§ 2. Промышленная технология двойных стандартов

§ 2. Промышленная технология двойных стандартов

Годовой отчет полпредства СССР в Германии в 1934 г. был полон пессимизма: «1933 г. был переломным годом в развитии советско-германских отношений. Приход фашистов к власти в Германии поставил в порядок дня германской внешней политики осуществление давнишних антисоветских планов Гитлера и Розенберга. Конечная цель этих планов состояла в создании антисоветского блока стран Западной Европы под руководством Германии для похода на СССР» [525]. Советско-германский товарооборот в первые девять месяцев 1933 г., по сравнению с тем же периодом 1932 г., уменьшился на 45,7 %… Значительное сокращение всего товарооборота и особенно сокращение германского экспорта в СССР обусловили резкое сокращение (на 61,1 %) активного для Германии сальдо советско-германского торгового баланса [526].

Советские специалисты изучали германскую авиационную промышленность, исследовали прокатку стальной проволоки на заводах Круппа и т. д. В начале января 1934 г. Радек говорил немецким журналистам: «Мы ничего не сделаем такого, что связывало бы нас на долгое время. Ничего не случится такого, что постоянно блокировало бы наш путь достижения общей политики с Германией. Вы знаете, какую линию политики представляет Литвинов. Но над ним стоит твердый, осмотрительный и недоверчивый человек, наделенный сильной волей. Сталин не знает, каковы реальные отношения с Германией. Он сомневается. Ничего другого и не могло быть. Мы не можем относиться к нацистам без недоверия» [527].

В условиях мирового экономического кризиса и растущей напряженности в Европе Германия сама была крайне заинтересована в развитии экономических отношений с СССР. Американский посол в 1934 г. отмечал: «рейхсвер, министерство иностранных дел и сторонники империи все дружно настаивают, чтобы Гитлер заключил пакт с Россией, как это было сделано с Польшей в 1933 г., что удивило весь мир. Их цель – изолировать Францию и приобрести рынок для сбыта немецких товаров, как уже сделала однажды Германия при прежнем режиме… Все это, – по мнению У. Додда, – предвещает мир на несколько лет, то есть до тех пор, пока Германия не будет готова занять господствующее положение в Европе» [528].

В Советском Союзе, очевидно, придерживались аналогичной точки зрения. Неслучайно в том же 1934 г. Литвинов вместе с Л. Барту предложил заключить «Восточный пакт» – вошедший в историю как «Восточное Локарно». Советско-франко-чехословацкий пакт был подписан в мае 1935 г. Характерно, что Сталин надеялся на присоединение к пакту и Германии. В апреле 1935 г. У. Додд в очередной раз отмечал: «Генералы рейхсвера требуют заключения договора с Россией именно теперь, когда Франция понемногу сближается с Советским Союзом. Такова единственная возможность ликвидировать окружение Германии, создаваемое Францией, Англией и Италией. Гитлер сильно обеспокоен и очень боится вести переговоры с Россией – единственным своим врагом, с которым он предпочел бы никогда не иметь дела. Однако, как говорит Рейхенау, он сказал одному из представителей рейхсвера: «Что ж, ради Германии я готов заключить договор с самим дьяволом» [529].

29 марта 1935 г. состоялся весьма примечательный разговор Сталина с Иденом:

«Иден: Как вы себе мыслите пакт взаимной помощи – с Германией или без Германии?

Сталин: С Германией, конечно, с Германией… Мы хотим жить с Германией в дружеских отношениях. Германцы – великий и храбрый народ. Этот народ нельзя было долго удерживать в цепях Версальского договора… Повторяю, такой великий народ, как германцы, должен был вырваться из цепей Версаля. Однако формы и обстоятельства этого освобождения таковы, что способны вызвать у нас серьезную тревогу… Страховкой является Восточный пакт, конечно, с Германией, если к тому имеется какая-то возможность. Вот вы, господин Иден, только что были в Берлине, каковы ваши впечатления?

Иден: Я ответил бы на этот вопрос одним английским изречением: я удовлетворен, но не обрадован… Да, Гитлер (еще) заявлял, что он очень обеспокоен могуществом вашей Красной армии и угрозой нападения на него с востока.

Сталин: А знаете ли вы, что одновременно германское правительство согласилось нам поставлять в счет займа такие продукты, о которых как-то даже неловко открыто говорить, – вооружение, химию и т. д.

