Петровские студенты

Петровские студенты

Итак, все вышеприведенные примеры показывают, что на рубеже XVII–XVIII вв. сформировался узел контактов между Россией и средненемецкими университетами, в первую очередь, университетом в Галле, что и обусловило появление там русских студентов. В последующие десятилетия эти контакты продолжают развиваться, а Галле так и останется лидером по числу студентов в петровскую эпоху (19 человек).

Вторым средненемецким университетом, притягивавшим с начала XVIII в. русских студентов, стал соседний с Галле Лейпцигский университет, принадлежавший Саксонии и находившийся под покровительством ее курфюрста, который был основным союзником Петра I в Северной войне, что означало наличие, помимо прочего, определенных политических оснований к появлению здесь русских студентов. Первыми из них были питомцы школы Глюка, братья Александр и Иван Головкины, сыновья первого русского канцлера Гавриила Ивановича Головкина. 22 января 1704 г. они были направлены Посольским приказом в Лейпцигский университет, где уже в летнем семестре 1704 г. занесены в «матрикулы польской нации» как promittentes, т. е. несовершеннолетние студенты до 17 лет, дававшие подписку в послушании университетским властям. Братьям, действительно, тогда было: Александру — пятнадцать, а Ивану — шестнадцать лет[184]. После возвращения в Россию оба они сделали карьеру дипломатов, служа посланниками при различных европейских дворах. Младший же их брат Михаил Головкин отправился на учебу десятилетием позже, и также в возрасте шестнадцати лет, поступив в университет Галле в марте 1715 г. (причем, в этой поездке его сопровождал москвич Автомон Савелов, происходивший из семьи думных дворян, родственников патриарха Иоакима). Михаил Головкин будет наиболее успешным по службе среди всех братьев и его успехи сравнимы с карьерой отца: в правление Анны Леопольдовны он достигнет поста вице-канцлера. Можно предполагать, что командировки как первых двух братьев, так и последнего из них за границу, совершавшиеся официальным путем через государственные органы, шли не только по инициативе их отца, но и с личного ведома Петра I.

Так же при участии Петра был отправлен за границу младший из сыновей в семье Л. А. Блюментроста — Лаврентий Лаврентьевич Блюментрост. Следуя по стопам своего старшего брата, он поступил студентом на медицинский факультет в Галле в ноябре 1706 г., в возрасте всего четырнадцати лет, но будучи, по-видимому, вполне подготовленным к слушанию лекций: до этого Л. Л. Блюментрост учился в Gymnasium Petrinum под руководством И. В. Пауса, и от него, наверняка, имел рекомендательные письма к Франке и его знакомым профессорам-медикам. Выбрав своим учителем, как и брат, Фридриха Гофмана, Блюментрост-младший, однако, в отличие от брата не был удостоен докторской степени в Галле (возможно, сыграла роль его молодость), а с 1709 г. продолжил обучение в Оксфорде, откуда через несколько лет перешел в Лейденский университет. Там он защитил диссертацию на степень доктора медицины «De secretioni animali» (1713), явившись первым русским учеником знаменитого голландского врача Г. Бургаве.

Надо сказать, что по возвращении Л. Л. Блюментроста в Россию Петр I получил одного из наиболее ценных своих сотрудников по делам науки. Блюментрост сопутствовал царю в путешествиях по Европе не только как лейб-медик, но и как советник в научных вопросах. Так, в частности, он присутствовал как переводчик на встрече Лейбница с Петром I в Бад Пирмонте, на которой немецким философом были представлены планы организации высших учебных и научных заведений в России (см. ниже), а позднее сопровождал царя во время памятного визита в Париж летом 1717 г., после которого Петр был избран членом Парижской академии наук (Блюментрост участвовал в этом как посредник, ведущий всю переписку с французскими учеными). Он же организовал покупку и доставку в Россию анатомического кабинета Ф. Рюйша, составившего основу петровской Кунсткамеры. С начала 1720-х гг. Блюментрост был активно вовлечен в подготовку проекта создания Петербургской академии наук. Последовавшее затем назначение Блюментроста первым президентом Академии наук не только явилось вполне закономерным, но фиксировало его огромную роль в подготовительной деятельности по открытию Академии, которое произошло уже после смерти Петра I в 1725 г. Именно Блюментрост смог успешно провести первый набор ученых в Академию и обеспечить ей необходимую поддержку при дворе Екатерины I. Существенную роль для успешного приглашения ученых сыграли связи Блюментроста в среде немецких университетов, которые тот сохранил еще со времени своей учебы[185]. Интересно отметить, что в конце жизни Блюментрост успел принять, хотя и чисто символическое, участие в основании Московского университета, будучи назначенным, за два месяца до своей смерти, одним из первых его кураторов.

Возвращаясь в начало XVIII в., следует отметить целую группу русских студентов, одновременно поступивших в 1711 г. в университет Галле. Это Иван Аверкиев и Тимофей Фомин (занесены в матрикулы 19 января 1711 г.), а также Аполлон и Платон Ивановичи Мусины-Пушкины (записались 21 января 1711 г.). Если о первых двух ничего определенного сказать нельзя, кроме того, что они могли принадлежать к московским дворянским фамилиям (Э. Винтер предполагал, что они были посланы Петром I учиться богословию[186]), то двое других, братья Мусины-Пушкины, являлись сыновьями начальника Монастырского приказа и направлены за границу по указу царя в марте 1710 г. «для обучения воинских, политических и прочих наук», а перед приездом в Галле около полугода провели в педагогической гимназии в Бреслау, о чем профессору Франке сообщал его корреспондент из Москвы[187]. Платон Мусин-Пушкин в эпоху Анны Иоанновны достиг должности президента Коммерц-коллегии; кроме того, его младший брат Эпафродит учился в Галле в 1718 г. и Лейдене в 1721 г. на философском факультете.

