Глава 4 Мюнхенская Голгофа Чехословакии

Глава 4

Мюнхенская Голгофа Чехословакии

1.

Пакт Молотова-Риббентропа упоминается в книгах Суворова несчетное количество раз. В одном только «Ледоколе» — не менее тридцати упоминаний. А вот Мюнхенское соглашение сей пытливый исследователь вспомнил только два раза. Подчеркиваю — ТОЛЬКО ДВА РАЗА В ПЯТИ КНИГАХ. Оба раза — нехотя, как бы извиняясь. Когда речь идет про Риббентропа с Молотовым, наш сочинитель предельно категоричен — "этот пакт был ключом к началу Второй мировой войны" ("Самоубийство", глава "Кого бы нам повесить?"). Ну, а Мюнхен? А что Мюнхен? Мюнхенское соглашение Суворов тоже не одобряет. Но так по-доброму, с легкой укоризной: "Дипломатическая стратегия многих стран в 30-х годах сводилась к позиции: вы воюйте с Германией, а я постараюсь остаться в стороне. Мюнхен-38 — это яркий образец такой философии". ("Ледокол", глава "Отчего Сталин не верил Черчиллю?"). Ну, конечно, философия не очень хорошая, но даже непонятно, отчего понятие "Мюнхенский сговор" стало синонимом позора, символом подлого и самоубийственного предательства. Но ведь стало. Потому что в Мюнхене Англия и Франция, лидеры демократической Европы, предали и отдали на растерзание Гитлеру Чехословацкую республику своего верного, преданного и в военном отношении чрезвычайно полезного союзника.

2.

Я уже упоминал встречу французских и английских руководителей 29–30 ноября 1937 года, на которой британский премьер-министр Невилль Чемберлен предложил "обсудить обязательства Франции, вытекающие из союза с Чехословакией". Комментируя несколько странную постановку вопроса, Киссинджер уточняет: "такого рода мероприятия дипломаты устраивают тогда, когда ищут лазейки, чтобы уйти от выполнения собственных договорных обещаний". (Генри Киссинджер, «Дипломатия», стр. 276). И действительно: "Французский министр иностранных дел Дельбос ответил: "Этот договор [союзный договор между Францией и Чехословакией — В.З.] накладывает обязательства на Францию в том случае, если Чехословакия станет жертвой агрессии. Если же возникнет восстание среди немецкого населения и оно будет поддержано вооруженной интервенцией Германии, то договор обязывает Францию лишь в той степени, какая будет определена в зависимости от тяжести фактов".

Похоже, даже Генри Киссинджер, многоопытный дипломат, советник многих американских президентов, поработавший госсекретарем (министром иностранных дел) США, до сих пор, через столько десятков лет, никак не может понять, как можно было ТАК ставить проблему. Киссинджер недоумевает: "Дельбос не обсуждал геополитической важности Чехословакии или того, насколько подорвется вера во Францию, оставившую в беде своего союзника, у других стран Восточной Европы, независимость которых Париж обещал обеспечить. Вместо этого Дельбос подчеркивал, что французские обязательства могут быть как применимы, так и неприменимы к той единственно реально существующей угрозе — беспорядкам среди германского меньшинства в Чехословакии, поддержанным германскими вооруженными силами". (Там же, стр. 276–277).

Вскоре после этих высокомудрых разговоров Гитлеру была «скормлена» Австрия. Тем не менее, все еще обстояло не так уж и плохо. В конечном счете, и Рейнская область, и Австрия — это были немецкие земли, населенные немцами. Воссоединение ("Аншлюс") Гитлер проводил под лозунгом собирания всех немцев под одной крышей. Население воссоединенных территорий, по многочисленным свидетельствам, в большинстве своем искренне хотело «влиться» в единый Рейх. Совсем другое дело — Чехословакия. Маленькая республика, протянувшаяся узкой полоской через всю Центральную Европу, воссоединяться совсем не хотела. Население там было, главным образом, славянским — чехи, словаки, поляки, закарпатские русины. Кроме того, Чехословакия была, пожалуй, единственным из всех государств Центральной и Восточной Европы, которое можно было без особых натяжек назвать демократическим. Нравы Третьего рейха категорически не соответствовали представлениям граждан Чехословакии о том, как надо строить общественные отношения. Поэтому от Германии Чехословакия предусмотрительно отгородилась мощной линией укреплений, вполне сопоставимой с "линией Мажино". Продукция оружейных заводов «Шкода» славилась во всем мире. Чехословацкая армия была небольшой, но хорошо обученной и прекрасно вооруженной.

