Сибирь в формирующейся российской геополитике
Сибирь в формирующейся российской геополитике
Российские имперские идеологи уже с начала XIX века активно осваивают новейшие политические доктрины Запада, дополняя их собственными интерпретациями политико-географической предрасположенности России. В силу особого для российского государства значения пространства, на котором проживало население разных национальностей и конфессий, и длительного социо-культурного взаимодействия с разными цивилизациями геополитические проблемы довольно рано попали в сферу внимания российских исследователей, и они начинают активно использовать географические факторы в осмыслении истории и политики. В.Л. Цымбурский говорит даже о «гипертрофии географического символизма в нашей истории»59.
Петровская вестернизация содержала в себе стремление создать в провозглашенной империи свою европейскую метрополию и свою азиатскую периферию60. Будучи в глазах Запада сама Востоком, Россия в силу своего географического положения и исторических традиций демонстрировала разные варианты восприятия политического, социокультурного и управленческого поведения в отношении азиатских народов. У Российской империи наряду с внешнеполитическими имперскими стратегиями на Западе и Востоке была не только своя внутренняя Европа, но и своя внутренняя Азия, свой «внутренний ориентализм». Сибирский дискурс включал не только потребность национальной самоидентификации России, но также глобальный цивилизационный поиск границы Европы и Азии на северо-востоке материка61. П.П. Семенов-Тян-Шанский писал, что в результате колонизации этнографической границы между Европой и Азией, она смещается все дальше на восток62.
Геополитические представления, выраставшие из славянофильских и панславистских идей, зримо присутствуют в антропогеографической теории В.И. Ламанского. В рамках предложенной им типологии он отделяет Срединный мир (по большей части совпадающий с политическими границами Российской империи, особенно в Азии, где они переходят в границы естественные и этнографические) от мира Европейского и Азиатского и относит его к особому историко-культурному типу, в котором господствуют и преобладают русский народ, русский язык и русская государственность. Но русской часть географической Азии становится не только потому, что там проживают русские, а, главное, из-за того, что она есть продолжение русской Европы. В Азиатской России, в отличие от колониальных владений европейских государств, собственно азиатов немного, русское же население переезжает туда не как европейцы, на время, а навсегда. «В этом смысле и теперь можно говорить об азиатской России, – намечал Ламанский перспективы формирования нового видения российского государственного пространства, – но еще нельзя, и едва ли когда будет возможно, говорить об азиатской Англии, Франции, Голландии, Испании и Португалии»63.
При обсуждении В 1908 году на заседании Государственного совета вопроса о строительстве Амурской железной дороги будущий министр торговли и промышленности В.И. Тимирязев напомнил присутствующим слова знаменитого географа и востоковеда Ф. фон Рихтгофена, который говорил, «что в смысле колониальных владений Россия находится в самом благоприятном условии среди других государств, ибо все ее колониальные владения находятся в одной меже с метрополией и представляют доступные ценные местности»64.
В.П. Семенов Тян-Шанский также призывал перестать делить Россию на европейскую и азиатскую. Он выделял при этом в империи особую «культурно-экономическую единицу» – Русскую Евразию (пространство между Волгой и Енисеем и от Северного Ледовитого океана до южных границ империи), которую нужно перестать считать окраиной и о которой нужно говорить как о «коренной и равноправной во всем русской земле». Она может и должна быть построена по тому же культурно-экономическому типу, как и Европейская Россия, и стать столь же прочной политической и экономической основой Российской империи. Это позволит укрепить систему «от моря и до моря» и сдвинет культурно-экономический центр государства ближе к его истинному географическому центру.
Д.И. Менделеев, отмечая, что территориальный центр России и центр ее народонаселения далеко не совпадают, доказывал, что со временем, благодаря миграционным потокам, демографический центр России сдвинется с севера на юг и с запада на восток. Вместе с тем, у него вызывало беспокойство то, что на карте Россия выглядит преимущественно азиатской. Историческая задача России заключается, по его мнению, в том, чтобы «Европу с Азией помирить, связать и слить»65 Деление же России на Европейскую и Азиатскую Менделеев считал искусственным уже в силу единства «русского народа (великороссы, малороссы и белорусы)», но при этом старался найти такой способ картографического изображения России, где бы выступало первенствующее значение Европейской России.
Н.В. Кюнер, опираясь на предложенную Д.И. Менделеевым новую проекцию карты России, также утверждал, что Сибирь – это «огромный придаток к основному историческому и культурному ядру Европейской России, где были заложены основы нашего политического и культурного бытия, нашего экономического хозяйства и финансовой системы». В условиях Гражданской войны он предназначал Сибири историческую роль «освобождения всей страны от рук поработителей и создания прежней великой и единой России»66. Эти идеи были подхвачены и развиты уже в эмиграции евразийцами, которые предпочитали говорить о едином географическом мире, где нет Европейской и Азиатской России, а есть лишь части ее, лежащие к западу и востоку от Урала67. В.Н. Иванов писал в 1926 году в Харбине, что «географический рубеж Сибири и ее рубеж государственно-исторический никак не совпадают». Сибирь представлялась ему естественным восточным протяжением Московского царства. Он относит к единому «сибирскому культурному типу» не только Восточную Сибирь с Забайкальем, но и губернии Архангельскую, Вологодскую, Вятскую, Пермскую, Казанскую, Уфимскую, области Уральского и Оренбургского казачьих войск, а также все губернии, лежащие между Волгой и Уральским хребтом и севернее степных пространств низовий Волги. «В этих „сибирских“ губерниях и областях, – пишет Иванов, – мы находим известное бытовое культурное единство, они охраняют наш подлинный великорусский, чистый бытовой уклад». Именно здесь, заключал он, находится подлинная «Новая Россия»68.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.