Еще несколько близких к Петру семейств направили своих детей в средненемецкие университеты. Двое князей Владимир и Сергей Долгорукие, родственники сенатора Я. Ф. Долгорукова, поступили в Лейпцигский университет в 1713 г. Одновременно с ними в Лейпциге учился Петр Васильевич Постников-младший, родной брат первого русского доктора медицины, об отправке за границу которого его отец, дьяк Посольского приказа Василий Тимофеевич Постников, просил царя еще в 1702 г. Царь разрешил второму Постникову в мае 1703 г. ехать «во Европские государства ради свободных наук окончания», но тот, по-видимому, чрезмерно увлекшись учебой или европейским образом жизни, провел за границей более десяти лет, большую часть из которых — в Париже, где наделал долгов. В 1711 г. один из его учителей писал в Посольский приказ из Парижа, прося об уплате ему денег за семилетнее обучение Постникова «разным наукам и языкам»[188]. В летнем семестре 1713 г. мы видим имя П. В. Постникова-младшего в Лейпцигском университете, занесенное в «матрикулы польской нации» рядом с именами князей Долгоруких, но о дальнейшей его судьбе сведений не сохранилось.

В университете Галле через десятилетия вновь проявлялись прежние учебные связи, возникшие еще в начале XVIII в. Так, в октябре 1717 г. сюда поступил Александр Головин, сын адмирала И. М. Головина, одного из петровских «стольников», изучавшего вместе с царем корабельное дело в Амстердаме, и родственник генерал-адмирала Ф. А. Головина, о расположении которого немецкие ученые так хлопотали в эпоху Великого посольства. Сохранилось даже письмо, написанное Александром Головиным к отцу из Галле спустя год после поступления в университет, — один из редчайших образцов переписки русских студентов начала XVIII в.[189] Головин отчитывался перед отцом о том, что «две части философии, логику, мораль, философиам экспериментале [190], гисториам универсалис[191], а из математики арифметику, геометрию, тригонометрию шверикам и плянам[192] и архитектуру цивилис фундаментам[193] окончал же. Сии вышепомянутые науки с помощию божию уже я окончал, и при сем доношу, которым наукам еще учусь: юсь натуре[194], европских республик знание, третью часть философии метафизику, а из математики фортификацию, и сии науки окончаю к празднику пасхи… А время свободного я, государь батюшка, зело себе мало имею, опричь ино одного воскресенья, а так все мое время проходит в науках». Дальше в письме Александр просит разрешить продолжать учебу во Франции, и приводит свои доводы против возражений отца, что во Франции сыну предстоит слишком вольная жизнь: «Мне ненадобе далее жить в Гале как до праздника пасхи, для того, что тогда мои науки все оканчаются, а ежели мне далее сего времени в Гале жити, то из того ничего более нельзя быть, что выученное опять начать учить. А что ты государь батюшка изволил слышать, что нигде такого множества молодых людей нету как во Франции, и ничего больше не обучаются как всякой шалости, этому не вина Франция, но вина наша молодая. Воля есть таких дураков не в одной Франции и у нас в Гале много, что ничему учиться не хотят, токмо что гуляют да великие сумы денег проживают, а мое желание есть во Францию ехать не для ради гуляния, но для ради лучшего обучения для того, государь батюшка, что нигде таких случаев лучше нет обучаться архитектуре цивилис и милитарис и астрономии, как во Франции» (на первый план, как видим, все же выступают конкретные военные и мореходные науки!). К письму Головин прилагает некий «презент», который писал «сам властными руками» (надо думать, род ученого сочинения или стихов), и надеясь на одобрение родителя, обещает во Франции обучиться еще лучше.

Еще один петровский сподвижник, вице-канцлер барон П. П. Шафиров, упоминавшийся выше в связи с тем, что его племянник одним из первых среди русских студентов побывал в Галле, в 1720 г. направил туда своего сына Якова, который был записан в матрикулы университета и, одновременно, в педагогическую гимназию, руководимую А. Г. Франке. Ученый особо отмечал своего титулованного ученика, делая регулярные замечания о ходе его учебы в своем дневнике. Я. П. Шафиров жил в Галле на квартире профессора философии Шперлетта на полном пансионе и, следовательно, посещал лекции философского факультета; впрочем, затем его отношения с профессором разладились и отец искал для него другого воспитателя. В 1722 г. Я. П. Шафиров перешел в Лейпцигский университет[195].

Наконец, еще два студента, связанные родственными узами с деятелями петровского царствования, появились в Галле в 1722 г.: это граф Ф. А. Апраксин, племянник адмирала Ф. М. Апраксина (с 1723 г. продолжавший учебу в Лейденском университете; в России он потом дослужился до чина генерал-поручика) и Афанасий Яновский, дворянин, учившийся на богословском факультете и приходившийся родным племянником архиепископу Новгородскому Феодосию, известному близостью своих взглядов к идеям немецкого Просвещения. О том, что богословских студентов, сознательно направляемых в Галле в русле политики реформ русской церкви, могло быть и больше, говорят сохранившиеся письма к Франке архиепископа Феофана Прокоповича, в которых последний рекомендовал заботам профессора нескольких юношей, имен которых мы, правда, не находим в университетских матрикулах[196].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.