Правительство Франции еще со времен Клемансо прекрасно отдавало себе отчет в стратегическом значении "Чехословацкого бастиона" и рассматривало Чехословакию, как ключевое звено в цепи сопротивления потенциальной германской агрессии. Союз с Францией (а значит, и с союзной Франции Великобританией) гарантировал Чехословакии безусловную защиту. Кроме того, 2 мая 1935 года был подписан советско-французский договор о взаимной помощи, а 16 мая аналогичный советско-чехословацкий договор. Правда, в мощной системе союзов, казалось бы, надежно гарантирующих суверенитет и независимость Чехословакии, было несколько слабых звеньев. Главное из них заключалось в следующем: II статья советско-французского договора предусматривала, что, если СССР или Франция подвергнутся нападению со стороны какого-либо европейского государства, то они окажут "друг другу немедленную помощь и поддержку". ("Документы и материалы кануна второй мировой войны 1937–1939, т. 1. стр. 282). Однако военное соглашение, которое должно было жестко зафиксировать условия и характер вступления одного из союзников на помощь другому, так и не было подписано. Французы просто-напросто утратили интерес к конкретным переговорам. Министром иностранных дел Франции был в то время Пьер Лаваль, в недалеком будущем — лидер французских коллаборационистов, казненный после войны за измену. Лаваль откровенно заявлял: "Я подписываю франко-русский пакт для того, чтобы иметь больше преимуществ, когда я буду договариваться с Берлином". (Женевьева Табуи, "20 лет дипломатической борьбы", стр. 289). Тем не менее, дальнейшие события показали, что, если бы англичане и французы решились дать агрессору решительный отпор, договор был бы вполне эффективен. Однако события развивались совсем по другому сценарию.

Партия судетских немцев, напрямую руководившаяся из Берлина, наращивала демонстрации против "жестоких притеснений немецкого меньшинства". Геббельсовская пропаганда трубила о "чехословацких зверствах" против "мирного немецкого населения" и о "чехословацких провокациях" против "мирного Третьего рейха". В мае 1938 года ситуация подошла к самой грани кризиса, однако совместное дипломатическое выступление Англии и Франции на некоторое время охладило Гитлера. Однако, несмотря на вполне, казалось бы, благоприятный исход, выявились весьма странные обстоятельства. На переговорах в Лондоне 28 апреля английские руководители, в первую очередь премьер Чемберлен, ясно дали понять своим французским союзникам, что дипломатическая акция — это предел их союзнической верности и дальше этого они не пойдут. Кроме того, ценой совместной англо-французской декларации стал «компромисс» — совместное же обращение Парижа и Лондона к чехословацкому правительству с «просьбой» рассмотреть требования судетских немцев и решить эту проблему путем переговоров.

Под давлением Англии и Франции в июле чехословацкое правительство согласилось принять комиссию лорда Рансимена, назначенного осуществлять «посредничество» между Прагой и судетскими немцами. Вернувшись, лорд Рансимен в своих рекомендациях предлагал чисто английский способ решения проблемы — передать Судетскую область Германии. Но ведь именно через Судеты пролегала линия сверхмощной чехословацкой обороны! Благородного лорда такие мелочи не интересовали. Геббельсовская пропаганда неистовствовала, расписывая совсем уже фантастические «зверства», Гитлер громогласно объявлял, что не потерпит более «провокаций». В сентябре Европа вновь оказалась на грани войны.

3.