Иден: Как? Неужели германское правительство согласилось поставлять оружие для вашей Красной армии?

Сталин: Да, согласилось, и мы, вероятно, в ближайшее время подпишем договор о займе.

Иден: Это поразительно. Такое поведение не свидетельствует в пользу искренности Гитлера, когда он говорит другим о военной угрозе со стороны СССР…» [530]

В июле 1935 г. Сталин настойчиво пытался улучшить советско-германские отношения. Путь предлагал посол в Германии Суриц: «Единственным средством смягчения антисоветского курса является заинтересованность Германии в установлении нормальных экономических отношений с нами. Нам, по-видимому, ничего другого действительно не остается, как терпеливо выжидать и продолжать усиливать и развивать нашу экономическую работу. Усиление ее на базе последних предложений Шахта выгодно обеим сторонам…» [531].

Вскоре после прихода Гитлера к власти начал осуществляться план по замене нескольких стратегически важных видов сырья на синтетические аналоги: с целью превращения рейха в государство, способное обходиться без импорта отдельных видов сырья и продовольствия. В нацистской Германии за счет масштабных государственных инвестиций в химическую промышленность было развернуто производство синтетического каучука и синтетического бензина.

Документы дают основания «разрушить» образ Германии как страны, испытывавшей тотальную нехватку всех видов природных ресурсов. Полное обеспечение внутренних потребностей углем к середине 30-х гг. позволяло тратить большие объемы этого топлива на производство синтетического горючего. Кроме того, ситуация значительно изменилась по сравнению с периодом после Первой мировой войны, не в последнюю очередь благодаря прогрессу в сфере разработки технических средств ведения войны. В отличие от СССР, Германия не только покрывала свои потребности в алюминии и магнии, но даже имела возможность экспортировать эти важнейшие для авиапромышленности материалы.

В 1930-1940-х гг. авиация стала одним из важнейших инструментов ведения войны. Природные ресурсы Германии создавали все возможности для производства высококачественных боевых самолетов. И терроризировавшие впоследствии европейские города «хейнкели», и ставшие символом блицкрига пикирующие бомбардировщики «Ю-87», «Штука» и «Мессершмиты» были построены из «крылатого металла».

Следует указать, что в Советском Союзе нехватка месторождений бокситов привела к широкому использованию дерева в качестве материала для производства самолетов. Пример тому – знаменитый У-2, с которым СССР вошел в Великую Отечественную войну.

Цельнометаллические немецкие самолеты обладали несомненными преимуществами перед советскими машинами, в конструкции которых базовым материалом являлось дерево. Попадание 20 мм снаряда авиапушки в металлическое крыло не приводило к повреждениям, грозящим разрушением всей конструкции. Для деревянного же крыла отечественного самолета времен войны такое же попадание было чревато весьма серьезными последствиями. Оно оказывалось тяжелее сопоставимого по прочности металлического, в условиях военного времени было тяжело выдерживать его геометрию и качество отделки [532]. Все эти факторы сыграли свою роль в воздушной войне на Восточном фронте во время Великой Отечественной.

Немецкие же конструкторы могли позволить себе использование алюминиевых сплавов не только в самолетостроении, но даже заменять ими сталь в лафетах орудий и производить из «крылатого металла» массивные понтоны для строительства наплавных мостов.

Законодательные основы для «упорядочения» снабжения сырьем и рационирования предметов потребления были созданы нацистским правительством уже в 1934 г. 22 марта 1934 г. был издан закон о сделках по промышленному сырью и полуфабрикатам, которые были важны для промышленного производства. Главной целью закона было регулирование импорта и экспорта [533].

4 сентября 1934 г. этот закон был заменен «Распоряжением о товарном обращении». Ограничение регламентации товарного обращения одним промышленным сырьем и полуфабрикатами было отменено. Отныне все товары в сфере промышленности, продовольственного снабжения, сельского и лесного хозяйства на пути от производителя к потребителю контролировались фашистскими властями.

Как «упорядочение» сырьевого обращения, так и рационирование продуктов потребления возникли одновременно с процессом милитаризации экономики в фашистской Германии и явились его следствием. Обе меры наряду с государственными заказами на вооружение обеспечивали в области товарного обращения перераспределение капитала в пользу форсированного развития военной экономики монополий.

