Велосипедомания на службе феминизма

Велосипедомания на службе феминизма

Для современников, которые, как Октав Юзанн, с беспокойством наблюдают за развитием нравов, спортивная одежда является объективным союзником движения за эмансипацию женщин:

Любой спорт для современной парижанки становится приемлемым предлогом для того, чтобы переодеться в одежду противоположного пола, а не для физических упражнений: не будет амазонки — не будет она скакать на лошади. Уберите специальный костюм для занятий греблей, для велосипеда, для охоты, для фехтования — и женский спорт умрет{410}.

Он с сожалением говорит о том, что «в большинстве современных видов спорта, надо сказать, огромное количество позерства, даже в спорте, связанном с путешествиями»{411}. Действительно, в конце XIX века среди женщин из состоятельных кругов отмечается рост популярности таких видов спорта, как альпинизм, фехтование, катание на коньках, гольф, теннис, яхтенный или велосипедный спорт. Конный спорт уже давно допустим, хотя его по-прежнему с осуждением считают предлогом для того, чтобы присвоить себе мужскую идентичность{412}… Вестиментарные трансгрессии также возможны со времен Второй империи благодаря катанию на лодке. Об этом свидетельствуют рисунки Дамуретта, опубликованные в Petit Journal pour rire (1863), и рисунки Поля Адоля — в Vie parisienne (1864), на которых создан образ женщины в брюках — шаловливого и милого ребенка, которая с наслаждением катается на лодке. Это занятие было широко распространено во второй половине XIX века и ассоциировалось с посещением загородных ресторанчиков{413}. Поль Адоль, сам заядлый гребец, без грубости и зла подсмеивается над распространенностью этого занятия среди женщин, публикуя свои советы, предназначенные для воображаемого «Клуба Кокотт». В статье 4 описывается костюм: красная блузка («гарибальди»), обшитая белым сутажом, и белые брюки с красной каймой, мягкие сапожки, непромокаемая шляпка, белая спортивная куртка. Октав Юзанн жестко настроен по отношению к любительницам водного спорта, которые придают себе «лихой и свободный вид» с помощью причудливой одежды, белых или синих костюмов с украшениями и золотыми пуговицами, морскими кепками и матросскими беретами. Кто эти женщины? «Много англо-американских, славянских или левантинских космополиток, еще больше тех, кто не соблюдает законов общества»{414}. Что касается спорта, связанного с путешествиями, из списка Юзанна, то все больше современников с удивлением наблюдали за тем, как стало расти число женщин-путешественниц, особенно после 1850 года, когда новые виды транспорта облегчили перемещение в пространстве{415}. Местом для приключений служили также колонии{416}. Хотя определенная культура путешествий возникает и среди молодых женщин из числа буржуа, она никак не связана с освоением новых мест. Как замечает Мишель Перро, над перемещениями женщин всегда висит подозрение{417}. Связь между женщиной и транспортом, очевидно, является одним из самых сильных образов свободы, который многозначнее простой свободы передвижения…

К концу XIX века велосипед становится общедоступным и сразу на нескольких уровнях вызывает дискуссии об эмансипации женщин{418}. Историк Кристофер Томсон, интересовавшийся «велосипедистками» как «третьим полом», отмечает двойную — одновременно вестиментарную и сексуальную — революцию, происходящую в среде буржуа и мелких буржуа (учитывая стоимость велосипеда), а также среди городских жителей. В труде о мнении женщин по этому вопросу, вышедшем в 1896 году, он веским тоном говорит:

С уверенностью можно сказать, что развитие этого спорта заставило представительниц женского пола сделать важный шаг вперед на пути к освобождению и утверждению собственной личности. Но с уверенностью можно также сказать, что брюки или очень короткая юбка, относительно недавно открытые нашими cyclewomen, придают им доселе неизвестный вид… Эта революция в области костюма может иметь очень серьезные нравственные и интеллектуальные причины, и многие здравомыслящие люди полагают, что это важный эпизод «отвоевания женских прав». Впервые, когда закон не гарантирует мужчине монополию, женщина оспаривает у него самый что ни на есть мужской атрибут — брюки{419}.

По мнению Инес Гаш-Саррот, «раз женщина увидела в велосипеде прежде всего элемент освобождения, естественно, что, занимаясь этим спортом, она присвоила костюм своего компаньона, потому что до сегодняшнего дня только мужчина был свободным и потому что из своего костюма он сделал символ свободы»{420}. Это доброжелательное и либеральное мнение знаменитой женщины, реформировавшей корсет. В 1895 году Franc-Parleur констатирует: требования Лиги за освобождение женщин Эжени Потонье-Пьер и Мари-Роз Астье де Вальсейр удовлетворены{421}.