Еще раз напоминаю — во Франции вполне отдавали себе отчет в стратегическом значении Чехословакии. 9 сентября начальник Генерального штаба французской армии Гамелен составил для своего правительства записку, в которой довольно подробно освещал эту проблему: "Чехословакия — препятствие для "Drang nach Osten" [натиск на Восток (нем.)]. Оккупация Германской Богемии и Моравии привела бы к весьма значительному увеличению германского военного потенциала (захват заводов Шкода, заводов в Брно т. д.)…. Чехословацкая армия… — единственная армия в Центральной Европе, которая заслуживает наименования "армия Запада"; она располагает как подготовленным личным составом, так и современным вооружением, созданным на отечественной территории. Имея 17 пехотных дивизий, число которых может быть быстро удвоено, и 4 механизированные дивизии, она может вынудить ввести в действие на военном театре Богемия-Моравия минимум 15–20 германских дивизий…" ("Документы и материалы кануна второй мировой войны", т. 1, стр. 151).

Вероятнее всего, если не из верности долгу, то из простого чувства самосохранения Франция все-таки решилась бы на защиту своего союзника. Но тут вмешался "великий миротворец" — британский премьер Невилль Чемберлен. 15 сентября он лично прибыл на самолете в Германию побеседовать с Гитлером. После этого началась "челночная дипломатия": престарелый премьер мотался между Англией и Германией, с каждым разом принимая все новые требования фюрера.

Но был еще один фактор — Советский Союз. Тот самый Советский Союз, всевластный лидер которого Сталин, как утверждает Суворов, больше всего на свете стремился поскорей отдать Гитлеру всю Европу. 19 сентября президент Чехословакии Бенеш пригласил к себе советского полпреда Александровского. Бенеш сообщил, что англичане и французы внесли очередное "мирное предложение" о решении судето-немецкого вопроса путем прямой уступки Германии тех округов, в которых немцы составляют больше 50 % населения. «Предложение» сопровождалось подчеркиванием, что даже просто задержка чехословацкого правительства с ответом может привести к роковым последствиям. Бенеш заявил советскому полпреду, что Чехословакии не останется никакого другого выхода, как защищаться при всех условиях. Французскому правительству послан прямой запрос: обозначает ли «предложение», что Франция намерена отказаться от выполнения своих союзнических обязательств? В этой связи чехословацкий президент просил правительство СССР дать как можно быстрее ответ на следующие вопросы: 1. Окажет ли СССР согласно договору немедленную действительную помощь, если Франция останется верной и тоже окажет помощь. 2. В случае нападения Бенеш немедленно обратится телеграммой в совет Лиги наций с просьбой привести в действие ст. 16 и 17 (относительно экономических и военных санкций в отношении агрессора). В связи с этим просит помощи в Лиге наций и просит от Советского правительства такого же срочного ответа о том, поможет ли СССР в качестве члена Лиги наций на основании упомянутых статей. (Телеграмма полпреда СССР в Чехословакии С. С. Александровского в Наркомат иностранных дел СССР, "Документы и материалы кануна второй мировой войны", т. 1, стр. 151). Аналогичный запрос чехословацкое правительство передало в Наркоминдел СССР через свое посольство в Москве.

Уже 20 сентября советское правительство рассмотрело вопросы правительства Чехословакии и в тот же день передало официальный ответ: "На вопрос Бенеша, окажет ли СССР согласно договору немедленную и действительную помощь Чехословакии, если Франция останется ей верной и также окажет помощь, можете дать от имени правительства Советского Союза утвердительный ответ. Такой же утвердительный ответ можете дать и на другой вопрос Бенеша поможет ли СССР Чехословакии, как член Лиги наций, на основании ст. 16 и 17, если в случае нападения Германии Бенеш обратится в совет Лиги наций с просьбой о применении упомянутых статей". (Телеграмма заместителя наркома иностранных дел СССР В. П. Потемкина полпреду СССР в Чехословакии С. С. Александровскому, "Документы и материалы кануна второй мировой войны", т. 1, стр. 182). Более того, советское правительство предприняло вполне конкретные шаги, готовясь выполнить свои обязательства перед Чехословакией. Были приведены в боевую готовность части Белорусского особого и Калининского военных округов. В боевую готовность были приведены: 1 танковый корпус, 30 стрелковых и 10 кавалерийских дивизий, 7 танковых бригад, 1 мотострелковая бригада, 12 авиационных бригад, части ПВО и ряд других соединений. ("Документы и материалы кануна второй мировой войны", т. 1, стр. 285).