Достижение этой цели состояло в том, чтобы в первую очередь удовлетворить огромный спрос военной промышленности и таким образом помочь монополистам присвоить огромные прибыли, полученные на гонке вооружений. (На это, в частности, обращал внимание и Совет Лиги Наций, принявший соответствующий меморандум 9 апреля 1935 г.) Это осуществлялось за счет менее важных в военном отношении отраслей промышленности, которые либо в недостаточном количестве снабжались сырьем, либо вообще не получали его. В результате их производство переживало застой или свертывалось. Это ограничивало накопление капитала в данных отраслях промышленности и тем самым высвобождало капитал, который тем или иным способом отнимался у владельца и передавался монополиям для развития военной промышленности. Так, к примеру, средний капитал акционерных обществ за период с 1933 по 1942 г. вырос с 2,3 млн до почти 5,4 млн марок [534].

От «упорядочения» снабжения сырьем особенно пострадали ремесленники, мелкие и средние капиталисты. В период с 1933 по 1939 г., по статистическим данным, обанкротилось или было принудительно закрыто 700 тыс. ремесленных предприятий [535]. С началом войны, а особенно с введением «тотальной мобилизации» ликвидации подверглись еще сотни тысяч мелких и средних фирм. Газета «Франкфуртер цайтунг» была вынуждена тогда сделать следующее признание:

«Нельзя отрицать, что закрытие предприятий является для их владельцев чрезвычайно тяжелой жертвой. Не только сами владельцы, но и помещения предприятий, наличные запасы товаров, орудия производства и все остальное передается для использования по другому назначению. Контингенты рабочей силы и круг клиентуры, завоеванный нередко ценой больших многолетних усилий, оказываются в распоряжении других предприятий. Необходимо со всей определенностью подчеркнуть, что подобного рода мероприятия означают чрезвычайно далеко идущее вмешательство…» [536].

Что касается рационирования предметов потребления, то оно явилось следствием принудительного ограничения накопления капитала в легкой промышленности в пользу военной промышленности. Тем самым было сокращено предложение предметов массового потребления по сравнению со спросом. Цены начали ползти вверх, а уровень жизни понизился.

Несмотря на усилия по переходу на искусственное сырье, зависимость Германии от импорта иностранного сырья и продовольствия привела к тому, что в ходе милитаризации экономики, начатой непосредственно после установления нацистской диктатуры, в области внешней торговли был принят ряд мер специфически государственно-монополистического характера. Следует иметь в виду, что в 1933 г., когда была установлена фашистская диктатура, эта сфера находилась в катастрофическом положении. Мировой экономический кризис 1929–1933 гг. привел к почти полному ее параличу. Отягчающим обстоятельством являлось и то, что Германии пришлось фактически объявить банкротство перед своими иностранными кредиторами.

Важнейшим фактором в этом отношении была трата валюты на скупку иностранных долгов крупных немецких монополий. Отрицательно сказалось на германской внешней торговле преследование евреев в Германии, ибо в ответ на это в целом ряде стран начался бойкот немецких товаров.

Осознание того, что достижение Германией положения мировой державы возможно лишь при условии захвата российского экономического пространства, главным образом определило принятие решения, подготовку и проведение плана «Барбаросса». Никогда прежде экономические цели не оказывали столь большого влияния на планирование войны [537].

Проекты индустриализации первого сталинского пятилетнего плана расценивались в Германии отнюдь не как доказательство эффективности коммунистической экономической системы, а как ошибочные инвестиции гигантских размеров. Предприниматели, по оценкам западных ученых, испытывали значительную «усталость от России», а сторонники делового сотрудничества с СССР в кругах политики и бюрократии с конца 20-х гг. все более оттеснялись на задний план [538].

Поездки в Советский Союз групп ведущих германских промышленников в начале 30-х гг. приносили лишь незначительные результаты. Они хоть и способствовали получению личных впечатлений 0 возможностях развития страны и ее ресурсах, но мнения относительно германского участия в ее экономике разделились. В то время как одни хотели бы видеть в экспортных возможностях, в первую очередь в машиностроении, шанс выживания для Германии, большинство осталось настроено скептически, а то и враждебно в отношении индустриализации России. Для этого раскола среди экономической элиты, с одной стороны, был характерен краткосрочный экспортный бум в немногих отраслях промышленности, а с другой – слухи о разрушительном демпинге ответных советских поставок в сельскохозяйственной области [539].

