил много бессонных ночей, но нашлись люди, которые помогли мне пройти через все это.

В компании невзгоды преодолевать легче — за это я могу поручиться. Я почувствовал себя гораздо лучше, когда понял, что не я один сражаюсь с националистическими мифами: те, кто этим занимается, как и я, сталкиваются с шельмованием и остракизмом. Джуди и Ларри Хейвен, которые были нашими соседями около двадцати лет назад, недавно вернулись в Эдмонтон с лекцией о бедственном положении палестинцев в Израиле. Они уже давно публично осуждают политику Израиля в отношении палестинцев[53]. Родственники Ларри перестали с ним разговаривать. В семье Джуди с ней поддерживает отношения только мать, но и она не желает разговаривать с ней о политике. Только приобретя собственный опыт, я до конца понял (хотя знал об этом раньше), что Серджа Павлович, черногорец, который тоже писал диссертацию под моим руководством, был изгоем в сербской общине потому, что он слишком громко осуждал военные преступления, совершенные во время войны при развале Югославии. Он часто утешал меня, когда я падал духом. Моя нынешняя аспирантка Нина Павлович пишет блестящую работу о Холокосте в Словакии. Она тоже чувствует холодок, который возникает при обращении к темным сторонам национальной истории. Утешительно знать, что ты не один, а являешься частью более широкого движения.