Сознавая ответственность нашего государства за грозящее рухнуть европейское равновесие, нарком иностранных дел Литвинов 21 сентября с трибуны Лиги наций сообщил и о запросе французского и чехословацкого правительств, и об ответе советского правительства. Литвинов предупреждал: "Избежать проблематической войны сегодня и получить верную и всеобъемлющую войну завтра, да еще ценою удовлетворения аппетитов ненасытных агрессоров и уничтожения и изуродования суверенных государств, не значит действовать в духе пакта Лиги наций". ("Документы и материалы кануна второй мировой войны", т. 1, стр. 287). С этим честным и предельно ясным прогнозом наркома был вполне солидарен Уинстон Черчилль — один из немногих британских политиков, сознававший страшную опасность набирающего силы гитлеризма. Черчилль писал: "Поистине поразительно, что это публичное и недвусмысленное заявление одной из величайших заинтересованных держав не оказало влияния на переговоры Чемберлена или на поведение Франции в данном кризисе. Мне приходилось слышать, что в силу географических условий Россия не имела возможности послать войска в Чехословакию и что помощь России в случае войны была бы ограничена скромной поддержкой с воздуха. Согласие Румынии, а также в меньшей степени Венгрии на пропуск русских войск через их территорию было, конечно, необходимо. Такого согласия вполне можно было бы добиться, по крайней мере, от Румынии… с помощью нажима и гарантий великого союза под эгидой Лиги Наций… В качестве фактора сохранения мира эти возможности оказали бы серьезное сдерживающее влияние на Гитлера… Советские предложения фактически игнорировали. Эти предложения не были использованы для влияния на Гитлера, к ним относились с равнодушием, чтобы не сказать презрением, которое запомнилось Сталину. События шли своим чередом так, будто Советской России не существовало". (Уинстон Черчилль, "Вторая мировая война", т. 1, стр. 144–145).

Что бы там ни писал гражданин Резун-Суворов о «вероломстве» Кремля и о «коварстве» лично товарища Сталина, якобы «подарившего» Гитлеру всю Европу, безусловным фактом является следующее: советское правительство было ЕДИНСТВЕННЫМ, последовательно и упорно боровшимся за нерушимость европейского равновесия всеми доступными дипломатическими мерами и готовым поддержать свою миролюбивую политику и защитить союзников силой оружия.

Голос советского правительства был полностью проигнорирован. В тот самый день, когда Литвинов выступал в женевском дворце Лиги наций (21 сентября), английский и французский послы в Чехословакии — Б. Ньютон и де Лакруа — посетили президента Бенеша. От имени своего правительства, связанного с Чехословакией союзническим договором, посол Франции де Лакруа заявил: "Французское правительство считает, что, отвергая предложения, Чехословакия берет на себя риск войны. Правительство Франции в этих обстоятельствах не сможет вступить в войну… Не настаивайте на своем ответе и подумайте о способе, как принять англо-французское предложение, что является единственной возможностью предотвратить непосредственную агрессию Германии". Отказ Англии и Франции защитить своего верного союзника не только означал, что англичане и французы не будут воевать с Гитлером. Это означало и блокирование механизма военных и экономических санкций Лиги Наций.

После очередного визита Чемберлена в Германию стороны, в конце концов, сошлись на «компромиссе» — по предложению Муссолини, руководители правительства Великобритании, Франции и Германии приняли решение 29 сентября собраться на конференцию, где и «обсудить» все вопросы. Местом конференции был избран Мюнхен. Представители Советского Союза на конференцию приглашены не были. Представителям Чехословакии Мастному и Массаржику было предложено обождать в приемной, пока «взрослые» решали судьбу их страны, их народа. Было бы несправедливо утверждать, что чехословаки вовсе не принимали участия в конференции. Когда Гитлер и Чемберлен при поддержке Дададье и Муссолини все решили, то Мастного и Масаржика пригласили и сообщили им "высочайшую волю" — Чехословакия должна была в течение нескольких дней передать Германии Судеты. То есть, отдать с таким трудом возведенную линию обороны и остаться беззащитной перед агрессором. Вообще-то лидеры четырех "великих держав" обязались еще гарантировать целостность оставшегося обрубка Чехословакии, но Гитлера это не смущало. Киссинджер пишет по этому поводу: "Великобритания и Франция тешили свою больную совесть, предложив гарантии тому, что осталось от Чехословакии, — нелепый жест, исходящий от наций, которые отказались с уважением отнестись к гарантии, выданной целостной, хорошо вооруженной братской демократической стране. Само собой разумеется, эти гарантии так и не были реализованы". (Генри Киссинджер, «Дипломатия», стр. 281).