Установление национал-социалистической диктатуры в Германии, как упоминалось, привело к радикальным переменам в экономической и торговой политике. Интересы экспортной и инвестиционной промышленности, занятой до сих пор делами с Востоком, а также крупных ведущих банков обратились к вооружению и в возрастающем объеме развивались в направлении автаркии в рамках расширенного крупномасштабного экономического пространства [540]. Торговля с Россией быстро сократилась. Если в «эпоху Рапалло» политика подталкивала экономику к вовлечению в сотрудничество с Россией, то с 1933 г. политические установки в отношении Москвы стали враждебными. Попытка Я. Шахта, национал-консервативного министра экономики до 1938 г., удерживать внешнеэкономическую политику в стороне от политико-идеологических трений провалилась вследствие протеста Гитлера [541].

Лишь немногие лидеры германской экономики после прихода к власти Гитлера сохранили свое положительное представление о России времен Рапалльского договора. К ним принадлежал деятель авиапромышленности Г. Юнкере. В качестве первопроходца сотрудничества с нашей страной при строительстве авиазаводов и в развитии гражданского воздушного флота в Советской России он вначале получал поддержку со стороны рейхсвера, но затем она была прекращена в результате громкого конфликта. Юнкере умер в 1935 г., а уже два года спустя в цехах его завода в Дессау строились бомбардировщики для «воздушного блицкрига».

В предложениях по дальнейшему развертыванию вооружений, направленных Гитлеру в 1936 г. одним из влиятельнейших представителей тяжелой индустрии Г. Рехлингом, принципиальное положение о «категорической враждебности по отношению к Советскому Союзу» было зафиксировано открыто, без эвфемизмов [542]. Для одного из виднейших деятелей крупной промышленности, председателя наблюдательного совета концерна «ИГ Фарбен» и руководителя имперского ведомства экономического развития К. Крауха Россия также находилась в центре внимания, о чем свидетельствуют «Памятные записки», которые по его указанию готовились для Гитлера и Геринга в канун Второй мировой войны. Политические соображения в них играли меньшую роль, чем экономико-стратегические выводы с учетом предстоящей войны в условиях блокады. По мнению Крауха, которое совпало с оценкой большинства немецких экономических экспертов того времени, захват ресурсов России являл собой непременное условие для успешного ведения войны Германией [543].

Несмотря на значительные успехи советского народного хозяйства, достигнутые за две первые пятилетки, СССР был недостаточно развит в сфере наукоемких, высокотехнологических отраслей экономики. (К ним традиционно относятся такие отрасли промышленности, как оптическая, химическая, авиационная, точное машиностроение, производство электро– и радиооборудования и прочие.) Качество производимой в СССР промышленной продукции далеко не всегда удовлетворяло потребителей.

Технологический прорыв мог бы быть осуществлен в равной мере как за счет развития отечественных науки и технического производства, так и за счет заимствования высоких технологий у ведущих капиталистических стран. Последнее обстоятельство учитывалось немецкой стороной в ее экономической политике по отношению к СССР.

В закрытом докладе «Русского комитета германской экономики», подготовленном в октябре 1935 г., отмечалось:

«Под давлением необходимости русская тяжелая промышленность…будет вынуждена в ближайшее время импортировать высококачественные германские изделия, которые высоко ценятся Советами» [544].

В докладе раскрывались и причины такой зависимости СССР:

«Освоение и копирование типов конструкций, имеющихся на мировом рынке, а затем дальнейшее усовершенствование их» – эти слова являются руководящими для отечественного машиностроения. «Основная тенденция советской экономической политики состоит в том, чтобы ввозить стандартные типы заграничных станков с целью точного копирования и изготовления их на советских заводах» [545].

Торговый представитель СССР в Германии Канделаки подтверждал, что в 1935–1936 гг. большинство объектов германской промышленности заказывалось в одном экземпляре, как образцы для изучения и возможного копирования. Немецкие поставки, резко сократившись по сравнению с «рапалльским периодом», по своей сути теряли инвестиционное значение и большей частью фактически только информировали о состоянии германских технологий. По данным советской таможенной статистики и НКВТ, подобная тенденция отбора оборудования сохранилась вплоть до начала 1940 г.