Однако политических и эстетических противников этому множество. По мнению Октава Юзанна, катание на велосипеде «грозит стать кратким поражением или даже настоящим переворотом в наших нравах <…>. Что касается костюмов, которые они [велосипедистки] демонстрируют, катаясь на этих скоростных машинах, то до нынешнего дня они казались нам несколько обезьяньими <…>. Конечно, бывают исключения из правил, и некоторые велосипедистки еще находят средство быть удивительно грациозными и убедительными, одевшись в кюлоты и тренировочную куртку, но большинство из них вовсе не бьют рекордов элегантности в этом чемпионате Франции»{422}. Те, кто любит крутить педали с обнаженными икрами, получают предупреждение: это «нечистая привычка, которая навсегда отвращает увидевшего их от желания есть телятину»{423}

Мнение женщин, считающихся эмансипированными, также порой вызывает удивление. Северен, враждебно настроенная по отношению к мужскому костюму, одобряет костюм велосипедистов; напротив, Луиза Аббема, которая маскулинизирует собственный костюм, считает эти новые широкие кюлоты уродливыми. Что касается Сары Бернар, то она не боится сообщить, что велосипед может заставить женщин отказаться от домашней жизни и от семьи{424}!

Уже в это время начинают постепенно появляться женщины-мальчики[56]. Само слово еще пока неизвестно, но оно вот-вот появится: «Вы знаете, как я осуждаю мальчишеские привычки и поведение», — пишет некая «парижанка», имея в виду женщин, «затянутых в их мальчишеские костюмы». «Юбка со складками теперь стала слишком тяжелой, восточные штаны — слишком неудобные, поэтому и ту и другие заменили на обтягивающие юолоты». Теперь, пишет она дальше, велосипедистки превратились в «женщин-мужчин», чье «мальчишеское поведение разрешено и даже поощряется благодаря костюму». «Говорят, что эта привычка свидетельствует о будущей тенденции и означает полное обновление женского костюма в наступившем веке <…>. Все то, что доселе было очарованием социальных отношений между двумя классами человечества, исчезнет»{425}.

Что касается мнения врачей, которое высказывается посредством десятков специализированных трудов и тысяч статей в прессе, то оно разделилось. Одни относятся к новшеству благосклонно и даже очень благосклонно. Другие полагают, что велосипед разрушает женские половые органы и поощряет женщин к «порочным»{426} практикам.

Джон Гранд-Картре совершенно правильно называет штаны велосипедиста «кюлотами». В то же время этот спор в чем-то опережает развитие самой одежды, отождествляя кюлоты и брюки и характеризуя ношение брюк женщиной как травестию. А антифеминисты любят пугать окружающих (и себя)… Преувеличение создает эффективный драматический эффект, когда оно играет на беспокойстве, которое действительно есть. При этом появление «новой женщины» во Франции вызывает любопытство зарубежной прессы. Так, по мнению Daily Telegraph, которое газета высказывает в 1894 году, большинство склоняется к тому, что велосипед обязательно будет способствовать созданию нового мужского костюма{427}. Вестиментарная реформа происходит и в соседних странах, и французская пресса редко избегает шовинизма в своих комментариях: по ее мнению, немцы, англичане и американцы заходят слишком далеко. Оценивая эту эволюцию на глобальном уровне, в 1912 году австрийская феминистка Роза Майредер утверждает, что «велосипед сделал для эмансипации женщины больше, чем все усилия женского феминистского движения вместе взятые»{428}.

Автомобиль не стал причиной такого количества потраченных чернил, меньше влиял на внешний вид и постепенно был принят велосипедистками{429}. Женщины за рулем борются с ветром и пылью с помощью больших меховых манто и кожаных кепок, которые не сразу дают определить их половую принадлежность. Во всяком случае, такие опасения иногда высказываются. И все издания — от Auto до Femina — сожалеют, что отсутствие элегантности у этих женщин, вызванное стремлением к комфорту, лишило их возможности быть кокетливыми.

Вождение становится для некоторых женщин и средством заработка — об этом свидетельствуют почтовые открытки Прекрасной эпохи с изображением женщин за рулем, которые переносят непогоду, кутаясь в широкий плащ, более или менее лишенный признаков мужской или женской одежды{430}. В 1906 году в префектуре парижской полиции экзамен на профессиональное вождение автомобиля сдали первые три женщины. Связь между вождением автомобиля и женской эмансипацией установить тем проще, что некоторые водительницы были активистками борьбы за права женщин. Первая женщина, получившая право на управление автомобилем (и первая, кого оштрафовали за превышение скорости), — это активная феминистка герцогиня д’Юзес (1847–1933), будущая почетная председательница Французского союза за избирательное право женщин. Среди других ее увлечений — лошади и псовая охота. В 1926 году она создаст Женский автомобильный клуб Франции, поскольку существующий Автомобильный клуб Франции не принимал женщин в свои ряды. Еще одна автомобилистка завоевывает себе имя как sportswoman — Камий дю Гаст (1868–1942). Камий также увлекается авиацией и конным спортом. Она участвовала в самых престижных автомобильных гонках и была активным деятелем Французской лиги прав женщин.