4.

Дальнейшее хорошо известно. Сэр Невилль Чемберлен, вернувшись из Германии в Лондон, вышел из самолета, размахивая договором и громогласно провозгласил: "Я привез мир для нашего поколения". Общественное мнение во Франции и в Англии ликовало. Но не дождавшись, пока на мюнхенском протоколе просохнут подписи представителей "высоких договаривающихся сторон", в полночь с 30 сентября на 1 октября Польша, а затем и Венгрия, поощряемые Германией, предъявили Чехословакии ультиматум о передаче территорий, населенных польским и венгерским национальными меньшинствами. Уже на следующий день польские части вошли на территорию Тешинской области Чехословакии и в первые же два дня заняли территорию, на которой проживало 80 тысяч поляков и 125 тысяч чехов. ("Год кризиса 1938–1939". Документы и материалы. т. 1, стр. 316–317). Впрочем, роль польских руководителей и степень их ответственности за события предвоенного периода мы рассмотрим в отдельной главе. В марте 1939 года Гитлер спровоцировал дальнейший раскол Чехословакии, и 15 марта немецкие войска вошли в Прагу. Последние остатки Чехословакии, переименованные в "Протекторат Богемия и Моравия", были присоединены к Германскому Рейху.

Мрачные итоги политики «умиротворения», которую с непостижимым упорством на протяжении нескольких лет проводили Франция и Великобритания, подвел Уинстон Черчилль: "Оглянемся назад и посмотрим, с чем мы последовательно мирились или от чего отказались: разоружение Германии на основании торжественно заключенного договора; перевооружение Германии в нарушение торжественно заключенного договора; ликвидация превосходства или даже равенства сил в воздухе; насильственная оккупация Рейнской области и строительство или начало строительства линии Зигфрида; создание оси Берлин-Рим; растерзанная и поглощенная рейхом Австрия; покинутая и загубленная мюнхенским сговором Чехословакия; переход ее линии крепостей в руки Германии; ее мощный арсенал «Шкода» выпускает отныне вооружение для германских армий; с одной стороны отвергнутая попытка президента Рузвельта стабилизировать положение в Европе вмешательством США, а с другой игнорирование несомненного желания Советской России присоединиться к западным державами принять любые меры для спасения Чехословакии; отказ от помощи 35 чехословацких дивизий против еще не созревшей немецкой армии, когда сама Великобритания для укрепления фронта во Франции могла послать только две дивизии". (Уинстон Черчилль, "Вторая мировая война", т. 1, стр. 162–163.)

Все это вместе и называется — "подарить Гитлеру Европу". Советский Союз в «дарении» не участвовал. Советский Союз был единственной из великих держав, который оказывал упорное сопротивление этому «дарению».

Мюнхен полностью изменил карту Европы. Германский рейх существенно расширил свои границы, занял стратегически важные рубежи и, кроме того, приобрел около 10 миллионов новых подданных (т. е. около миллиона потенциальных солдат). За счет австрийских и особенно чехословацких заводов вырос военно-промышленный потенциал Германии. Гитлер укрепил свою власть в стране и добился если не уважения, то, как минимум, покорности генералитета. Но важно не только это. Как признает Черчилль, "Мюнхен и многое другое убедили Советское правительство, что ни Англия, ни Франция не станут сражаться, пока на них не нападут, и что даже в этом случае от них будет мало проку… Россия должна была позаботиться о себе". (Уинстон Черчилль, "Вторая мировая война", т. 1, стр. 173–174).

Мюнхен стал переломной точкой. Плохо было не только то, что у советского руководства возникли очень серьезные подозрения в том, что Запад вряд ли будет препятствовать Гитлеру в его экспансионистских планах. Хуже было другое — после Мюнхена стало очевидно, что, даже решившись, наконец, дать Гитлеру отпор, Англия и Франция могут уже не совладать с этой задачей. После Мюнхена Сталин просто обязан был быть готовым рассматривать альтернативные варианты. Россия, действительно, должна была позаботиться о себе.