До 1935 г. экспорт германской высокотехнологической продукции был минимален. Тем не менее, несмотря на существовавшие трудности политического характера, советским техническим специалистам в определенной мере удалось познакомиться со многими интересующими их вопросами. Для этого применялись самые различные способы: направление в Германию представителей для изучения соответствующих отраслей производства и подписание контрактов на поставку отдельных образцов, заключение лицензионных договоров и соглашений об оказании технической помощи, а также использование «неофициальных» каналов для получения тех видов оборудования, которые немецкая сторона не желала продавать СССР.

Некоторые германские фирмы были настроены достаточно доброжелательно к сотрудничеству с советскими организациями. Так, в ответ на просьбу уполномоченного наркомата тяжелой промышленности при торгпредстве СССР в Германии от 2 января 1934 г. допустить двух советских инженеров к посещению заводов фирмы «Адам Опель», немедленно был получен положительный ответ. «…Мы охотно готовы…показывать наш труд. Мы делаем это во многом для того, чтобы показать Вашим господам, как это происходит у нас в действительности, особенно после того как мы заметили, к сожалению, что в сообщениях русских газет о немецких автомобильных заводах пишется некорректное и не соответствующее действительности» [546].

В 1933–1934 гг. в Германии побывали конструкторы-моторостроители Харьковского паровозостроительного завода, занимавшиеся разработкой нового танкового двигателя. С немецкими техническими достижениями в этой области ознакомились Я. Е. Вихман и К. Ф. Челпан. А. А. Микулин изучал производство фирмы «БМВ» в сравнении с разработками «Роллс-Ройса», «Испано-Сюизы» и «Фиата». В результате этой работы была закуплена лицензия на производство в СССР двигателя «БМВ» мощностью в 500 л. с. Уже в 1934 г. было развернуто производство среднего танка Т-28 с мотором этого типа [547]. Германскую авиационную промышленность осенью 1934 г. изучал начальник Главного управления Гражданского воздушного флота И. Ф. Ткачев.

Советские специалисты исследовали прокатку стальной проволоки на заводах Круппа, о чем они составили подробный отчет с указанием технологических особенностей производства и объемах используемых ресурсов. В сопроводительной записке к отчету указывалось, что этот документ «…представляет собой практическую ценность для наших проволочно-прокатных заводов как описание и сравнение работы заграничных заводов с нашими в смысле оборудования, производительности и себестоимости…Некоторые виды конструкций могут быть использованы для применения в наших условиях» [548].

К середине 30-х гг. перед Советским Союзом встала проблема производства судовой брони, необходимой для строительства крупнотоннажного военно-морского флота. Требовалось создать большие производственные мощности, освоить и наладить технологию. Так, для изготовления одной готовой броневой плиты весом около 70 тонн для линкора необходимо было отлить стальной слиток весом более полутораста тонн, после чего надо было эти слитки ковать при помощи прессов мощностью до 15 тыс. тонн. Советский Союз не обладал техникой, необходимой для отливки и ковки таких крупных слитков, не имел таких мощных прессов. Для изучения немецкого опыта производства стальной брони военного назначения в 1936 г. в Германию была откомандирована группа советских специалистов под руководством И. Ф. Тевосяна [549].

9 апреля 1935 г. было подписано «Соглашение между правительством СССР и правительством Германии о дополнительных заказах СССР в Германии и финансировании этих заказов Германией». Под гарантию правительства рейха должны были размещаться соответствующие заказы советского правительства на 200 млн рейхсмарок в ряде германских фирм. Эти заказы должны были иметь только инвестиционный характер, представляя собой оборудование для фабрик, машины, аппараты, изделия электропромышленности, оборудование нефтяной и химической индустрии, транспортные средства, оборудование лабораторий и т. д. Сюда же входила и техническая помощь. По этому кредиту СССР получил из Германии заводского оборудования и других товаров на 151,2 млн марок. В 1936 г. Советский Союз закупил у Германии почти 56 % от всего своего импорта станков [550]. (В 1941 г. наступал срок погашения этого кредита, однако в связи с начавшейся Великой Отечественной войной советской стороной он не был оплачен.)

В январе 1936 г. Гитлер наложил вето на экспорт вооружений в Советский Союз, но уже осенью оно было снято [551]. Можно утверждать, что и в период своего действия оно носило достаточно формальный характер. Так, изделия, поставляемые предприятиями Карла Цейсса не были непосредственно военными устройствами, но могли быть использованы в военных целях. Следовательно, экспорт продукции военного назначения мог быть разрешен и ранее конца 1936 г., согласно договору 1935 г. Кроме того, в связи с государственными постановлениями к особому договору о 200-миллионном кредите, уже в феврале 1936 г. между предприятием Карла Цейсса и Советским Союзом был заключен договор о поставке дальномеров и перископов на сумму около 1,9 млн рейхсмарок. Поставки были эшелонированы между июнем 1937 и июнем 1938 гг. [552].

Однако для 1933–1938 гг. были характерны запреты на отправку немецких товаров за границу, если это «не отвечало интересам немецкого народа». И в марте 1937 г., вопреки выданному разрешению на экспорт, имперское военное министерство требовало от фирмы Карла Цейсса отказаться от поставки дальномеров в Советский Союз. Представителям концерна пришлось добиваться разрешения выполнить свои обязательства перед советскими партнерами, отмечая различия между дальномерами, поставляемыми в Советский Союз и изготовляемыми для нужд вермахта [553].

Наличие государственных гарантированных кредитов по экспорту из Германии в Советский Союз оказывало положительное влияние на импорт СССР из этой страны. По данным Исторического архива Круппа, за 1936, 1937 и 1938 гг., его фирма продала СССР товаров военного характера на сумму соответственно в 3,5, 0,3 и 1,3 млн марок [554].

В 1933–1938 гг. советско-германские торгово-экономические отношения основывались на ежегодно пролонгируемых торговых соглашениях. В этот период Советский Союз и Германия определялись с экономическим и политическим курсами в отношении друг друга. Если в 1933 г. и, частично, в 1934 г. Германия придерживалась тактики «внешнеэкономической осторожности», то позднее автаркические тенденции германской экономики сильно изменили традиционные торговые связи двух стран. В то же время, если в 1933 и 1934 гг. СССР, имевший огромное отрицательное сальдо в торгово-экономических отношениях с Германией, был заинтересован в расширении своего экспорта в эту страну, то после погашения этой задолженности уже Третий рейх был вынужден предпринимать меры для сохранения и увеличения советских поставок [555]. За период с 1933 по 1938 г. удельный вес Германии в товарообороте Советского Союза сократился в 5 раз [556]. Среди причин его резкого сокращения нарком внешней торговли А. П. Розенгольц в мае 1937 г. указывал, что при заказе высокотехнологичного оборудования советские импортные объединения «не всегда имеют возможность получить наиболее совершенные в техническом отношении объекты». Нарком утверждал также, что «возникали препятствия к исполнению заключенных договоров о поставках в СССР» [557].

Используя современные немецкие технологии, СССР в значительной степени компенсировал нехватку собственного высокотехнологического оборудования, научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок. На переговорах с Германией на государственном уровне советская сторона постоянно требовала тесного научного и экономического сотрудничества с такими высокотехнологичными фирмами, как «ИГ Фарбен», «Карл Цейсс», «Сименс» и другие. По абсолютному объему, особенно в 1935 и 1938 гг., закупки продукции этих компаний были относительно невелики. Однако их значение для технического оснащения советской экономики, а также для вооруженных сил было весьма существенным.

Советское руководство, оказавшись под угрозой прямой германской агрессии, а также придя к выводу о несоответствии экономических возможностей нашей страны потребностям современной войны, пошло на улучшение отношений с нацистским руководством. Этому способствовал номинальный отказ обоих государств от экспорта своих идеологий и прекращение пропагандистской борьбы.

Благодаря этому стало возможным заключение известных договоров и конфиденциальных соглашений августа – сентября 1939 г. Экономика Советского Союза по-прежнему испытывала острый недостаток в передовых технологиях и высокопроизводительном оборудовании. Так, в «Техно-экономическом анализе импорта металлорежущих станков за 1932–1938 гг.» были определены виды оборудования, потребность в которых для наркомата тяжелой промышленности была высока, а производство их в СССР было не развито совсем или было недостаточным по количеству. «…Тяжелые токарные станки, лоботокарные, продольно-строгальные, крупные зуборезные станки и расточные необходимых размеров вовсе не изготавливаются. Кругло-шлифовальные, карусельные и вальцетокарные станки изготовляются единицами. Рассчитывать на более или менее удовлетворительное отечественное снабжение этими станками тяжелой промышленности на ближайшие 2–3 года не приходится» [558]. Далее прямо говорилось, что «…потребность в этих видах станков может быть удовлетворена в 1939 и отчасти в 1940 г. в основном за счет импорта… ибо организация и освоение производства названных выше станков в лучшем случае потребует не менее двух лет» [559]. Советский Союз намеревался использовать намечавшееся сближение с Германией, прежде всего, для удовлетворения потребностей своей экономики в высокотехнологичном оборудовании. В постановлении Политбюро ЦК ВКП (б) от 21 января 1939 г. за № 67/182 говорилось: «Обязать тт. Микояна, Кагановича Л. М., Кагановича М. М., Тевосяна, Сергеева, Ванникова и Львова [560]к 24 января 1939 года представить список абсолютно необходимых станков и других видов оборудования, могущих быть заказанными по германскому кредиту» [561].

В мае 1939 г. германское правительство согласилось на выполнение заводом «Шкода» советских заказов военного назначения [562], из германской прессы исчезла антисоветская пропаганда, таким образом сложилась благоприятная обстановка для советско-германских торгово-экономических переговоров. В Германию была отправлена специальная комиссия во главе с наркомом черной металлургии И. Ф. Тевосяном для выяснения экспортных мощностей германской промышленности и отбора качественной продукции. С 25 октября по 15 ноября 1939 г. 48 ее членов побывали на крупнейших германских предприятиях: заводах, судоверфях, полигонах. Они ознакомились с производством, оборудованием, управленческими отношениями [563]. Технологии и организация производства, с которыми ознакомилась комиссия в Германии, удостоились высокой оценки советских инженеров. К примеру, по мнению известного авиаконструктора H. Н. Поликарпова, высказанному им на заседании Технического совета народного комиссариата авиационной промышленности (НКАП) 27 декабря 1939 г., «…германское самолетостроение шагнуло весьма далеко и вышло на первое место мировой авиационной промышленности» [564]. В выступлении H. Н. Поликарпова утверждалось, что определенность доктрины, разработанной на длительное время, давала возможность фирмам и конструкторам очень серьезно заниматься исследовательскими работами, «потому что такие исследовательские работы, очень дорого стоящие, проведенные для разрешения длительного плана опытных работ, конечно, окупятся… Авиационное министерство прорабатывает планы опытного строительства, утверждает их и дает отдельным фирмам на разработку и осуществление. Как правило, эти планы даются на 2–3 года вперед. Такая постановка вопроса позволяет конструкторам продумать данную тему, заблаговременно проработать те или другие исследовательские работы и с этим научным багажом приступать к поставленной задаче». [565]Кроме того, он упомянул, что в авиационную промышленность Германии вкладывались огромные суммы, что привело к развитию как производства, так и научно-экспериментальной базы.

Особо отмечалась и система взаимодействия структур военного ведомства и производителей и разработчиков машин: «…Научно-исследовательский институт военно-воздушных сил предъявляет технические требования и дает их фирме. Эскизный проект никем не утверждается, утверждается только макет. Никакой приемки и осмотра машины во время поставки со стороны военведа не ведется, имеется только выделенный инженер от НИИ УВВС, который еженедельно посещает данный завод и знакомится с состоянием завода. Военное ведомство, принимающее ее серийную машину, не имеет отношения к опытному строительству» [566].

Другой член комиссии А. С. Яковлев на том же заседании обратил внимание на отличную организацию научно-исследовательской работы в Германии и недостатки деятельности форпоста советской авиационной науки – ЦАГИ. Среди немецких преимуществ он назвал такие элементы, как индивидуальные конструкторские лаборатории прочности и вибрации, аэродинамические и дымовые трубы, имевшиеся у германских специалистов и рационализирующие их работу. Он выступал за расширение номенклатуры материалов, деталей, механизмов и систем, необходимых для конструирования, а также за их постоянное совершенствование. Им были названы такие особенности немецкой авиационной промышленности, как унифицированность деталей, специфика применения норм прочности, системы рассредоточения производства и внутриотраслевого обмена технологиями [567]. Поездки в Германию, пополнившие представление советских специалистов о немецкой авиации и авиапромышленности, привели их к важным выводам: немцы имеют значительно более мощную авиапромышленность, чем СССР, и могут еще расширить производство авиационной техники [568].

Кроме промышленного оборудования, СССР закупал новейшие образцы немецкой техники. До 22 июня 1941 г. немцами было поставлено 30 новейших самолетов – целый авиационный полк. Эти самолеты представляли собой типичные машины, стоящие на вооружении у «Люфтваффе», и вместе с другим «специальным оборудованием» тщательно изучались советскими инженерами.

«Заимствование» немецких технологий СССР носило интенсивный характер и происходило путем передачи вещественных элементов, документации, обучения, командирования персонала и т. п. Советский Союз вел активное изучение немецких «высоких технологий» и широко использовал их для развития своей экономики и обороноспособности. Наиболее ярко это просматривается в области самолетостроения [569].

В отчете НИИ ВВС отмечалась такая характерная особенность всех немецких самолетов, как максимальное облегчение их эксплуатации в полевых условиях и удобства выполнения боевых заданий. С этой целью в конструкции самолета предусматривался ряд автоматов, облегчающих работу летчика. Второй неотъемлемой особенностью немецких самолетов было широкое внедрение стандартных образцов вооружения, спецоборудования, агрегатов винтомоторной группы, деталей самолета и материалов. Эти мероприятия приводили к значительному упрощению проектирования опытных самолетов, их эксплуатации, снабжения запчастями и обучения летно-технического состава ВВС.

Все немецкие самолеты резко отличались от советских большими запасами устойчивости. Это значительно повышало безопасность полета, прочность самолета, упрощало технику его пилотирования и освоения строевыми летчиками низкой квалификации. Типичным являлось и то, что все боевые немецкие самолеты имели значительное количество литых деталей из магниевых сплавов, причем эти сплавы были широко применены в высоконагруженных силовых элементах конструкции самолета и мотора. Положительную оценку заслужили устройство механизации крыла, схема расположения оружия, пилотажно-навигационное и радиосвязное оборудование и т. п. [570]. Были предприняты шаги по внедрению некоторых немецких технических решений в советскую авиапромышленность. Так, важным было освоение производства на заводе № 213 в Москве автомата ввода и вывода самолета из пикирования, установленного на Ju-88. Эти устройства впоследствии были применены на советских самолетах СБ и Пе-2. Прогрессивным оказалось и применение фибровых протестированных бензобаков вместо металлических сварных. Было изготовлено 100 облегченных баков для СБ-30 – для Су-2 и столько же – для Як-1 [571].

Подобное стремление использовать германские высокие технологии было характерно и для других областей советской промышленности. Немецкие разработки применялись в сфере производства вооружений и боеприпасов, машиностроении и оптики, химии и металлургии. Закупаемые в Германии высокотехнологичные изделия подвергались скрупулезной экспертизе в СССР. Кроме того, советские инженеры совмещали обязанности приемщиков изготовленной по советским заказам продукции с практическим изучением технологических процессов на немецких заводах.

Из Германии СССР получил разработанные на основе передовых достижений науки и техники технологические и производственные образцы современных машин, механизмов и инструментов. На условиях лицензионных соглашений (а иногда и без таковых) наша страна имела возможность использования изобретений и соответствующей технической документации. Советский Союз получил своевременную техническую помощь и инжиниринговые услуги. Ему поставлялись машины и различное промышленное оборудование. Управленческий состав советской экономики смог познакомиться с менеджментом и особенностями хозяйства Германии.

Благодаря этому фактору СССР экономил огромные средства на разработку аналогов высоких технологий собственными силами. Среди них: время, материальные ресурсы, затрачиваемые на содержание научно-технических комплексов, интеллектуальный, научно-технический потенциал, людской персонал.

В результате применения высоких технологий, импортированных из Германии, резко увеличивалась производительность персонала, увеличивался удельный вес продукции на единицу рабочей площади цеха, и, следовательно, освобождалось значительное количество людских и временных ресурсов.

Исходя из анализа номенклатуры и объема поставок германских товаров в Советский Союз, можно утверждать, что в 1933–1937 гг. эти сделки носили инвестиционный характер, так как имели форму долгосрочных вложений производительного капитала в промышленность и другие отрасли экономики. Однако учитывая, что в 1935, 1938 и 1939 гг. немецкое оборудование заказывалось советскими внешнеторговыми организациями, как правило, в единичных экземплярах, можно говорить только об информационном характере германских поставок в эти годы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.